Kitabı oku: «Я – твой должник», sayfa 4
– Мы прекрасно справимся, дорогая, – с нежностью говорит мама. Однажды Ханна подарила ей на день рождения разноцветный органайзер, и теперь она рисует в нем каракули, болтая по телефону. Мама систематизировать не любит. В магазине она ведет тетрадку в твердом переплете, полную только ей понятных записей, типа «Вилки – 68» или «Грег?».
В дверь звонят, и у меня сводит желудок. А если это… А вдруг…
– Я открою! – выпаливаю я. Мама с Ханной переглядываются, но мне все равно. Я бегу вниз, едва не слетая с каблуков, и прокручиваю, что скажу.
Привет, Райан.
А, это ты, Райан.
Привет тебе, путник.
Но у самого порога сердце обрывается. Сквозь матовое стекло видна седая шевелюра, и стоит мне отворить дверь, как раздается ворчливый скрипучий голос:
– Да поживее давай, нечего держать меня на пороге!
Великолепно. Это дядюшка Нед.
Через час Райана все еще нет и в помине, а дядюшку Неда впору прирезать.
Мне всегда хочется его пристукнуть, на каждом семейном сборище. Вместо этого приходится вежливо ему улыбаться, потому что он папин брат и единственный, кто остался из родни по той линии. К тому же мама переживает, когда мы на него наезжаем.
Мы сидим в гостиной. Маминых друзей собралась целая толпа, и все беззаботно болтают. Играет музыка, все уплетают колбасные рулетики, и в воздухе висит сигаретный дым: мама никогда не заморачивается просьбами курить на улице. Папа всегда курил дома, и хотя мама сама никотином не балуется, в других едва ли это не поощряет.
– В магазине все хорошо? – спрашивает дядюшка Нед.
– Неплохо. – Мама бросает на него взгляд поверх бокала шампанского. – Весьма неплохо.
– Ничего удивительного, – заявляет дядюшка Нед. – Майк был настоящим мастером во всем, за что ни брался. Он тебя на всю жизнь обеспечил, Джоанна.
– Так и было, – кивает мама с нежной задумчивостью во взгляде. – Он продолжает жить в своем магазине, я так считаю.
– У него деловая хватка была, – растолковывает дядюшка Нед маминой подруге Пиппе, хотя та в магазинах разбирается не меньше его. – Он знал, что нужно людям, понимаете? Вот голова была! Джоанне только и остается, что продолжать в том же духе.
Во мне все кипит. Я знаю, магазин создал папа, но что за фигню дядюшка Нед несет? Что последние девять лет мама просто плыла по течению?
– Боб очень помогает, – кивает мама на Боба, нашего финансового менеджера, возвышающегося над буфетным столом. Он тянется за колбаской, передумывает, зависает над пирогом с заварным кремом и наконец кладет на тарелку пару чипсов (Боб Стринджер: Самый Осторожный Человек в Мире).
– Боб! – восклицает дядюшка Нед так, словно это слово все объясняет. – Славный старина Боб. Это он тебя на плаву держит.
Меня опять корежит. Боб, конечно, выручает, но отнюдь не он поддерживает нас «на плаву».
– Боб крут, – говорю я, – но и мама…
– В каждой организации нужен глава, – прерывает меня дядюшка Нед. И повторяет с ударением: – Глава дома. А поскольку бедняга Майк нас покинул… – Он сочувственно треплет маму по руке. – Ты отлично держишься, Джоанна.
Я вижу: маму передергивает от его прикосновения, но она сдерживается. Поневоле и я терплю, хотя внутри все кипит. Раньше я, бывало, срывалась, но без толку, – только мама расстраивалась.
Я по-настоящему психанула на прошлое Рождество, когда дядюшка Нед вздумал поучать маму за ланчем. Тогда я ему и выдала. Он побагровел и завел «после-всего-что-я-для-вас-сделал»… Мама разрядила обстановку, заверив его, что я ничего такого в виду не имела.
Я и тогда не сдалась. Утащила маму, все еще наряженную в бумажный колпак, на кухню, перечислила там все услышанные несправедливости и выдала:
– Как ты это терпишь? Ты сильная женщина! Ты всем руководишь!
