Kitabı oku: «Быстрый мир: медленный человек», sayfa 4

КНЯЖЕСКИХ КРОВЕЙ

– Пошла вон отсюда, – спихнув Аксинью с постели, прошипел Павел, – завтра приходи.

Аксинья встала с пола и, потирая ушибленное бедро, посмотрела на Князя:

– Вам не понравилось?

– Мне все понравилось, – Павел сел на кровати. – Дела у меня есть. Помимо тебя, как ты понимаешь, я надеюсь.

– Так, может, я здесь подожду? – Аксинья встала напротив окна, от чего ее формы только подчеркнулись в свете зимнего солнца.

– Одевайся и иди отсюда. Завтра приходи после обеда.

– Спасибо, Князь! – девушка бросилась в ноги к Павлу, – Я приду, приду, слышите!

– Вот дура-то, – князь поморщился. – Красивая, любястая, но дура. Иди домой и по пути зайди к Юре-воеводе. Пусть идет ко мне.

Надев сарафан, Аксинья засеменила к выходу из спальни.

Проводив девушку взглядом, Павел встал и подошёл к окну.

Зима в этом году какая-то совсем уж лютая. В легендах о таких ничего не было сказано. Разве что в книгах Вечных можно было найти что-то о подобных зимах: завывающий ветер, метель, холод такой, что кровь в жилах стынет. Уж не гневается ли природа за то, что Восточный народ присвоил себе чужие знания?

Павел слышал от отца и старшего брата о четырех чужаках, приходивших в эти земли четыре годовых цикла назад. Чужаки были умнее и, как выяснилось, проворнее местных. Они смогли уйти, оставив за собой, как гласит легенда, разрушения и боль.

Очень странная штука – легенды. Павел год назад собрал у себя свидетелей и участников тех событий. Все они были тогда молодыми бойцами и все, как один, рассказали, что чужаки умчались на железной и гремящей машине, вынырнув из огня. Павел читал о таких машинах в одной из книг. Машины эти назывались танками и использовались они для войны.

Кто знает, куда исчезли те пришельцы. Танк на дороге разбомбили железные птицы. Узнать, были ли там чужаки в тот момент, не представлялось никакой возможности. Может, и сбежали. Но это и не так важно. Главное, что они оставили после себя великие знания, которые помогут людям востока стать самым сильным народом этих земель.

Павел не мог сказать точно, где будут кончаться его владения в случае удачных походов. В старой книге он прочитал, что земля круглая. Она похожа на огромную ягоду, но, как ему показалось, это ерунда какая-то, а не знание. Может быть, древние цивилизации специально в своих библиотеках держали особые книги, предназначенные для того, чтобы запутать тех, кто будет жить после них? О, как же это сложно – вычленять истинное и распознавать ложь!

Натянув яркую красную рубаху и черные шаровары, Павел открыл створку шкафа и достал бутылку с золотистой жидкостью. Вынув пробку, он прямо из горлышка сделал несколько глотков. Чудесный напиток делают южане! И, ведь, не говорят, как. Чувствуется, что из меда, но каким способом они добились такой консистенции и, главное, эффекта, сложно было предположить. Ну и ладно! Хорошо, хоть, поставки стабильные, и есть, что на обмен дать.

В дверь постучали.

– Да, входи.

В комнату ввалился Воевода в облепленном снегом тулупе:

– Зверь ты, Павел! Отправил девку в такую пургу. Оставил бы тут, а послал бы стрельца.

– Да, к чему мне она, кроме, как в постели покувыркаться? Только мешает своими разговорами. А к тебе у меня дело серьезное есть.

– Какое, Князь? – Юра скинул тулуп прямо на пол, – Или ты решился-таки?

– Да, Юрий, решился я. Эта весна станет нашей весной. Я прочитал много книг о том, как вели войны наши предшественники, но остановился, когда стал читать про плюющее свинцом оружие. Пока у нас нет возможностей разобраться с ним, да и сколько у нас таких?

– Одиннадцать, но зарядов совсем мало. Не наступать нам с этими штуками. Пусть лежат как крайнее оружие обороны.

– Вот и я думаю.

Павел, начитавшись о древних царях, волей-неволей перенимал описанные писателями привычки. Каждое слово, что он говорил, он считал, должно быть весомым. Говорить мало и тихо. Молвить, а не говорить – вот оно слово княжеское!

– Думаю, также, что, как снег стает, отправлю твоих генералов в города наши и южные селения. Каждому дам я грамоту, которую передадут они местным главам. Будем трубить сбор и с разных сторон, но в одно время атакуем город Вечных. Будут потери. Воины будут гибнуть, и каждая смерть станет кирпичиком в стене нашей победы. Пока есть Вечные – они держат во власти страха наши земли, и в этом страхе теряется истинное величие моего народа.

– Как же поступим с Вечными?

