Исток бесчеловечности. Часть 3. Все мы химеры

6

Алисия и Штиллер сидели на ковре и наблюдали друг за другом с напряжённым ожиданием. «Разбуди меня, – читалось в глазах обоих, – отправимся вместе в лавку кота Хайнриха покупать толкование этого поганого сновидения».

– Надо расспросить, где Эвена видели в последний раз. Так я искал бы потерянный ключ.

За стеной слышались шорох и скрип, пол едва заметно вздрагивал. Дом следовал своим непостижимым путям. Гостей уносило вдаль – или внешний мир удалялся прочь. Разницы, наверное, не было никакой. Узкое окно, прорезающее одну стену, отвернулось от заката в тень. Пришлось зажечь амулет-свечу.

– Куй боно? То есть кому выгодно исчезновение мастера? – снова нарушил молчание Штиллер. Голоса прошлого говорили его устами, так недомогание ключника называл Констант. И хохотал демонически при этом.

– Собственную выгоду не разглядишь, куда тебе чужую угадать, – вздохнула Алисия.

Она сняла перчатки и принялась царапать шрамы и ожоги. Следы, оставленные испорченными волшебными вещами. Мастерица терзала старые раны всякий раз, будучи собой недовольна. И просто по рассеянности. Кожа её не заживала никогда.

– Мог ведь с Бреттой в Обратную Рощу поехать, – задумчиво произнесла амулетница. – Все тебя уговаривали, даже Ларс-трактирщик. За комнату на той неделе вносить, а здесь заработка не предвидится. К тому же только слепой не заметил, каким волком на тебя Бреттушка глядела: вот-вот на горло кинется! Признавайся, – Алисия вопрошала тонким неприятным голосом, грозящим оборваться неудержимыми рыданиями, – зачем в Рипендам помчался? Новых ключей поискать в здешних сундуках? Или решил всё-таки в Биццаро оборотиться? Шушуна, небось, с собой носишь?

Штиллер вздохнул и полез в сумку. После нескольких ключей, вынутых и с невнятным бормотанием спрятанных обратно, на ладони у него появился кожаный мешочек. Внутри прятался загадочный дар, оставленный злым волшебником Биццаро четырём потомкам. Эту вещь следовало поместить в устройство на старой пристани Рипендам. Дальше – лишь домыслы и догадки.

– Нет, Биццаро становиться я пока не намерен, – сообщил ключник и завязал цеховую торбу с инструментами.

Вдруг в глазах Рена вспыхнуло упрямство.

– Но даже не проверить, как оно работает?! – воскликнул он. – Знать, где древние чудеса лежат – и не отправиться в путь? Неужто веришь в такую силу, которая превратит меня в давно мёртвого Биццаро? Думаю, устройство просто передаёт знание! Утраченное после пожара в Лиоде и века отчуждения!

Он заметил наконец, что пугает свою спутницу. Протянул руку, намереваясь погладить Алисию по плечу, но остановился. Девушка полностью скрылась в темноте, амулет-свеча освещал только колени в лёгкой шерстяной юбке. И они осторожно отодвигались, прятались, становились всё меньше, сливались с тенью от покрывала на низкой кровати.

– Узнаю пару-тройку древних тайн, и всё останется по-прежнему, – неловко подвёл итог Штиллер.

– Не останется, – донеслось из темноты. – Помнишь Отика? Мечтаешь пойти по его следам? Только новые знания изменяют нас… Ты пойми: Бретта полюбила начинающего ключника, железнодорожного поэта или доброго михинца. Но не злого чародея, творца шушунов.

Алисия невидимо усмехнулась.

– Этот тип скорее в моём вкусе!

Она зашуршала в темноте, освобождаясь от накидки и платья, заползая под тёплые одеяла. В окно тянуло свежестью с Вод. В Доме вообще было необычно холодно и сыро для начала лета. Рен погасил забытую хозяйкой свечу, минуту-другую в беззвучном отчаянье потаскал сам себя за волосы – и полез на кровать у другой стены.