Я надеялась ее растормошить, но не тут-то было. Она выслушала меня, слегка морщась, и наконец сказала:
– Дорогая, он же не имел в виду ничего плохого. Это все пустяки. Когда нужна помощь, твой дядя всегда рядом.
– Да, но…
– Помнишь, как он помог мне с арендой, когда умер твой папа? Я была совершенно разбита, и тут подоспел Нед. Я всегда буду благодарна ему за это.
– Я знаю, но…
– Он создал для нас выгодные условия, – твердо продолжает она. – Можно сказать, выбил. Он сделал больше, чем может показаться. Конечно, он неидеален, но у кого из нас нет недостатков? У нас у всех есть маленькие смешные причуды.
Я бы не назвала отъявленного женоненавистника маленьким смешным чудиком. Но в конце концов сдалась: все-таки Рождество, а кому охота огорчать маму в праздник?
С тех пор я на своем не настаивала. По какой-то причине маме приятно видеть дядюшку Неда в радужном свете. Она не хочет с ним ссориться. Во многих отношениях она сильная женщина, но тут дает слабину.
И я знаю, почему. Потому что дядюшка Нед – член семьи. Он – живое напоминание о папе. А это для нее дороже всего остального.
– Как на личном фронте, Нед? – спрашивает она, с обычной своей непринужденностью меняя тему разговора. Дядюшка Нед недавно развелся, причем в третий раз. Ума не приложу, что женщины в нем находят, но жизнь вообще штука загадочная.
– Ох уж эти девчонки, Джоанна, – покачивает он головой. – Попадаются иногда симпатичные, но надо же столько болтать! Хоть затычки в уши вставляй.
В который раз я задумываюсь, откуда у папы такой братец. Папа в чем-то бывал старомодным: считал, что роль мужчины – добытчик, не любил плохих слов. Но он уважал маму. Уважал женщин.
Однажды мама после нескольких рюмок сказала мне, что дядюшка Нед пошел в моего прадедушку, а у того был «тяжелый характер». Но в подробности она не вдавалась. А я прадедушку почти не помнила. И для меня дядюшка Нед – одна из неразрешимых семейных загадок, вроде невесть куда подевавшегося ключа от сарая.
– Ты найдешь кого-нибудь, – миролюбиво говорит мама. – А как рыбалка?
Нет! Только не это! Все, теперь дядюшку Неда несколько часов не остановить.
– Ну, – начинает дядюшка Нед. – Был я тут на днях на реке… А, Джейк! – Он отвлекается при виде племянника. – Как дела, мальчуган?
Слава богу. От шестичасовой байки про форель мы избавлены.
– Весьма неплохо, дядюшка Нед. – Джейк ослепительно улыбается. – Наклевывается несколько выгодных сделок. И на этой неделе я еду в Олимпию на Глобальную финансовую конференцию. Бывали там?
Конечно, не бывал. Дядюшка Нед служил в страховой компании администратором в уокингском отделении и не добрался даже до центрального офиса, что уж говорить о Глобальных конференциях! Но он в жизни этого не признает.
– Славные были деньки, – говорит он со смешком, словно катался туда каждый год. – Сделки, выпивка, все такое. Ты же сам знаешь, что на этих конференциях творится, да, Джейк?
– Аминь, – отзывается Джейк, поднимая бокал.
Ну и болтуны. Я-то знаю, что брат едет на эту конференцию только потому, что у кого-то из его приятелей оказалось лишнее приглашение.
– Чего только не бывало у нас на фирме, – говорит дядюшка Нед, выпуская клубы дыма. – Я бы такого мог рассказать…
Он взмахивает сигаретой и сшибает стоящий рядом бокал. Тот разлетается на осколки, и дядюшка раздраженно морщится:
– Пусть кто-нибудь из девчонок приберет.
«Кто-нибудь из девчонок»? Я вся подбираюсь, но тут мама берет Николь за руку.
– Дорогая, – произносит она. – Ты не поможешь?
– А как с администрированием? – обращается дядюшка Нед к Джейку. – Все хорошо?
– Превосходно, – категорично объявляет Джейк. – Столько возможностей открывается!
– Это тебе не пустой звук, – соглашается дядюшка Джейк.
Они разглагольствуют о квалификации и перспективах, но я уже не слушаю. Я смотрю, как Николь убирает осколки. Она безнадежна. Взяла метелку и бестолково машет во все стороны, глядя в мобильник. Она вообще видит, что делает? Разбрасывает стекло по всей комнате. Стекло! Кто-нибудь пораниться может!
