Kitabı oku: «Исток бесчеловечности. Часть 2. Творец, создай себя», sayfa 2
3
Ключник проснулся оттого, что из окна ему заглянули в лицо – холодно и насмешливо. Это оказалась Луна. Зюсска ровно дышала в своём уголке. По стойке полусонно катилась небольшая картофелина: ей удалось во время ужина спрятаться за бочонком прокисшего эля, отвергнутого приятелями. Заметив, что привлёк внимание, гоблин замер, спрыгнул со стола и пропал. Штиллер огляделся и больше никого не увидел. «Минус три!» – с ужасом подумал он.
Но сразу услышал голоса.
Бретта, понятное дело, не спала. Штиллер нашёл её и Треан в тёмной комнате наверху, в окружении мрачной старинной мебели. Ключник получил в бок деревянным углом тумбочки, споткнулся об агрессивный ворсистый коврик, хватающий за ноги, и свалился на нечто широкое, мягкое, где уже сидели обе девушки.
Треан рыдала, окружённая сочувствующей Бреттой практически со всех сторон.
– Да какое там «прошла любовь», он сам не знает, что говорит, пенёк замшелый, – услышал Рен. – Одного у старика не отнять: понимает, когда каждому из нас пора спуститься с тренировочного чердака и делом заняться.
– Я же ничего не могу сама! – тоненьким шёпотом крикнула Треан. Штиллер подвинулся ближе, чтобы возразить: а лиодская находка? А сделка с Форо? – но получил пинок и недовольно промолчал. – Я убегаю раньше, чем вижу, от чего! А он мне: «Таков твой способ сражаться».
– Ты же знаешь, как говорят, – голос Бретты звучал непривычно мягко. – «Задание не даётся в руки тому, кто с ним не справится». Порой само присутствие наёмника меняет ситуацию, даже если она совсем безнадёжная.
– Я свою страницу Отику отдала!
– Нехорошо, – после недолгого молчания признала Бретта. – А ему зачем?
– Мы поменялись, – Треан роняла короткие фразы, как слёзы. – Испугалась, как увидела про грабёж из Храма. А он: махнёмся? Думала, задание новичка попроще будет. Ага!.. Вот оно.
Бретта вскочила, подошла к окну, чтобы в лунном свете прочитать вслух с обычной страницы, которые воспитанники мастера Ю варварски выдёргивают из Книги Неотложных Дел: «Уничтожить Гильдию Наёмников. Заказчик: граф Родигер из Лена Игел. Награда: доставка на Остров и, буде желание таково, обратно».
– Прекрасно! – у Бретты был голос человека, обнаружившего, что пьёт вино из черепа любимой бабушки. – Мне-то казалось, что Отик – идиотик. А он хитрая дрянь! Понимаешь? – Треан потянула носом и, кажется, кивнула в темноте. – А ты, Штиллер? Нет? Той странице сто лет в обед! Она там для смеху торчала: народ дивился и дальше дело искал. Зато Отик готов был расстараться. А удобный случай заметил – и тебе подвиг перепоручил, мурена безголовая… Не реви, мурену беру обратно, безголовую подержи пока. Ты мастеру Ю рассказала?
– Ага…
– А он? Погоди, я угадаю: смеялся, в ладоши бил, удачи пожелал?
– Точно. Ещё посоветовал: «Не жди, что за тебя всю работу сделают».
– Погодите, – напряжённо произнёс Штиллер, у которого от усталости и ощущения, что жизнь пошла наперекосяк, голова разболелась. – Наёмники всегда выполняют дела, за которые взялись, поскольку – поправь, Бретта, если не так! – мастер объявил, что распустит гильдию, если его ученики потерпят неудачу. Вот, скажем, Треан берётся за поручение. Затем бросает. Старик распускает гильдию. Выходит, Треан задание выполнила, закрывать гильдию не надо.