Разбудил его не рассветный луч в узком окне – в Рипендаме никогда не наступало утро.

– Что ты творишь, Алисия? – спросил Рен, глядя в глаза, в её близкое лицо, полное саморазрушительной нежности.

– Злодейство.

7

Барч висел в свёртке из тонких одеял на крюке под потолком ледника. Не спал и не бодрствовал. Вспоминал. Отнятое некромантом возвращалось, подобно птицам из зимних странствий в Пустозем.

Игра в прятки на волшебный лад – рискованная авантюра. Не зря родители запрещают подобные затеи. Порой никто никого не находит. Никогда. Но всё равно трудно уберечь искателей приключений от смертельных опасностей детских игр.

Тогда его звали Барик Сом. Не за обманчивую медлительность и сонные глаза, а за умение дольше всех сидеть под корягой, под новым причалом. Там сын рыбака чувствовал себя дома. Тратил немного личной магии на дыхание и глаза Морской змеи, но оставался самим собой. Существа Вод вскоре потеряли к нему интерес. Сом всегда выигрывал в прятки. И с удовольствием оттягивал момент, когда придётся пренебречь весельем ради ремесла.

О битве Левиафана и Змеи он не знал. Лениво тянулся обыкновенный полдень. Всё замерло. Нахальный лещик не кусал за ухо, синявки не махали из глубины. И вдруг издалека, из области Запрета, послышался ужасный звук. Будто сотни рыб, подводных цветов и даже рыбаков в лодках завопили разом. Безобразный рёв, невыносимый стон боли разрывал зелёное полотно Вод.

Потом наступила тишина. И Сом поплыл туда, откуда кричали.

А ему навстречу – рыба! Удивительная. В чешуе из металла. Веретенообразное тело сохраняло неподвижность статуи или окоченевшего мертвеца. Из темени торчал одинокий рог. Слепые глаза во всю морду сияли непонятным торжеством. Рыба приблизилась. И стала метать икру. Мелкие капли, похожие на шушунов из тепла и света, наполнили пространство вокруг Бартоломео. Голоса пропели у него в голове. Но теперь не ужас звучал в них, а облегчение. Чужие мысли затопили череп рыбачьего сына, как грот – приливная волна.

Потом, много позже, сети гвардейцев вынули Барча из Вод, из хаоса голосов.

8

– Дальше вас жена поведёт. Вижу, она караулит внутри и лопается от желания посплетничать. В кои-то веки прибыли гости, которым не рассказаны семейные гнусности.

И, вскинув вялые пальцы, похожие на снулые селёдки, брат Эвена отступил во тьму.

Зерафина стремительно кинулась навстречу, едва не втащив мужа назад в комнату. Им всё-таки удалось разминуться на пороге, друг другу ног не оттоптав. Искусственная женщина маневрировала висящим на её костлявом предплечье племянником. Ансгар отстранённо ухмылялся. Он казался довольным тем, как тётка распоряжается его телом и, без сомнения, духом тоже. Женщина переоделась в ещё более простое, строгое платье, напоминающее доспехи. Кружево закрывало шею и весь подбородок, из-под чёрных рукавов выглядывали костяшки пальцев, сжатых в кулаки. Юбка без единого украшения шелестела по камню при каждом шаге. И всё же причудливые манеры Зерафины создавали ощущение, что стоит ей слегка пожать плечами, и платье свалится вместе с бельём.

– Эвена в последний раз видели на могиле свекрови! – и не вспомнив о формальных приветствиях, объявила она. – Бабушка там отдыхает от суеты живых. Эвен сотворил её в Старомире. Или наоборот, она его… Мать чародея обходится без имени: зовите её Бабушкой. За саркофагом – только запустение и темнота. Некоторым нравится, они там сутками сидят. Свобода! Щениться не успевают.

Ансгар обернулся к тётке, столь бесцеремонно вещающей о его супруге.