Мои пальцы выбивают дробь. Ноги постукивают по полу: шаг вперед, наискось, назад, вперед наискось… Нет, не могу больше.
– Дай сюда. – Я выхватываю у нее из рук метелку. – Осколки нужно завернуть в бумагу.
Я хватаю пустую корзинку из-под хлеба и собираю осколки руками.
– Фикси, ты чудо, – рассеянно роняет Николь. – Ты всегда знаешь, как правильно.
Я хочу послать ее за газетой, но она уже набирает что-то в мобильнике. Придется самой. Я высматриваю осколки на полу с древесным узором и заворачиваю в старую радиопрограмму. И тут надо мной гремит голос Тима:
– Что, Райан вернулся?
Я и не заметила, как Тим вошел. Выпрямляюсь и бросаю:
– Привет!
Но Тим, кажется, не слышит. Смотрит на меня взглядом снайпера, темные волосы прилипли ко лбу. И спрашивает:
– Так вы снова вместе? Вы с Райаном?
Чертов Тим, осрамил меня перед всеми.
– Нет! – радостно верещу я. – То есть не то чтобы это совсем нереально, но…
– Значит, ты считаешь это возможным? – наседает Тим.
– Нет, – сдавленно пищу я.
– Нет, считаешь, – заявляет Николь, оторвавшись от мобильника. – Ты об этом с мамой говорила.
Спасибо тебе большое, Николь. Свернуть бы этот разговор, но Тим не отстает.
– И долго вы были вместе?
– Всего-то ничего, – пытаюсь я отшутиться. – Дней десять. Всего ничего. В смысле, он же в Лос-Анджелесе живет, так что…
– Да, – медленно кивает Тим. – Именно в Лос-Анджелесе. Ты понимаешь, что там другие стандарты? Я про женщин и про то, что они с собой делают. Губы, грудь… И они не меняются с возрастом. Ты насколько стала старше после отъезда Райана? На год? По лос-анджелесским меркам это лет десять.
– Выходит, я старая карга? – спрашиваю я. Но тут не отшутишься: у Тима хватка, как у терьера. Вцепляется в глотку и держит, пока кровь не пойдет. Обычно в таких случаях тактично вмешивается Ханна, но сейчас ее не видно. Куда она провалилась?
Словно в ответ на мой вопрос раздается звонок в дверь, и из холла доносится голос Ханны:
– Я открою!
Пауза, и вот он, трубный глас:
– Ого, Райан! Добро пожаловать!
Все с любопытством разворачиваются ко мне. И я с ужасом соображаю, как выгляжу: торчу посреди комнаты с метлой в руках, даже блеск на губах подновить некогда, и… о господи, вот он!
Он на пороге. Его загар, выгоревшие на солнце волнистые волосы и поношенная футболка затмевают все вокруг. Он идет ко мне, и в комнате воцаряется тишина. А я и подавно дышать не могу. Только в голове отчаянно бьется: «Фикси, держи себя в руках! Не поддавайся надеждам…»
Боже, как он красив. Он блистателен.
– Привет, Фикси! – Он покровительственно улыбается, устремив на меня небесно-калифорнийский взгляд. – Я по тебе соскучился.
И среди повисшей тишины он сексуальным жестом вынимает заколку из моих волос, давая им рассыпаться по плечам.
«Не надо!» – хочу завопить я, но уже поздно. При виде наполовину завитой, наполовину прямой шевелюры у Райана глаза лезут на лоб – и в этом нет ничего удивительного. Я вижу в зеркале свое отражение – вид и правда странный.
Я краснею, а за спиной раздается смешок. Просто отпад. Целый год ждать Райана – и встретить его таким чучелом.
Но я и не успеваю ничего объяснить, когда Райан обхватывает ладонями мой подбородок. Несколько мгновений безмолвно смотрит на меня и крепко целует. Будто плевать ему на мою прическу, и никто, кроме меня, ему не нужен. Сквозь шум в ушах я слышу изумленное восклицание Николь и ворчание Тима:
– Вот черт!
Наконец мы отстраняемся друг от друга. Я чувствую, что все взгляды устремлены на нас, и собираю волю в кулак, чтобы беззаботно бросить:
– С приездом, Райан! Надолго на этот раз? На денек?