– Мудрено, – помолчав, вздохнула Бретта. – Надо бы пораскинуть…
– С утра, свежими, – Треан деликатно высморкалась и зевнула.
– Я не сам придумал, отец рассказал, – сознался честный Рен. – В Старомире жил хитрый крокодил, а может, лев, словом, хищник. Ел тех, кто не мог разгадать его загадки. Схватил однажды бродягу и говорит: «Съем ли я тебя так, как съедаю всякого? Отгадай – останешься жив». А пойманный в ловушку самой загадки ждать не стал – да и отвечает злодею на его вопрос: «Горе мне, ты съешь меня!» Получилось, что если чудовище съест мудреца, значит, тот угадал, а за правильное решение ему жизнь обещали.
– И что с ним стало? – зачарованно спросила Треан. – Отпустил его кроколев?
– Съел, конечно, – ответил Рен, устраиваясь поудобнее.
– О! Но как же?
– Иначе, чем съедал всякого. С головы, может, а не с хвоста… Или наоборот. Доброй ночи!
Наступила тишина. Казалось, наёмники задремали. Тогда раздался шёпот Треан:
– А что у тебя за поручение, Бретта?
Рассвело, но они не торопились в путь. Жаль было будить Треан, она задремала лишь под утро.
– Руки…
Но сказала Бретта это беззлобно, невесело, будто по принуждению. Штиллер помедлил, но потом отпустил.
– Тебе, значит, можно, а мне… Ох, да шучу же! – он помолчал, по привычке проверяя набор ключей и отмычек в сумке, чтобы успокоиться. – То есть, надеяться не на что?
– Не-а, – произнесла она нараспев, погружённая в свои мысли, – я замужем.
– Ах, лещ-косорот! А сказать никак нельзя было? Стой, ты права, «здрасьте, я Бретта, замужем, любимое блюдо – жареная картошка с василисковой травой и с луком» – тоже глуповато звучит, само собой. Он из наёмников, я его знаю?
– Нет, он в Еремайе живёт… Наверное. Я думала, тебе уже рассказывали, раз не расспрашиваешь про сына. А ты, выходит, нелюбопытный.
Про сына! Да просто не хотелось будить спящих собак. После того, как они вместе стали жертвой «обвинительной магии» Фенны, Штиллер предпочёл поскорей забыть открывшиеся ему тайны друзей и был благодарен, что они не заговаривали с ним о родителях. Дурак, значит.
– Умерь силу отчаянья, Штиллер, – злая насмешка получалась у девушки неубедительно, но надо признать, Бретта очень постаралась не обидеть жалостью. – Спроси меня снова, когда все дела переделаем и вернёмся. Кто знает? Может, я к тебе через сотню лет с нежностями приползу, а ты глянешь и убежишь, рыдая от ужаса?.. Знаешь, отдавай-ка ты мне моё задание назад, я передумала меняться. Поищу величайшую мастерицу, а ты – средство от невидимости Ребекки. Но награду поделим пополам, не грусти.
4
Дом михинских мастериц был просмолённой деревянной постройкой, похожей на корабль. Украшала его огромная деревянная Морская Змея. Покровительницей Гильдии Рукодельниц и всего Приводья считалось не само чудовище, а лишь её изображение. С трудом верилось, что гигантский монстр глубин способен желать добра и здоровья двуногим обитателям суши. Всё же о Змее ходили легенды, слагались песни, о встрече с ней у каждого рыбака, у каждой прачки имелась собственная история, объясняющая пропажу лодки, плохой улов, разорванные сети или рождение младенцев, непохожих на отца.
Кое-кто хвастался, что знает, как призвать чудовище, выпросить у него некий подарок или исполнение желания. Триста лет назад простой михинской семье довелось вынуть Змею из сетей. Дискуссия с монстром о размере награды спровоцировали страшнейшую со времён Сотворения бурю. А от чудесного домика на берегу, собственности несговорчивых михинцев, остался в назидание потомкам лишь обод от бадьи для стирки. Штиллер попробовал рассказать приятелям поэтический вариант легенды, где жена требует от Змеи новых и новых даров, пока чудовище не поворачивает время вспять. Но Бретте такая сказка не понравилась.
