– Ну вы тут устроили! Что за порн! – мокрый Невский с обильно стекающей с него водой наклонился над столом роняя капли, – нужно немного калорий принять, жидких и твёрдых, – оправдываясь он начал ворошить еду.

Антон заворачивал ветчину без хлеба в большие прозрачные темно-желтые квадраты сыра. Затем обернув это ещё раз в широкий лист хрустнувшего салата отправил в большой рот. Не сводя глаз с целующейся парочки, быстро прожевав запил прямо из горла шампанским.

Отлепившись от Аделаиды Николай поднял глаза на Невского.

– Это мы засвидетельствовали наше братство, углубили наше обращение на «ты», Аделя теперь мой брат! Брат по мечу и оралу!

– А можно мне тоже стать Аделаиде братом по оралу? – Невский, перестал жевать и превратился в слух услышав знакомое слово, затем громко раскатисто засмеялся.

Аделаида, томно закинув голову с мокрыми волосами назад, подняла узенькие щелки глаз всматриваясь в лицо Антона, – у вас вон там полная ванна народу бултыхается с кем можно побрататься в оральном или каком другом смысле, – она указала на бассейн где над водой мелькали головы девушек.

– Да – да, думаю там есть кандидаты для хорошего немецкого слова «Bruderschaft», Катерина например, – Николай всматривался в поверхность бассейна, – только Самуилу с директором не предлагай, они уже запечатлели себя по всем параметрам братства, теперь главное, чтоб не утонули в этом малахитовом лягушатнике в поисках жемчужин!

– Катерина имеет достойный «Schacht», просто поверьте на слово, – кивнула в подтверждение Аделаида.

Веселые крики и визги девушек разбавляемые басом Самуила заполняли пространство зоны отдыха. Льющаяся вода вперемешку с пошлой застольной музыкой какого-то русского канала создавали атмосферу длительного свадебного застолья. Непонятно кто больше подходил на роль жениха и невесты Николай с Аделаидой, Самуил с директором или Невский со своим гаремом. Ясно было одно, что отдыхается всем весело, скучающих по углам не наблюдалось, кроме Родионыча «на часах».

Обтерев лицо и руки от жира голубой салфеткой Невский побежал опять по направлению к купающимся прихватив очередную большую темно зелёную запотевшую бутылку.

Высохшие и окончательно отошедшие от банного теплового удара по организму молодые люди осматривали себя, стол, беснующихся купальщиков в бассейне. Изредка поглядывая на экран в оплывшие или натянутые лица российской эстрады.

На миг глаза их встретились. Нагота обоим шла. Не стесняясь они сидели в расслабленной позе. Аделаида отпив шампанского картинно хрустела свежим ярко-зелёным огурцом. Николай улыбаясь поглядывал на её движущийся подбородок.

– Николай вот вы столько знаете, столь сильно духовно обогащены, а в практической плоскости работают ли ваши знания? Допустим, применяете ли вы хоть малую часть в реальной жизни?

– Таки мы же с вами стали на ТЫ! Аделаида, что за …?

– Каюсь Николай, тебе просто не идёт короткое имя, вообще с тобой не вяжется, а с длинной формой сразу хочется добавить ВЫ.

– Отпускаю тебе этот грех дочь моя. А как тебя сократить? Уменьшить до ласкательного? Адель, Аделя, Ад? – Николай улыбнулся уголками губ.

– Мне очень нравится Ада, – Аделаида кокетливо хлопнула ресницами.

– Принято. На счёт второго вопроса очень долго объяснять, пойдём я лучше тебе горячей практики в парилке преподам. Умею опытно обработать. Учили лучшие реабилитологи – эротологи. Отхлестаю по науке, так сказать, дорогая Ада, – Николай лукаво прищурился заглядывая в лицо девушки.

Дотронувшись губами слегка бокалов они направились в сауну снова.

Нестерпимый жар заново крепко стиснул обоих.

– Для начала устраиваемся на сковородке поудобнее, – Николай указав девушке на верхнюю полку. Он достал веники и тщательно их осмотрев стряхнул воду. Просушил слегка над каменкой. Чья-то войлочная шапка не по размеру, прихваченная с крючков в предбаннике на манер будёновки спадала с головы Николая. Николай был похож на заправского деревенского мужика. Степенного и профессионального. Для реальности картины не хватало вил и ватника. Он деловито подкинув пахучей влаги на камни. Затем немного подождал пока пар, ударившись о потолок, опустится на кожу. Аделаида лежала на полке животом вниз. Её волосы торчали из-под такой же шапки натянутой на голову по самые плечи. Тело было скорчено в нервном ожидании жары и мокрых прутьев веников.

