Kitabı oku: «Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России?», sayfa 8
Путешествия как часть жизни
Ты любишь путешествовать, а что главное в этом процессе?
Главное – смена декораций. Хочется уехать из Москвы, насытить себя другими ощущениями. Я не люблю большие города, из них хочется поскорей убраться – в маленький городок, провинцию, сельскую местность. Мне совсем не понравились шумные Лас-Вегас, Сан-Франциско, Лос-Анжелес и, наоборот, показалась очень симпатичной американская глубинка. Может, за это я люблю современную американскую литературу, которая вкусна своей провинцией, своим бытом.
На Фэйсбуке у тебя отмечено, что ты посетил 367 городов, 26 стран. Теперь, наверное, еще больше?
Может, уже и больше, я давно не обновлял там информацию. Путешествия постепенно становятся важной частью жизни. Мы уже давно все поездки планируем сами. Главное преимущество такого безответственного туризма – это ощущение свободы, когда ты едешь туда, куда тебя тянет, или остаешься там, где тебе нравится. А еще есть замечательный форум Винского, форум самостоятельных путешественников. Там всегда можно спросить совета, почитать о чужих маршрутах, узнать о любопытных местах. Куда только не заносит наших соотечественников!
Почему такой интерес к Дальнему Востоку, Юго-Восточной Азии? Как это сложилось?
Сложилось спонтанно. Я, например, очень долго не хотел ехать в Таиланд, который в основном известен Паттайей и Пхукетом. Оказалось, что это удивительная и фантастически разнообразная страна. Юго-Восточная Азия дает мощную прививку другой реальности, понимание и ощущение того, что жизнь разнообразна и проживать ее можно совершенно по-разному. Там есть то, что люди страстно ищут в фантастических романах, – иные жизненные принципы, другие мотивации, принципиально другой образ жизни. А еще там нет агрессии. Я не люблю агрессию, прессинг и туризм, возведенный в ранг большой коммерции. Поэтому никогда и не ездил к египетским пирамидам и не думаю, что когда-то поеду туда.
А вообще Юго-Восточная Азия затягивает. Я знаю много людей, которых она просто поглотила. Успешные менеджеры пересматривают свои жизненные приоритеты, бросают «большой спорт» и отправляются жить во Вьетнам или Тай. Должен сказать, что для меня экзотические страны – это не самоцель. Есть еще Россия.
Много городов России уже объездили?
Многое из того, что находится в радиусе 500–700 км от Москвы. Автотуризм дает замечательный драйв и ощущение свободы. Кстати, есть масса сайтов, где вольные путешественники отмечают необычные места, которые ни в один путеводитель не входят. Фантастически красивые и интересные. В путешествиях по России можно случайно наткнуться на невзрачную церковь, где венчался Александр Невский, и где в советское время был спортзал с боксерским рингом. Есть еще удивительные провинциальные краеведческие музеи со смотрительницами-подвижницами. А еще – руинированные усадьбы, где словно погружаешься в новую «осень крепостного права». И много-много всего. Действительно, за МКАДом начинаются другая жизнь и другая страна. Проверено!
«Рисовыми полями идем на рынок». Северный Вьетнам.
И как только ты все успеваешь?!
Если внимательно присмотреться к своему графику, то в нем всегда можно найти массу возможностей. Больше всего возможностей дает лето. Лет пятнадцать я сплавляюсь на байдарках, каждое лето – один-два раза. Если до июля на сплав не сходили, то чувствуешь себя обделенным. Друзья, природа, река, физические нагрузки – это как наркотик.
У тебя так много накопилось впечатлений. Во что это все складывается: заметки, фотографии?
С фиксацией не сложилось. Хотя когда-то в путешествиях вечером за ужином мы с младшим сыном брали блокнот и записывали туда то, что нас удивило за прошедший день. Даже незначительные вещи, как, например, урны для мусора, которые на Филиппинах делают из вывернутых наизнанку автомобильных покрышек. Спустя 2–3 года такие записи очень любопытно читать.
В основном эти впечатления остаются в душе?
Они трансформируются в личный опыт и в систему координат. Хотя еще остаются фотографии. Последнее время фотоохота в путешествии стала частью программы.
А еще из путешествий я привожу этнические музыкальные инструменты и различные сельскохозяйственные ножи, купленные на местных рынках и развалах. Собралась небольшая коллекция. Есть очень любопытные, ими нужно уметь пользоваться.
Что из увиденного особенно близко, есть ли места, куда хотелось бы вернуться?
