Kitabı oku: «Беседы на псалмы», sayfa 3
Беседана четырнадцатый псалом41
1. (1) Господи, кто обитает в жилищи Твоем? Или кто вселится во святую гору Твою?
Слово [Писания] хочет преподать нам совершенство [Col. 252] для достижения грядущих блаженств, используя при этом некоторый порядок и путь к нему, начиная с [чего-то] ближайшего и первого. Господи, кто обитает в жилищи Твоем? Обиталище есть временное пристанище, обозначающее собой жизнь, не утвержденную крепко, но преходящую, с надеждой на перемену к лучшему. Мужу святому свойственно через здешнюю жизнь проходить, а к той, что будет там, – поспешать. Поэтому и Давид говорит о самом себе: яко присельник аз есмь у Тебе и пришлец, якоже и вси отцы мои (Пс. 38:13). Ибо присельник был Авраам, не наследовавший земли ни на пядь своей ноги, но место для своей могилы купивший за серебро (Быт. 23:16; Деян. 7:16). Слово [Писания] этим стремится показать нам, что живущему в этой плоти приличнее быть временным жильцом (присельником. – Ред.), переходящим от этой жизни к родным местам для упокоения. Поэтому в здешней жизни он временно пребывает среди иноплеменников, тело же во гробе приобретает родственную себе землю. И блаженно есть живущему не как [нечто] родное себе считать то, что на этой земле, и не как естественную родину принимать это, здешнее, но ведать о [древнем] отпадении [человеческого рода] от лучшей участи и об осуждении на пребывание в здешней тягостной жизни и таким образом пребывать здесь временно, словно те, кто за какие-то преступления изгоняются судьями с родины на чужбину. [Впрочем,] редко кто принимает преходящее не за свое собственное, кто пользование богатством почитает временным, кто телесное здоровье считает недолгим, кто принимает славу человеческую за хрупкий цветок. Кто обитает в жилищи Твоем? Жилищем Бога [здесь] названа плоть, данная Им человеческой душе для [временного] жительства в ней. Кто же плотью этой будет пользоваться как чужой? Словно поселенцам, берущим в [платное] пользование чужую землю, к тому, чтобы ее возделывать с соизволения давшего ее, так и нам [словно] по договору предписана забота о плоти, чтобы, как должно ее трудолюбиво возделавши, отдать ее, плодоносную, Давшему [ее нам]. Если же плоть достойна Бога, то она становится обиталищем для Бога через вселение Его во святых. И таковая действительно становится принадлежащей Обитающему. Посему: Господи, кто обитает в жилищи Твоем? Затем [следует] преуспеяние и движение к более совершенному. Или кто вселится во святую гору Твою? Иудей земной, когда слышит о горе, тотчас бежит [мыслью] к Сиону. Кто вселится во святую [Col. 253] гору Твою? Кто по плоти живет как пришелец, тот и вселится во святую гору. Эта гора – место превыше небес, блистательное и сияющее, о котором апостол говорит так: Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к Небесному Иерусалиму, в котором ликование Ангелов, Церковь первенцев, написанных на небесах (Евр. 12:22).