– Не нужно так переживать Ада, баня это, прежде всего релакс, а не стресс, прошу ослабить ягодичную улыбку, – Николай, нагнувшись над девушкой начал мягко водить по её телу разгоряченными листьями березы. Упругий комок мышц под вениками и ароматным тёплом начал постепенно обмякать. Николай знал своё дело. Работал вениками как-будто всегда стоял на этом посту. Водил по частям тела то быстро, то медленно. Несильно похлопывал. Раскатывал валиком по лопаткам всей поверхностью. Снова водил используя опускающееся тепло от потолка.

– Что это было? У меня такое ощущение, что это был секс, и похоже, что я сейчас близка к его финальной стадии, – Аделаида глухо постанывала под умелым напором веников Николая.

– Переворачиваемся на спину, – белые зубы Николая блеснули в полумраке.

Влажная тёмная фигура в налипших на тело в разных местах листочках перевернулась на спину.

– Николай, я забираю обратно весь свой скепсис! Ты гуру не только в языковых баталиях, но и руки у тебя откуда нужно торчат! Если честно давно такого прихода не ловила, внутри меня как-будто разорвалась граната сладострастия. Хочется тебе сказать, Николай, я ваша на веки! – разгоряченная эмоциями Аделаида положила руки под голову и бесстыдно раскинула ноги.

– Спасибо. Умеем немного. Смотреть конечно приятно на такой качественно сделанный продукт, но давай одну руку прикрой грудь, другую положи на свой бермудский треугольник. Заключительный тепловой аккорд, может прижечь твои нежные участки, – Николай разгонял над телом девушки вениками жаркое дыхание печки.

Николай работал очень сосредоточенно. Для него женская нагота была источником вдохновения. Он был мастером. Непревзойдённым художником жаркого момента. Веники служили ему кистью. Тело девушки было живым и трепещущим шедевром. Широкие мазки сменялись резкими штрихами и наоборот. Шедевр сначала замер, а затем опять застонал в тягучей истоме.

– Длись минута вечно, это больше чем секс, даже тантрический. Моя оболочка истончена. Я близка к просветлению. Просветление от веника. Господи, да кто же мне поверит? Ох… – Аделаида взмахнула руками в воздухе на мгновения оставив сосредоточенно работающему вениками парильщику беззащитные интимные места для обработки кистями.

– Лежим ещё три минуты мертвяком, – Николай очень медленно и заботливо полил заранее приготовленной холодной водой распаренное тело Аделаиды затем тяжело сел на скамейку.

Они оба вышли шатаясь из парилки. Николай от усталости. Аделаида от расслабления. Сразу направились к холодному душу.

Широко скалясь за столом сидел Невский. На лавке рядом лежал Михаил Абрамович сипло вздыхая через раз.

– Николай не возражаешь я тоже пойду с девочками поплаваю? – Аделаида тряхнула мокрой головой.

Николай отрицательно покачал головой садясь за стол. Невский услужливо поставил ему полный бокал.

– Оу шиит, как же хорошо! – директор, лёжа что-то жевал, – разве такое забудешь? Из таких приятностей вся наша жизнь и должна состоять, как могут люди жить без этого? Лично я даже не могу представить, что такой отдых отсутствует!

– Ну вечно так зажигать душа устанет, необходимо окунаться иногда в серую моросящую петербургскую депрессуху. Тогда даже маленькое событие будет грандиозным отдыхом, – Николай отпив из бокала посмотрел на директора.

– Бля, хватит вашего унылого говна! Парни хорош мой мозг переключать, я только отошёл от воспоминаний о детском доме и вечной голодухе, а вы тут опять однострунную пискливую балалайку заводите. Вот лично я желаю, чтобы такие дни, вечера, да вообще время длилось вечно. Что бы отпечатывалось в мозгу раз и навсегда в подробных деталях, расписанных по минутам счастья. Чтобы как нескончаемый фейерверк, настоящие обоюдные затяжные фрикции с жизнью. Чтобы желание никогда не ослабевало. Чтобы все вокруг жили по-другому, а не так: «я сейчас эту жизнь быстренько отживу и в следующей уже точно все будет по-другому». Я такого насмотрелся, что порой сам хочу забыть это бесповоротно. Хочу помнить такие дни как этот. Этих девчонок. Каждый сантиметр их тела. Эту еду. Каждую красивую калорию. Своих друзей. И проведённое время с ними. Атмосферу этого вечера, наконец, – Невский говорил со страстью почти без пауз, его глаза лихорадочно блестели.