Интересны и близки не достопримечательности, а повседневность и быт. Бывает так, что у нас не хватает времени заехать в какой-нибудь известный храм, потому что мы заезжали в местную деревенскую школу, шатались по рыбацкому поселку, вписались в местную семью, поковырялись вместе с ними на рисовых полях. Гораздо интереснее прожить день с местными жителями. Повседневная жизнь людей остается для меня главным впечатлением путешествий. Жизнь в Москве сложно назвать нормальной и естественной. Хотя жизнь в больших городах везде похожа. Гонконг очень похож на Москву: по ритму, мироощущению, прессингу. Он так же не дает права на ошибку.
Мне нравится Азия, но я отдаю себе отчет, что я тут всего лишь турист. Я не смог бы уехать жить, скажем, в Таиланд или на Шри-Ланку. Это путешествия для удовлетворения собственного любопытства, связанного с жизнью других людей.
А где бы ты мог жить?
Здесь. Помнишь, в фильме «Кин-дза-дза!» была машинка перемещений? Когда у меня спрашивают, что я хочу на день рождения, то отвечаю, что хочу такую машинку. Если бы она была у меня, то я бы жил где-нибудь в российской глубинке, а в Москву на работу перемещался бы с помощью этого чудо-девайса.
Работа как увлекательная игра
С 1999 года ты в книжной отрасли, с 2000 года в «РОСМЭНе». Как получилось, что Борис Кузнецов, историк по образованию, решил заняться книгами?
Да, я историк, даже кандидат наук. Специализация – древняя история России, а более узкая – история русской православной церкви. Преподавал в вузах. В 90-е годы стало невозможно заниматься наукой: в Институте российской истории платили символическую зарплату, на пачку сигарет не хватало. В Российской академии образования нужно было писать учебники, и это было скучно. У меня родилась дочка, и появилась необходимость где-то еще работать и зарабатывать. Писал что-то в «Большую российскую энциклопедию». И так шаг за шагом начал приближаться к книгам. Я действительно люблю детей, и своих, и чужих. И получилось так, что начало все одно с другим сходиться: мой интерес к книгам, к детям и необходимость зарабатывать деньги. Я пошел в издательство. Сначала работал во «Владосе». С позиции главного редактора вскоре ушел в «РОСМЭН». Работал там с небольшим перерывом, уходя в «Махаон». Так получилось, что с «РОСМЭНом» очень сроднился, с детскими книжками, с той идеей, которую в них вкладываешь. Начав заниматься детскими книгами, очень тяжело выскочить из этой игры. Одно дело, когда ты редактор, другое дело, когда ты и коммерческими рычагами управляешь. Это посильней наркотиков и любых компьютерных игр. Утром, приходя на работу, первым делом обновляю продажи и отгрузки. Работа связана с виртуальными ценностями, книгами, и надо отдавать себе отчет в том, что их потребление относится к нематериальным требованиям людей. И когда на этом стыке – реальных продаж и нематериальных ценностей – получаешь конкретный результат, который можно посчитать на калькуляторе, то это просто завораживает. Детская книга дарит еще одну радость, которую ни одна взрослая не дает, – иллюстрации. Я когда-то довольно много рисовал. Отец был художником. Первая сознательная мечта в детстве – стать художником-иллюстратором. И любовь к иллюстрации и к детской книге я до сих пор с собой несу.
Ты что-нибудь рисуешь?
Сейчас уже нет, зато моей дочери передалось это увлечение: она стала художником-постановщиком, закончила ВГИК.
«РОСМЭН» – серьезная компания с большим коллективом. Как удается управлять издательством?
Сейчас «РОСМЭН» – большой многопрофильный холдинг, в котором трудится больше 300 человек, а в издательской части – около ста человек. У нас достаточно жестко организованная компания. Еще в 2000-е годы мы работали с зарубежными консультантами и внедряли модель управления европейских издательств. Мы первые в России начали строить проджект-менеджмент, и единственные, кто довел эту процедуру до конца. Это управление проектами, когда у каждой товарной категории есть свой ведущий менеджер, который отвечает и за ассортимент, и за финансовый результат. Система довольно сложная, но, как показало время, эффективная.
Сколько «РОСМЭН» выпускает книг в месяц и удается ли их просматривать?
Порядка пятидесяти в месяц, при этом художественная литература составляет примерно 30–35 %. Есть, например, раскраски и книжки с наклейками, которые, естественно, я не читаю и не раскрашиваю. Но художественные книги я внимательно смотрю. Каждый проект оценивается еще на стадии бюджета – соотношение качества текста, иллюстраций с будущей ценой и возможностью реализации. Все серьезные проекты я знаю, оцениваю, контролирую.