2. Если же кто-то превзошел эту плоть, бесстрастно обитая в ней словно в чужой, а не привязываясь к ней как к собственной, то таковой через умерщвление своих членов (Кол. 3:5) еще здесь, на земле, приобретая освящение, становится достойным вселения во святую гору, вожделея которого, Псалмопевец изрек: яко пройду в место селения дивна (Пс. 41:5) и коль возлюблена селения Твоя, Господи Сил (Пс. 83:2). Причиной для нас этого вселения на гору становится наша любовь к ближним. [Туда] вселяет и любовь, происходящая из неправедного богатства: Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк. 16:9). О пребывании в этих обителях Господь в молитве сказал таким образом: «Отче Святый, дай, чтобы где Я есть, там и они были» (см. Ин. 14:3). [Однако] редко кто живет в теле словно на время и кто вселяется в [эту] гору. Поэтому слово [Писания], как бы затрудняясь, вопрошает: кто обитает? так же как: кто вселится? (Пс. 14:1) Кто уразуме ум Господень? (Ис. 40:13) и: кто возвестит вам, яко огнь горит? (Ис. 33:14), а также: кто возвестит вам место вечное? (Ис. 33:14) и: кто верный и благоразумный домоправитель? (Лк. 12:42). Но скорее всего [слово] «кто» имеет вопросительный смысл, словно ищущее ответ от Святого Господа, к Которому и обращено. О ком же будет ответ на этот Божественный глас, чтобы разрешить этот вопрос? (2) Ходяй непорочен и делаяй правду. И если непорочен тот, кто ничего доброго не оставляет в небрежении, а от всякого порока в своей жизни уходит непреткновенно, то чем он отличается от делающего правду? Или все же в каждом из того, что сказано, есть свой особый смысл? Тогда непорочный – это тот, кто достигает всякого совершенства добродетели в своем внутреннем человеке, а делающий правду — это тот, кто достигает совершенства через [добродетельные] дела, совершаемые телесно. Ибо не только должно делать праведные дела, но и совершать их из праведного внутреннего расположения [души], так что праведне праведное гоните (Втор. 16:20), [Col. 256] то есть вместе с праведной мыслью следует совершать дело. Итак, ходяй непорочен – это тот, кто совершенен по уму, а делаяй правду — это тот, кто по слову апостола непостыдный делатель Господу (2 Тим. 2:15).
3. [А теперь] внемли точному смыслу сказанного. [Пророк здесь] не сказал «ходивший непорочно», но ходящий непорочно, и не сказал «делавший правду», но делающий правду42. Ибо не единственное [сделанное] дело делает совершенным трудящегося, но подобает дела добродетели совершать на протяжении всей жизни. Глаголяй истину в сердце своем. (3) Иже не ульсти языком своим. Снова и здесь та же самая связь с остальным, чтобы говорить истину в сердце своем и не клеветать своим языком; как и в случае отношения между тем, как быть непорочным и делать правду. Ибо как там слово [Писания] различает совершенство внутреннее и шествование добрым путем, совершаемое на деле, так и здесь, поскольку глаголемое – от избытка сердца (Мф. 12:34), когда слова проистекают из источника внутреннего расположения; посему прежде всего скажи истину в сердце, а затем уже в нельстивом слове, действующем через язык. Мы найдем два смысла у истины: один – когда она усвоением ее через дела приводит к блаженной жизни, а другой – добрым сознанием обо всем в этой жизни. Ту истину, которая суть содейственница спасения, будучи в сердце совершенного, подобает нельстиво передавать всякому ближнему, а в делах жизни, если и отпадет когда от истины трудящийся, то никакого преткновения ему в предлежащем ему не будет. Сколько стадий у земли и у моря, и сколько [на небе] движется звезд, и в какой мере одна другую превосходит в быстроте [движения], если мы не знаем этой истины, то нам из-за этого ничто не будет преткновением в достижении обетований блаженства. Но здесь слово [Писания] нам скорее всего представляет то, что касающееся истины, или таинственное, подобает говорить не всякому, но только ближнему, или иначе сказать – открывать это не любому и первому встречному, но общникам тайн. Если же истина – это Сам наш Господь есть (Ин. 14:7) и мы имеем в сердце каждого из нас эту написанную и запечатленную Его истину, о которой и глаголем в сердцах наших, то не будем извращать слово Евангелия, когда мы возвещаем своему ближнему проповедь [истины]. Иже не ульсти языком своим. Часто врагом Божиим становится тот, [Col. 257] кто извращает Писание. Потребит, говорит, Господь вся устны льстивыя (Пс. 11:4) и лесть в сердцы кующаго злая (Притч. 12:20). Всякое смешение лучшего с худшим называется подделкой43, как поддельным становится вино, смешиваясь с худшим, чем оно, или разбавляясь водой, или как золото становится поддельным, когда вступает в смесь с серебром или медью, так и истина становится не подлинной [и поддельной], когда святые слова замутняются всяким богохульством.