– Стаи псов на могилах грызутся, – не обращая внимания на яростный взгляд племянника, продолжала Зерафина. – Пока вожака не пристрелишь, не отвяжутся. Эвен премию назначил по пятаку за хвост. А племянник – Ансгар – против детоубийства. Оставляет им рисунки, игрушки… Пытается приручить, в люди вывести. И всё без толку.

– Почему Эммерик отказался проводить нас на могилу матери? – устало спросила Алисия. Очевидно, ей хотелось поскорее завершить неприятное задание. Амулетница с самого начала не стремилась вступить в гильдию, пойти по стопам отца. Однако Ю, бормоча о цеховой защите и взаимовыручке, сунул ей в руки страницу с заданием. Гильдмастер, уверил он, знает лучше. А недовольной Бретте предложил купить луку на базаре, понюхать и порыдать. «Полцарства за кота!» – простонал беззвучно Рен. Потребность объясниться с любимой изводила Штиллера. Горела под кожей… Он подумал об отце и вздрогнул, отгоняя ужасные воспоминания о Подводном Страже, о сжигающем того неугасимом огне: неужто теперь и сына ждёт та же судьба? «Бретта!» – позвал Рен мысленно вдаль. Но никто не выпрыгнул из холодного полумрака Дома, не повис на шее, не влепил поцелуя. Впрочем, сейчас Рен бы этого, наверное, не перенёс.

– Трудно винить мужа за то, что он кладбище обходит стороной, – ворковала тем временем Зерафина. – Нам не нравится смерть! К тому же Бабуля в довольно помрачённом состоянии. Эммерик собирался сжечь её вместе с саркофагом, но передумал. Твари подвалов уважают покойницу и не лезут через хладный труп на нашу сторону.

– Твари? – удивился ключник. – Псы?

– Призраки, – пояснила собеседница. И продолжила несвязно, с наигранным воодушевлением: – Малышка София тоже могла бы проводить к любимой бабушке. Эвен радовался их дружбе. А ведь девочке нужны для игр живые приятели её возраста!

– София ведь не настоящая внучка Эвена? – спросил Штиллер. И моментально утратил расположение собеседницы.

– Вы, наёмники, хуже некромантов, – пробормотала женщина, раздражённо теребя кружево на запястьях. – Ни такта, ни вежливости… София – бродяжка из Амао или из Города Ночь. Мы пытаемся быть добрыми родственниками для сиротки.

Племянник тем временем перекатывался с пятки на носок, будто беседа не имела к нему никакого отношения. Но на последних словах отчётливо хихикнул. Рен вопросительно глянул на него. Ансгар тут же смятённо уставился вбок. Но не на тётку, а мимо, в полумрак, где угадывались старинный секретер и сухие цветы. Снова представилась возможность полюбоваться на кровоподтёк через всю скулу.

– За что дядя вас так разукрасил?

– Эммерик не любит, когда за ним шпионят, – вмешалась Зерафина. – Шенна нашла Ансгара у входа на кладбище – без чувств, в крови! – женщина патетически возвысила голос и вдруг подмигнула. – У сестрички истерика, а Ойона, несравненная повелительница блох, и не вздрогнула. Теперь Шенна, второе дитя Эвена, с нами не ужинает, дуется. Хорошо, пентаграммы чертит: у меня терпения нет, а у сестрицы её – толковых пальцев на лапах. Пьёт, рисует криво, вот нас демоны больше и не навещают! Отец переделывал её сотню раз, без толку. Всякая жидкость в ней сбраживается, не успевает поднести стакан ко рту – всё! В голове только песни да любовь. А кого тут любить?

Теперь уже оба гостя выглядели так, словно Владыка Ада наступил им на мозоли своими многочисленными копытами.

– Крепкой дружбой Эммерик с братом не связан? – захотелось уточнить Штиллеру.

