Kitabı oku: «Лучший телохранитель – ложь», sayfa 8

Глава 15

Если я не ошибаюсь, этот узел затянул убийца. Я поддел его острием перочинного ножа, который взял из ящика своего письменного стола, и в течение минуты или даже дольше боролся с ним, пока мне не удалось его развязать. Разгадать тайну узла и заглянуть внутрь маленького муслинового пакетика вовсе не являлось для меня делом всей жизни, разве что найду внутри нечто важное, какую-то улику, которую не смогла обнаружить полиция. Я был почти уверен, что именно находится внутри, но хотел убедиться в этом собственными глазами.

Если бы Гарри знал об этом, он бы напомнил мне, что любопытство сгубило кошку. Но он только что вернулся с листом бумаги, где была записана часть опроса о том, не держал ли Пайк дома кошек. Как показали садовник и повариха, в доме не было никаких животных, по крайней мере, Пайк не держал таковых. Но садовник признал, что, когда он подстригал газон примерно за неделю до убийства, его газонокосилка переехала несколько небольших белых муслиновых пакетиков. Он запомнил это, потому что они громыхали, как куча камней, когда попадали туда.

Расстелив на столе чистый лист бумаги, я высыпал содержимое пакетика, который сорвал с куста около дома Пайка.

Внутри находились крохотные свернувшиеся листики, похожие на чайные, которыми они и оказались в действительности. Те сведения, которые мы не знаем, всегда можно почерпнуть из Интернета. Кошачья мята представляет собой разновидность чая. Иногда она используется и в качестве лекарства для людей (наверное, когда ее не применяют по прямому назначению – для того чтобы сводить котов с ума).

Но для меня сейчас интереснее было узнать, что же еще находилось внутри. Я поддел острием ножа мягкий комочек и обнаружил пять шестиугольных гаек, используемых при затягивании болтов. По моим прикидкам, их внутренний диаметр был три восьмых дюйма. Я понятия не имею, сколько они весили, но обязательно постараюсь узнать это прежде, чем начнется суд.

Кто бы ни был хозяином пакетика, он положил внутрь металлические гайки, чтобы сделать его тяжелее, чтобы пакетик можно было бросать на большое расстояние. Так даже датчики движения не мешали ему. Затем внутрь запускались кошки, которые помогли нейтрализовать охранную систему.

Гарри прочитал в рапорте полиции, что в руках полицейских было пять таких пакетиков. Еще один был у меня. Один Бог знает, сколько еще оказались раздавлены садовником и перемолоты газонокосилкой, прежде чем наступила ночь убийства, и сколько еще их до сих пор лежит около дома. Кто бы ни воспользовался этим средством, ему не откажешь в изобретательности и настойчивости. Он продолжал швырять внутрь крохотные пакетики до тех пор, пока не добился своего: срабатывание охранной системы стало настолько раздражать хозяина, что тот отключил ее.

Я ссыпал содержимое мешочка, в том числе металлические гайки, обратно и заново завязал его горловину тесемкой. Потом положил мешочек вместе с перочинным ножом в средний ящик стола. Еще один фрагмент головоломки. С самого начала в этом деле внутри головоломок возникали новые головоломки.

В начале недели во время нашей встречи в тюрьме Катя сказала мне нечто, продолжающее меня беспокоить, но я никак не мог вспомнить, что же именно.

Я побрел вниз в кабинет Гарри. Дверь была открыта, и, войдя, я увидел, что Гарри сидит за столом с карандашом в руке и работает. Он посмотрел на меня:

– Ты получил мою записку?

– Если ту, что по поводу Темплтона, то да. Есть еще плохие новости?

– Пока нет, но если в деле участвует этот коротышка, я бы на твоем месте держал ушки на макушке.

Ларри Темплтон, известный также как Кровавый Карлик, был назначен обвинителем на процессе над Катей. Несомненно, этот человек является самым ловким в достижении смертельных приговоров прокурором в округе, а может быть, и во всем штате. У меня не хватило бы пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать все известные судебные процессы, где он одержал победу. Наверное, вопиющей несправедливостью является тот факт, что блок смертников тюрьмы Сан-Квентин до сих пор не носит его имя.

