Kitabı oku: «Не верь лучшей подруге!», sayfa 3

Глава 3
Оксана

Оксана жила без Корнеева уже третий год. Без него она запросто тронулась бы умом, если бы не магазин. Он окупился через полтора года и, возможно, лишь потому, что Оксана занималась им столько времени в сутки, сколько мог выдержать ее организм. Одно вытекало из другого и питало друг друга: из жизни исчез любимый человек, и она потеряла бы смысл, если бы в ней не возник не менее любимый магазин «Новый взгляд». Оксана теперь шла по жизни не только с новым взглядом на старые вещи, но и на все остальное. Из любовницы и содержанки она превратилась в довольно удачливую предпринимательницу. Ее магазин не давал сумасшедших прибылей, но хватало не только на жизнь, но и на постепенное превращение секонд-хенда, как продолжала презрительно называть его Нелька, в элитную комиссионку.

Почему Оксана открыла именно комиссионный, а не какой-нибудь другой магазин, объяснялось довольно просто. Она очень любила старые вещи. Дома, на антресолях, в кладовках и просто в шкафах, не навалом, когда в никому не нужном, проеденном ржавчиной ведре можно найти старый конек и кокетливый хорошо сохранившийся шарфик, а в аккуратных коробочках у нее хранились бесчисленные вещицы, оставшиеся от мамы и бабушки. Например, две театральные сумочки. Одна побольше, из черного бархата, вышитая по одной стороне цветами из золотых нитей и с цепью из граненых колец вместо ручки. Другая, черная с белым, на витых шелковых шнурах, с покрытием под крокодиловую кожу, совсем крошечная, но раскладывающаяся в целое полотнище с многочисленными кармашками и зеркальцами: простым и увеличительным. А еще: большая подарочная коробка с парфюмерией под названием «Голубой ларец». Парфюмерии в ней, конечно, уже не было, зато остались матовые витые флаконы из-под духов и одеколона, похожие на православные храмы, и емкости в виде перламутровых раковин из-под рассыпчатой пудры и крема. Оксана хранила кружевную накидку с серебряной нитью, удивительное выходное платье из золотой парчи и много других потрясающих вещей, которые уже никогда не могут быть использованы, поскольку давно вышли из моды, но остались трогательно прекрасными и как бы хранящими в себе остановившееся время. Исходя из этой любви к старым вещам, Оксана, конечно, с большим удовольствием открыла бы антикварный магазин, но понимала, что не потянет. Там крутятся совсем другие деньги, да и знания нужны специальные, не говоря уже и об особых клиентах. Ей все-таки хотелось спать спокойно.

Однажды, томясь в очереди к участковому терапевту, Оксана, чтобы развеять скуку, взяла со столика самый чистый и незатрепанный журнал под названием «Бизнес СПб». Его почти первозданная чистота свидетельствовала о том, что для скучающих и болезненных граждан он не представлял никакого интереса. Оксана пролистнула его страницы и решила, что ей он тоже не по зубам, поскольку вместо кроссвордов, кулинарных рецептов, анекдотов и сплетен о народных кумирах содержит бесчисленное количество графиков, диаграмм и нудных колонок с цифрами. Подобного рода издания Оксана раньше никогда не держала в руках, а графики и диаграммы еще со времен школьного детства наводили на нее смертельную тоску. Она как раз собиралась бросить «Бизнес СПб» в общую кучу со «Знахарями», «Отдохни» и «Садоводством», когда вдруг под рубрикой «Выгодное дело» в глаза ей бросилась статья о комиссионках. Несмотря на многообещающую рубрику, статья честно рассказывала обо всех подводных камнях этого бизнеса, но будущая владелица «Нового взгляда», что называется, сразу на это дело запала.

Первым товаром в ее магазине действительно стали вещи из Оксаниных шкафов и с полок: те самые, которые дарил ей Корнеев. И не только одежда и обувь. Она принесла в свой магазин несколько вазочек и экзотических статуэток, которые Иван привозил ей из заграничных поездок. Ей хотелось плакать навзрыд по утраченной любви, когда почти сразу были куплены две эбеновые африканские девушки, длинноногие и прекрасные. Борясь со слезами и специально оттягивая время расставания с черными фигурками, Оксана лично и довольно долго заворачивала каждую в тонкую мягкую бумагу, лаская пальцами их деревянные тела. Ей казалось, что она навсегда запомнила их покупательницу, немолодую элегантную женщину в темных очках на желтоватом матовом лице с коралловыми губами.

