Римма Степановна Полякова была женщиной сильной, властной и всегда уверенной в себе. У неё никогда не возникало комплексов насчет собственной внешности или иных достоинств, а что касается недостатков, то их у неё просто не было. Во всяком случае, так считала она сама, и это давало ей право думать, что она лучше и выше других. Именно поэтому своё предполагаемое замужество в возрасте семьдесят пять лет она считала вполне естественным и никаких сомнений не вызывающим.

Будущий муж Риммы Степановны был её давним знакомым, таким же старичком, однако ещё помнившим свою избранницу в том возрасте, когда она была “кровь с молоком”. Жена его давно умерла, а он всё не решался найти себе новую спутницу, потому что не представлял брак “без любви”. И вот случайная встреча с Риммой, с девушкой его мечты, постаревшей на много лет, но вполне узнаваемой, потому что было в Римме Степановне что-то совершенно неповторимое, отличавшее её от других.

Он увидел её в магазине, когда она перекладывала продукты из корзины в сумку, и буквально остолбенел. Неужели Римма? Он не решился спросить об этом прямо и пошёл за ней по весенней мокрой улице, не сводя с неё глаз.

Римма Степановна относилась к себе с любовью в любом возрасте, стало быть, и причёска, и одежда её были в порядке. Поэтому поклонник – звали его Николай Трофимович – не увидел в ней изъянов, а пожилой возраст его совсем не смущал. Что ему делать с молоденькими-то? Зрелому мужчине нужна зрелая женщина.

– Римма! – воскликнул он, когда Римма Степановна собиралась уже войти в подъезд и скрыться из его поля зрения.

Пожилая женщина вздрогнула. Её уже давно никто не называл просто по имени. Она остановилась, повернула голову и увидела старичка, с надеждой глядевшего на неё. На улице больше никого не было.

Римма Степановна не узнала старого знакомого и стояла, пристально вглядываясь в его лицо. Она ждала объяснений, но старичок словно онемел.

– Вы ко мне обращаетесь? – спросила она наконец.

– Да. Римма, неужели ты меня не узнаёшь?

Римма Степановна ещё раз посмотрела на непрошеного собеседника, на его услужливое лицо, на дрожащие руки и вынесла свой вердикт.

– Я вас не знаю, – категорически заявила она.

Старик очень огорчился, тяжко вздохнул, глаза его увлажнились. Но он решил не отступать.

– Я же Коля Пенкин…

– Ничего себе Коля… Коля?.. Ну, узнать тебя теперь трудно. Вот это встреча! Как ты меня-то узнал?

– Ты всё такая же, Римма, почти не изменилась.

Римма Степановна довольно улыбнулась, на минуту скромно опустила глаза, но щёки её не покрылись румянцем, как это бывает в молодом возрасте. Лицо сохранило бледный с желтоватым оттенком цвет.

Комплименты приятны в любом возрасте. Сердце женщины растаяло, и она пригласила Николая Трофимовича к себе – поговорить, вспомнить молодость. Он безропотно пошёл за ней.

Вот так и завязался роман на склоне лет: роман любви ли, дружбы или взаимопомощи – какая разница? Если люди нашли друг друга, и им хорошо вместе, все вокруг должны только радоваться.

Татьяна обрадовалась первой. Если бабка будет при деле и при своём интересе, все они от этого только выиграют. Она не будет больше разряжаться на сына и его семью, требуя к себе повышенного внимания. Не будет ныть, жаловаться на болезни, иногда мнимые, лишь бы на неё обратили внимание.

Андрей отнёсся к предстоящему замужеству бабушки сначала скептически, потом с юмором.

– А кем мне будет приходиться её ребёнок, который родится через девять месяцев после свадьбы? Внуком, что ли?

– Почему внуком? Если твоему отцу он будет братом, то тебе без сомнения – дядей. Или тётей, если это будет девочка, – невозмутимо ответила Татьяна, уже давно привыкшая к шуточкам своего сына.

– Ничего себе тётушка. Она же мне в дочки сгодится!

– Именно поэтому рождение ребёнка у бабушки явление маловероятное.