– Держу пари, что он намерен поквитаться с нами за тот дуплет, – проворчал Гарри.

Мы не выступали против Темплтона со времен процесса «Народ против Руиса». Дело касалось убийства Мадлен Чепмэн, некоронованной королевы компьютерных программ. Убийство было совершено двумя выстрелами из пистолета; при этом пули легли рядом одна с другой на расстоянии не больше четвертака. В прессе то дело получило название «Процесс о дуплете».

– То, что Темплтон тогда не сумел покончить с Руисом, не значит, что он должен злиться на нас, – сказал я.

– Скажи это ему. Я думаю, что на спортивной карточке Ларри стояли бы определения «большой труженик» и «вечно второй». Подозреваю, что это связано со стремлением хоть как-то компенсировать свой физический недостаток, – заявил Гарри.

Темплтон страдал от болезни под названием гипохондроплазия, то есть малым ростом из-за недоразвитых конечностей. Его рост лишь немного превышает четыре фута, но это невозможно заметить, когда он стоит перед присяжными. Кажется, что вся мощь ума в этой лысой голове направлена на язык. Он научился извлекать преимущество из своей физической неполноценности. Он приковывает к себе внимание присяжных, и стоит расслабиться, как вы в результате этого циркового представления Ларри можете наполучать столько пинков, что вам останется единственное – отправиться попивать вино с сельтерской водой.

– Что у нас есть в деле Кати, я имею в виду, кроме полицейских рапортов?

– Не так много, только то, что мы получили от государственного защитника. Запрос на дополнительные исследования был отправлен в пятницу. Пройдет еще неделя, может, десять дней, прежде чем мы получим дополнительные данные.

– Я ищу копию Катиного коста-риканского паспорта и визы на въезд в США. По-моему, у нас были эти документы.

– Да, – сказал Гарри, – папка-скоросшиватель на полке позади тебя, третья сверху.

Я схватил папку, перевернул обложку и открыл механизм, позволяющий хранить листы бумаги или пластиковые папки, которые крепятся на два больших кольца.

– Вообще-то, – вспомнил Гарри, – у меня где-то здесь есть копии этих документов.

Когда я снова обернулся к нему, Гарри уже успел добраться до стеллажа с документами на краю стола и теперь держал в руках целую кипу бумаг толщиной примерно три дюйма. Это были документы, с которыми он работал именно в этот момент.

– Я обратился в Государственный департамент и попытался узнать, как Пайку удалось добиться получения визы. Конечно же они отправили меня в визовый отдел консульства. – Гарри облизал большой палец своей руки и стал перебирать документы сверху донизу в поисках нужных бумаг. – Я позвонил в консульство, но они не отвечают на вопросы по телефону. Нужен письменный запрос. Я уже отправил письмо. Когда речь идет о федеральном правительстве, мы должны пошевеливаться, – провозгласил Гарри. – А, вот и они. – Он достал один за другим три документа. – Копия моего письма, виза и паспорт Коста-Рики.

Все это Гарри вручил мне:

– А что ты ищешь?

– Я просто кое-что проверяю.

Сначала я изучил копию визы. Оригинал этого документа защищен от подделки голограммами. На фотокопии они видны как призрачный силуэт Линкольна на Капитолийском холме. Не было никаких сомнений, что и невидимые на копии секретные волоски здесь тоже присутствовали. Фото Кати – специальный снимок для паспорта – находилось с левой стороны. Выше стояла отметка «место выдачи», в данном случае Сан-Хосе, Кос та-Рика. Ниже стояло ее имя, фамилия и вторая фамилия еще ниже.