Потом в магазин понесли вещи жители близлежащих домов или, как их надо было правильно называть в комиссионной торговле, комитенты. Но Оксана сразу отказалась принимать на комиссию абы что. Ей невозможно было всучить ни траченные молью меха, ни кримпленовые костюмы семидесятых годов прошлого века, ни безухих плюшевых медведей, ни облезлых деревянных пирамидок. Она не брала бобинных магнитофонов, детских колясок, лыж, коньков и гитар с лопнувшими струнами. Только первое время принимала советские пылесосы «Вихрь», стиральные машины «Сибирь» и отечественные электробритвы. Иногда, из жалости, она брала у полунищих пенсионеров вещи, которые никогда никто не купит, и платила им из своего кармана, но старалась делать это не слишком часто. Всем обездоленным все равно не поможешь, всех несчастных не спасешь своим участием.

Алексей Пылаев, которого Оксана очень удачно взяла на место товароведа, сразу предложил оснастить магазин несколькими компьютерами и наладить торговлю еще и через Интернет. Очень скоро из товароведа, должность которого он тем не менее продолжал исправно выполнять, Пылаев превратился почти в компаньона, который жил делами их магазина, как сама Оксана. Конечно, он не вкладывал в ее дело собственные деньги, но доходами, полученными от торговли через Интернет, магазин был обязан только ему.

Ежедневно к шести часам Алексей ездил в детский сад за дочерью, привозил ее в магазин, и она, бедолага, кантовалась в его задних помещениях до глубокой ночи, засыпая в каком-нибудь шкафу, в обнимку с фарфоровой статуэткой, или на клавиатуре компьютера самой старой модели, который Оксане безвозмездно отдала приятельница. Компьютер так медленно загружался и так трудно «соображал», что очень скоро был предоставлен девочке почти в полное владение. Оксане некогда было не только приласкать дочку Пылаева, но даже и просто пожалеть. Она воспринимала болтающуюся в магазине страшненькую Наташеньку как некую издержку ее бизнеса, с которой хочешь не хочешь, а приходится мириться. А девочка иногда открывала дверь ее кабинета и подолгу смотрела на нее в образовавшуюся щелку. Оксана иногда подмигивала ей и тут же погружалась в свои дела, мгновенно забывая о дочери товароведа.

Алексей Пылаев иногда бросал на Оксану странные взгляды, всерьез задуматься о значении каковых ей тоже было недосуг. Это во-первых. А во-вторых, после красавца Корнеева странно было бы всерьез воспринимать не слишком высокого Пылаева, рыжего, до умопомрачения веснушчатого и обремененного необыкновенно некрасивой и довольно-таки нахальной дочерью. В-третьих, на Алексея всерьез претендовала Нелька. Она строила ему глазки, наведываясь в магазин чуть ли не каждый день. Сейчас, в довольно-таки прохладном июне, она ежедневно рядилась в тот самый открытый сарафан с маками, который ее, несомненно, здорово украшал, как украсил бы любую женщину. Оксана уже сто раз пожалела, что продала его подруге. Сарафан купил ей Корнеев в одну из тех самых памятных поездок в Анталию и остался единственной из вещей, которые были с ним связаны. Каждый раз, когда Нелька его надевала, на Оксану накатывали ненужные воспоминания и мешали работать.

Наташенька по старой памяти называла Никодимову тетей Муравьем, хотя она, скорее, была похожа на хорошенькую кругленькую божью коровку. Алексей, который давно понял, что от него хочет тетя Муравей, при виде Нельки покрывался нервным малиновым румянцем и прятался за первый попавшийся манекен или компьютер. Никодимова старалась этим не смущаться. Надеясь приручить непокорного товароведа через дочь, Нелька закармливала ее пирожными, конфетами и прочими сладостями. Наташенька трескала их так, что за ушами трещало, но от этого Алексей Пылаев почему-то никак не делался ближе тете Муравью.