– Ладно, ты меня успокоила. А то мне пришлось бы его воспитывать – больше некому.

– Так тебе Римма Степановна и доверит воспитание!

– А кто её будет спрашивать? Она же старая, скоро умрёт.

– А вот это неизвестно, – Татьяна посмотрела на сына укоризненно, – бывает, молодые умирают раньше. Сейчас вообще пошла такая тенденция. Старушки живут до ста лет, а молодые умирают в сорок.

– Я это заметил. Но почему?

– У старых – старая закалка. Да и фундамент здоровья закладывался в других условиях, экология была другая, в еде не было излишеств – простая пища полезнее для здоровья. Я уже не говорю о наркоманах…

– Ну, мама, после твоих слов вообще жить не хочется.

Андрей махнул рукой и ушёл по своим делам

У Сергея Алексеевича тоже было своё мнение по поводу замужества мамаши. Он считал это обстоятельство её блажью, а порой – и помутнением рассудка. Бабка есть бабка, она должна внуков нянчить, а не женихов заводить. А если уж внуки выросли, то ждать правнуков и спокойно доживать свой век. Да и уживётся ли она с мужем с её-то характером!

– Его я, конечно, понимаю. Некому обед готовить и портянки стирать. А вот ей это совсем ни к чему, – говорит он Татьяне.

– Почему ни к чему? – возражала она, – ей же нужно самоутверждение, она должна знать, что ещё кому-то нравится. Да и общение ей нужно. Может быть, обзаведясь мужем, она перестанет нам звонить или приходить в гости в семь утра?

– В семь утра? Это не самое страшное. Даже в воскресенье не надо лениться – долго спать вредно.

– Это тебе вредно, – рассердилась Татьяна, – а нам с Андреем – нет.

– Вам бы только поспать! А бабушка одинокая, ей скучно, она, наверное, еле утра дождётся, – продолжал заступаться за мать Сергей.

– Что и требовалось доказать, – обрадовалась Татьяна, – одиночество надо ликвидировать, тогда и дури в голове будет меньше. Помнишь, как она никому не дала спать всю ночь?

Та ночь, случившаяся два месяца назад, действительно запомнилась. Бабуся позвонила в два часа ночи и потребовала, чтобы её немедленно отвезли в больницу: у неё разболелся зуб. На чём отвезти и куда – её совершенно не интересовало. Она могла бы принять обезболивающее лекарство или успокоительное, наконец, и дождаться утра. Но Римма Степановна, будучи сама медсестрой, ждать не захотела. Её совершенно не волновало, что и сыну, и внуку рано утром надо бежать на работу – это, как говорится, их проблемы. Главное сейчас – её зуб.

Римма Степановна закатила по телефону такую истерику, что всем стало жутко. “Я при смерти, я при смерти”, – всё время повторяла она, хотя от зубной боли ещё никто не умер.

Удар принял на себя Андрей. Он быстро поднялся с постели, подставил заспанное лицо под струю холодной воды, наспех пригладил волосы и спустился вниз, к машине, которая стояла во дворе в”ракушке”. Сергей помчался за ним, решив, что ночью вдвоём сподручнее.

Ехать от ВДНХ до Курской, где жила бабуля Римма , не очень далеко, и, в отсутствие пробок на ночных дорогах, они доехали очень быстро. Римма Степановна встретила их громким рёвом, как будто она была трёхлетним ребёнком.

– Нет больше сил терпеть, – причитала она, – болит всё сильнее и сильнее. Ни минуты уснуть не даёт.

Сын с внуком привезли её в дежурную стоматологическую клинику, где ей оказали помощь. Боль прошла, а вот недовольство жизнью у бабки осталось. Всю обратную дорогу от больницы домой она выговаривала своим родственникам, что они привезли её не в ту больницу, что врачи там грубые и малограмотные.