Потом я проверил ее паспорт. Так вот о чем Катя говорила мне тогда в тюрьме! Именно это и вертелось все время в моей голове: фамилии на документах не совпадали. В паспорте ее фамилия звучала как «Солаз-Никитин», а на визе просто «Солаз». Это имя стояло и в обвинительных документах уголовного дела. Информация о преступнике заполняется в прокуратуре. Хотя здесь была обозначена и вторая фамилия: «также известная как Катя Солаз-Никитин». Раньше я не обратил бы на это внимания.

– Что ты знаешь о паспортах и визах? – спросил я у Гарри.

– Давай-давай, спрашивай. Я становлюсь экспертом в этих вопросах, – заявил он.

– Посмотри сюда. – Я положил перед Гарри копии двух документов, одну рядом с другой. – Обрати внимание на фамилии в каждом из этих документов.

– Да, это типично для латиноамериканских стран, сложные испанские имена. Видишь? – Гарри указал на копию паспорта. – Сначала, в первой строчке, идет первая фамилия, Солаз-Никитин, а потом за ней идет ссылка на три-четыре поколения предков. Она начинается фамилией отца, затем следует девичья фамилия матери, родовое имя деда, девичья фамилия бабки и так далее. Так о чем ты хотел сказать? – спросил Гарри.

– Почему фамилия Никитин не была указана в визе?

– Ну, возможно, она пропустила ее при заполнении анкеты-заявления. Иногда они так поступают, особенно если речь идет о поездке в Штаты.

– В том-то и дело. Катя не заполняла эту форму. Это сделал Пайк. И она сказала ему об этом. Он знал, что она пользуется фамилией Солаз-Никитин, потому что сам нашел ее под этой фамилией.

– Что ты имеешь в виду? – снова спросил Гарри.

– Пайк нашел Катю на веб-сайте модельного агентства. Она проходила в списках моделей как Катя Солаз-Никитин. Это действительно так. Я нашел сайт в Интернете. Пайк заявил в агентстве, что хотел бы сделать для своей компании рекламные снимки на территории Коста-Рики, и заплатил за фотосессию с участием Кати. Но он так ни разу и не воспользовался этими снимками и не проводил никакой рекламной кампании.

– Может быть, он просто передумал? – предположил Гарри.

– Или он нашел то, что искал, а именно способ познакомиться с Катей.

– Ты думаешь, он воспользовался модельным домом как средством заполучить ее?

– Нет, я думаю, что Пайк искал что-то в Интернете, но это была вовсе не фотография Кати. Это было ее имя, и смею предположить, что именно та часть имени, которую он намеренно опустил в заявлении на получение для нее визы.

Подумай над этим. Ты пытаешься привезти с собой в свою страну женщину. Заполняешь за нее заявление, списывая данные с ее паспорта. Посмотри сюда. – Я указал на копию паспорта, лежавшую перед Гарри на столе. – Вот она. Фамилия пишется через дефис, Солаз-Никитин, но Пайк опускает часть фамилии. Мне кажется, что логичнее было бы написать фамилию полностью, как указано в паспорте, для того чтобы данные документов совпадали и не было трудностей при прохождении службы иммиграции на территории США. Если же ты так не делаешь, у тебя есть причины не указывать эту часть фамилии в документе.

– Но если ты прав и он намеренно не написал часть фамилии, а в службе иммиграции заметили бы это, то при въезде у них должны были быть проблемы, – отметил Гарри.

– Не обязательно. Наверное, Пайк рассудил, что он может ловко перехитрить чиновников на паспортном контроле. Во-первых, потому, что в паспорте полно других имен, которые не были отражены в визе. А если бы это не сработало, он воспользовался бы тем объяснением, что ему пришлось срочно оформлять визу в первом попавшемся месте.

– То есть ты думаешь, что он даже никому не заплатил за это? – спросил Гарри.

– Я не знаю. Но не думаю, что он стал бы трясти бумажником в очереди к службе иммиграции в аэропорту, когда отовсюду смотрят камеры, вокруг находится множество клерков, а сзади напирает толпа людей.

– Я понял суть. Но зачем все-таки ему понадобилось опустить в заявлении вторую часть фамилии?