Есть проекты, которыми ты особенно гордишься?
Есть такой проект «Новая детская книга» – самый большой конкурс детской литературы в России. Шесть лет назад стало ясно, что «Гарри Поттер» закончил свой жизненный цикл. И вообще очень мало литературы для подростков, а от отечественных авторов ее практически нет. И вот мы решили не искать за рубежом, а на конкурсе найти русскоязычных авторов. Если найдем, будем заниматься литературой для подростков, нет – вообще закроем это направление. Заодно хотели поискать новую свежую литературу и на младший возраст. И вот за 12 лет мы получили больше 20 000 рукописей. Издали пару сотен книг, а их тиражи уже давно перевалили за миллион. Есть повод для гордости – это серьезный вклад в развитие современной детской книги. В рамках конкурса мы продолжаем искать и поддерживать новую детскую книгу, ведь пока российский книжный рынок все еще остается в подавляющей зависимости от собственной мощной литературной традиции. Зависим настолько, что с 90-х годов новых громких имен практически не возникло. Можно назвать, пожалуй, Андрея Усачева, но он начинал все-таки раньше, до 90-х годов.
Всем известна Наталья Щерба. А помимо нее есть еще открытия?
В литературе для подростков у нас есть серьезные проекты, они выходят на хорошие продажи – «Зерцалия», «Элизиум», «Пандемониум», «Анима». На некоторые даже проданы права на экранизации. Что-то уже выходит на иностранных языках. Гораздо сложнее с дошкольниками. Там сталкиваемся с инерцией не детей, а их родителей. Есть обязательный «суповой набор» детского чтения – сказки, Маршак, Барто, Чуковский, Носов и т. д. А детство проходит очень быстро, надо откатать обязательную программу, времени на эксперименты не очень много. Конечно, новые авторы продаются хуже, чем, скажем, Агния Барто. Но лет 5–7 назад эти книжки вообще не ушли бы с полки. Сейчас мы тиражи продаем. И даже появляются первые реальные бестселлеры. Например, небольшая серия Анастасии Орловой «Это грузовик, а это прицеп» в общей сложности перевалила уже за 200 000 экземпляров. Я уверен, будущее за новыми авторами. Нельзя все время жить на старом запасе. Я трем своим детям читал «Незнайку» Носова на протяжении 10–12 лет. Все здорово, Носов не изменился, но дети поменялись. Юмор нужен другой, темп повествования, язык, стилистика должны быть другими. Сейчас в России для дошкольников пока не получаются проекты, которые по успеху можно сравнить с теми же «Часодеями». А они уже вышли на тираж 600 000. Но для дошкольников идет долгая, постепенная, порой мучительная работа.
Борис, какие ты видишь тенденции в развитии рынка детской и подростковой книги в России?
На мой взгляд, дешевая activity-книга уходит с рынка. Ведь, честно говоря, все эти раскраски, книжки с наклейками, кроссворды и прочее – лишь бумажный субститут электронных игр, поэтому происходит естественное вытеснение на уровне потребления. Параллельно происходит замещение и на уровне магазина. Благодаря кризису региональные книжники сегодня гораздо чаще задумываются о стоимости квадратного метра торговой площади и стремятся более осмысленно подходить к выкладке ассортимента. Я много езжу по стране, и за последние пять лет представленность дешевых брошюр в региональных книжных магазинах сократилась в разы. Сегодня книга качественно меняется. Если раньше и откровенно плохие книги с низкой ценой отлично работали, то сегодня благодаря кризису продаются в первую очередь книги с качественным контентом. Цена – это, конечно, серьезный фактор, но если у тебя плохие книги, то ты никому не нужен. Если ты приходишь на книжный рынок, садишься сбоку, делаешь то же самое, что и сосед, но только при цене чуть дешевле, ты – пассажир, «пришел – ушел». Кризис убирает таких издателей с рынка. Сейчас выживают издатели, создающие новое, работающие над развитием рынка. Остальные должны уходить, это справедливо. И на самом деле это позитивная динамика, ведь вместе с проходными изданиями уходит пена, и остается собственно книга.