4. И не сотвори искреннему своему зла. Кого называет слово [Писания] ближним, не сомневается никто из слушающих Евангелие о спросившем: а кто мой ближний? (Лк. 10:29), которому Господь рассказал притчу о [человеке], шедшем из Иерусалима в Иерихон. И после того как Он спросил его: Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний? (Лк. 10:36), тот ответил: оказавший ему милость. И тем самым Он научил считать своим ближним всякого человека. И весьма трудно, и требуются большие усилия, чтобы ни в малом чем-либо, ни в большом не повредить ближнему: ни словом не нанести вред, ни лишить его чего-либо необходимого, не пожелать ему зла, ни клеветой воспользоваться [от зависти] к благополучию ближних. И поношения не прият на ближния своя. Весьма многозначно сие высказывание. Ибо насколько ценен становится тот, кто не сделался объектом порицания от ближних. И поэтому не принял от них укоризны или сам никого из ближних, попавших под действие человеческих слабостей или телесных повреждений или имеющих другие какие-либо недостатки плоти, ни в чем не порицал. Ибо не следует бранить согрешившего, как написано: не поноси человека, отвращающегося от греха (см. Еккл. 8:6), так как мы не знаем, на пользу ли будет согрешающему наша укоризна. Так и апостол [Павел] в наставлениях к своему ученику Тимофею пользуется и обличением, и утешением, и упреками, но никогда не поношениями (2 Тим. 4:2; 1 Тим. 4:13), принимая его словно за противника. Ибо он знал, что результатом обличения будет исправление согрешившего, а результатом поношения – бесстыдство последнего. А бедность, низкое происхождение, неученость, болезнь тела неразумно бранить, и это чуждо человеку добросовестному. Ибо все это с нами происходит не от нашего произволения, а невольно, к невольным же недостаткам следует относиться милостиво, [Col. 260] а не надмеваться по отношению к несчастным.
5. (4) Уничижен есть пред ним лукавнуяй, боящыя же ся Господа славит. Самим возвышенным образом мысли, не склонением ни в чем к чему-либо из человеческих нужд, нравом мужа справедливого, направленного к самому лучшему, и воздаянием каждому по достоинству можно уничижить дурных, хотя бы они и были облечены великим могуществом, или гордились богатством и славностью рода, или если бы и блистательно прославляли себя, в них [тем не менее,] окажется один лишь порок, и таковых следует уничижать, то есть почитать за ничто. И опять же, боящихся Господа, хотя бы они были и бедные, и безродные, и простые речью, и больные телом, следует славить, превозносить и считать блаженными, [посему и пророк Давид], наученный Духом, таковых ублажает: Блажени вси боящиися Господа (Пс. 127:1). И с такой мыслью должно уничижать порочного, хотя бы он и превозносился собственной блистательностью, а боящегося Господа славить, хотя бы он и был бы простой, бедный в жизни, презренный и ничем из того, что снаружи, [как это] принято, вызывает похвалу, не обладающий. Кленыйся искреннему своему и не отметаяся. Почему же здесь верная клятва упоминается среди подвигов, приличествующих совершенному, а в Евангелии запрещается? Кто обитает… и кто вселится? Кленыйся искреннему своему и не отметаяся. А там: А Я говорю вам: не клянись вовсе (Мф. 5:34). Что же скажем на это? А то, что Господь повсюду имеет в виду одну и ту же цель – наперед предупредить человека от совершения грехов и пресечь порок с самого его начала. Ибо как в древности Закон говорил: Не прелюбы сотвори (Исх. 20:14), а Господь говорит: «И не возжелай» (Мф. 5:28), и опять же: Не убий (Исх. 20:13), а Он в Свою очередь заповедует более совершенное: «И не гневайся» (Мф. 5:22). Так и здесь Он довольствуется верной клятвой, там же Он отсекает и сам повод для клятвы. Ибо может случиться так, что и честно клянущийся невольно ошибется, а не клянущийся вовсе избежит и самой опасности такого преступления клятвы. Клятвой же [пророк Давид] часто называет неуклонный замысел относительно всякого дела. Например: Кляхся и поставих сохранити судьбы правды Твоея (Пс. 118:106), а также: Клястся Господь [Col. 261] и не раскается (Пс. 109:4). И это не потому, что Бог для свидетельства во уверение о том, что Он говорит, вводит нечто двусмысленное, но для того, чтобы непреложными и непоколебимыми догматами утвердить в Давиде благодать обетования. Посему там и возможно было сказать: Кленыйся искреннему своему. То есть не уверяющий