Не дав никому спать, Римма Степановна ни в коем случае не считала себя виноватой. Напротив, виноватыми она считала других. Такой уж у неё был характер и такой менталитет. Она ловко приспосабливалась к тем или иным условиям жизни, безошибочно угадывая, что ей выгодно, а что нет. Если она не хотела куда-нибудь идти, тут же сказывалась больной, если же какая-то поездка сулила ей выгоду, срочно выздоравливала. Сергей ещё продолжал верить её мнимым болезням, Татьяна же только делала вид, что сочувствует, потому что знала: некоторые женщины, чтобы привлечь к себе внимание мужа или детей, часто грешат этим. Но, постоянно “болея” и “умирая”, такие женщины очень рискуют. Родственники, привыкнув к их постоянным недугам, могут не поверить, когда ударит настоящая болезнь. “Ах, – скажут они, махнув рукой, – у неё постоянно что-нибудь болит”.

Так думала Татьяна, но Римме Степановне она даже не пыталась ничего объяснить – не поймёт. Пусть уж живёт по своим правилам.

И вот такая Римма Степановна, собравшись замуж на старости лет, вдруг совершенно выздоровела. Все болезни покинули её, зубная боль не беспокоила, сердце заработало с удвоенной силой, а ноги перестали постоянно болеть и отекать. Римма Степановна, казалось, заново родилась, и эта перемена, произошедшая в ней, была приятна.

Свадьбы как таковой, конечно, не было, в белое платье перезрелая невеста, слава богу, не рядилась, но родственников на застолье пригласила и жениха своего представила. Николай Трофимович оказался не промах, пенсию как полковник в отставке имел неплохую, да ещё и однокомнатную квартиру у метро “Красные ворота”. Римма Степановна уже строила планы на улучшение своих жилищных условий. Если они с Николаем Трофимовичем объединят свои однокомнатные, то смогут переехать и в трёхкомнатную квартиру, а , стало быть, старушка сможет вернуть себе былое величие и вспомнить то золотое время, когда она жила в трёхкомнатной квартире с респектабельным мужем.

Римма Степановна забыла, что свою огромную квартиру она разменяла, выделив жилплощадь семье сына, именно потому, что тяжело было её убирать и слишком много платить за излишний метраж. Теперь, завладев Николаем Трофимовичем, она уже ничего не боялась.

Вместо свадебного путешествия, в которое обычно отправляются настоящие молодожены, стариков решили свозить на дачу. Они очень обрадовались такому обороту дела, и ранним воскресным утром Поляковы и Лунины, захватив “молодых”, на двух машинах выехали за город.

Римма Степановна увидела дачу как будто впервые и не узнала её. Она с удивлением смотрела на дом, уже приведённый в порядок с помощью дяди Пети. Деревянный дом был выкрашен голубой краской, наличники на окнах сияли девственной белизной, разбитые стёкла заменены на новые, а сгнивший за многие годы пол перестелен и покрыт линолеумом.

– Это не наша дача, – категорически заявила она, – наша была совсем другая.

– Да что ты, мама, посмотри внимательнее, – говорил Сергей, – вот из этого окна я прыгал прямо в сад, а потом залезал обратно. Мне неинтересно было заходить в дверь, как нормальным людям.

– И это неправда, – возразила Римма Степановна, – я бы ни за что не разрешила тебе прыгать в окно.

– Не разрешила бы. Поэтому я тебя и не спрашивал, а прыгал, когда тебя нет.

Татьяне не нравился этот разговор, который мог привести неизвестно куда, поэтому она решила вмешаться.

– Чего только не узнаешь о собственном муже, – сказала она, укоризненно глядя на него, – ты, оказывается, ещё и хулиган. Разве ты не понимал, что мог сломать себе ногу и остаться калекой? Здесь от окна до земли довольно высоко, метра полтора.

Римма Степановна замолчала, нахмурилась, посмотрела на сноху неодобрительно и хотела ещё что-то сказать, но Татьяна не дала ей вставить ни слова. Она взяла под руку новоявленного свёкра или даже папочку и решила именно ему устроить экскурсию по загородному дому и саду.

– Вам здесь нравится, Николай Трофимович? – говорила она старичку, ростом едва доходившему ей до плеча, – здесь просто рай, вот увидите. Мы так привыкли к городской суете, к пыли и раскаленному асфальту, что на природе просто теряемся. От свежего воздуха у нас кружится голова.