Мгновение Райан молча смотрит на меня, уголки рта подергиваются, словно на языке у него вертится какая-то шутка. А потом говорит:
– Вообще-то я вернулся.
– Вижу, – шутливо, в тон ему, отвечаю я.
– Да нет, я вообще вернулся. – Он обводит взглядом толпу гостей, следящих за происходящим. – С Лос-Анджелесом покончено. Я здесь навсегда.
Он – что?!
Я смотрю на него, и в висках стучит кровь. Я не въезжаю в его слова. Или не верю им. Навсегда? Он вернулся навсегда? Я отчаянно пытаюсь подыскать какой-нибудь остроумный ответ, но в горле все пересохло.
– Давай я тебе что-нибудь выпить принесу, – выдавливаю я, и в глазах Райана вспыхивают искорки: понял, в каком я смятении.
– Да, – говорит он и целует мне руку. – Принеси, пожалуй.
Я плетусь к столу с напитками, так и не опомнившись. Я и не мечтала, что он вернется в Англию совсем. Даже в мыслях такого не держала.
И только когда я вытаскиваю из корзины со льдом бутылку пива, на меня наконец накатывает головокружительная радость. Чудес не бывает, я знаю. Но в этот волшебный день одно все-таки произошло!
Глава шестая
Вечеринка идет своим ходом, как это бывает из года в год. Знаю, надо было помочь маме с профитролями. И тарелки собрать. Но единственный раз в жизни я думаю: «Пусть этим займется Николь. Или Джейк. Или кто угодно». Потому что Райан хочет поговорить со мной, по сравнению с чем все прочее меркнет.
Мы уединяемся в маленькой комнате с окнами в сад. Сюда на время праздника стащили мебель из гостиной; мы кое-как примостились на полу между двумя диванами – ну и пусть. Мы целиком захвачены разговором. Райан уже с час изливает мне душу, а я слушаю, как завороженная, потому что ничего подобного не ожидала.
Все, что я слышала от Райана о Лос-Анджелесе прежде, – это гламур. Волнение. Знаменитости. А теперь речь о реальном положении дел. Весьма плачевном. Он не похож на прежнего Райана, он разбит. Измотан. Сыт по горло.
И чем дольше я слушаю, тем больше убеждаюсь, что так и есть. Райан поставил точку. Не знаю, как его так быстро качнуло от «мой дружище Том Круз» до нынешнего состояния, но Лос-Анджелес он больше видеть не хочет.
– Они все там двуличные, – твердит он. – Каждый ублюдок.
Я не совсем въехала, что произошло, вроде там замешаны два человека по имени Аарон. Но суть в том, что Райан с двумя парнями пытался открыть свое дело, и те двое не выполнили обещанного, и теперь он на мели.
– Обдирают как липку, – вяло говорит он. – О работе хотят говорить только в японском ресторане или на яхте. Все только и думают, как бы тебя обставить. Безумие какое-то.
– Ты сказал «на мели», – осторожно говорю я. – Ты же не имел в виду…
– Я без гроша, Фикси, – разводит он руками. – Полный облом. Даже жить негде.
– Черт, – вырывается у меня.
Мне становится не по себе. Как может приключиться облом у Райана Чокера? Я помню, как они с Джейком, семнадцатилетние, разъезжали на кабриолете. У него же были деньги. Были. Как можно вдруг потерять все?
– И что ты теперь… Где…
– Я пока остановился у Джейка. Твой брат – просто супер. Но потом… – Он качает головой, и лучи вечернего солнца играют на белокурых волосах. – Тяжело это. Когда есть мечта и ты полностью выкладываешься, чтобы ее осуществить, и все срывается.
– Знаю, – с чувством произношу я. – Я хорошо понимаю, каково это.
Услышанное вызывает болезненный укол в сердце. Я помню стопку зеленых фартуков под кроватью. Помню захлестывающую горечь поражения.