– Я сам думаю над этим вот уже два дня. Это вертелось в моей голове до тех пор, пока я сам не отбросил из ее имени среднюю часть «Солаз». Если ты никогда не видел этой женщины, а я собираюсь представить тебе некую особу под именем Катя Никитин, то что бы ты подумал?

– Русская! – вскричал Гарри.

– Посмотри. – Я взял с его стола карандаш и кусочек бумаги. – Здесь несколько способов написания этого имени на испанском языке: «Кати», «Катия» или «Катья». – Я положил бумагу так, чтобы Гарри мог прочесть, что на ней написано. – Но по-русски оно пишется только одним способом, а именно «Катя».

– Ну ладно, значит, отец ее матери русский? – спросил Гарри.

– И для матери Кати этот факт очень важен, раз она назвала дочь русским именем. Что это скажет тебе о ее матери?

– То, что, возможно, она поддерживает тесные отношения со своим отцом?

– В десятку. А теперь суммируем все это. Мамаша зависла в Колумбии, чтобы погостить у родственников, которых Катя никогда не видела. Родственника или родственников, которых, если судить по словам Кати, никто из семьи, кроме самой матери, не знает.

– Старик находится в бегах, – высказал догадку Гарри.

– Угу. Пайк увидел фотографии последней поездки матери, страшно заволновался и немедленно поспешил с Катей вон из страны в Штаты, откуда каждый день названивал ей домой, пытаясь выяснить, где мама и когда она вернется.

– То есть Пайк разыскивал мистера Никитина, предполагая, что дедушка все еще жив, – промолвил Гарри. – И ты полагаешь, Пайка из-за этого убили?

– Два убийства совершены так, будто это была плохо организованная кража. При Кате нашли золотые монеты и квитанции ломбарда, но никто не знает, где остальные монеты. А еще компьютер, тот нетбук, что не смогли найти полицейские в доме Пайка. Катя видела его. Он брал его с собой в Коста-Рику. Он пользовался им, чтобы скачать фотографии из Колумбии с фотоаппарата втайне от Кати. Вечером перед побегом из дома Катя видела компьютер на столе. И если это не Катя убила Пайка, она была на сто процентов права, поскольку убежала из того дома, буквально на один шаг опередив того, кто на самом деле совершил убийство.

– Дай мне папку, – попросил Гарри.

Он потянулся к папке с документами на полке, той самой, которую я минуту назад открывал. Я отдал папку ему, и Гарри быстро пробежался по документам. Наконец он нашел то, что искал.

– «Шесть фото размером восемь на десять», – прочитал мне Гарри. – Это опись изъятого у нее во время ареста в Аризоне. Эти снимки в ту ночь она отобрала у Пайка. При аресте они находились в ее сумке.

– Нам следовало сделать копии этих снимков вчера, – сказал я.

Глава 16

В шесть десять утра Зеб Торп был уже мокрым от пота. «Поторопись. Впереди целый день. Через двадцать минут встреча с директором. Это значит, что у тебя в запасе только десять».

Отставному полковнику морской пехоты Торпу, мужчине с грубыми чертами лица, было за шестьдесят. В то утро он уже успел получить столько адреналина, как будто только что пообщался тет-а-тет с Джорджем Паттоном и сжевал звезды с его шлема.

Являясь заместителем директора ФБР по вопросам национальной безопасности, он возглавлял сразу четыре службы: антитеррор, контрразведка, управление по делам разведки и управление по ОМП. Все они были либо только что созданы, либо реорганизованы в результате мер, принимаемых с целью укрепить безопасность в стране.

Сегодня впервые ему предстояло сыграть сольную партию, официально встретиться со своим боссом, последним руководителем ФБР, также недавно назначенным на эту должность. Затем, во второй половине дня, оба они должны были отправиться в Судебный комитет сената и попытаться уклониться от пуль и кирпичей, которые будут метать в них политиканы. Большинство из членов этого комитета лелеяли одну-единственную мысль – смешать бюро, и в особенности его нового директора, с дерьмом. Это был уже второй день, когда в сенатском комитете шли слушания по утверждению кандидатуры его босса, и Торп уже знал, что этот человек не выживет после таких пыток.