В статистике выпуска доля книг подростковой тематики занимает около 3 %, а на самом деле потребности читателей гораздо выше. Так мы можем потерять (и теряем) читателя на этом этапе…
Да, в подростковом возрасте потребность в чтении теряется моментально, и есть подтверждающая этот факт зарубежная статистика. В России сложнее в процентах от книжного выпуска оценивать подростковую литературу. Ведь где-то подросток читает еще «Старика Хоттабыча», а у кого-то в приоритетах уже и Санаев, и Достоевский, и другая серьезная литература. Да, есть молодежная литература, но пятнадцатилетний подросток уже склонен переходить на то, что ему интересно, а ему интересно в данный момент все. Он совершенно открыт в этом возрасте. Что касается перспектив подростковой литературы, то, опираясь опять же на зарубежные исследования, могу сказать, что юное поколение, подростки уже достигли пика насыщения электронным контентом и в их досуге сформировалось вполне устойчивое соотношение бумажного чтения, электронного чтения и прочих развлечений. И сейчас эти доли выглядят стабильно. Более того, американские исследователи достаточно много говорят о том, что молодые люди сегодня склонны в бумажном виде читать даже больше, чем их родители. Подростки от 12 до 16 лет – это все-таки в недавнем прошлом дети, и их жанровые предпочтения – это упакованная иначе сказка, то есть фэнтези. В 16–18 лет начинает набирать обороты триллер, хоррор, ну а после двадцати пяти «утомленные жизнью» люди начинают выбирать детективы.
В чем, на твой взгляд, причина падения интереса к книге и чтению в России?
С точки зрения человеческой культуры книга как бизнес – явление очень молодое, ему примерно 150 лет. Чего мы так расстраиваемся, что книжный бизнес падает? Не надо это связывать напрямую с культурой. Книга и тексты как существовали, так и будут существовать, и не надо делать из этого трагедию. Основную массу книжной коммерции создают досуговые, развлекательные книги. 30–40 лет назад способов провести свободное время было не так много, сейчас их намного больше. Что касается потребления людьми текстов, то, на мой взгляд, оно стало больше. Только люди теперь потребляют тексты не в виде бумажной книги, а в блогах, новостях, где угодно. Да, книжный рынок сворачивается – с трудом могу себе представить, что от него останется лет через двадцать. Культура останется, останутся и художественные тексты. В каком виде они останутся и можно ли будет построить на этом бизнес – большой вопрос. Я считаю, что у детской книги запас прочности больше. Но меня совершенно не расстраивает, что чтения становится меньше – люди не становятся глупее. Они просто потребляют идеи и развлекаются в других местах. Это здорово, что кроме книги, телевизора, водки и рыбалки стало намного больше возможностей проводить свободное время. Люди живут разнообразнее.
Несколько лет назад ты говорил о структурном кризисе в книжной отрасли, о том, что она находится в состоянии перестройки. Что-то изменилось, как повлиял коронакризис на российский книжный бизнес?
Мое ощущение, что структурный кризис отрасли продлится еще пару лет. Сейчас книжный рынок не имеет своего лица, он в состоянии разборки. Думаю, что за два-три года образуется какая-то новая расстановка сил. Останется ограниченное количество игроков. Из этого кризиса мы, издательство «РОСМЭН», должны выйти, серьезно укрепив свои позиции. Я действительно даю нашему рынку на перестройку два года, потому что, если он не перестроится, его не будет. Но в ближайшие 15–20 лет не может не быть книг. Определенные надежды связаны с медийным интернет-сопровождением книгоиздательской деятельности. При этом я не очень верю в детские электронные книги. Но есть облачные технологии, социальные сети, которые и книгу выводят на другой уровень. Книга становится артефактом в длинной интерактивной цепочке. Своей задачей в ближайшие два года я ставлю создание такого медийного сопровождения. Для этого уже сейчас много сделано. Коронакризис только ускорил те тренды, которые были очевидны в книгоиздании. За ковидный год книжная отрасль пробежала пятилетку. Реализация книг сместилась в Интернет и на маркетплейсы, где другой отбор, другой потребитель, где, кстати, нет места дешевой книге. Этот фактор уже серьезно перестраивает книжную ассортиментную политику, а в ближайшие годы будет ее определять. И как мне показалось, за последний год возник определенный консенсус между электронной, бумажной и аудио книгой. Теперь это единый комплекс, обязательная часть издательской программы.
Рецепты счастья
Как ты считаешь, какие качества характера позволили тебе сделать такую успешную карьеру издателя детских книг?
Упорство и последовательность. Может быть, еще дружелюбие и искренний интерес к книгам. Для работы с книгами очень хорошо подходит гуманитарный бэкграунд. Коммерческое чутье, умение посчитать деньги – это все замечательно, но только гуманитарное образование дает возможность интегрироваться в книгу без остатка.