ближнего и не отрицающийся после этого, но [для того,] чтобы это было созвучным со сказанным от Господа: Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет (Мф. 5:37). И о таких делах утверждающий соглашается, а о несуществующих, хотя бы его упрашивали все остальные люди, соглашаться утверждать что-либо вопреки истине природы [событий] не будет. Ибо если не было дела – последует отрицание, если было – последует согласие. Ибо здесь он попытался выразить истину саму по себе, отдельно от соотношения с другим, пользуясь простыми утверждениями. А не верящий пусть терпит вред от своего неверия. Ибо совершенно позорно и безумно себя обвинять как [якобы] недостойного веры, а самому в то же самое время требовать надежности в клятвах. Ибо есть некоторые высказывания, имеющие [только] вид клятв, клятвами же на самом деле не являющиеся, но служащие для научения слушающих. К примеру, Иосиф, живя в Египте, клялся здоровьем фараона, или апостол [Павел], утверждая о своей любви к коринфянам, пишет: свидетельствуюсь в том похвалою вашею, братия, которую я имею во Христе Иисусе, Господе нашем (1 Кор. 15:31). Ибо не преслушался евангельского учения поверивший [этому учению апостол], но простую речь передал в образе клятвы, показав таким образом похвалу, которая была в них, как во всем для себя драгоценную.
6. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5:42). Эти слова нас призывают к общительности, любви к другим и к тому, что родственно нам по природе. Ибо человек – животное общественное и призванное к совместной жизни. А в гражданском обществе и обращении с другими необходимо быть легко готовыми оказать помощь другому – нуждающемуся в ней. Просящему у тебя дай. Хочется, чтобы ты в простоте оказывал любовь просящим, мыслью различая потребность каждого [Col. 264] из приходящих с просьбой. И в Деяниях [апостолов] мы научаемся тому, каким образом возможно со знанием дела исполнить цель благочестия: Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4:34–35). Ибо поскольку многие преступают меру необходимой потребности по причине занятий торговлей и излишней роскоши и делают [этим] саму потребность свою необузданной, то необходимо для заботы об уверовавших бедных собирать богатства в одно место, чтобы оттуда мудро и экономно в соответствии с нуждами каждого производить раздачу необходимого. Ибо как у больных часто бывает потребность в вине44, но не всегда [верное знание] о времени, количестве [приема] и качестве [этого вина, необходимого для успешного лечения], посему есть нужда и во враче при получении вина. Так и распределение при заботе о нуждах не во всем может быть осуществляемо с пользой [для получающих]. Ибо тем, что поют жалобные песни, взывая к женской жалости, тем, у кого телесные увечья, и тем у кого случились неудачи в торговле, не во всем будет полезным изобилие сего служения вспоможения. Ибо [может случиться так, что] для [некоторых из] них вспомоществование послужит причиной порока. Но [вначале] следует их ругань отклонять малым даянием, а когда они проявят симпатию и братолюбие и вместе с этим научатся терпению в перенесении скорбей, то тогда за них и будет сказано: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть и проч. (Мф. 25:35), и еще: Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5:42). И [тогда] эту заповедь [такой благодетель пусть и] считает среди первых. Ибо если здесь некто, будучи беден, просит у тебя взаймы, то открывает тебе тем самым богатство на небесах, отплачивающее тебе [там] его долг. Милуяй нища взаим дает Богови, [по даянию же его воздастся ему] (Притч. 19:17). И это будет для тебя залогом Царствия Небесного, которого да удостоимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому вместе с Отцом и Святым Духом слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа на окончание четырнадцатого псалма и на ростовщиков
1. Вчера беседовал я с вами о четырнадцатом псалме, но время не позволило дойти до конца речи. [Col. 265] Ныне являюсь, как признательный должник, чтобы отдать вам оставшийся долг. А остальное, по-видимому, непродолжительно для слышания, для многих же из вас, может быть, и незаметно; поэтому они и не представляют, чтобы в псалме оставалось что-нибудь. Впрочем, зная, что краткое сие изречение имеет великую силу в делах житейских, я не думал, чтобы должно было оставить без исследования полезное.