Николай Трофимович был доволен вниманием к своей персоне, он расплылся в улыбке и решил поддержать разговор.

– Что вы, Татьяна Михайловна, я ведь в деревне вырос. Для меня природа – часть моей жизни, – начал было он свой монолог, но любимая супруга его перебила.

– Нашёл, чем гордиться – в деревне вырос среди коров и свиней, – заявила она, – небось, всё детство прошло в навозной куче.

– Нет, Риммочка, всё было совсем не так. Когда окно в доме выходит прямо в сад, это прекрасно.

– И у нас окно выходит в сад, – поддержала нового родственника Татьяна, – ночью слышно, как шелестят листья.

– Я бы всё тут переделала, – снова вступила в разговор Римма Степановна, – никакого вкуса! Зачем надо было красить наличники в белый цвет?

Ей никто не ответил, потому что внимание публики отвлекли вновь прибывшие гости – дядя Петя с супругой. Татьяна расцеловалась с тётей Верой, от которой по-прежнему исходили доброта и участие, радостно поздоровалась с дядей, а потом и гости ,и хозяева начали вместе готовить обед.

На углях уже жарился шашлык, за качество которого отвечали Сергей с Андреем, а дядя Петя давал им дельные советы. Он хотел было улизнуть рыть погреб, потому что не умел сидеть без работы, но его не отпустили, объяснив непоседливому дядюшке, что в такой знаменательный день работать грех. Он смирился с мнением большинства, однако поведал публике, что надеется найти в погребе клад.

– Я в прошлый раз, когда начал копать погреб, заметил, что земля там очень мягкая, одно удовольствие работать. Но потом лопата ударилась обо что-то твёрдое и дальше не пошла. Иногда в кино такое показывают, особенно в сказках. Но один извлекать клад из земли я не осмелился, зачем мне сокровища? А вот сегодня, при свидетелях, можно попробовать…

– Да ну тебя, Пётр, вечно ты что-нибудь сочиняешь, – возмутилась до того сидевшая тихо Таисия Михайловна, – никаких кладов не существует, всё это детские сказки.

– Может быть, и сказки, – согласился дядя Петя, – но лопата дальше не пошла – это точно.

– Перестань сочинять, – попросила мужа тётя Вера, – чудеса в нашей жизни, конечно, бывают, только почему-то очень редко. Вот недавно у моей соседки страшную болезнь признали – рак. Никакое лечение не помогало. А потом она узнала о народной целительнице и поехала к ней куда-то в Красногорск. Денег, конечно, она с неё взяла немало. Но больная-то поправилась! Разве это не чудо?

– Это уж совсем бабкины сплетни и предрассудки, – ещё раз возмутилась Таисия Михайловна, – мировые светила медицины столько лет борются с раком, а результата достигают не всегда. А тут излечилась, как после взмаха волшебной палочки…

– Нет, целительница ей какие-то снадобья давала, отвары травяные… Кто знает, что организму нашему надо? Может быть, что-нибудь помогает, – не унималась тётя Вера.

Татьяна внимательно слушала этот разговор, а потом вполне серьёзно обратилась к тёте Вере.

– Тётечка Верочка, ты мне адрес целительницы узнай, пожалуйста. Чем чёрт не шутит…

Все с удивлением и тревогой посмотрели на Татьяну.

– Что такое? – удивился Сергей, – ты болеешь?

– Слава богу, нет. Но моя подруга Нина, одноклассница, уже несколько лет лечится. Надо ей помочь.

– Адреса я не знаю, но обязательно спрошу, – пообещала тётя Вера.

Гости засиделись до вечера, наслаждаясь свежим воздухом и вкусной едой. Дядя Петя, которому не разрешили работать, уснул в доме на диване, Николай Трофимович храпел рядом на кушетке. Тётя Вера разговорилась с Таисией Михайловной, а Римма Степановна, воспользовавшись удобным моментом, подошла к Татьяне.

–Таня, я надеюсь, что в будущем на нашу дачу не будет приезжать, кто попало. Что это за дядя Петя, зачем он здесь?