– Знаешь, подруга, я считаю, что ты должна мне как-то помочь, – заявила однажды Никодимова.

– Как ты себе это представляешь? – спросила Оксана, понимая, что речь идет об Алексее.

– Ну-у-у… не знаю… Может, организовать какую-нибудь корпоративную вечеринку, куда я буду приглашена в качестве своего человека для вашего «Нового взгляда» и личной твоей подруги.

– Так нечего праздновать. Лето же, – отозвалась Оксана.

– Можно всегда придумать, что праздновать. Было бы желание. Вот посмотри, в этом журнале написано… – и Нелька шлепнула на рабочий стол подруги очередной пестрый журнал и принялась зачитывать подчеркнутую фразу: – «На корпоративных вечеринках служебные отношения сотрудников принимают более непринужденный характер и при умелом ведении дела всегда могут перерасти в нечто большее…»

– Ты же не сотрудница моей комиссионки.

– Знаешь, Оксана, последнее время я стала подумывать: не перейти ли мне к тебе работать. Твои девчонки из торгового зала наверняка получают больше, чем я в заводской медсанчасти, ведь правда?

«Девчонки из торгового зала», конечно, получали больше, но «Новый взгляд» вовсе не нуждался в дополнительной продавщице. Штат был укомплектован. А Нелька со своей бешеной любовью к Пылаеву может внести в работу излишнюю нервозность. Хватит с нее, с Оксаны, лягушонка Наташеньки! Если по ее магазину каждый день будет разгуливать еще и тетя Муравей в красных маках, то все, что с таким трудом создавалось годами, может с треском развалиться в один момент от усилий толстеньких Нелькиных ручек и под пристальным взглядом ее голубеньких глазок.

– Ты же презираешь комиссионную торговлю! – пыталась ухватиться за соломинку Оксана.

– Это я раньше презирала по недомыслию и недальновидности, – охотно бичевала себя Нелька. – А теперь, глядя на твои несомненные успехи и очень хорошие вещи на полках, я полностью пересмотрела свои взгляды. Так как?

– Что как? – пытаясь оттянуть неприятный момент отказа, пробормотала Оксана.

– Ну… ты же берешь меня на работу! – В голосе Нельки не слышалось никаких вопросительных интонаций. Она была уверена, что лучшая подруга не сможет не взять ее к себе в магазин. Если не возьмет, тогда вообще непонятно, зачем нужны лучшие подруги.

– Понимаешь, Неля… штат у меня полностью укомплектован…

– Ну и что? Ты же частное лицо, а не отдел кадров заводской медсанчасти. Возьми и придумай для меня какую-нибудь новую должность. Кто тебе сможет помешать?!

– Но мне больше никакая должность не нужна… – как можно ласковее пыталась втолковать ей Оксана, но Нелька ничего не хотела понимать.

– Мало ли, что не нужна! Я же не бездельница какая! Да я уколы делаю лучше, чем все остальные! Ты же знаешь! Ко мне специально ходят…

– Нель, но здесь же не надо делать уколов…

– А вдруг какой-нибудь старушке станет плохо? Она принесет тебе на комиссию свою вазочку, которую ей в начале прошлого века подарил собственный ее возлюбленный, и все! Удар на нервной почве от потери драгоценной для нее вещи! А тут как раз я со шприцем!

– Неля! Ну что ты несешь? Если кому-нибудь станет плохо у меня в магазине, я всегда могу вызвать «Скорую помощь»! И потом… никакие бабушки с вазочками ко мне больше не ходят. У меня теперь совсем другая специализация!

– Ну хорошо! К черту шприц! Например, я могла бы обзванивать клиентов! Зачем тебе на это дело отвлекаться? Ты… ворочай делами по-крупному… а я просто буду на подхвате! Я же вчера видела, как ты изнемогала, когда разговаривала по телефону с одной навязчивой особой, когда тебе надо было срочно бежать в банк!

