Kitabı oku: «Пантера 1-3. Коял. Обретение»

13 сентября 1997 года

Казахстан, Восточно-Казахстанская область, село Предгорное

Стоял теплый погожий сентябрьский день, что не могло не радовать двух юных путников (девушке скоро исполнится двенадцать лет, а юноше уже исполнилось недавно двенадцать), ведь они вернулись на родину Одина (а путниками были именно Один и Наташа) не потому, что ностальгия одолела. В небольшой деревеньке, что в Восточном Казахстане, в предгорьях Алтая, три месяца назад, они самостоятельно похоронили всех тех, кого так любили, самых близких им людей. Злобные монстры, с коими путники сражались все это время, помогли не свихнуться от одиночества, не сойти с ума… и нежные взаимные чувства.

Боль ушла, но грусть осталась, чем ближе они подходили к могилкам, беспрестанно оглядываясь по сторонам. В общем, это село более или менее оправилось от землетрясения, в чем активно способствуют само государство и мировая помощь. Но Риддер и окрестные селения, кои оказались в эпицентре землетрясения, разрушены основательно и восстановлению едва ли подлежат, и объявлены зоной экологического бедствия – добывающая, обогатительная и металлургическая промышленность, уничтоженная в один момент, наносит потрясающие бедствия по своему размаху…

Улицу, на коей жил Один, и даже один день – Наташа, никто не пытался восстановить. Зачем восстанавливать улочку, на которой не осталось ни одного жителя – и до толчков здесь обитало всего три семьи, а нынче? Нынче на руинах царствует растительность безраздельно, лес старался как можно быстрее поглотить освобожденную от человека территорию, пусть и совсем небольшую.

К могилкам пришлось продираться сквозь заросшую репейником, крапивой и чертополохом тропу. М-да, быстро природа забирает свое. Могилы, наверно и вовсе не узнать. Их и впрямь ждал сюрприз, коий они не сразу обнаружили. И дело было не в буйствующей растительности. Кто-то зачем-то копался в надгробных холмиках и после своей чудовищной деятельности пытался грубо вернуть им прежний вид нетронутости.

Один пробрался к могилам, а Наташа замерла в десятке метров от ближайшей, словно споткнулась, зрачки широко расширились в ужасе – какой нужно быть тварью, нелюдью, чтобы такое свершить?! Для чего? Один спиной почувствовал изменения в настрое подруги так остро, что даже забыл, зачем они пересекли несколько тысяч километров от Западной Европы до Средней Азии. Он резко повернулся к ней, сузив глаза – и ему не понравилось, что такой взгляд направлен на курганчики. Один осмотрел их очень пристально, с особым тщанием – в зомби и оживших мертвецов почти не верил, тем более – в оживших родителей.

– Лена нам… успела… отомстить?! – Наташа не утверждала, а спрашивала, хотя знала, что едва ли Один сможет сказать что-то вразумительное.

По щекам текли неудержимо слезы.

Деревца, посаженные ими, росли криво, несколько и вовсе высохли или переломлены, растительность на холмиках и вокруг недалеко ниже и реже, чем во всей остальной поляне. И насыпи не столь идеально овальные, каковыми их оставили три месяца назад.

Один все же ответил Наташе внятно и доказательно (как ему казалось):

– Сомневаюсь. Лена – злобная тварь была, но убита около трех месяцев назад, а могилы испоганены не больше месяца назад. Даже если бы это сделала она, не стала бы скрывать следы преступления. Зачем на такую «мелочь» тратить время?

Бессилие и ярость заменили пустота и апатия, заполнившие душу почти до дна. Некогда сильная, бесстрашная, жизнелюбивая и энергичная, теперь следовала за Одином девушка безвольным манекеном, управляемым кукловодом, безропотной тенью. Ее не узнать – после того, что узрела, вмиг осунулась, поникла плечами, ноги еле плелись. Некие бездушные силы по неведомым причинам лишили последнего – навещать могилы умерших, поскольку они эксгумированы, то есть мертвые тела извлечены…

Наташа настолько ушла в себя, что не заметила, как к ней повернулся Один, остановившись на месте, и была заключена в крепкие объятия. Она с большим усилием подняла голову, с огромным трудом стараясь понять, что, собственно, происходит. Взор затуманен, в нем нет какой-либо осмысленности. Сейчас ее голубые глаза не казались чарующими, словно приворотное зелье, наоборот, очень даже отталкивающими.