Вчера, еще до полуденного перерыва, члены комитета выбили из него фактически всю кровь, мозги и даже сопли. И эти люди принадлежали к президентской партии. Еще раньше они поставили его на колени мордой в пол, задав вопрос, почему после возвращения к себе в офис он не позвонил в Комитет по правам человека и не попросил совета, как бороться с преступлениями и терроризмом. Сегодня они вновь будут пытаться опрокинуть его, когда он предстанет перед крытым зеленым сукном столом свидетеля. Там они постараются как следует выпотрошить его перед тем, как позвонить в Белый дом и попросить прислать им следующую жертву.

Почему бы и нет! За последние полгода они уже дважды проделали это с другими кандидатами, и никто даже пальцем не пошевелил. Политика – это кровавый спорт. Работа директора стала похожа на вращающуюся дверь или на барабан внутри стиральной машины.

Что касается Торпа, то политические партии, оккупировавшие палату представителей и сенат, напоминали ему двух горилл – сиамских близнецов, у которых на двоих был всего один мозг. Вместе со своими спонсорами и партнерами с Уолл-стрит они целое десятилетие игрались с национальной экономикой, пытаясь загнать каждого из граждан страны в дом, который так и не смогли достроить. Когда же экономика была объята огнем, обрушив рынки и уничтожая целые отрасли промышленности, что в конечном счете должно было погубить в пламени пожара весь этот цирк, они втрое взвинтили государственный долг, надеясь сбить пламя с помощью денег.

Решив, как им казалось, эту проблему, неугомонные животные последние семь месяцев проводили в изысканиях способа упростить систему национальной безопасности с тем, чтобы посмотреть, что же будет дальше.

Подчиненные самого Торпа проводили внутриофисные опросы и заключали пари о том, сколько времени пройдет, пока некая группа не заставит пассажиров метро подышать газом зарин или не зажжет над каким-нибудь американским городом ядовитое облако гамма-излучения. В приступах сангвинического темперамента Торп даже стал позволять себе иногда размышлять над тем, почему до сих пор не ввели охотничий сезон на членов конгресса.

В это утро он пребывал в особенно омерзительном настроении, уткнувшись челюстью в выдвижные ящики своего стола. Отчасти это объяснялось тем, что в последнюю минуту в четко спланированный распорядок дня вмешался его помощник Раймонд Зинк. В это время в небольшой переговорной комнате в офисе Торпа находились он сам, руководители двух подведомственных управлений из четырех и Зинк.

– Мы полагаем, что у нас могут возникнуть проблемы, – заявил Зинк. – Эта информация получена от одного из наших аналитиков в фотолаборатории.

– Что вы имеете в виду, данные наблюдения со спутников?

– Нет, сэр. Некое частное лицо направило нашему аналитику какие-то фотографии, точнее, цифровые изображения.

Торп раскрыл папку, которая лежала перед ним на столе.

– Наш человек получил два увеличенных изображения. Все имеющие отношение к этому делу имена приведены в отдельном файле. Он заявил, что, по его данным, речь идет всего о шести фотографиях. Сначала эти снимки были отправлены на обработку в частную лабораторию неким джентльменом из Калифорнии. Ее служащий отправил два увеличенных изображения нашему сотруднику. И запросил у него секретные сведения из базы данных бюро, всю личную информацию о клиенте, все подробности, которые только сможет найти.

– Стоп! И вы хотите сказать мне, что наш сотрудник в лаборатории сделал это? – Торп не мог даже представить то море крови, которое останется на полу сенатского комитета, если там узнают об этом.

– Нет, – ответил Зинк.

Торп испустил глубокий вздох:

– Благодарю тебя, Господи, за те небольшие подарки, что ты иногда посылаешь нам.