Пророк, изображая словом человека совершенного, который желает перейти в жизнь непоколебимую, к доблестям его причисляет и то, чтобы сребра своего не давать в лихву (Пс. 14:5). Во многих местах Писания порицается грех сей. Иезекииль полагает в числе самых важных беззаконий брать лихву и избыток (Иез. 22:12). Закон ясно запрещает: да не даси в лихву брату твоему и ближнему твоему (Втор. 23:19). В другом месте говорится: лесть на лесть, и лихва на лихву (Иер. 9:6). А что псалом говорит о городе, который изобиловал множеством беззаконий? Не оскуде от стогн его лихва и лесть (Пс. 54:12). И теперь пророк отличительной чертой человеческого совершенства назвал то же самое, сказав: (5) сребра своего не даде в лихву.
В самом деле, крайне бесчеловечно, когда один, имея нужду в необходимом, просит в заем, чтобы поддержать жизнь, другому не довольствоваться возвращением данного в заем, но придумывать, как извлечь для себя из несчастья убогого доход и обогащение. Посему Господь дал нам ясную заповедь, сказав: от хотящаго занять у тебя не отвращайся (Мф. 5:42). Но сребролюбец, видя, что человек, борющийся с нуждой, просит у колен его (и каких только не делает унижений, чего не говорит ему!), не хочет сжалиться над поступающим вопреки своему достоинству, не думает о единстве природы, не склоняется на просьбы, но стоит непреклонен и неумолим, не уступает мольбам, не трогается слезами, продолжает отказывать, божится и заклинает сам себя, что у него вовсе нет денег, что он сам ищет человека, у кого бы занять; и эту ложь утверждает клятвой, своим бесчеловечием приобретая себе недобрую покупку – клятвопреступление. А как скоро просящий взаймы помянет о росте45 и назовет залоги, тотчас, понизив брови, улыбнется, иногда припомянет и о дружбе своей с отцом его, назовет его своим знакомым и приятелем и скажет: «Посмотрим, нет ли где сбереженного серебра. Есть у меня, правда, залог [Col. 268] одного приятеля, положенный ко мне для приращения, но приятель назначил за него обременительный рост; впрочем, я непременно сбавлю что-нибудь и отдам с меньшим ростом». Прибегая к таким выдумкам и такими речами обольщая и заманивая бедного, берет с него письменное обязательство и, при обременительной нищете, отняв у него даже и свободу, оставляет его. Ибо, взяв на свою ответственность такой рост, которого платить не в состоянии, он на всю жизнь отдает себя в произвольное рабство.