Девушки визжали и брызгались в бассейне не желая вылезать к столу. Самуил вылез из бассейна посмотрел что-то в телефоне и ушёл в темноту коридора. Некоторое время компания за столом молча выпивала. Николай решил налить себе коньяк. Какие-то вечно беспокоящие ноты его души отозвались внутри из-за слов Антона.

Из темноты коридора появился Самуил ведомый Максимычем.

– Ну что господа всё пучком? Приказания? Пожелания? – служитель комплекса вытянулся по струнке.

Антон отрицательно махнул рукой в сторону. Директор с Николаем даже не повернулись. Самуил с усилием, чтобы не завалится, подсел к распластанному директору.

– Вы чего тут загоняться начали? – несмотря на вялые движения Самуила медленно наливающего себе и директору коньяк голос его звучал бодро, – по моему все идёт весело и непринуждённо.

– Да не то чтобы. Михаил Абрамович начал, я обозначил, Антон усугубил. Короче, господин директор заодно с господином Невским, ну вообщем ничего нового, хотят вечного кайфа. Ну как бы помнить гуд и забыть бэд. Я думаю все немного сложнее. Просто хорошо им. Развезло, вот и эмоции и подоспели, – Николай выпил нагретый рукой коньяк. Отломил немного от большой чёрной плитки. Горький шоколад не хотел таять во рту хрустя шершавыми кусочками на зубах.

– Меня тоже развезло. И это отличный кайф, правда у меня он другой. Меня, когда мне хорошо, всегда посещает одна мысль. Греет одно желание. Я бы хотел вечно помнить своих родителей молодыми. Они конечно и сейчас ничего. Блин, но тот блеск. Та широта и перспектива, та глубина, задорность, даже задиристость в их глазах на студенческих черно-белых фотографиях. Хочу их тех живых…, наверное, больше всего. Думаю, мы были бы ещё ближе, – Самуил выбрал из груды еды крупный ярко-желтый банан.

– Нееет, не хочу забот, – у Михаила Абрамовича слово «нет», получилось по овечьи нараспев.

– Родионыч, а ты как насчёт вечного кайфа? – Невский весело кивнул начальнику охраны, слившемуся со стеной и выпавшего из общего веселья.

– Ну, это ведь в человеческой природе заложено получение удовольствия и избегание боли. Организм нами управляет. Направляет. Память избирает. Стирает боль. Это философски. А если личное, то мой рай длится два летних месяца на даче в Стрельне. Когда я собственник и командир сам себя. С женой и близким другом. С любимой верной собакой. Почти также сидим, выпиваем в бане или под яблонями. Содержим огород. Жарим шашлык. Много разговариваем и никогда ни с кем не ссоримся. Это мое удовольствие, но в моем личном маленьком рае посреди большого мира. И другого мне не надо. Это мой максимум, – Родионыч как-то обмяк, подобрел, было видно, что в своих мечтах он посетил тот самый личный рай.

– Николай, я вот чувствую, вы копите сказать. С петербургским депрессионизмом все ясно. Мы это имеем. Все. Не можем без оного. Окунаемся ежедневно. При помощи нашей погоды или любителей особо усугубить меланхолии. Затем заражающих по цепочке остальных. А что все-таки с вашим видением или вашими желаниями? Вы как персона особо одаренная меня очень интересуете, – директор попытался встать с лавки. Безуспешная попытка закончилась неудобной позой на локтях. Михаил Абрамович в финале зацепил взглядом Николая, на минуту оторвавшегося от разглядывания этикетки на бутылке.

– Естественно уважаю отдых, как и все. Есть ситуация когда отдых штырит пуще чем у соседа. И дело не в одном холодном душе из эмоций. В депрессивном контрасте, который для пущего эффекта. Я говорю о наполнении черепной коробки постоянно прибывающим потоком знаний. Неважно чем. Зависит от носителя этой коробки. Про жучков паучков, про звёзды, детали машин, торговлю резиновыми изделиями, освоение новых технологий, погружение в пучины специфических знаний и многое другое…

– Коля иди ко мне я тебе дельфина превращающегося в ёжика покажу, – Аделаида заразительно захохотала и сильно брызнула локтем по поверхности воды. Катерина прыгнула ей на плечи выскочив полностью из воды.