– Тот наш сотрудник всегда отличался благоразумием. Но он был заинтригован, – продолжал Зинк, – взял снимок и попробовал поискать что-нибудь, связанное с ним, через Интернет. Он не надеялся на удачу, так как считал, что приятель, который отправил ему то изображение, тот техник из лаборатории, уже, наверное, его проверил. Но когда он набрал имя того джентльмена из Калифорнии, ну, парня, что прислал снимки в частную лабораторию, экран компьютера стал похож на машину для пинбола. Того человека звали Эмерсон Пайк.

– Что значит «звали»? – спросил Торп.

Зинк покачал головой:

– Распечатки из Интернета находятся в этой папке. Мы не знаем, почему техник из лаборатории не проверил в Интернете это имя, но тем не менее это факт. Либо если он провел проверку, то забыл упомянуть, что Эмерсон Пайк был убит в своем доме в Калифорнии, по всей вероятности, через несколько дней после того, как отправил фотоснимки в лабораторию для обработки и анализа.

Глава управления бюро по делам разведки Билл Бритен протянул Торпу небольшой, всего на полстраницы, отпечатанный текст:

– Посмотрите сюда. Здесь краткие данные об Эмерсоне Пайке. Мы распечатали только основные моменты его биографии, без подробностей, но и этого достаточно, чтобы получить полную картину.

Торп пробежал по тексту, потом поднял взгляд:

– Ну, хорошо.

– И еще один вызывающий любопытство факт, – продолжал Зинк. – Наш человек в лаборатории попытался найти своего друга из частной лаборатории, чтобы сообщить ему новости о том, что Пайк мертв. Когда он стал его искать, в лаборатории ему сказали, что тот не появляется на работе вот уже два дня после того звонка. И еще более тревожным является то, что его машина осталась припаркованной на стоянке, но никто не может объяснить, куда девался ее хозяин. Нашему парню сказали, что, если их сотрудник не появится до конца дня или не позвонит, они собираются позвонить в полицию, чтобы там проверили, не случилось ли чего. Но наш человек не стал дожидаться. Он рассказал обо всем одному из агентов. Итак, вчера, – рассказывал Зинк, – наш агент отправился в ту частную лабораторию «Харрингтон».

– Мне знакомо это место, – заявил Торп. – Оно расположено через реку, в штате Виргиния. Мы работали с ними по контракту много лет назад.

– Точно, – подтвердил Зинк. – Пропавший аналитик той лаборатории все еще не показался на работе. Полиция уже была там и собрала информацию о его контактах, в том числе о ближайших родственниках, то есть провела все принятые в отношении пропавших лиц процедуры. Наш агент попросил разрешения взглянуть на фотографии, присланные Эмерсоном Пайком. Какое-то время там пытались обойти эту просьбу, пока, наконец, кто-то из руководства лаборатории не дал на это согласие. Но проблема в том, что фото исчезли.

– Что?

– Тот начальник дважды просмотрел всю информацию в системе от и до, но так и не смог найти те снимки. После более чем часового погружения в систему их специалистов они пришли к выводу, что кто-то просто убрал снимки из памяти. Они нашли ссылки на Пайка и на фотографии на своем сервере, но система, вероятно, была настроена так, чтобы удалять приложения к входящему сообщению от клиента с целью сэкономить место. В результате там не осталось цифровых копий информации Пайка.

Торп снова посмотрел на лежащую перед ним папку:

– Не об этих ли снимках идет речь?

– Нет, – ответил Зинк. – Это те, что прислали на почту нашему сотруднику. Здесь только два увеличенных изображения того, что, как он сказал, было выделено на одном из цифровых снимков. Были еще фотографии, как говорит наш человек, всего шесть или семь, он не запомнил точно.

– И к сожалению, эти два фрагмента не содержат никакой информации о лицах или местности, где были сделаны снимки, – вступил в разговор Бритен. – Первое представляет собой нарукавную нашивку форменной куртки русской ракетной бригады. Мы получили подтверждение из Пентагона от службы военной разведки. Это старье.

– Что именно? Фото?