– Того, кто будет против нашего, тех под расстрел или сечу шашками, а тех, кто поймет всю неблагоразумность сопротивления, сформируем в класс вечных учителей. Дадим им жизнь и неприкосновенность взамен на то, что они называют технологиями. Пусть они возглавят заводы, пусть они научат нас выплавлять металлы и добывать электричество!

О, электричество! Мечта восточного народа. Невесомое и невидимое простыми глазами запускает оно машины и дарит свет!

– Ты хочешь пустить Вечных в нашу империю?

– Я хочу их использовать, и ежели поймём мы, что они больше ничему нас не могут научить, избавимся от них. Ты сам знаешь, что вечных можно убить, как убили они первого просветителя Вечного Ренегата.

Юрий завороженно слушал Князя. В отличие от своего отца Павел казался насквозь нереальным человеком. Говорил он сложно и красиво. Речь лилась как весенний ручей, то жизнь давая, то снося преграды на своем пути.

За время правления Павла Восточные земли сильно изменились. Желая укрепить свою власть, молодой Князь выстроил целую систему. Восточное Городище и остальные поселения Павел разделил на районы по десять дворов, назначил старост, которые, в свою очередь подчинялись городовому. Городовых Павел назначал из проверенных и обученных грамоте и военному делу солдат личной Малой Княжеской Дружины. Дружина эта стала своеобразным трамплином к политической карьере, и если раньше молодежь нехотя шла в армию, сейчас приходилось отказывать части желающих – кто-то по здоровью не проходил, кто-то и вовсе был дурачком, наплевавшим на науки, но считающим, что только его мускул хватит для службы.

– Новобранцы! – приветствовал на осеннем строевом смотре солдат Павел, – Помните, вы – самые лучшие сыны нашего отечества! Вечные не хотели, чтобы мы знали и умели то, что знаем и умеем сейчас! Благодаря военной хитрости моего отца Леонида мы получили все это от пленных Вечных, пришедших сюда по пророчеству древнего просветителя Вечного Ренегата. Мы как стебли, рвущиеся сквозь щели между камней. Стебли крепчают и превращаются в мощные стволы, раскидав каменные глыбы! Очень скоро мы докажем, что мы есть – полноправные хозяева этой земли! Мы уже не боимся Вечных! Пусть они хоть черепа рисуют на своих железных птицах, но если раньше мы в страхе бежали врассыпную, то теперь в злобе уходим в укрытия. Они уже ничего не могут сделать с нами! Они начнут жечь города? Но у нас много городов и с нами ещё больше поселений славного народа южан. Мы здесь власть, а не мешающие нам жители Вечного Города! Они держат в своих руках множество достижений прошлого, и пришло время нам заполучить их!

В тот осенний день городская площадь потонула в одобрительных криках. Павел стоял на сколоченной из досок трибуне, возвышаясь над рядами солдат. Лицо князя было полно восторга и переполнено величием. Он чувствовал, будто за ним, прямо за его спиной клокочет черная непроглядная тьма Истории, и именно он призван осветить ее огнем своей власти и мощи.

– Павел, – вырвал его из воспоминаний голос Юрия, – ты давно был на могиле отца?

– Перед самым снегом, – ответил Павел, – Леонид был великим князем. Именно он не побоялся в открытую начать освобождение от Вечных. Мой старший брат слишком мягко правил. По-человечески мне жаль, что он не с нами, но как политик – я рад этому.

Павел замолчал. Юрий слишком много знал. Он постоянно ненароком напоминал о том дне, когда Антон был найден в лесу с топором, воткнутым в голову, а Павел стоял рядом, перемазанный кровью брата:

– Это… Это не я, – единственный живой наследник смотрел на солдата, – это не я…

– Да… – Юрий стоял с натянутым луком и целился в убийцу Князя, – конечно не вы, наследник. Разве вы бы убили своего брата?

– Нет, не убил бы, – Голос Павла вдруг стал тверже, – и ты сам видел несколько человек, прилетевших на железной птице, будущий воевода. Так ведь?

Юрию не нужно было ничего больше объяснять. Он ослабил тетиву и спрятал стрелу в колчан. Такое, ведь, бывает раз в жизни! Как было написано в одной старой книге, кто был ничем, тот станет всем.

– Понимаешь, солдат, ведь если ты скажешь, что это я, то княжеский род оборвется, и в борьбе за титул главы наших земель знать перегрызет друг друга. Тебе, максимум, подарят дом, но, скорее, дабы ты не баламутил воду, отправят служить в дальние поселения, где ты погибнешь в стычке с одичалыми племенами южан или бросишься со скалы от тоски.

– Верно говорите. Я прекрасно понимаю. Вечных мы не смогли остановить, сами еле ноги унесли.

– Вот молодец!

Павел планировал после коронации убрать Юрия, но тот оказался действительно смышленым и полезным. Простой лучник знал о тактике и войне больше, чем его начальники:

– Я много читаю, всю жизнь свою посвящаю тому, чтобы стать лучшим воином, – после первого строевого смотра, где он был представлен новым воеводой, рассказал Юрий. – Солдаты пренебрегают книгами, а офицеры лишь кичатся былыми заслугами.