Брехня! Чтоб две ведьмы – да не договорились!
– Вполне, – мрачно отозвалась Зюсска.
Вязальщица при дневном свете представляла собой замечательное зрелище. Она оказалась невысокой, темноволосой, с узким загорелым лицом, выражающим охотнее всего презрение или насмешку. Её платье до пят и широкую, тёплую безо всякого меха накидку с капюшоном покрывали тончайшим образом вывязанные картины – люди, животные, рыбы, растения и демоны. Одежду Зюсски хотелось читать, как книгу. Когда хозяйка разноцветной роскоши двигалась, создавалась иллюзия, что узор оживает. Например, отряд королевских гвардейцев на плече то и дело норовил свалиться в воду широкого сине-зелёного рукава. Рыцари выглядели мокрыми и угрюмыми.
По пути в гильдию ключник не встретил ни одного старожила. С сухим традиционным приветствием проносились мимо всадники-незнакомцы. Это бесило, как камешек в сапоге. Родина, подобно ревнивой молодке, дулась из-за измены. А может, народ сторонился пешеходов с карманами, полными гоблинской мелочи, которую то и дело приходилось собирать, гоняясь за нею по мостовой.
Когда Рен пинком отправил в полёт щёточку для мытья узкогорлых бутылок, тянущую к нему свои робкие ворсинки, Зюсска удивительным образом поняла причину его раздражения.
– Друзья детства дома сидят, встречать не выходят?
Ключник махнул рукой, будто воспоминания были гоблинами, и их можно было обратить в бегство.
– Какое детство в Михине! – заступилась Бретта. – Тут малышам в колыбели молоток дают, удочку или клубок ниток, как повезёт.
– Мои друзья-одногодки… С ними несчастье случилось, – невыразительно произнёс Рен. – Под воду ушли.
И больше ничего говорить не стал, как ни просили.
В дверь Дома мастериц пришлось долго стучать. Зюсска, сперва нацепившая шляпу-невидимку, подарок Ребекки, теперь стащила её с головы, утверждая, что «не идёт». «Да тебя ведь не видно!» – яростно шептала Бретта. «Безглазому ясно, что она к платью не подходит!» Наконец, в пузе исполинской змеи отворилась дверь. Гостям навстречу выглянула статная тётушка в предписанном бело-коричневом, пожертвовавшая молодостью в пользу авторитета.
– Зюсска Заноза! – торжественно произнесла мастерица, внимательно глядя на вязальщицу, пытающуюся скрыться за спиной Треан. – Вернулась в дом, жильцам которого ты на прощанье пожелала прирасти задами к лавкам и вязать исключительно мешки под компост. Приблизительно так, некоторые слова я, к счастью, позабыла. Хочешь что-нибудь добавить? Как насчёт осознания простой правды, что одежда должна согревать в холода и придавать хозяину достойный вид?
– По мне, пусть придаёт, – ощетинилась вязальщица. – А ещё пугает, сражается вместе с хозяином, убивает, защищает, скрывает намерения, вводит в заблуждение, зачаровывает… Ну, приятно было увидеть, что вы здоровы да при делах, – Зюсска отступила на шаг.
Тут уж Штиллер не утерпел. Не своим голосом, охрипнув от волнения, он выкрикнул:
– Тётя Агнисса, неужто не узнаёте? Арвидов сын, Рен. А они – мои друзья!