– Нет, но и врагами их не назовёшь. Супруг мечтает наконец взять Дом в оборот. Разобраться с машинами, к которым Эвен не подпускал. А меня механические чудеса пугают до судорог. И нельзя выйти посидеть на пристани, покататься на лодке по заливу… Муж столько раз упрашивал брата отпустить хотя бы меня. Умолял, угрожал… Да, и угрожал тоже! Но не стал бы вредить Эвену. Неясно ведь, кто наследник!

– А если бы вам самой захотелось избавиться от мастера, то почему? – со всей возможной наивностью поинтересовалась Алисия. И услышала язвительный смех.

– Отомстить за разлуку с собственными детьми. Они признаны недоброкачественными, изгнаны в Приводье. Их давно съели, наверное. Люди непривередливы…

– Навестим Бабушку прямо сейчас, – сконфуженно предложила Алисия.

9

Кладбище подавляло своей протяжённостью. Можно было представить жилую часть здания гигантским саркофагом над могилами предков. Цветы устилали надгробия, украшенные статуями чудовищ, и скромные могильные камни. Запах разрытой земли и сырости сводил с ума. Наёмники и Зерафина с племянником спустились по высоким ступеням. Алисия освещала путь амулетом-свечой.

Но вскоре он стал ненужным. На могилах зажглись сотни белёсых огоньков, позволяющих читать знаки на надгробиях. Барч узнал бы этих блуждающих светляков. В день битвы под водой огни сияли так же ярко. Но рипендамец тем временем пытался заставить чужие голоса в висках умолкнуть.

Друзей предостеречь не мог.

– Мертвецы рады вам, – прошептала Зерафина. – Со мной они не бывали так любезны. Вот, – женщина показала на монолит, возвышающийся поодаль, – могила старухи.

– Не позволяй Бабушке встать, – добавил снизу знакомый голосок. – Она больно знакомится.

Тётка грозно обернулась к Софии. Та смотрела из темноты непропорционально огромными глазами. Стоило взглянуть, и становилось ясно, что этот ребёнок был послушным всегда. Ни разу не стянул со стола ни конфеты.

– Меня нету, я в комнатке! – пискнула малышка и поехала на убегающем ковре вбок.

На этот раз тошноты не было, двигался ведь не Штиллер. И всё равно он едва устоял на месте, чуть не упал в другую сторону. Смо Риште, глава цеха ключников и личный ментор, обязательно заругался бы, упрекая в чрезмерной эмпатии и непрофессионализме. Он, Гильдмастер, хоть и михинец, не стал жертвой гоблин-монстра. В королевской темнице под Треугольной площадью пересидел вторжение чудовища и теперь работал в Лена Игел. Помилованный Королём, Риште воплотил мечту Штиллера и открыл мастерскую с золотым ключиком на вывеске. Конкурировать с ним? Невообразимо! Как дождевому червю с троллем-экскаватором.

Рен поборол головокружение и заметил пятно на стене. Словно на этом месте раздавили большое насекомое.

– Тут тебе Эммерик и врезал, – хихикнула Зерафина, оборачиваясь к племяннику. Гости вздрогнули: они успели забыть о присутствии побитого.

– О чём же спорили братья? – заинтересовалась Алисия.

– Обычно, – ухмыльнулся Ансгар одной стороной лица, – о проблемах в лаборатории, о чудовищах, об Отпуске. Никто не знает, где находится легендарная комната, и всякий мечтает рано или поздно выйти туда.

– Эвен искал возможности выйти в Отпуск? – уточнила тётка у спутника.

– Не расслышал, – отвечал тот угрюмо. – Нечего было мне маленькому уши драть. Может, туда собирался дядя, это он любитель шнырять и разнюхивать. А, не так?.. Кроме того, Эммерик упоминал Константа. Букиниста из столицы. Спрашивал, – на лице племянника выразилось сомнение, – о мере… разрешённой прелести, чтобы всё ещё иметь возможность покинуть Дом.

– Тогда он заметил тебя, красавчик. И наказал за неуместное любопытство.