– Я тоже это пережила, – произношу я, глядя на ковер. – Знаешь, я ведь пыталась запустить компанию по кейтерингу. Провернула уйму работы для супружеской пары, неких Смитсонов. У них было рекламное агентство, и они кормили моими обедами своих клиентов, а мне так и не заплатили. Я оказалась в долгах, и это было… – Так, спокойно. – Я закупила вырезку высшего качества, рассчиталась с персоналом, а они все сожрали и не заплатили ничего…
Как я ни стараюсь держаться, голос дрожит. Обычно я стараюсь не говорить о Смитсонах: больно вспоминать, как меня обдурили. И еще стыдно: зря я не послушалась мамы. Она разбирается в малом бизнесе, знает, какие бывают риски, и она меня предупреждала. Расспрашивала о выставлении счетов, о потоке наличности. А я так хотела, чтобы все получилось на высшем уровне, что приукрашивала положение дел.
Больше я такой ошибки не совершу. Ничего не приукрашу, не скрещу пальцы в надежде на лучшее, никогда не стану выстраивать бизнес на сладких речах, обещаниях и рукопожатиях. Если из этой истории и получилось что-то хорошее, так это опыт. Я стала осторожнее.
– Были и другие моменты, – продолжаю я. – Плохая финансовая ситуация. Я слишком высоко замахнулась. Прорваться на рынке оказалось труднее, чем я ожидала. И история со Смитсонами на пользу не пошла.
– Ты подавала в суд? – с интересом спрашивает Райан. – Может, из них хотя бы теперь удастся вытрясти деньги?
Я качаю головой.
– Они обанкротились.
Это был последний ядовитый козырь у них в рукаве. Проигнорировали счета, письма, даже мои визиты в их контору и объявили себя банкротами. Где-то в базе данных я числюсь среди их кредиторов. Но продолжать дело я уже не могла. Средства кончились, и нельзя было еще раз кинуться к маме. С «Едой Фарров» было покончено.
Тогда я и приняла решение направить все силы на семейный магазин. Потому что я люблю его, это наше наследство, и такое дело мне по плечу. Работа в магазине даже развивает кулинарные навыки, когда я советую посетителям какие-либо продукты.
А когда находит тоска по мечте о кейтеринге, я напоминаю себе: свой шанс я уже использовала.
– Те, кто сам через такое не прошел, не поймут, – говорю я. – Никто.
– Именно. – Райан пристально вглядывается мне в глаза. – Они не знают, каково это. Фикси, ты единственный человек, кто все понимает.
Сердце взмывает вверх: я единственный человек, который понимает Райана?! Главное – не поплыть.
– С девушкой мы расстались, – кратко добавляет он. – Люди раскрываются в таких ситуациях.
Он трет ладонями лицо, словно пытаясь стереть воспоминания.
– Чего я только не делал. Пытался с ней объясниться. Но такие девушки… Это пустышки. Как личность ты их не интересуешь, они смотрят, что ты можешь им дать. Сколько на них потратишь. Как поможешь в карьере. Едва она поняла, что у меня проблемы… – Он щелкает пальцами. – Все кончилось.
– Стерва, – вырывается у меня, и Райан благодарно улыбается в ответ.
– И что теперь? – спрашиваю я. – Что ты собираешься делать?
– Понятия не имею. Но это будет что-то совсем другое, понимаешь? – с напором говорит Райан. – Без всяких дурацких дымовых эффектов и зеркал. Настоящие люди. Настоящая работа. Рукава засучить – и вперед.
– Ты со всем справишься, – говорю я. – А накопленный опыт – это… прекрасно!
Райан пожимает плечами.
– Скажем так, свои слабые места я знаю.
– Тогда остается только решить, чем ты займешься, – подбадриваю я его. – Найди новое направление. В смысле, иногда надо спуститься на несколько ступенек, чтобы потом взобраться по лестнице выше…
– Конечно, – криво улыбается Райан. – На пост генерального директора я не претендую.
Некоторое время он смотрит вдаль, а потом тихо добавляет:
– Чему я научился, Фикси, так это не высовываться.
На меня вновь накатывает волна теплоты. Он такой же, как я. Получил от жизни удар – но не сломался. Дудки!
– Вот и хорошо, – прочувствованным тоном говорю я. – Это действительно смелый шаг – начать все заново. Я знаю, что ты переживаешь.
Я потягиваю вино, обдумывая возможные варианты для Райана, а сама потихоньку любуюсь его накачанными плечами. В прошлом году он выглядел хорошо, в этом – сногсшибательно. Могучие мускулистые руки, гладкая кожа. Ходячая реклама здорового калифорнийского образа жизни.