Неля, что называется, наступила на самую больную мозоль хозяйки «Нового взгляда». Комитентами и покупателями Оксаниного магазина теперь действительно были не старушки с вазочками, а женщины среднего возраста разных социальных слоев. Одни желали избавиться от еще хороших, но уже надоевших вещей, другие мечтали их купить по более низкой цене, чем в обыкновенных магазинах. В «Новом взгляде» велась специальная тетрадь, где были указаны телефоны и адреса постоянных комитентов и покупателей. С ними поддерживалась постоянная связь. В этой тетради, например, было записано, кто ждет летнюю блузочку 48-го размера и кто обычно сдает вещи именно такого размера. Магазин старался найти хозяина для каждой вещи, и это являлось прямой Оксаниной обязанностью, на которую она тратила уйму времени. Неудивительно, что предложение Нели поспело как нельзя кстати. Никодимова много лет проработала с больными людьми, которые капризничают покруче дамочек, желающих купить хорошую вещь, а заплатить за нее как можно меньше. Немного подумав, Оксана решила, что подруга вполне может справиться с обзвоном клиентов магазина.

– Знаешь, Неля… я подумаю над твоим предложением, – сказала она.

– И когда же ты решишь? – Никодимова даже раскраснелась не хуже маков на сарафане, поскольку почуяла, что подруга вот-вот сдастся.

– Я позвоню тебе, Нелька, вечером. Только сейчас ты уж, пожалуйста, мне не мешай!

– Хорошо! Ухожу! А ты не забудь позвонить, ладно? И заодно подумай насчет корпоративной вечеринки! Как раз можно будет отпраздновать прием на работу нового сотрудника!

Оксана кивнула, и Никодимова вихрем вынеслась из ее кабинета.

Через некоторое время после ее ухода в кабинет вошел Пылаев, нервно красный и взвинченный. Наверно, Нелька прижимала его своей грудью в маках в каком-нибудь из углов магазина. Оксана чуть не расхохоталась при виде несчастного взъерошенного Алексея. Вот и принимай Нельку на работу! Да от Пылаева одни рожки да ножки останутся. А как ей без него работать? Другого такого помощника днем с огнем не сыщешь! Как ей все-таки повезло, что именно он откликнулся на ее объявление!

– Оксана Юрьевна, мы можем ехать, – сказал Алексей. – Такси через пять минут будет у входа.

Дня три назад в «Новый взгляд» во время своего «шопинга» случайно забрела скучающая жена крупного бизнесмена. Она купила две парные статуэтки Дулевского фарфорового завода в виде целующихся парочек в пышных нарядах восемнадцатого века и без церемоний прошла в кабинет Оксаны. Анна Николаевна Ракова, как представилась дама, сказала, что к новому летнему сезону желает освободить от старой коллекции один из гардеробов, и пригласила служащих магазина в свою квартиру, чтобы оценить вещи. Разумеется, Оксана тут же согласилась. Уже достаточно повращавшись и хорошо потершись в комиссионных кругах, она знала, что прослойка людей, которые легко расстаются с дорогими вещами, отдавая их за «смешные» деньги, очень мала. Еще бы: купленную за пять тысяч долларов «Chanel» жаль отдавать всего за триста, а магазины типа Оксаниного большего предложить не могли. Поэтому многие состоятельные женщины предпочитали просто коллекционировать вещи и не расставаться с ними, даже если понимали, что никогда больше их не наденут.

Таким образом, случайно завернувшая в «Новый взгляд» Анна Николаевна Ракова была несомненным подарком для магазина.

Огромная пятикомнатная квартира Раковых находилась в старом доме на Разъезжей улице. Совсем недалеко, на улице Печатника Григорьева, жил Иван Корнеев. Оксана даже не подозревала, что так расстроится, попав в этот район. Она и была-то у Ивана дома всего раза три, но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы у нее запульсировало в висках и заломило затылок, когда машина ехала мимо знакомых домов и дворов. Видимо, она здорово изменилась в лице, потому что Пылаев даже спросил, не стало ли ей плохо. Оксане пришлось сказать, что в легковых машинах ее всегда укачивает, но она сразу придет в себя, как только они выйдут из такси на свежий воздух.

– Вам лучше? – спросил Алексей, когда они уже поднимались по широкой, облицованной гранитом лестнице на третий этаж.