Скажи мне: денег ли и прибыли ищешь ты у бедного? Если бы он мог обогатить тебя, то чего бы стал просить у дверей твоих? Он пришел за помощью, а нашел врага; он искал врачевства, а в руки дан ему яд. Надлежало облегчить нищету человека, а ты увеличиваешь нужду, стараясь отнять и последнее у неимущего. Как если бы врач, пришедши к больным, вместо того чтобы возвратить им здоровье, отнял у них и малый остаток сил, так и ты несчастья бедных обращаешь в повод к своему обогащению. И как земледельцы молятся о дожде для приумножения семян, так и ты желаешь людям скудости и нищеты, чтобы деньги твои приносили тебе прибыль. Или не знаешь, что ты более приращаешь грехи свои, нежели умножаешь богатство придуманным ростом?
И ищущий займа бывает поставлен в затруднительное положение: когда посмотрит на свое убожество, отчаивается в возможности заплатить долг, а когда посмотрит на свою настоящую нужду, отваживается на заем. Потом один остается побежденным, покорясь нужде, а другой расстается с ним, обеспечив себя письменным обязательством и поруками.
2. Взявший же деньги сначала светел и весел, восхищается чужими цветами46, допускает перемену в жизни: стол у него открытый, одежда многоценная, слуги одеты пышнее прежнего, есть льстецы, застольные друзья и тысячи тунеядцев в доме. Но так как деньги утекают, а время своим продолжением увеличивает рост, то и ночи не приносят ему покоя, и день не светел, и солнце не приятно, а, напротив того, жизнь для него тягостна, ненавистны дни, поспешающие к сроку; боится он месяцев, потому что от них плодится рост. Спит ли он? И во сне видится заимодавец – это злое привидение, стоящее в головах. Бодрствует ли? И помышление и забота у него о росте. [Col. 269] Сказано: заимодавцу и должнику, встретившимся друг со другом, попещение творит обема Господь (Притч. 29:13). Один, как пес, бежит на добычу, другой, как готовая добыча, страшится встречи, потому что нищета отнимает у него смелость. У обоих счет на пальцах, один радуется увеличению роста, другой стенает о приращении бедствий.
Пий воды от своих сосудов (Притч. 5:15), то есть рассчитывай свои средства, не ходи к чужим источникам, но из собственных своих каплей собирай для себя утешения в жизни. Есть у тебя медная посуда, одежда, пара волов, всякая утварь? Отдай это. Согласись отказаться от всего, только не от свободы. Но я стыжусь, говоришь ты, сделать это гласным. Что же? В скором времени другой выставит же это напоказ, провозгласит, что оно твое, и на твоих глазах станет продавать по низкой цене. Не ходи к чужим дверям, ибо действительно студенец чуждий тесен (Притч. 23:27). Лучше малыми приращениями47 облегчать свою нужду, нежели, вдруг разбогатев чужим имуществом, впоследствии лишиться всего достояния. Ежели у тебя есть чем отдать, почему же не удовлетворяешь этим средством настоящей нужде? Если же не в состоянии заплатить долг, то одно зло лечишь другим. Не верь заимодавцу, который осаждает тебя. Не дозволяй, чтобы тебя отыскивали и преследовали, подобно какой-нибудь добыче.
Брать взаем – начало лжи, случай к неблагодарности, вероломству, клятвопреступлению. Иное говорит, кто берет взаем, а иное – с кого требуют долг. «Лучше бы мне не встречаться тогда с тобою! Я бы нашел средства освободиться от нужды. Не насильно ли вложил ты мне деньги в руки? И золото твое было с примесью меди, и монеты обрезаны». Ежели дающий взаем – друг тебе, не цепляйся за случай потерять его дружбу. Если он враг, не подчиняй себя человеку неприязненному. Недолго будешь украшаться чужим, а после потеряешь и отцовское наследие. Теперь ты беден, но свободен. А взяв взаймы, и богатым не сделаешься, и свободы лишишься. Взявший взаем стал рабом заимодавца, рабом, наемником, который несет на себе самую тяжелую службу. Псы, получив кусок, делаются кроткими, а заимодавец раздражается по мере того, как берет; он не перестает лаять, но требует еще большего. Если клянешься – не верит, высматривает, что есть у тебя в доме, [Col. 272] выведывает твои дела (τά συναλλάγματά σου) 48. Если выходишь из дома – влечет тебя к себе и грабит (κατασύρει). Если скроешься у себя – стоит пред домом и стучит в двери, позорит тебя при жене, оскорбляет при друзьях, душит на площади. И праздник невесело тебе встретить; самую жизнь делает он для тебя несносной.