– Нет. Спецовка, – пояснил Бритен. – Наш сотрудник в фотолаборатории заявил, что его источник, который также является опытным и квалифицированным фотоаналитиком, уверял его, что снимки были сделаны примерно четыре месяца назад. Он не уверен, называл ли его друг точную дату. Он просто не запомнил.

– Продолжайте.

– Та ракетная часть русских относится к началу шестидесятых годов. Примерно в 1965 году, после Карибского кризиса, она прекратила существование. На втором увеличенном изображении, – продолжал Бритен, – была нашивка с именем над карманом. По словам источника, все с той же куртки. Прочитать можно только первые две буквы фамилии военнослужащего. Они написаны русскими буквами и на английском языке читаются как NI. А дальше идут документы, – закончил он. – Первая подборка помечена грифом «Строго секретно». Они были подготовлены комитетом Совета национальной безопасности. Большая часть бумаг датирована поздней осенью 1962 года и началом зимы 1963 года. Последний документ, полагаю, был подписан всего за шестнадцать дней до убийства президента Кеннеди. Там же находится ряд переводов документов советского военного командования и представителей их разведки, приобретенных ЦРУ в начале девяностых, после крушения Советского Союза. Документы-оригиналы относятся к периоду между октябрем и концом декабря 1962 года. В целях экономии времени мы сделали выжимку основных положений на одной странице. Да, я думаю, она тоже должна быть где-то здесь.

Торп очень быстро пробежал глазами краткий конспект.

– Подождите… подождите… – вдруг сказал он. – Помню, я что-то слышал об этом парне от мастодонтов из ЦРУ. Это, кажется, было лет тридцать назад. Легенды о Якове Никитине. Он был персоной, покрытой мраком. Советы позволили всплыть его имени после неразберихи с кубинскими ракетами. Значит, мы преследуем призрак. Не могу вспомнить, как же его тогда называли?

– Хранитель лжи, – подсказал Левеллин.

– Точно. – Торп щелкнул пальцами и указал на Левеллина: – Я всегда мог положиться на твою память, Герб.

– Это выражение, позаимствованное из знаменитой цитаты Черчилля, – продолжал Левеллин. – Там говорилось о том, что во время войны правда становится настолько драгоценной, что ее всегда должны сопровождать телохранители лжи.

– Да, тогда мы так и думали, – промолвил Бритен. – Но, как оказалось, и мы могли ошибаться. Те старые документы советской разведки из архивов КГБ, на которые ссылается краткая справка, что были приобре тены после краха Советского Союза. Если верить им, фигура Никитина была реальной, как и его секреты.

– То есть вы хотите мне сказать, что Никитин и есть тот мужчина в форменной куртке с фото? – спросил Торп.

– Надпись на кармане, похоже, совпадает с первыми двумя буквами его фамилии, – подтвердил Бритен.

– Ну, хорошо. Предположим, что я поверил в это. Все очень интересно, но это старая история. Мы здесь говорим о 1962 годе, с тех пор прошло уже почти пятьдесят лет. Я хочу сказать, вполне возможно, что тот человек все еще жив. Но его дело, черт возьми, нет. Этого никак не могло случиться. – Торп посмотрел на Герба Левеллина, сидевшего за столом напротив: – Скажи, Герб, я ведь прав?

– Хотелось бы верить. При других обстоятельствах я не колебался бы ни минуты. Но боюсь, все не так просто.

– Ты шутишь.

– И не думаю.

Торп посмотрел на часы. На уроки физики уже не оставалось времени.

– Рей, сделай одолжение, сходи к моему секретарю. Пусть он позвонит в офис директору и скажет тому, что я буду на месте через пару минут. Я немного запаздываю.

Зинк быстро вышел из комнаты, чтобы выполнить распоряжение начальства.

– Герб, я начинаю склоняться к мысли, что ты не так уж и не прав, когда говоришь о том, что некоторые документы не имеют срока давности и должны храниться вечно. Позже мы вернемся к этой теме. Но я подозреваю, что даже если этот тип сейчас жив и если у него вообще что-то сохранилось, он, скорее всего, сидит где-то в инвалидном кресле.