У Одина осталось некоторое душевное равновесие, а заглянув в бездонные колодца, из последних сил вытянул себя из холодной пучины сжигающей все ненависти: Наташенька все, что у него есть, и нет оснований в этой опасной пучине оставаться.

В данный момент он не знал, что нужно делать, дабы привести Наташу в чувство из-за полного отсутствия опыта в подобных ситуациях, но интуиция верно направляла его, услужливо всплывали в памяти приятные картинки. Там, в Германии, Наташа всегда вставала раньше Одина, чтобы приготовить им теплый завтрак, но, прежде чем одеться, так же всегда, неизменно, ласково, трепетно и чувственно целовала в уголки губ, иногда – в непонятном для него порыве – в губы. Эти поцелуи пробуждали в нем могучую энергию, могущую снести все на своем пути, все же чаще бываемую кроткой, теплой, нежной и безобидной – он возносился на небеса, а душа ликовала от счастья, расправляя сильные и, вместе с тем, легкие, словно пух, крылья.

Он целовал ее глаза, а ладони робко прижались к талии (даже в таком состоянии она могла провести приемы, способные вырубить сознание человека, качественно покалечить или… убить, тем более – в таком состоянии). Он целовал ее щеки, и сердце гулко стучало в его груди, казалось, готовое выпрыгнуть оттуда на волю. Он целовал ее губы, а… тоненький пальчик Наташи оказался на его губах. Один удивленно нахмурил брови и увидел, что в глазах Наташеньки зажглись теплые и озорные огоньки, а уста почти неслышно прошептали:

– Решил воспользоваться моей беспомощностью, мальчик мой?

Один поспешно убрал руки с ее талии, попытался сделать шаг назад, однако этого ему не дали сделать. Наташа положила на его плечи свои сильные руки, притянула к своей груди – уже нежно, накрыла его губы своими устами, пьянящими, словно молодое вино, ладони вновь были на ее гибкой талии. А в мыслях крутился какой-то глупый мотивчик: «У моей Наталии очень тонкая талия». Или «гибкая»? А, неважно сейчас…

Проходя мимо родной школы, Один почувствовал легкую ностальгию. Его потянуло к ней. Наташа не стала этому препятствовать, она понимала, что, возможно, он последний раз видит свое счастливое детство. Зачем мешать столь невинному порыву души? Сражения со злобными тварями не то, что необходимо ребенку в его развитии и воспитании.

Царил полный переполох: ученики не учились, а учителя не учили. Все занимались пришкольным участком, наводили, так сказать, марафет – детишки возбужденно гомонили, щебетали, что хотя бы один день нет необходимости зубрить скучные уроки. Знакомый ажиотаж! Но только Одину. Наташа не посещала школьных занятий, ее всему необходимому обучала мать, а теперь их всему необходимому учит жизнь. М-да…

Всюду по своим неотложным делам сновали детишки и подростки (участие в марафете и сборке урожаев, наверное, принимали с первого по одиннадцатый классы – надо же как-то детей отвлечь от тяжелых бед, произошедших относительно недавно!), за ними пытались уследить, дабы никто не отлынивал, учителя и администрация школы, но, по счастью, на Одина никто особого внимания не обратил (Наташу ни один не знал). Абсолютно новый образ жизни и место жительства (правда, не легально) и «Трон» наложили на него свой неизгладимый отпечаток – старый Один умер, новый родился. Вначале он подумывал натянуть на голову глубокий капюшон, но быстро отказался от сей плохой идеи – тогда они выглядели бы точно подозрительно.

В само здание школы они заходить не стали в целях предосторожности, обошли его по правой стороне, мимо плохо ухоженного сада – некому летом было за ним ухаживать, остановились на футбольном поле неподалеку от большого картофельного поля, с одного торца которого полудико растет красноплодный барбарис (та еще кислятина!) На поле выкапывали картофель человек пятнадцать-восемнадцать (пяти-, одиннадцатиклассники) под… чутким руководством учительницы биологии. Однако ребята нашли себе занятие куда более интересное, чем картошка: не взирая на возмущенные вопли руководительницы, они зло донимали одного мальчишку, окружив со всех сторон, словно стая ворон, а сопливые подружки выкриками поддерживали их, умело оттесняя собою доведенную до истерики учительницу.

Картина банальная, происходящая во всех уголках земного шара: те, кто по сильнее (или чувствуют преимущество), притесняют и унижают тех, кто послабее без видимых на то причин, только, чтобы тупо поразвлечься и поднять свой рейтинг в глазах дружков да подружек, столь же недалеких умом.