Но говоришь: «нужда моя велика, и нет другого способа достать денег». Какая же польза из того, что отдалишь нужду на нынешний день? Нищета опять к тебе придет, яко благ течец (Притч. 24:34), и та же нужда явится с новым приращением. Ибо заем не вовсе освобождает от затруднительного положения, но только отсрочивает его ненадолго. Вытерпим ныне тяготу бедности и не станем отлагать сего на завтра. Не взяв взаймы, равно ты будешь беден и сегодня, и в следующие дни, а взяв, истощишь себя еще больше, потому что нищета возрастает от роста. Теперь никто не винит тебя за бедность, потому что зло непроизвольно; а когда обяжешься платить рост, всякий станет упрекать тебя за безрасчетность.
3. Итак, к невольным бедствиям не будем, по неразумию своему, прилагать еще произвольного зла. Детскому разуму свойственно не покрывать своих нужд тем, что имеешь, но, вверившись неизвестным надеждам, отваживаться на явный и непререкаемый вред. Рассуди наперед: из чего станешь платить? Из тех ли денег, которые берешь? Но их недостанет и на нужду, и на уплату. А если ты вычислишь и рост, то откуда у тебя до того размножатся деньги, что они частью удовлетворят твоей нужде, частью восполнят собой, что занято, а сверх того принесут и рост? Но ты никоим образом не отдашь долг из тех денег, которые берешь. Разве из другого источника возьмешь деньги? Подождем же исполнения этих надежд, а не станем, как рыбы, кидаться на приманку. Как они вместе с пищей глотают удочку, так и мы ради денег пригвождаем себя к росту. Никакого нет стыда быть бедным, для чего же навлекаем на себя позор, входя в долги? Никто не лечит раны раной, не врачует зла злом, – и бедности не поправишь платой роста. Ты богат? Не занимай. [Col. 273] Ты беден? [Также] не занимай. Если имеешь у себя достаток, то нет тебе нужды в долгах. А если ничего не имеешь у себя, то нечем будет тебе заплатить долга. Не предавай жизнь свою на позднее раскаяние, чтобы тебе не почитать счастливыми тех дней, в которые ты не платил еще роста. Мы, бедные49, отличаемся от богатых одним – свободою от забот; наслаждаясь сном, смеемся над их бессонными ночами; не зная беспокойств и будучи свободны, смеемся над тем, что они всегда связаны и озабочены. А должник – и беден, и обременен беспокойствами. Не спит он ночью, не спит и днем, во всякое время задумчив, оценивая то свое собственное имущество, то великолепные дома и поля богачей, одежды проходящих мимо, домашнюю утварь угощающих. «Если бы это было мое, – говорит он, – я продал бы за такую и такую-то цену и тем освободился бы от платежа роста». Это и ночью лежит у него на сердце, и днем занимает его мысли. Если стукнешь в дверь, должник прячется под кровать. Вбежал кто-нибудь скоро, у него забилось сердце. Залаял пес, а он обливается потом, томится предсмертной мукой и высматривает, куда бежать. Когда наступает срок, заботливо придумывает, что солгать, какой изобрести предлог и чем отделаться от заимодавца.