– Так что дальше? – продолжаю я. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Излил тебе душу – уже полегчало. – Райан поднимает на меня свои голубые глаза, и внутри что-то сжимается. – Теперь, наверное, надо обратиться в агентство по найму.
– В агентство? – Я ухватываюсь за эту мысль. – Конечно! Да тебя там с руками оторвут. У тебя же опыт работы с голливудскими компаниями. Ты для них находка!
– Фикси, – Райан снова вяло улыбается. – Ты умеешь подбодрить.
– Я действительно так думаю, – тихо говорю я.
Я уже надеюсь, что Райан сейчас наклонится и поцелует меня, но ничего подобного не происходит. Он встает и поворачивается к столику с наградами. Мы этой комнатой почти не пользуемся, и я привыкла, что на них никто не обращает внимания. Кроме мамы, конечно. Но теперь Райан с интересом разглядывает каждый кубок.
– Я и забыл про твое фигурное катание, – говорит он. – Наверное, ты и об этом мечтала? Что случилось?
– А, это… – Знакомый укол в сердце. – Так, пустяки. Забудь.
Я тоже встаю и нехотя слежу за его взглядом.
– Но посмотри, у тебя же получалось! Я так и не понял, почему ты бросила коньки.
Он берет фотографию в рамке. Я, тринадцатилетняя, в аквамариновом платье, делаю «ласточку» на льду.
– Да просто интерес пропал, – слабо улыбаюсь я и отворачиваюсь в сторону.
Фотография вызывает тяжелые воспоминания: это тот самый день, когда все изменилось. Я работала над программой месяцами, вся семья пришла, чтобы меня поддержать.
Если я закрою глаза, то снова перенесусь на каток, за многие годы ставший для меня вторым домом. Вспомню сухой морозный воздух. Шелковую отделку на платье. Мрачный Джейк вызывающе смотрел, как мама суетится вокруг меня с фотоаппаратом. Он злился: мама застукала его с бутылкой и перестала давать деньги на карманные расходы. А отыгрался он на мне. Я думала, он подошел, чтобы пожелать мне удачи. И меньше всего была готова к тому, что произошло на самом деле.
– Сколько часов? – прошипел Джейк мне на ухо. – Сколько долбаных часов мне пришлось тут торчать, глядя, как ты катаешься? Мама на этом помешалась, папа тоже тащится, ну а мы с Николь? Ты понимаешь, что нам жизнь сломала?
И ушел, прежде чем я опомнилась. Меня всю трясло.
Я могла бы обвинить Джейка в своем провале. Сказать, что он выбил меня из колеи, и в этом была бы доля истины. Я каталась, а у меня дрожали ноги. Я никогда, ни разу в жизни не предполагала, что в моем фигурном катании может быть что-то плохое. Я всегда считала, что Джейк и Николь гордятся мной. Мама так говорила!
Но теперь я смотрела на все глазами брата. Мамина зацикленность. Деньги, потраченные на тренировки и костюмы. Все сосредоточено на мне. Это стало очевидным до боли. И я не смогла сконцентрироваться на своей задаче и упала. Скверно упала.
Потом все твердили мне: не переживай, на тренировках же получалось, значит, в следующий раз получится. Но в душе я в это не верила. Через три месяца я окончательно забросила фигурное катание, хотя Джеймс, мой тренер, и пытался меня отговорить.
Я не могу обвинять во всем одного Джейка. Дело было во мне. В моем характере. Лучшие фигуристы – прирожденные артисты. На публике они расцветают. Брат завидует? Их бы это только подстегнуло. Перед прыжком они подумали бы: да пошел ты! И сделали бы все еще лучше. А я после выпада Джейка, прыгая, думала: прости меня.
Беда в том, что чувство вины до добра не доводит. Оно тянет вниз. Под конец я с трудом отрывала ноги от льда.
– Ты еще катаешься? – спрашивает Райан, и я чувствую, как мое лицо сводит судорогой.
– Нет, – коротко отвечаю я, но спохватываюсь, что это прозвучало слишком резко. И добавляю: – Я пробовала снова после выпускного. Ни в каких соревнованиях не участвовала, получила квалификацию тренера и обучала новичков.
– Тебя, наверное, от катков тошнит, – смеется он.