И помогло. Матушка Дома мастериц, двоюродная тётка Штиллера, поманила гостей (Зюсску тоже) в зал с панно и гобеленами на стенах, изображающими Морскую Змею – чаще всего, в анфас, со строгим и укоризненным взглядом. На некоторых шедеврах монстр имел человеческое лицо, на других сопровождался свитой из белых уклеек. Такие ковры-картины обладали собственным могуществом: лечили, приносили удачу. Страдающему ночными страхами, например, советовали класть подушечку с вышитой Змеёй под кровать. Бесталанные поварихи ставили на кухню яшмовую змейку. Крикливым младенцам клали «зелёный глазок» в колыбель. Словом, иметь дома изображение морской покровительницы было предпочительней, чем саму Змею.
Гости пили тёплый ягодный кисель. Штиллер густое пойло в детстве ненавидел, а теперь просил третью чашку и клялся, что ничего вкуснее не пивал, причём не кривил душой. Ключнику пришлось выслушать новости последних лет о родивших, заболевших, умерших, отправившихся в странствия, привезших самых невообразимых невест, разорившихся или разбогатевших. О себе рассказать не получилось: подруга матери спросила только мимоходом, не ищет ли Рен дверь на Остров. Нет, и даже не думал.
– От тебя гоблинами несёт, от всех вас, – подвела неожиданный итог мастерица и обвела гостей внимательным, строгим взглядом. – Нечего с гоблинами водиться. Они хоть и миленькие, но себе на уме. Коварный народец… – женщина отставила чашку. – Так что за поручение у тебя от мастера Ю?
– Мне бы поговорить с лучшей вязальщицей.
– Говори со мной, я весьма неплоха, – матушка, как ей казалось, скромно, а на самом деле чрезвычайно самодовольно расправила юбку с замысловатым узором.
– Тётушка! – решился Рен после паузы, во время которой выражение лица рукодельницы приобрело опасное выражение, означающее: «Сейчас я кому-то что-то свяжу – до смерти не развяжет». – Мне бы самую лучшую, какая есть.
– Ах, её, из этих!.. – матушка со вздохом поднялась на ноги. – Они у Морской Змеи в работницах.
– Вот, – показала Агнисса, отодвинув пушистый ковёр, крышку потайной двери в полу. – Здесь вход в затонувший Храм… А тебя куда несёт? Совершенно неясно, – матушка свирепо ткнула пальцем в воздух перед ловко увернувшейся Зюсской.
– Раз Великая Мастерица – не матушка Розвитха, да и вообще никто из вашей банды, – шельмовски ухмыльнулась ведьма, почёсывая кончик носа, – тогда у меня к ней тоже дело найдётся. И наёмным помогу, они в вязании не смыслят, крючка от спицы не отличат.
– Скажи уж честно, они запасами делятся, а у тебя живот подвело, – ехидно возразила матушка. – А мне что? Ступайте. На новолуние девки вас выволокут и у причала по обряду похоронят. Перед памятью матери твоей, Рен, аж… – тётка прижала руки к желудку.
Потом продолжила деловито, как ни в чём не бывало.
– Вода глубже станет – Змею призывайте. Тут её место, волшебное, дышать и ясно видеть научит. Холодно там, много сил отдать придётся. Рыб и нечистую мелюзгу обходите стороной, а неживых и подавно. Мост встретится… – мастерица остановилась. Рен подумал, что та вспоминает дорогу, но приглядевшись, понял: тётка без памяти от страха и молчит, не желая выдать себя стуком зубов. – За ним ждёт Страж. Он вас или… Ну, или дальше проводит, в «тихую заводь». Это уже Храм. Там задерживаться надолго тоже не стоит.
– О! Можно забыть, зачем пришёл, и остаться навсегда? – прошептала Треан.
– Нет. Закончишься, всю себя растратишь. Огрызок уцелеет, «злая машенька», рыбаков под воду тянуть да воспоминаниями мучаться.
– А возвращаются оттуда? – спросила предусмотрительная Бретта.