– Угадала! – хмуро подтвердил тот. – Свалил меня и сверху немножко попрыгал. А Эвен полюбовался результатом и сказал: безупречности по-прежнему многовато. Дядя изготовился пинать дальше, но дед остановил. Мера совершенства, мол, определяется… на уровне камеры. Нет… Курятника? Загона? Клетки? Не помню.

Загона?..

Наёмники, покачивая головами, направились по тропинке между надгробий к постаменту. В Доме, который не покидали жильцы, мёртвых не закапывали в саду. Останки уменьшали, наверное. Редуцированных покойников клали в небольшие ящики-саркофаги. Лишь один, Бабушкин, соответствовал размеру взрослого человека. Рен влез на постамент и увидел: старая дама лежала в ладье, выдолбленной из мрамора. На мёртвой было ветхое, пыльное золотое платье, на лице – блестящая маска, руки в ажурных перчатках сложены на груди. Из дыр на кончиках пальцев выглядывали длинные когти, прямые и острые, вроде кинжальных лезвий. Покойница чем-то напоминала Барча, и ключнику сразу захотелось познакомить их.

– Бабушка, – обратился нерешительно Рен, – знаешь, где мастер Эвен?

– Он здесь, – глухо ответил голос из-под маски.

– Тут, на кладбище?! А в какой могиле искать? – азартно уточнила Алисия.

– Но если он умер, почему Дом не… – начал неубеждённый Рен.

Лежащая в гробу произнесла громче и уверенней:

– Дом не пёс, перед кем попало на брюхе не ползёт. Я тоже не слушаюсь моего чокнутого семейства, – старуха дёрнула пальцем в золотистой перчатке. – Может, и меня поищем для пущего веселья?

Одной рукой покойница сняла маску, другой оперлась на камень и села в гробу. Она оказалась безволоса и темна лицом, похожа на болотную мумию. Неподвижное лицо было не лишено странной привлекательности статуи. Штиллер отшатнулся и увидел призрака по другую сторону гроба. «Несуществующий» походил на кусок синего льда. Сквозь прозрачное тело был заметен ещё один, выше и шире в плечах, силуэт без лица. Завороженный необычным зрелищем, Рен перегнулся через край гроба. И тут мёртвая вонзила ему в предплечье сизые когти. Рядом пронзительно завопила Алисия.

Неведомо как вырвавшись, ключник попятился, спускаясь с постамента. Древняя ведьма уставилась на окровавленные пальцы и задумчиво положила их в рот, на свой тёмно-лиловый язык.

Познакомилась, понял Штиллер.

Под ноги ему вдруг с визгом метнулась собака, невестка Зерафины. Чуть не повалила, прыгнула в низкий пролом позади саркофага, в тёмную яму, которую невозможно было разглядеть с другой стороны гроба, с человеческого роста. Рен, совершенно ошалев от сменяющих друг друга бессмысленных происшествий, попытался схватить Ойону. Мягкая шерсть скользнула сквозь пальцы.

И поймал! Но странно. На другой стороне стены они вместе скатились с крутой лестницы. Ойона оказалась прижатой мохнатыми лапами, его лапами! Пёс игриво впился ей зубами в холку. И сразу был отвергнут, вышвырнут в опасную темноту, полную чужих, будоражащих запахов. Прилёг на живот, приготовился прыгнуть, покажись ему враг, или отпрянуть, бежать прочь, пока тени не останутся далеко позади, навстречу новым ароматам и приключениям. Он тявкнул во мрак. Оттуда донёсся беспечный, издевательский лай. Пёс осторожно подполз ближе.

Щелчок! Стало светлее. Другие, свободные псы, унеслись по своим делам. А он не успел: крепкие, властные пальцы теребили ему уши. Кусаться было нельзя. Пёс поскуливал в полной растерянности, готовый разорваться от неназываемых желаний в плоской лохматой голове. Тут что-то (ключ Хоффхарда, он же хирургический нож познания вещей, оператор не плоти, но духа) воткнулось ему под лопатку.