– Это мой двоюродный дядя, он помогал нам ремонтировать дом. Если бы не он, тут были бы одни развалины. Что вас не устраивает?

– Строитель, значит? Если строитель, то ладно. Я бы хотела более тесный семейный круг…

– Он у вас будет, – сказала Татьяна, хотя не собиралась свою свекровь часто привозить на дачу. Без неё как-то спокойнее.

Дядя Петя, проспав часа два, наконец пробудился и начал тормошить Николая Трофимовича. Солнце двигалось к закату, пора было собираться домой.

– Эх, зря день прошёл, – посетовал он на прощание, – даже погреб не вырыли.

Дядя Петя и не подозревал, какой “клад” ждал его под домом. И если бы он до него добрался сегодня, праздник был бы испорчен наверняка.

.Лапша.

Когда Дуся, называвшая себя Люсей, вышла замуж, то её супруг сразу же пресёк эту двойственность в именах и стал называть её Дусенькой. Она смирилась с этим обстоятельством и начала трудовую жизнь Евдокией Миловановой, уже не комплексуя по поводу немодного имени. Если оно понравилось её избраннику, значит не такое уж плохое.

Человеком она была спокойным и невозмутимым, и, работая скромным бухгалтером в какой-то фирме, никогда не жаловалась на судьбу.

О её спокойствии ходили легенды ещё в школе. Одноклассники убедились в этом, когда произошёл неприятный инцидент в походе. Они прекрасно расположились в подмосковном посёлке Томилино возле речушки, разложили костёр и собирались уже печь картошку, но откуда-то явились пятеро подвыпивших парней.

Они сели рядом, увидели симпатичных девочек и начали уделять им повышенное внимание. Мальчикам это не понравилось, и они сделали вновь явившимся замечание, попросив их идти своей дорогой. Те расхохотались – какие-то пятнадцатилетние сопляки будут их учить!

– Мы уйдём, но девочек ваших возьмём с собой – очень уж хороши, – сказал один из них.

Девчонки в это время уже поняли, что дело нешуточное, и тряслись от страха. Каждая из них надеялась, что выберут не её, покрасивее есть. Одна только Дуся-Люся сохраняла спокойствие, продолжая делать то, что делала до этого – есть колбасу.

Мальчишки встали и загородили своих одноклассниц. Хулиганы встали тоже, не собираясь уступать. Ещё чуть-чуть, и была бы драка, но всё неожиданно закончилось хорошо. Дуся съела свой завтрак, подошла к стоящим стеной мальчишкам и сказала:” А ну-ка идите отсюда!” Потом она посмотрела на подвыпивших парней, неизвестно зачем испортившим им пикник, и строго сказала: “Вы что же, мужики, хотите срок получить за растление малолетних? Мы несовершеннолетние, нам пятнадцать лет. Поняли? У меня папа прокурор”.

– Ну что вы, что вы… Мы же пошутили, – и компания быстро удалилась.

Потом, возвращаясь домой, девчонки смеялись над своими страхами. Но если бы не Дуся, возможно пришлось бы и плакать.

До поры до времени Евдокию устраивала и скромная зарплата, но потом вдруг всё переменилось. Появился новый вид бизнеса – распространение среди легковерного населения пищевых добавок, изготовленных на основе китайского зелёного чая и экзотических трав. Стоили эти добавки недёшево, превосходя стоимость того же китайского чая раз в десять. Именно потому, что стоимость товара намного превосходила реальную, и требовались такие распространители, умеющие, как говорится, вешать лапшу на уши.

Дусю в этот бизнес вовлекла одна сослуживица – и не из добрых побуждений, как можно было подумать, а согласно условиям самого бизнеса. Всякий вступивший в это содружество распространителей не совсем понятных “добавок”, должен был вовлекать туда и других – и чем больше вовлечёт, тем больше выиграет материально.

Когда её уговаривали и обещали златые горы, Дуся этого ещё не знала и подумала, что о ней заботятся.