– Розвитха – «по собственным следам», так она говорит. Других провожают монахини, кто их не боится. Некоторые пропадали поначалу, но потом наши сообразили, как оттуда, из сырости да среди нежити, обратную дорогу находить. И вы поймёте: чай, не катуны. Я буду Змею просить, чтобы вас помиловала.
Матушка, охая, приволокла и спустила вниз деревянную лестницу. Если мастерицы пользовались только ею, значит, их вальяжная неповоротливость была наигранной. Зюсска с Бреттой почти одновременно соскочили с края земляного «колодца» в глубину. Штиллер спустился по ступенькам. Треан осталась наверху.
– Никак? – сочувственно донеслось снизу, из темноты.
Треан замотала головой, разбрызгивая слёзки.
– Ох, горе мне с вами, недогадливыми! – Агнисса покачала головой. – Шляпку-спрятку ей наденьте. Зюсске она точно не идёт, а вот этой девочке…
5
Путь к затопленному Храму оказался довольно необычной прогулкой.
Изрядно нервировали большие рыбы, дефилирующие над головой, как тучи, и стайки маленьких, нахально прошмыгивающих прямо под носом. Изобилие вещей и существ над головой вызывало беспокойство, но можно было привыкнуть, когда становилось ясно, что те не падают. Чтобы холод не мешал, приходилось поработать, погонять внутренних шушунов. Тишину то и дело разрывали непонятные гулкие звуки разной высоты, будто бы неподалёку переругивалось два семейства морских слонов. Прохладные и ледяные течения, чередуясь, помогали выбрать нужную высоту и балансировать, продвигаясь вперёд.
Мысль о Змее не требовала полного сосредоточения. Чтобы не захлебнуться, достаточно было время от времени вспоминать михинские гобелены. Штиллер не дышал, а потому разницы не заметил, пока по привычке не попытался «быть человеком». Вода затекла ему даже в уши, и он раздражённо пообещал себе больше человеком не быть.
Двигаться приходилось, аккуратно отталкиваясь от дна, помогая руками, головой и даже бортами куртки. Лучше и быстрее всех фокус освоила Зюсска. Она парила в двух локтях от дна, хлопая краями накидки, как плавниками. Бретта неслась над камнями, словно на невидимой нити, около неё бились небольшие водовороты. Штиллер отставал и старался не перекувырнуться. Местоположение Треан угадывалось по взбаламученному потоку позади. Наёмнице удалось на время нейтрализовать своё проклятье. Значит, оповестить друзей о надвигающейся опасности стало некому. И не стоило забывать о загадочном Отике, творящем поблизости беззаконие.
Констант Понедельник назвал бы такую ситуацию «субоптимальной».
Команда находилась на дне рукотворного канала со стенами из песчанника и дном, выложенным мозаикой, в бахроме светящихся водорослей. Зюсску с оружием в обеих руках не атаковали даже большие зубастые рыбы-львы и крайне непредсказуемый молодняк морских буйволов. Более крупным чудовищам было бы здесь, очевидно, тесно. Пришлось проплыть между бурыми сваями, опорами ратуши, Купеческого дома, рыбачьего причала. Тогда вода темнела, как аметист, погружённый в красное вино. Затем солнце снова роняло в глубину свои искры, но реже и реже. Смеркалось, хотя команда совсем недавно вышла в путь и никто даже не проголодался. Держались вместе и плыли медленно, словно во сне. На пути стали попадаться утопленники.
То были человеческие существа с размытыми лицами, замершие в воде, точно пойманные невидимой сетью. У большинства – голые черепа, волосы давно съедены маленькой корюшкой, именуемой за её избирательную прожорливость «рыба-цирюльник». Самые раздутые утопленники равнодушно парили в высоте, у поверхности, где их могли обнаружить, вынуть и похоронить по обряду. Остальные внимательно наблюдали, приближаясь незаметно. Как в детской игре, в которой запрещено шевелиться, когда на тебя смотрят, а выигрывает тот, кто незаметно подкрадётся и схватит. Мертвецов становилось больше, вскоре отряд окружал целый экскорт. Неясно было, какой вред им способна нанести сталь.