Она кивнула, чтобы он отвязался от нее. Лучше ей не стало, потому что и стать не могло. Ей стало значительно хуже. Лестница была почти такая же, как в доме, где жил Иван. Такие же отполированные до благородного блеска деревянные перила, такие же широкие подоконники из белого и голубоватого мрамора, двустворчатые двери квартир.

В один очень счастливый вечер, каких в ее жизни было немного, Корнеев пригласил Оксану в ресторан. Она не помнит, танцевали ли они там и что ели и пили, потому что важным для нее тогда было совсем другое. Возвращаясь к Ивану домой за полночь, они медленно поднимались по такой же лестнице, целуясь на каждой площадке, а потом устроились на холодном мраморе подоконника, где Корнеев сказал Оксане, что она – самая главная женщина его жизни. Она навсегда запомнила не только его голос, гулко раскатывающийся по подъезду, но и запах его признания. На лестнице отремонтированного для состоятельных людей дома пахло не кошками и помойкой, а цитрусовой свежестью новомодных отдушек и чуть-чуть эмульсионной краской. Возможно, разгоряченные вином и близостью друг к другу, они с Корнеевым остались бы на этом широченном подоконнике на всю ночь, если бы не соседи Ивана. Эти соседи, как показалось влюбленным, чересчур демонстративно и долго возились со своими многочисленными замками. В пику им Корнеев сгреб Оксану в охапку и понес к себе в квартиру. И они не спали всю ночь, а потом провели вместе еще и целый день. Тогда Оксана была уверена, что будет вместе с Иваном всю жизнь…

Квартира Раковых тоже была похожа на корнеевскую, хотя чуть ли не в два раза больше. Мода есть мода, и люди отделывали свои жилища стандартно. Различие состояло только в качестве и цене отделочных материалов. На стенах прихожей Анны Николаевны полированные панели темного дерева перемежались с зеркалами почти в той же последовательности, что и в квартире Ивана. Оксана с тяжело бьющимся сердцем брела по коридору, и ей казалось, что в комнате она непременно встретит Корнеева. Она тяжело дышала. Пылаев бросал на нее тревожные взгляды, а она лишь вымученно улыбалась ему.

Оксана несколько отдышалась лишь в гардеробной, где госпожа Ракова вывалила перед комиссионщиками кучу фирменных шмоток в очень хорошем состоянии. Тут были и многочисленные блузки и платья, и обувь, и джинсы. Оксана и Пылаев боялись, что Анну Николаевну не устроят цены, которые они ей могут предложить, но женщина сразу соглашалась с каждой суммой, которую они называли, и совершенно не торговалась. Заметив удивленные взгляды представителей комиссионки, Ракова улыбнулась и сказала:

– Я все равно это никогда больше не надену, а потому рада, что вы хоть что-то заплатите за бросовый товар.

Оксана как раз держала в руках потрясающей красоты пестрое шелковое платье, которое никогда не смогла бы назвать бросовым товаром. Она знала, что все наряды Анны Николаевны у них сметут из магазина в считаные дни. Как говорила одна из их постоянных покупательниц, только товары «Нового взгляда» дают ей возможность примирить высокую моду с собственной низкой зарплатой. Уж она непременно купит и это платье, и, пожалуй, еще несколько других, поскольку они как раз ее размера.

– Думаю, что могу вам предложить еще шубу из рыжей лисы и очень неплохое демисезонное пальто, – сказала Ракова и направилась ко второму шкафу.

– Нет-нет, не стоит беспокоиться, – остановила ее Оксана. – Дело в том, что покупатели приходят в комиссионные магазины за сезонными товарами и ничего не покупают впрок. Мы с удовольствием купим у вас пальто и шубу в начале осени, если вы, конечно, не передумаете.

– Не передумаю, – улыбнулась Анна Николаевна. – Осенью вы сможете получить одежду не только у меня. Две моих приятельницы тоже собираются несколько порастрясти свои гардеробные. Честно говоря, мы с подругами хотели отнести свои вещи в какую-нибудь благотворительную организацию, но если их еще можно продать, то почему бы этого не сделать!

– Будем очень рады, если ряды наших постоянных комитентов пополнятся! – ответно улыбаясь, сказала Оксана, делая особый упор на слове «постоянных».

– Комитенты это?..