«Так это же я!» – удивился Штиллер и вернулся. Напротив ухмылялась Ойона в человеческой ипостаси. Тощая черноволосая метаморфка была женой Ансгара, нюх убеждал Рена в том, не оставляя сомнений. Женщина умело пользовалась ключами! Жаль, побеседовать об этом, наверное, не удастся.

– Поймал, поймал, – усмехнулась Ойона, не пытаясь сесть так, как это делают женщины, если их застать обнажёнными. – Теперь наша очередь. Беги!

– Щенят натравишь? Если я тебя оскорбил, то не нарочно…

Ойона покачала головой.

– Побежишь за щенками – тогда, может, останешься жив. Торопись, гость, – добавила метаморфка. – Привидения последуют за тобой!

– Привидения! – бормотал Рен, без энтузиазма устремляясь в темноту. – Дохлого леща вам в ухо, настоящие призраки?.. Алисия! – вспомнил он и завертел головой, но амулетницы рядом не обнаружил. Ключник перешёл на широкий шаг и, кряхтя, с трудом вытащил ключ. Хоффхард ещё напомнил мамин урок завязывания шнурков. «Раз вурдалачье ушко, два вурдалачье ушко, наперехлёст подвязал – и на охоту побежал!» Рен вырос и стал пользоваться более простым методом. Зато чистка моркови тупой стороной ножа была непревзойдённой маминой хитростью. Ни у наёмников, ни у Смо на кухне никто не знал, что неверская морковь от такого обращения дуреет, сама сбрасывает корочку… Рен стёр с лица улыбку и услышал шаги за спиной.

Не топот собачьих лап по камню, не шорох босых ног их предводительницы. Нечто приближалось ползком. Швыряло широкое тело вперёд и подтягивалось следом. Проклиная собственное любопытство, Рен повернул за угол и замер, поджидая преследователя. Под ногами лежала извитая тёмная бесконечность, способная в любой момент тронуться с места. Пути ветвились и затухали вдали. Шероховатые стены, крошечные шушуны-светильники под потолком напомнили ему ход в логово древних колдунов, где мастер Ю казнил Короля. «Старомирский архитектурный стиль чрезмерно упрощён, – подумал ключник. – Побывал в одной древней крепости – считай, познакомился со всеми». Он выглянул – и увидел.

Его преследовал большой зеленоватый кусок ничего. Бочка Запретной воды, покинувшая Рипендамскую бухту да сбившаяся с пути. Существо также напоминало оомекскую «мелочь поганую», если её мысленно очистить от ила и грязи. Штиллер напрягся, ожидая знакомой тоски и безнадёжности. Вместо неё пришёл страх. Чем опасен противник, было неясно. Но тем ужаснее ощущалось предчувствие неминуемой гибели, острое, как вурдалачий зуб. Ключник снова помчался вперёд, готовый завыть от ужаса.

Шлёпанье зелёного тулова настигало. Рен скатывался по лестницам, лез в колодцы, пересекал полутёмные комнаты. Вскоре его преследовали три призрака: один струился в боковом коридоре, второй катился следом, третий ощущался этажом ниже. Порой вместе с ключником бежали собаки. Тревога при этом ослабевала. Они действовали сообща: вместе валили на врага ветхую мебель, находили спрятанные двери. Щенки отвлекали тварей, пока беглец ожидал подъезжающий коридор. Наконец, Рен устал и сообразил, что должен был обойти Дом по меньшей мере четырежды. «Кого эти штуковины гоняют, когда гостей им не достаётся?» – подумал он. Чуть не позвал Бретту – загадать ей загадку: три кучи призраков столкнулись с пятью кучами призраков, сколько их стало? Ответ: одна большая куча призраков… Нет, Бретта ведь охотится сейчас в дальних краях. В одиночку или в незнакомой компании.

Мимо него на спине у призрака (и частично внутри прозрачного существа) проехало полгвардейца. Юное лицо покойника, пока не тронутое голодным монстром, не выражало ни тени надежды.