– Точно, – соглашаюсь я, хоть это и неправда. Я все еще люблю катки. Хожу в «Сомерсет Хаус» каждый год, как только там заливают лед. С радостью смотрю, как бегают, кружатся, шлепаются люди на коньках. Но сама стою в стороне.
Я забираю у Райана фотографию и осматриваюсь в поисках чего-нибудь другого, но тут вваливается Джейк с пивом.
– Вот вы где! – восклицает он почти обвиняющим тоном.
– Ты маме помог? – спрашиваю я, но Джейк пропускает мои слова мимо ушей. Видит фотографию у меня в руках и закатывает глаза.
– Хвастаешься былой славой, Фикси? Видел бы ты, как она плюхнулась на задницу, – со смешком обращается он к Райану. – Классика. Жаль, я не заснял.
– Не верю. – Райан подмигивает мне. – Готов спорить, ты никогда не плюхалась на задницу.
Я молча ставлю фотографию обратно на комод. Я никогда не упоминала тот день при Джейке. И к тому разговору мы больше не возвращались. Он хоть знает, как меня приложил?
К черту! Жизнь продолжается.
– Постойте! – Меня осеняет идея. – Райан, а ты ведь мог бы поработать немного у нас в магазине. Попробуешь себя в розничной торговле. Мы тебя всему научим! А потом переберешься во что-нибудь… посолиднее.
Выдаю это как обычное деловое предложение, а у самой сердце заходится от безумной надежды. Это же идеально! Буду видеть его каждый день, он почувствует себя членом семьи…
– На этот счет я не уверен. – Райан морщит загорелый нос. – Мне будет неловко на вас работать. Джейк, старик, это ты мне пива принес?
Я изображаю улыбку, лишь бы не выдать своего разочарования. Почему он решил, будто это неловко? Ничего подобного! Но настаивать бесполезно. Не хочет работать у нас в магазине – его дело.
– Так ты помог маме? – снова спрашиваю я Джейка. – Или, может, Николь помогла?
– Господи, Фикси, отвяжись! – закатывает глаза Джейк. – Я маму даже не видел.
С появлением Джейка лопается волшебная защитная оболочка, в которой мы уединились. И внезапно на меня снова накатывает чувство вины. Это я увильнула от работы. Позабыла о празднике и вообще обо всем, кроме нас с Райаном.
– Пойду посмотрю, как там мама, – говорю я. – Вы же ее знаете. Наверняка она опять на кухне.
Благородство тут ни при чем. Мне нужно успокоиться, побыв рядом с мамой. Джейк выбивает меня из колеи, как будто для этого мало одного Райана. Срочно нужна инъекция маминого спокойного, любящего, ободряющего голоса. Пусть скажет что-нибудь такое, отчего я улыбнусь и посмотрю на все совсем другими глазами.
По дороге я заглядываю в гостиную. Все расселись: кто на стульях, кто на полу, болтают, курят и жуют. Но мамы тут, конечно, нету. Я так и знала.
– Мам? – зову я, направляясь по коридору в глубь дома. – Мам, ты здесь?
Я замечаю знакомую голубую ткань через приоткрытую кухонную дверь, но почему-то она не там, где надо. Я ускоряю шаг, хмурюсь, пытаясь осмыслить увиденное. Что-то не так, но я не пойму…
– Мам?..
Я широко распахиваю дверь, и сердце замирает от ужаса.
Мама неподвижно лежит на столе. Рука сжимает кондитерский мешочек, волосы закрывают лицо.
– Мама… – сдавленно окликаю я. – Мам!
Я осторожно касаюсь ее плеча, но она не отвечает, и тогда все у меня внутри сводит от ужаса.
– Мам! Помогите! – ору я в дверь, а сама хлопаю маму по щекам, пытаясь понять, дышит она или нет. Не нахожу пульса, но где он должен быть, этот пульс? Надо было ходить на курсы первой помощи…
– Мама, проснись, пожалуйста! Помогите! Кто-нибудь, ПОМОГИТЕ! – снова хрипло ору я, и по лицу бегут слезы. – На помощь!
По коридору грохочут шаги. Трясущимися пальцами хватаю телефон, все происходящее кажется нереальным. В жизни не набирала 999, и еще гадала, каково это. Теперь знаю. Это самое страшное в мире.