Представляй себе не то одно, что берешь, но и то, что потребуют от тебя назад. Для чего ты вступаешь в союз с многоплодным зверем? О зайцах говорят, что они в одно время и родят, и кормят, и зачинают детей. И у ростовщиков деньги в одно время и отдаются взаем, и родятся, и подрастают. Еще не взял ты их в руки, а уже требуют с тебя приращения за настоящий месяц. И это, опять причтенное к долгу, воспитывает новое зло, от которого родится еще новое, и так до бесконечности. Потому-то и наименованием таким почтен этот род любостяжания, ибо называется ростом (тохо^)50, как я думаю, по причине многоплодности этого зла. Да и от чего произойти иначе сему именованию? Или, может быть, называется ростом по причине болезней и скорбей, какие обыкновенно производит в душах задолжавших. Что для рождающей – болезни рождения, то для должника наступающий срок. Рост на рост – это злое исчадие злых родителей. Такие приплодия роста да назовутся порождением ехидниным! О ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая утробу матери; и рост рождается, изъедая дом должника. Семена дают плод, и животные приходят в зрелость с течением только времени; а рост [Col. 276] сегодня рождается и сего же дня начинает рождать. Животные, скоро начинающие рождать, скоро и перестают; а деньги, получив скорое начало прироста, до бесконечности более и более приращаются. Все возрастающее, как скоро достигнет свойственной ему величины, перестает возрастать, но серебро лихоимцев во всякое время, по мере его продолжения, само возрастает. Животные, когда их дети делаются способными к рождению, сами перестают рождать, но серебряные монеты у заимодавцев и вновь прибывающие рождают, и старые остаются в полной силе. Лучше тебе не знать на опыте сего чудовищного зверя!
4. Ты свободно смотришь на солнце. Для чего же завидуешь сам себе в свободе жизни? Ни один боец не избегает так ударов противника, как должник встречи с заимодавцем, стараясь спрятать голову за столпами и стенами. «Как же мне прокормиться?» – говоришь ты. У тебя есть руки, есть ремесло. Наймись, служи; много промыслов в жизни, много способов. Но у тебя нет сил? Проси у имеющих. Но просить стыдно? А еще стыднее не отдать взятого взаем. Я говорю тебе это вовсе не как законодатель, но хочу показать, что все для тебя лучше займа. Муравей может пропитаться, хотя не просит и не берет взаем; и пчела остатки своей пищи приносит в дар царям, хотя природа им не дала ни рук, ни искусств. А ты, человек, будучи существом благоизобретательным, не можешь изыскать ни одного ремесла, которым ты мог бы прожить?
Впрочем, видим, что доходят до займа не те, которые нуждаются в необходимом (им никто и не поверит в долг), но занимают люди, которые предаются безрасчетным издержкам и бесполезной пышности, раболепствуют женским прихотям. Жена говорит: «Мне нужно дорогое платье и золотые вещи, и сыновьям необходимы приличные им и нарядные одежды, и слугам надобны цветные и пестрые одеяния, и для стола потребно изобилие». И муж, выполняя такие распоряжения жены, идет к ростовщику; прежде нежели получить в руки занятые деньги, меняет одного на другого многих владык, непрестанно входя в обязательство с новыми заимодавцами, и непрерывностью сего зла избегает обличения в недостаточности. И как одержимые водяной болезнью остаются в той мысли, что они тучны, так и этот человек представляет себя богатым, непрестанно то занимая, то отдавая деньги и новыми долгами уплачивая прежние, [Col. 277] так что самой непрерывностью зла приобретает себе доверие к получению вновь. Потом, как больные холерой, непрестанно извергая вон принятую ими пищу и, прежде нежели желудок совершенно очищен, наполняя его новой пищей, опять подвергаются рвоте с мучительной болью и судорогами, так и эти люди, меняя один рост на другой и прежде, нежели очищен прежний долг, делая новый заем, на несколько времени повеличавшись чужим имуществом, впоследствии оплакивают собственное свое достояние. Как многих погубило чужое добро! Как многие, видев себя богатыми во сне, понесли ущерб!
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.