Брызги разлетелись по всему помещению. Мужчины улыбнулись обернувшись на продолжающих резвиться в бассейне балерин. Николай кашлянув посмотрел на Самуила.

– Так вот. По неспешной юности я игнорировал тот факт, что от жизненного опыта, постоянного обучения чему-то новому прямо зависит качество и глубина получаемого удовольствия. Прошу не путать с обычным выпиванием по поводу и без. И не только алко. Это про любые доступные из возможных поисков эндорфинов. Я говорю про тотальный взрыв эмоций. Передоз помогает первое время. Вкурить, что это максимум, могут немногие, усугубляя чем-нибудь ещё более тяжелым. На собственном опыте, на примере почивших друзей, я осознавал, что выстраивалась стройная шкала системы удовольствий и получаемого от них эффекта. Все по полочкам.

Николай перевёл дыхание, окинул взглядом каждого, поднял бокал и не чокаясь легко опрокинул внутрь. Слушатели внимали не улыбаясь, но и интересом. Отечественные шлягеры приглушили. Девушки семенили парами или по одной погреться в парилку и обратно. Изредка подбегали к столу смущенно улыбаясь брали фрукты или бокалы с напитками косясь на лежащего директора.

– Про острие и дно понятно, а что главное? Для тебя-то, что есть то самое удовольствие? В чем оно у тебя заключается? Ты образован, спортивен, упакован по всем параметрам, одежда, квартира, машина. Девушки в твоей жизни красивые есть. Блестящие перспективы в бизнесе. Вроде как стремиться больше не к чему, пожинай свои плоды и не напрягайся, но ты постоянно, бороздишь что-то новое. Новые языки. Новые страны. Новые люди. Про книги я вообще молчу. Дальше то что? Куда? – Антон вопросительно развёл руками в разные стороны.

– Много, – Николай выпил снова.

– Это ответ, на какой из вопросов? – Самуил перевёл взгляд с бокала на бутылку.

– Вопросов слишком много, а говорить все тяжелее, – Николаю показалось что язык во рту еле помещается.

– Николай может вам просто прожевать? – у директора заурчало в животе.

– Короче. Как и все. Ноги, руки. Как у всех. Отдых. Как отдых. Да, чувствую себя намного лучше при наличии атрибутов самоуважения современного мужчины. Но все в этой жизни приходящее и уходящие. Удовольствие в том числе. Есть как в песне только миг «за него и держись». Есть твой багаж. Твои мысли. Твой образ жизни. Все твоё чем ты себя улучшаешь внутренне. Делаешь постоянный апгрейд. Все что тебя поднимает на одну ступеньку выше к просветлению. К Богу, если угодно. Делает чище. Конечно, знание умножает скорбь. Но смею заверить, что одно и тоже вино абсолютно разное на вкус до лекции и после. Запах хлеба другой до книги и во время её чтения. Эти знания делают душу крепче. Делают приход от отдыха, как такового, сильнее. Даже если ты трезвенник и тебя просто от жизни прет на сухую. Мне глубоко симпатичны ваши виды ценностей и удовольствий. Ваш подход. Семья это важно. Свой приусадебный угол. Жена или девчонки и вино под хороший шашлык. Собакен. Тысячу раз да. Но мой выбор это новые знания мира. Потерять можно здоровье, доходы, любимую семью, в конце концов вкус к жизни… А своё Я, нет. Свои мысли, нет. Своё нажитое, нет. Это невозможно отнять. Кто бы какие усилия не прилагал. Коробка держит в чулане накопления и выпускает в нужный момент,– Николай медленно опрокинул ещё один коньяк.

– Завернул, – директор опять попытался встать с лавки, – я над этим завтра подумаю, сейчас желаю ещё коньячку.

Стало заметно, как ватное тело Николая почти налегло на стол грудью. Крупные помидоры на столе под тяжестью Николая раскрылись широкой трещиной обнажая желтоватые семечки внутри.

– Там подъехала чёрная «BMW», девушка говорит что телефоны никто не берет. Просит позвать Самуила, – Максимыч виновато осматривал помещение переводя по очереди взгляд на каждого.

– Родионыч, помогите пожалуйста этого философа и любителя черепных изысканий из земных видов удовольствий транспортировать до поданной кареты. Фурия Светлана примчала за своим любимым телом, – Самуил посмотрел жалобно на начальника охраны, хотя самому нужна была транспортировка, но он упрямо одевался несмотря, ни на что.