– Это те, кто сдает товар, – продолжала улыбаться Оксана, хотя ей очень хотелось разрыдаться, бросившись на гору фирменных тряпок госпожи Раковой.

Ее, Оксану Юрьевну Демину, нынешнюю владелицу комиссионного магазина «Новый взгляд», безжалостно выбросили из мира Раковых и Корнеевых как устаревшую модель наложницы и содержанки, легко найдя ей замену в лице молоденькой белобрысой куклы. Она, Оксана, – товар второй свежести, секонд-хенд, и ею теперь вполне может попользоваться скромный товаровед комиссионки Алексей Пылаев. А что? Зря он, что ли, в полном соответствии со своей фамилией бросает на нее все более и более пылкие взгляды.

Еле сдерживаясь от подступающих к горлу рыданий, Оксана попросила Пылаева оформить положенные бумаги, к несказанному удовольствию хозяйки, прямо на дому.

– А машину за вещами, с вашего разрешения, мы пришлем завтра, – напоследок сказала она новой и очень выгодной клиентке.

– Но мы можем забрать их и сегодня, – возразил товаровед.

– Нет, Алексей Дмитриевич, не сегодня! – уже почти не владея собой, нервно бросила ему Оксана. – Разве вы забыли, что нас с вами ждет еще один клиент?!

– Ах да… Совершенно вылетело из головы… – сказал Пылаев, хотя точно знал, что никто их больше не ждет.

– Я буду в машине, – еле выговорила Оксана и стремительным шагом покинула гостеприимную квартиру госпожи Раковой.

Едва забравшись в салон такси, она разрыдалась так громко, что удивленный водитель вынужден был спросить:

– Э-э! Случилось чё?

– Не ваше дело! – буркнула Оксана. – Вам вперед уплачено… Мало, так еще накину!

– Чё мало? Не мало! Нормально! Я как человек спросил! И неча хамить! Водители, между прочим, тоже люди!

Когда в машину забрался Пылаев, Оксану била уже самая настоящая истерика. Алексей вопросительно посмотрел на безучастно курившего в окошко водителя. Тот развел руками и презрительно бросил:

– Не велено расспрашивать! Сказано, что за все вперед уплачено!

– Оксана Юрьевна! – тихо позвал ее товаровед. – Куда едем-то?

– Д-домой… – прорыдала она. – Отвезите меня, п-пожалуйста, домой…

Алексей с трудом довел свою начальницу от машины до ее квартиры. Она совершенно ослабела и еле передвигала ноги. Попасть ключом в замочную скважину Оксана никак не могла, и Пылаеву пришлось самому открывать дверь. Прямо в прихожей она повалилась на пол, пролепетав ему, что он может идти.

– Но я не могу оставить вас в таком состоянии! – сказал он. – Вызвать врача?

– Н-не надо… – отмахнулась она. – Н-не п-поможет…

– Может, я… как-то помогу? Вы только скажите, Оксана Юрьевна…

Все еще конвульсивно вздрагивая, она, оглядев тяжелым взглядом Пылаева, ответила:

– А что? Возможно, именно вы и сможете мне помочь! – и истерично расхохоталась.

Он болезненно скривился и сказал:

– Сейчас, одну минуту… – и вытащил из кармана мобильник. Нажав на одну из кнопок быстрого набора, он почти прошептал в трубку, отворачиваясь от Оксаны: – Мама! Это я, Алексей! Возьми, пожалуйста, Наташу из садика! Очень нужно… Да на работе я… Мама! Ну я же так редко тебя прошу! Да заберу я ее у тебя… ну конечно… сегодня же вечером заберу!

Оксана, перестав плакать и только изредка вздрагивая, во все глаза смотрела на своего товароведа. Надо же, на какие жертвы ради нее идет! Она уже знала, что мать Пылаева живет в одной квартире с его младшим братом, у которого трое детей и самой маленькой дочке всего семь месяцев. Алексей практически никогда не подкидывал свою дочь матери и брату, потому что понимал, как тяжело при этом будет и родным, и самой Наташе.