«Эх, руны отвращения же!» – тоскливо подумал Штиллер, и тут же в висках раздался голос Бретты: «Что за руны?»
– Горрин советовал втравить в лезвие меча руны отвращения, – ключник изумился внезапно прорезавшемуся кошачьему дару, но понял: это ещё один урок Морской Змеи. Интересно, сможет ли он так на суше? Наверняка, нет.
– Фигуры ночеградские, напоминают покойничкам, что они померли, – равнодушно откликнулась Зюсска. – Вроде расписки долговой. А чего не втравил, если плотвы хватало?
«Заточку испортил бы», – хотел ответить Рен, но не решился.
– Не особо и помогло бы, – заметила вязальщица, не дождавшись ответа. – Ты глянь на рожи синие. Какие уж там приличия, какая расплата за долги…
Тут один из трупов разинул чёрный рот и протянул длинную мосластую руку, растопырив пальцы. Рванина плоти, растерзанной рыбами, вяло овевала кость. Из пустой глазницы выглянула любопытная головка маленького живого угря. Мечи вспороли воду, рука мертвеца медленно упала на дно. А сам утопленник отпрянул, скрылся за спинами других, поспешно занявших его место.
– Вода мп… мбешает, – пробормотала Зюсска вслух и захлебнулась, схватилась за горло, и стая немёртвых хищников вокруг неё снова потянула руки. Бретта швырнула горсть лезвий: большей частью промахнулась, несколько штук застряло в коже утопленников. Но ни капли крови не показалось из ран, ни один не отступил.
Рен схватил полубесчувственную девушку за плечи, повернул к себе, отшвырнул ласкающие её плечо ледяные пальцы и крикнул – нет, подумал: «Морская Змея!» Зюсска заморгала, приходя в себя, подхватила ускользающий из ладони мечик, оттолкнула Штиллера и – полетели кости!
Товарищи продвигались вперёд быстро, как только могли. Штиллер убедился, что даже прикосновение его Сепаратора заставляет тварей прилечь на дно, и это было по-настоящему прекрасно! Бретта, заметив, что от её оружия никакого толку, раздавала тычки подвернувшимся под руку длинным ребром неизвестного зверя. Вдруг у одного из противников оторвалась голова – слетела с плеч, как пробка с бутылки перебродившего сидра. За ней последовала вторая, третья.
– Мбост! – проорала Зюсска, оскалив зубы. И потом снова, уже не глотая воду, – Мост! Огонь!
И правда, за каменным мостом без перил, куда поднималось дно подводной галереи, что-то горело прямо в воде, дым поднимался вьющимся белым столбом.
– Так не бывает, – устало подумал Штиллер. Никто и не возразил, – Мост под водой – пожалуйста, рыбам удобнее ходить друг к другу в гости. Но огонь? Бред! А если пожар? Чем тушить? – и его безумная составляющая, некий Финн Биццаро, оглушительно захохотал в ключниковом черепе.
Странный экземпляр подводной архитектуры приближался. Штиллеру захотелось посмотреть, что там, под мостом, но тут преследователи удвоили натиск. Над Бреттой кружилось пугающее красноватое облачко, Зюсска плыла, скорчившись, прижав ладонь к левому боку. Ключнику до сих пор сказочно везло: пара-тройка царапин, больше ничего. Бестии несли гораздо более значительные потери. Головы валились с плеч. Лапы, зубы и кости устилали дно. Наконец, приятели ворвались на мост. Твари отступили.