О пищевых добавках в то время ещё не было сколько-нибудь достоверной информации, а язык у сослуживицы был подвешен хорошо, потому Дуся и поверила в волшебную силу новых “лекарств” и согласилась заняться их продажей. Она быстро усвоила науку “вешать на уши лапшу” и, подкрепляя её неподдельной искренностью, активно взялась за дело. В разноцветных упаковках у неё были лекарства буквально от всех болезней. Она клялась, что снизит вам давление, заставит лучше работать сердце, вылечит любые глазные болезни и даже уберёт раковую опухоль. Свою убедительную беседу она насыщала медицинскими терминами, что делало её ещё убедительней. Люди верили, что стоит им только купить пять-шесть упаковок целительного средства, заплатив за это две-три тысячи рублей, как все проблемы со здоровьем отступят, и начнётся новая счастливая жизнь.

Дуся заметно поправила своё материальное положение, у неё появились дорогие вещи, о которых раньше она могла только мечтать: автоматическая стиральная машина, микроволновая печь, одежда из бутиков.

Когда Дуся во всём блеске явилась к Тане, она попыталась и её вовлечь в распространители пищевых добавок. Убеждая её собственным примером, Дуся была почти уверена, что очередное вовлечение удалось, и денежная премия у неё в кармане. Однако Таня шарахнулась от пищевых добавок, как чёрт от ладана, узнав, что надо будет ко всем приставать и предлагать товар, в котором сама не уверена.

– Я врать не умею, у меня ничего не выйдет, – сказала она Дусе.

– А тут врать и не надо, – возразила Дуся, – надо просто разъяснять, как комплекс целебных трав, подобранных определенным образом, благотворно влияет на организм.

– Комплекс трав – это хорошо. А почему так дорого?

– Они же растут в экологически чистых районах Китая. Разве не слышала об этом?

– Догадывалась. Но небольшая коробочка травки (если это не героин, конечно) не может стоить пятьсот рублей. Это явно придумано для наживы продавцам.

Дуся нахмурилась, замолчала, а потом сказала, покачав головой: “Нет, ты не права, сотни людей вылечиваются и приходят опять покупать наш товар. Некоторые употребляют пищевые добавки регулярно и прекрасно себя чувствуют”.

Таня посмотрела на одноклассницу недоверчиво, потому что сама никогда не встречала таких примеров. Более того, она знала, что если заболеешь, как следует, то никакая травка не поможет ни по двадцать, ни по пятьсот рублей, понадобятся сильные лекарства вроде антибиотиков.

– Ты сама-то лечилась от серьёзных болезней этими снадобьями? – спросила она Дусю.

– Нет, не лечилась, потому что я не болею. Принимаю пищевые добавки и не болею. Вот так, – оптимистично ответила Дуся.

Но Таню это не убедило. Ей нужны были конкретные примеры излечения, а не такие. Поэтому в конце концов они с Дусей и договорились полечить Нину и добиться, чтобы раковая опухоль не возвращалась никогда. Нина лечиться охотно согласилась и приобрела несколько коробок чудодейственного средства, очередного изобретения Тибетской медицины. Нина хваталась за любую возможность, за любую соломинку, чтобы облегчить своё состояние и продлить жизнь.

– Я всё жду, когда изобретут лекарство специально для меня. Это обязательно должно случиться, – говорила она.

Когда Нина Горлатых начала принимать настои тибетских трав, поначалу ей и в самом деле показалось, что у неё прибавилось сил, и она почувствовала себя бодрее. Но это было самовнушением, не более того. Потом мнимая бодрость духа исчезла так же, как появилась. Очередное обследование в клинике показало, что никаких существенных перемен не произошло. И Нина вновь загрустила.

Она давно уже обратилась к богу, хотя, как все шестидесятники, была воспитана в духе атеизма. Во времена её детства и юности не только не верили в Бога, но и смеялись над самим фактом его возможного существования. Однажды в десятом классе мальчишки перед уроком обществоведения поставили в классе на шкаф икону и зажгли свечку. Таким образом они решили подшутить над директором Михаилом Васильевичем, внушавшим им на каждом уроке, что материя первична. При этом весь класс просто умирал со смеху.