Пылаев спрятал мобильник и обернулся к Оксане. Она все еще сидела на полу, но уже на все решилась. Да, она товар второй свежести, но Алексею нравится. Это видно невооруженным глазом. А ее уже третий год не обнимали мужские руки. Пусть сегодня ее обнимет Пылаев. Хоть кто-нибудь… только чтобы не чувствовать себя брошенной, несчастной, одинокой. При этих мыслях из глаз ее опять полились слезы. Она закрыла лицо руками, а он опустился на пол рядом с ней и действительно обнял и прижал к себе, поглаживая по волосам и утешая дурацкими словами, что все пройдет и станет гораздо лучше, чем было. Наверно, таким же образом он утешал свою Наташеньку, когда та плакала, разбив коленку. Но Оксане уже было все равно. Она готова побыть для Алексея не только Наташенькой, а вообще кем угодно, лишь бы он продолжал обнимать ее, лишь бы она чувствовала себя кому-то нужной.

Оксана приблизила свое лицо к пылаевскому, призывно глядя в глаза, и тому ничего не оставалось делать, как поцеловать ее зовущие губы. И она с жадностью ответила на его поцелуй. Потом вскочила и заперлась в ванной, яростно сдирая с себя одежду.

Горячие струи душа жгли ей плечи, а она думала только об одном: ну и пусть он рыжий и веснушчатый! Если закрыть глаза, то можно представлять на его месте Корнеева. Поцелуй Пылаева тоже был неплох. На корнеевский вполне потянет, если не открывать глаз. Она и не будет их открывать. Зачем ей их открывать?

Замотавшись в полотенце, она вышла из ванной. Пылаев все так же сидел на полу в прихожей. Она рукой показала ему на открытую дверь ванной комнаты и увидела, с какими ужасными муками ее товаровед борется с собой. Она чувствовала, что он не хочет вот так запросто сдаваться начальнице от того, что той вдруг захотелось мужчины, но противиться ей явно не мог. Он встал с пола и решительно прошел в ванную.

Оксана быстренько задернула плотные шторы, разложила диван, постелив новое нарядное белье, отбросила мокрое полотенце и нырнула под прохладное еще одеяло. Ванечка-а-а… Как жаль, что придется изменить ему с другим… но это будет будто и не с другим… она будто бы будет с Иваном… Не выдержав того странного состояния двойственности, в которое сама себя загнала, Оксана опять расплакалась. И Пылаеву снова пришлось ее утешать, и гладить по голове, и говорить смешные слова, после которых так просто оказалось отдаться ему. Иногда она все-таки открывала глаза, но вновь зажмуривалась, когда видела перед собой веснушчатое лицо и светлые глаза, так не похожие на корнеевские. А с закрытыми глазами все было хорошо, более чем хорошо… Одна за другой ее накрывали волны то ли наслаждения, то ли мучения. И закипала кровь в ожидании взрыва, и Оксана взрывалась, и снова плакала, и знала, что все это связано только с Иваном Корнеевым, а никак не с товароведом ее комиссионки «Новый взгляд». Алексею отведена всего лишь скромная роль посредника между ней и Иваном. Оксана была уверена, что сейчас, где бы он ни находился, Корнеев просто обязан содрогаться от такого же чувственного восторга.

Измученная слезами и любовью Оксана заснула на груди собственного подчиненного и одновременно компаньона. Последним, что она помнила, проваливаясь в зыбкую бездну сна, было почему-то некрасивое сморщенное личико Наташеньки. Она тоже плакала, и некому было ее утешить.

Когда Оксана проснулась, Пылаева рядом не было. Она бросила взгляд на красные цифры электронных часов. 00.15. Конечно, он давно ушел. Его ждала дочь. И почему она ей привиделась, да еще плачущая и безутешная? Неужели потому что… Оксана резко села в постели. Зачем она заманила Алексея в свои объятия? Зачем?! Она самым бесчестным образом воспользовалась тем, что нравится ему! И как теперь смотреть в глаза своему товароведу? Что он о ней думает? Как это что… Что она собой представляет, то он и думает: сексуально озабоченная взбалмошная истеричка… Завтра надо обязательно извиниться перед ним, сказать, что была не в себе… Нет, это вообще глупо. Но он должен знать, что их близость случайная и никакого повторения не будет! Она больше никогда в жизни не опустится до того, чтобы истерикой с горючей слезой завлекать мужчин к себе в постель.