Николай действительно был в своём мире. Отсутствовал за столом. Где-то внутри него крутилось личное кино. Он не слышал сказанного. Не замечал происходящего.

Родионыч со служителем комплекса по кивкам Самуила, подбирал с пола и вешалок одежду. Вдвоём они помогали одевать послушного как ребенка Николая.

Балерины, превратившиеся в русалок, по-прежнему плавали в бассейне, но уже не так резво. Антон улыбался глядя на подготовку Николая к выходу. Самуил уже одетый пил коньяк из бутылки как горнист. Директор производил звуки музыкального храпа.

Николай, придерживаемый с двух сторон, поклонился непонятно кому. Со стола взял плитку шоколада и две бутылки минералки.

– Подлечиться, – ударил бутылками друг об друга махнул небрежно головой Невскому на прощание.

Николаю показалась, что он только на краткий миг прикрыл глаза. Когда открыл вновь, то увидел до боли знакомый задний диван своего собственного автомобиля.

– Спасибо что позвонил, а то я места себе не находила. Люблю эту заумную свинью. Не желаю его делить с кем-то.

– Свет да какие тяги. Тебе спасибо, что так быстро разрулила, сначала машину потом нас собрала в единое целое, – Самуил искренне надавил на «единое», – давай заскочим в магаз, сиги нужны, да похмел киллер и пожрать на утро чего-то.

Светка умело управлялась с машиной. Везла быстро и аккуратно. Поглядывала на Самуила и иногда в зеркало заднего вида на трясущегося на сидении Николая.

На очередном светофоре Николай еле успел открыть дверь, как его нутро изрыгнуло на влажный асфальт гремучую смесь. Резкий запах коньяка с желудочным соком проник в машину.

– Вот еду и алкоголь точно можно отнять, даже таким необычным, я бы сказал непопулярным, способом, – Самуил захохотал, глядя на судороги тела Николая.

– Чего? – Света недоуменно посмотрела сначала на Николая потом на Самуила.

В этот поздний ночной или ранний утренний час в городе все равно хватало машин. В мегаполисе выходные, народ перемещается. Зажегся зеленый свет. Поток машин равнодушно к чужим проблемам неторопливо обтёк чёрную одинокую машину на аварийке со свесившейся головой из пассажирской двери.

***

Ночной Петербург мелькал за окнами машины. Начинал накрапывать обычный мелкий дождик. Капли быстро съезжали по боковому стеклу по диагонали. Оставляли тонкий след из мельчайших частиц воды.

Фонари выхватывали ограждения вдоль проезжей части то желтым, то белым шаром. Неровные слепые пятна темноты между уличными лампами соединялись за границей света во что-то глобально чёрное. Колючая вода билась внутрь тёплой машины пытаясь преодолеть темное стекло.

Пустынные улицы неприветливо бежали темной сплошной линией. Цифры «24» ночных магазинов или просто яркая реклама светились как островки жизни среди необитаемых территорий. Одинокие окна, как правило, кухонные, за мелкой водной пеленой нечетко проступали из мрака.

В машине играло радио. Юрий Антонов напоминал про все ту же самую крышу дома. На смену ему заступил Михаил Боярский со своей тоскливой ностальгической волынкой про зеленоглазое такси. Обычно востребованный под свой лад источник звука никто не трогал. Музыка была частью ночи.

Тёмный Петербург был неузнаваем. Из черно-белой картины за окном выделялся больше всего чёрный. Мокро и темно. И хорошо ещё. В машине пахло алкоголем, прелостью и уютом. К счастью аромат духов Светы заглушал рвотную историю Николая.

В машине все молчали. Смотрели в темноту. На усиленно трудящиеся дворники, на соседние машины на светофорах. На полусонных людей в этих машинах. Из-под колёс машин с колеи вырывались обильные фонтаны воды. Петербург привык к воде. Она повсюду. С неба, под ногами, висит в воздухе так, что можно потрогать. Город воды и мостов.

Темно, тепло, спать.

Хлопки дверей. Возня.

Николай аккуратно прислушался, затем приоткрыл глаза. Большая тёмная, пыльная комната напоминала офицерскую казарму… Необычная люстра.

На кровати рядом кто-то заворочался.

– Право на использование фотографии в обложке и дизайн обложки книги принадлежит автору книги Неотумагорину Стасу, фотография была сделана лично, о чем имеется подтверждение в несколько дублей в собственной фотогалерее.