Михаил Васильевич шутку оценил, но икону со свечкой попросил убрать.

– Божий дар, возможно, и химера, – сказал он, – но не надо этим злоупотреблять.

Нина обратилась к Богу уже в девяностые годы. Спрашивая, за что ей такое наказание, она просила помочь ей в исцелении. Ответа на свой вопрос она, естественно, не получила, но в исцелении ей Бог, видимо, регулярно помогал.

Татьяна не слишком хорошо разбиралась в религии, в церковь не ходила, потому что не считала её божьим храмом, но в существование высшего разума верила. Она полагала, что обязательно должен быть какой-то высший разум, который отвечает за гармонию в мире. Этот высший разум по её мнению не должен обращать внимание на мелочи – такие, например, как регулярное посещение церкви и чтение молитв. А вот живём ли мы по его заповедям или постоянно их нарушаем – убиваем, грабим, бегаем за чужими мужьями и жёнами – это вопрос серьёзный. Поэтому Татьяна старалась не нарушать божьих заповедей, о которых сказано в Библии – тем более, что и нужды никакой в этом не было.

Вопрос излечения Нины Горлатых был для неё не только первостепенным, поскольку не терпел отлагательств, но и принципиальным. Сегодня заболела Нина, завтра эта участь постигнет кого-нибудь другого, а радикального средства от рака всё ещё нет. Его надо искать везде, даже у колдунов и гадалок, которые в последнее время стали называть себя экстрасенсами.

Адрес целительницы, выпрошенный у тёти Веры, Татьяна взяла на вооружение не просто так, на всякий случай, а с вполне определенной целью. Надо было как-то уговорить Нину поехать в подмосковный городок Красногорск и показаться целительнице Софье Игнатьевне. Она не решилась взять эту миссию только на себя и пригласила в сообщницы Ирину Витушкину. Последняя сначала испугалась “колдуньи”, но потом согласилась. Татьяна посулила ей в случае удачи совместную поездку в Красногорск на машине мужа Нины Фёдора.

– Правда, что ли? – спросила Ирина, и глаза её загорелись, – я ведь давно хотела с ним познакомиться. Чем чёрт не шутит, может быть…Я обязательно уговорю ее поехать.

Татьяна не дала ей договорить, поскольку и без того было ясно, что она хотела сказать.

– К колдунье ехать действительно страшно, даже с Фёдором, – пояснила Татьяна, – поэтому лучше, если нас будет много. Разве что не возьмут…

– Пусть только попробуют! – решительно заявила Ирина, которая уже загорелась идеей совместной поездки, принимая её за увеселительную.

Нина согласилась ехать не сразу, но достаточно быстро. Она очень обрадовалась, узнав, что и подружки поедут с ней. Фёдор Маховец, напротив, отнёсся к этой затее скептически, не веря в положительный исход дела. Но ехать согласился, не желая огорчать Нину.

И вот в воскресенье утром Ирина с Татьяной сидели на лавочке у дома Нины, ожидая хозяев, которые никак не могли собраться. Машина непонятно какой марки, но очень красивая, стояла тут же, и подружки, любуясь, обсуждали её. Фёдор Маховец явно процветал, снимаясь во всех сериалах подряд, и деньги у него водились.

И вот щёлкнул кодовый замок, распахнулась дверь подъезда, и вышел он, кумир женщин, звезда, небожитель. Он постарел, но не стал хуже. Одетый, как простой смертный, в джинсы и майку, он выглядел совсем не просто. Татьяна улыбнулась, а Ирина, ожидавшая этой минуты трое суток подряд, замерла от неожиданности и молча уставилась на артиста.

Фёдор поздоровался с женщинами, галантно поклонился Татьяне как старой знакомой и, скользнув безразличным взглядом по лицу Ирины, направился к машине.

– Она ещё не оделась? – спросила Татьяна, лишь бы сказать что-нибудь.

– Сейчас придёт, Татьяна Михайловна, – ответил Фёдор и улыбнулся. Одной этой улыбки было достаточно, чтобы любое женское сердце затрепетало или совсем остановилось.