– Может, и необязательно было их убивать, – спокойно, не задыхаясь, подобно остальным, заметила Треан. И снова вызвала короткое смятение. Не то, чтобы о ней забыли. Скорее, думали, что та сидит под корягой, ждет, что явятся и спасут. Наёмница на мгновение приподняла шляпу-спрятку над белокурой головкой, помахала, сотворив маленький водоворот, и снова скрылась под замечательным подарком Ребекки.
– А что было делать, еремайскую польку с тухляками плясать? – проворчала Зюсска, рассматривая укусы.
– Плясать вряд ли, – усомнилась Треан. – А пожалеть… что ли? Всё-таки люди.
– Были, – поправил Рен наставительно, с уверенностью, которой не испытывал. – Как бы с ними ни поступать, ошибиться уже невозможно. И кусались…
– Сперва вы их погнали железом своим!
– Пошло, как под столом у мамки: кто первый начал! Они меня трогали, – напомнила Зюсска.
– Потому и мне их пришлось. Но противно было головы отрывать! Н-да, ничего лучше я просто придумать не успела.
После небольшой паузы (по воде понимание распространялось, видимо, тоже с задержкой), народ окружил Треан поздравлениями, выражениями восторга – настолько, насколько эмоции можно выразить мычанием.
– Удавку я вам попозже покажу, – отвечала наёмница всем, кто мучался вопросом «шушун задери, но КАК?..» – Душить Горрин научил. Думала, не пригодится. О! Раньше, когда убегала, хотелось остаться и убивать врагов спиной к спине с товарищами.
– А как дошло до дела, не понравилось, – с легчайшей ноткой ехидства, закончила за невидимку Зюсска.
– Не очень. Хотелось бы гордиться, но не получается.
– Стыдиться тоже не стоит, – ответил им чужой голос.
Наёмники обернулись и увидели на другой стороне моста, на том месте, где горел огонь, телепата, отвечающего им. Издалека незнакомец напоминал заурядного михинского рыбака в простой парке из непромокаемых кож морского буйвола. Лицо Стража оставалось в тени широкого капюшона.
– Если вы шли сюда не только, чтобы сразиться с водяными, то вам придётся перейти мост. На той стороне больше ничего нет, – заверил голос, полный спокойной иронии и непонятной, но ощутимой силы. Друзья двинулись навстречу. Штиллер задержался, чтобы бросить взгляд через перила.
– Не надо, – быстро и очень убедительно попросил рыбак. Ключник, приготовившийся сделать шаг, сразу передумал. Не произнося ни слова, друзья перешли мост, страдая от ощущения, что совершают непоправимое. Первой сбросила с себя оцепенение Зюсска.
– Моё почтение! – не слишком уважительным тоном обратилась она. – Здесь Храм? Нам бы со жрицами побеседовать.
– Со всеми сразу? – удивился рыбак. – Провожу.
И неторопливо поплыл прочь от моста вглубь сумрачного подводного грота.
– Что же тут горело? – тихонько спросил Штиллер, стараясь сделать сообщение максимально личным, направленным Бретте.
– Не беспокойтесь, – ответил телепат издалека. – Это я.
Пещера заканчивалась у ворот высокого здания, красота которого очаровывала даже при скудном освещении. Храм погрузился на дно недавно, вода не успела придать его постройке сколько-нибудь существенных перемен. Он казался огромной шкатулкой с сокровищами, выброшенной из терпящего бедствие корабля. От обветшания колонны и ступени, старомирскую древесину, хранило нечто более могущественное, чем смола и глина. Фасад украшали резные рельефы разнообразных змей: крылатых, многоголовых, танцующих, с жертвами в зубах, смешных змей с выпуклыми чревами, в очертаниях которых легко угадывались съеденные звери.
– Согласно легенде, человечество прибыло сюда, спасаясь из гибнущего Старого Мира в чреве стальной Морской Змеи. Людей долго пришлось уговаривать выглянуть наружу, – с легкой улыбкой поведал Страж и остановился напротив двери. – Заперто! – искусственно удивился он.