– Я так не думаю, – парировал Левеллин.

– Ладно, поговорим об этом, когда у меня будет больше времени, – прервал его Торп. – Сейчас, как я полагаю, нам придется сражаться с ветряными мельницами здесь. И вообще, не следует забывать, что те старые советские документы могут быть просто дезинформацией. Во времена холодной войны этим не брезговала ни одна из сторон. Нужно было просто сочинить сказку, положить ее в соответствующую папку и позволить противнику добраться до нее. А потом мы тратим миллиарды долларов в поисках цветочков.

– А как насчет убийства Пайка и исчезновения того фотоаналитика? – напомнил Бритен.

В это время в комнату вернулся Зинк и прикрыл за собой дверь. В руке у него был лист бумаги.

– Ну, я не знаю, – ответил Торп. – Все это дело, конечно, плохо пахнет. Но единственное, что позволило нам связать убийство Пайка с именем того русского, – это догадки того пропавшего аналитика. Но и это слишком слабые аргументы. Мы докопались до связи с советскими документами пятидесятилетней давности.

– Не совсем так, – поправил Зинк. – Точнее, уже совсем не так. Посмотрите сюда. – И он вручил лист бумаги Торпу.

– Что это?

– Это ордер на арест подозреваемой в убийстве Пайка. Я дал указание своему секретарю, чтобы она нашла все, что предпринимается силами государственного правопорядка, любые данные, связанные с тем делом. И пока мы здесь сидели, на моем столе оказалось вот это. Подозреваемая является иностранной гражданкой, ее имя Катя Солаз. Она находится в нашей стране по паспорту Республики Коста-Рика. Судя по заметке моего секретаря, эта женщина жила с Пайком в момент, когда тот был убит. Но посмотрите еще раз на ее фамилию: одно из имен, которыми она пользовалась, звучит как Катя Солаз-Никитин.

Взглянув на имя, указанное на листе бумаги, Торп снова глубоко вздохнул:

– Вы уверены в этом?

– Да, я могу подтвердить. Ведь если полиция получила эти данные с листа заявки, они должны были свериться с чем-то – либо с паспортом, либо с водительским удостоверением.

– Распорядитесь, чтобы пара агентов из отдела в Сан-Диего отправилась в суд и как следует прошерстила там по этому поводу документы полиции. Сделайте это прямо сегодня. Скажите им, что нам нужно все, что там имеется, связанное с фамилией Никитин. Проверьте еще, не получили ли там дополнительной информации относительно личности подозреваемой, особенно касающейся ее семьи. Попытайтесь узнать, как она оказалась в Коста-Рике.

Пока Торп спешно выстреливал эти указания, Зинк и Бритен быстро делали пометки в блокнотах.

– Скажите агентам, чтобы они просмотрели все документы и опросили всех лиц, привлеченных полицией в качестве свидетелей. Пусть проверят и все, что было у женщины при аресте, и все улики, найденные на месте преступления, а также все принадлежащие ей вещи. Да, еще проверьте, нашла ли полиция в доме Пайка компьютер, один или несколько.

– Хорошее замечание. Почему мы не подумали об этом раньше? – заметил Бритен. – Может быть, сможем найти те цифровые фото, что Пайк послал в лабораторию. Кто знает? Что еще?

– Проинструктируйте агентов, чтобы они особое внимание сосредоточили на фотографиях. Пусть обратят особое внимание на фото старика в поношенной куртке защитного цвета, – продолжал Торп. – Если они найдут снимки, которые подходят под это описание, пусть забирают их и срочно звонят сюда. Я не хочу, чтобы эти фото вновь исчезли, если, конечно, мы не занимаемся сейчас напрасным трудом. – Он в очередной раз посмотрел на часы: – Проклятье! Мне нужно бежать, чтобы снова изображать из себя мальчика для битья, из которого пытаются выколотить дерьмо.