То, что красота ослепляет, Татьяна знала давно. Поэтому на красивых людях легче ошибиться, чем на некрасивых. Ослепление проходит, а что остаётся? Очень часто пустота. Есть мнение, что красота и счастье для женщины отнюдь не синонимы, а скорее наоборот. Ослепила, не потрудившись вызвать другого, проникающего в самую глубину сердца чувства. Глаза-то ослепли, а сердце осталось нетронутым, отсюда и результат. Но насчет мужской красоты, которая у нас в дефиците, ничего такого она сказать не могла.

Нина наконец-то спустилась с шестого этажа своего элитного дома, и вся компания уселась на роскошные кресла шикарной машины. Фёдор нажал на газ. И только тут Ирина вышла из оцепенения, тяжело вздохнула и, выразительно посмотрев на Татьяну, положила руку себе на сердце.

В пути Нина и Фёдор почти не разговаривали, лишь обменивались изредка незначительными фразами. Видимо, они переживали, думая о серьёзности задуманного мероприятия. Ирина с Татьяной, сидя на заднем сиденье, общались шёпотом.

В Красногорск они приехали довольно быстро и увидели, что его название вполне соответствует сути. Город был расположен на холмах, чередующихся с оврагами. Правда, холмы были не красными, а щедро заросшими зеленью, но, может быть, раньше здесь добывали какую-нибудь глину, отсюда возникло и название.

Дом Софьи Игнатьевны они нашли не сразу, а когда нашли, ужаснулись – находился он на дне самого глубокого оврага и внешне напоминал избушку бабы Яги, разве что без курьих ножек.

Фёдор остановился на краю оврага, поставил машину на сигнализацию, и дальше всей компанией они пошли пешком. Овраг при близком его рассмотрении оказался очень живописным. На его склонах росли цветы и травы, в том числе и целебные. Спускаясь, Татьяна успела разглядеть среди них кровохлёбку, хвощ полевой, зверобой и шалфей. Да, очень удобно устроилась целительница: сырьё растёт рядом.

Добравшись, наконец, до избушки, путешественники увидели висящий у двери колокольчик – такой Татьяна видела только в мультфильмах. Фёдор смело дёрнул за шнурок, и тут же раздались соловьиные трели. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появилась не Баба Яга, не старушка – божий одуванчик, а женщина лет тридцати пяти с тяжёлой русой косой, собранной в узел. “Вы ко мне?” – быстро спросила она и пригласила путников войти.

Они вошли в довольно широкие сени – вблизи избушка оказалась больше, чем издали. Во всех углах сеней висели пучки травы, но не той, которую Татьяна видела в овраге. Незнакомая трава издавала непонятное, но приятное благоухание.

Софья Игнатьевна оглядела прибывшую к ней компанию и остановила свой взгляд на Нине, которая, бледная и испуганная, боялась поднять на неё глаза.

– Кто будет лечиться? Вы? Тогда давайте пройдём вот в эту комнату. Остальных прошу подождать.

Нина неохотно, как казалось со стороны, поплелась за целительницей в какой-то чулан. Её спутники уселись на скамью и замерли в тревожном ожидании. Первой нарушила молчание Ирина.

– Что-то её долго нет, – сказала она.

– Так ведь целительство – процесс, наверное, длительный, – отозвалась Татьяна, – она же должна изучить пациентку.

– А как она узнала, что именно Нина приехала лечиться? – спросила Ирина.

– Так ведьма же, разве вы не видите, – вступил в разговор Фёдор, – один её дом чего стоит! Ведьмы видят всё.

– А мы, выходит, здоровы, если она на нас не обратила никакого внимания, – заметила Татьяна.

– Всё познаётся в сравнении, – заметил Фёдор, – по сравнению с ней мы здоровы. Как говорится, сравнительно здоровы.

Ирина, до того украдкой поглядывавшая на Фёдора, теперь смотрела на него во все глаза. Знакомство, решила она, всё-таки должно состояться, иначе Фёдор и не запомнит её.

– Я представляю, как вам сейчас тяжело, Фёдор… Простите, не знаю отчества… – начала она разговор.