Рену трюк показался нелепым. Тем не менее, он вышел вперёд и, почти не прилагая усилий, отворил дверь ключом Рей-Мо – воровским инструментом, уговаривающим дом считать входящего хозяином, а не гостем. Проводник и бровью не повёл. Неясно, зачем задумывалось представление: проще было бы вплыть в окно… Но если тот специально испытывал ключника, какой же он сделал вывод?
– Утопленники-стражи никогда не причиняют больше вреда, чем получили сами, – сказал телепат, стоя в дверном проёме. – Да, прикосновения весьма неприятны, а удержаться им нелегко. Мастерицы и монахини уворачиваются. Но каждой из них вначале пришлось провести долгие часы на дне в объятиях утопленников. Не могу упрекнуть вас в том, что вы воспользовались более радикальным решением, чтобы очистить путь.
– Как вас называть прикажете, господин? – вздрогнув от отвращения, спросила Бретта.
– Я не господин, а здешний смотритель, – поправил он. И вдруг сообщил ни с того, ни с сего:
– Вёлль Маленький, когда создавал мир, работал над такой масштабной штукой впервые, не на чем было руку набить, вот и получилось это дурное место.
– Есть и похуже, – нетерпеливо заверила Зюсска, не решаясь оттолкнуть разболтавшегося Стража и вступить, наконец, в Храм.
– Согласен. Но поставить бы сторожа сюда с самого начала – не переполнилось бы, не затонуло бы.
– Чем же… – Штиллеру показалось, что он знает ответ на свой вопрос, но задать его было необходимо. – Чем же полон Храм?
Смотритель обернулся, и Рен не вскрикнул только потому, что сразу отказался верить тому, что увидел. Перед ним стоял его отец. Нет. Перед ним стоял некто похожий на отца.
– Старьём, вот чем, – ответил Страж. И пояснил: – Вёлль слишком поздно заметил, что уйти из нашего крошечного мира нельзя. И если тело можно сделать практически бессмертным, то дух, то есть, мыслящая личность, со временем слабеет, коснеет, теряет волю к развитию, к обучению новому, цепляется за привычный ежедневный ритуал, совершает меньше и меньше поступков. Тогда «время течёт слишком быстро», перемены начинают вызывать раздражение и ужас. Мысль, что жизнь прожил, но ничего запоминающегося, уникального не создал, уже не жжёт, как раскалённое железо. Человек охотно пользуется такими оправданиями, как гордость за потомство, благотворительность, воспоминания, аппетит, ненависть к чужакам, и другими иллюзиями. Дух глубже уходит в раковину плоти, стремясь только к покою, к созерцанию и наслаждению примитивными функциями тела. Пищеварением, испражнением. Реальность проносится мимо, как расшитый платок ярмарочной танцовщицы. Наступает час, когда даже дыхание становится слишком утомительным делом. Тогда состарившийся удаляется в Храм Морской Змеи. То же самое, кстати, происходит и со многими могущественными предметами. Словом, здесь заканчиваются пути.
– Все пути? – с ужасом переспросила невидимая Треан.
– О нет, – ничуть не удивился новому собеседнику смотритель, – конечно, не все. Можно ещё отправиться на Остров! Как ваш потерянный спутник Отик.
Сказать, что наёмников это потрясло, было бы недостаточно.
– Болван был на Острове! – проскрипела Бретта. – Я убью его. Сразу, как найду. Нет, сначала заставлю рассказать. А потом задушу. Во имя справедливости.
– Тогда не хочу вас задерживать, – усмехнулся Страж и отступил в сторону. – Чувствуйте себя, как дома, – он подмигнул смутившемуся ключнику, на мгновение ощутившему себя взломщиком. – Внутри может оказаться многолюдно – или нет. Просто идите дальше. Не нужно там никого убивать. На обратном пути буду ждать вас у моста. Чтобы пройти мимо, вам придётся назвать меня по имени.