А какие качества твоего характера тебе не нравятся?
Иногда я ленив. Иногда, как мне кажется, не хватает жесткости и строгости в работе с персоналом. С творческими сотрудниками вообще сложно работать. Приходится лавировать между креативной составляющей их работы, строгим планированием и коммерческими задачами издательства. Одно постоянно спорит с другим.
Перед сплавом на рафтах. Утреннее привыкание к веслу
Ты счастливый человек, удается получать удовольствие от сделанного?
В последнее время я стал внимательно относиться к тому, от чего получаю удовольствие. И с возрастом я все больше это ценю. Я сознательно учился и учусь получать удовольствие от жизни, от простых вещей: от еды, путешествий, спорта. Обучение дается тяжело, потому что все мы, кто работает в бизнесе, загнаны текучкой и работаем на какой-то эфемерный значимый результат, на строчку в Excel. Я действительно счастливый человек. У меня есть дети, увлечения, здоровье и работа, которую люблю. Такое несложное счастье. Да, у нас в стране жить сложно. А когда тут было легко? Я надеюсь, что не наступит день, когда мы начнем голодать. Все остальное совершенно нормально. В жизни есть огромное количество поводов получить удовольствие и ощутить счастье.
А в чем ты видишь смысл жизни?
Оставаться собой. Есть внутренняя честность, ответственность перед собой.
Какие книги стали для тебя главными в жизни?
Самая главная книга в моей жизни – «Буратино», ее я прочел в пять лет. Мать с отцом заходят в комнату, я стою на четвереньках на полу и, подвывая, читаю вслух Буратино. Это была первая книга, прочитанная самостоятельно. В школе на меня очень сильное впечатление произвел «Подросток» Достоевского. Я до сих пор очень сложно отношусь к Федору Михайловичу, мне тяжело считать его тексты литературными, но психологическое воздействие «Подросток» на меня произвел очень серьезное, я бы даже сказал, болезненное впечатление. Какие-то шестереночки начали от этого крутиться в другие стороны. В институте это были Камю и Сартр – и проза, и философские работы. Читать их было очень тяжело, но из этого складывалась привычка читать и думать сложное. Очень сильное впечатление когда-то произвела «Пустозерская проза» Аввакума и ранних старообрядческих старцев. Я вдруг понял, что в этот момент появилась русская литература. С нее началось мое глубокое увлечение историей. Впервые в «Пустозерской прозе» я документально увидел человека прошлого, ощутил, что вся история наполнена живыми людьми. Эта книга до сих пор стоит у меня на полке, я иногда достаю ее и читаю. На первом курсе института я обнаружил для себя автора, который публиковался тогда, кажется, в журнале «Наука и религия». Первым был рассказ «Жизнь и приключения сарая № 12» Виктора Пелевина. Я тогда подумал: неужели ТАК можно писать? Это для меня стало открытием современной литературы. Такая остроумная игра с языком, текстом, сюжетом. Ранние вещи Пелевина произвели очень серьезное впечатление.
А из современной литературы что-то можешь отметить?
К сожалению, ничто меня серьезно не перепахивало в последнее время. Может быть, это возраст. Мне нравится американская современная литература, люблю скандинавских авторов. В российской литературе, к сожалению, больших мировоззренческих открытий уже давно не происходило, но есть вещи, которые мне нравятся. Меня поразил «Лавр» Евгения Водолазкина. Я люблю Наринэ Абгарян и Мариам Петросян. Иногда перечитываю что-то из Михаила Шишкина, Саши Соколова. Продолжаю любить Дмитрия Горчева. Он такой злой, матерный, умный и на самом деле добрый человек. Очень нравилось, как весело и беззаботно работал тандем Белобров – Попов. Они виртуозно обыгрывали литературные штампы, например, в книге «Красный бубен». У них был забавный интернет-проект – они дописали к японским хокку четвертую строчку. Получился веселый, озорной текст.
Конкурс «Новая детская книга». Финал X сезона
Какая палитра чтения! А электронные книги читаешь?
Да, сейчас я в электронном виде читаю больше, чем в бумажном. Много приходится ездить, а я уже привык не возить за собой чемодан с книжками. Я понял, что не обязательно книжку дочитывать: если она не понравилась, ее можно и нужно бросать. Электронная книга дает возможность прочитать 30–40 страниц и бросить, если не понравилось. Закачал себе в поездку 80–100 книг и выбираешь что читать, под настроение.
Как в той веселой песенке туриста «В рюкзаке моем сало, и спички, и Тургенева восемь томов…»