Князь Леонид за четыре года до этих событий совершил ряд преобразований в армии, введя систему званий и поощрений. С одной стороны он добился большей дисциплины, но с другой – заставил солдат ради очередного повышения буквально выслуживаться перед старшими.

Леонид с войском несколько раз пытался взять Вечный город, но постоянно что-то мешало. То солдаты разбегались, увидев, как к ним навстречу летят железные птицы, то в ужасе отступали, видя как раскаленные капли металла с грохотом и треском буквально разрывают их товарищей на куски. Кровь, дым, паника и никакой организации.

Леонид ушел вовсе не героически. Он не погиб в походе, не сгинул в плену. Он умер в постели с красивой женщиной, но перед самой смертью смог дать начало новой жизни. Через месяц родился Павел. Старший брат Антон стал ему как отец. Он взял в жены молодую любовницу Леонида, и больше ни у кого не возникло никаких сомнений в том, что Павел княжеских кровей. Возможно, если бы не это, он бы так и остался бастардом, но вышло все так, как вышло.

Антон, несмотря на кажущуюся воинственность, всё-таки не стал продолжателем дела отца. Нет, он нигде не говорил, что война закончена. Он просто сакцентировался на совсем других вещах: выбрал из читающих людей учителей, создал школы. Но пока люди читали книги и изучали странные науки, Вечные продолжали уничтожать все вокруг. Правда, периметр их деятельности существенно расширился. Теперь лишь по отзвукам взрывов можно было догадаться, где идет бомбежка.

– Друзья! – Антон любил так обращаться к жителям своих земель. – Мой отец смог добыть нам самое ценное, что может дать князь. Он открыл нам науки и искусства. Он недооценил силу творчества, но я познакомился с музыкой, я познакомился с тем, что такое стихи – и это прекрасно! Он ошибался, изгоняя тех, кто решил освоить эти искусства, и мы должны наверстать то, что так неосмотрительно упустили. Я призываю вас всех идти в наши школы, где вы постигните чудо творчества и радость познания. Это поможет нам найти диалог с Вечными. Пока мы с ними в состоянии войны, но сколько можно терять наших людей, нападая на неприступную крепость? Сколько можно подставлять мужей и сынов под раскаленные стрелы и небесный огонь? Вечные сильнее и умнее нас, и наша цель не воевать, а стать наравне с ними.

Толпа в ответ выдохнула раскатистое «Ура!».

Всем надоела война. Жители городища, дальних селений и подвластных земель юга не понимали, той настырности, с которой князь ведет людей на Город Вечных. Тем более это было непонятно в свете того, что Вечные ни разу сами не напали, они лишь отражали атаки.

После того выступления Антон с Павлом пошли прогуляться в лес.

– Как ты не понимаешь, что Вечные нам не друзья? Они имеют кучу того, что нам нужно, и нам надо просто взять это, не боясь, что нас за это покарают, сожгя какую-нибудь деревню.

– Ты ещё слишком молод, Павел. Политика нашего отца привела к тому, что мы потеряли много хороших воинов. Воинов, которые так и не были нормально обучены…

– Так надо обучить их! – перебил его Павел, – объединить знания Вечных с нашей решительностью и показать, кто хозяева мира! Мы здесь власть, а не они. Нужно взять их город, присоединить западные острова, и тогда мир будет вечным и непоколебимым.

– Ты думаешь слишком примитивно. Они умнее, и если мы возьмём их силой, то они все равно победят нас знаниями.

– А при чем тут тогда твои увлечения стихами, музыкой и рисованием?

– Через творчество постигается образ мышления наших сильных и развитых предшественников. Я тут читал про одного поэта, так он…

– Ты слишком распыляешься! – снова перебил Павел, – нам надо обучать воинов, а не устраивать поэтические соревнования.

– Одно другому не мешает, Павел. Да, мы в состоянии войны, но если мы перестанем вести себя агрессивно, возможно, что Вечные ответят нам взаимностью.

– А ты не думаешь, что они рано или поздно сделают из нас рабов?

– Скорее они перебьют нас, если мы будем постоянно бряцать оружием в их сторону. Пора остановить кровопролитие.

– Ох, как ты не прав…

Павел сам не осознал сначала, что он делает. Он резко выдернул из-за пояса свой боевой топор и с размаху воткнул топорище в голову брата.

– Только кровопролитие, только тотальное наступление, только подготовленные воины…

Антон не ответил ему. Он просто упал в траву. Даже в лице, кажется, не изменился. Павел долго всматривался в его остекленевшие глаза, а потом почувствовал, что кто-то смотрит на него.

– Это не я…

Смерть князя Антона сплотила народ. Любимый всеми правитель погиб от рук Вечных. Тех самых, с кем он так хотел подружиться.

– Вы знаете, что случилось, – на церемонию возведения в великокняжеский чин съехались несколько тысяч людей из разных уголков Восточных и Южных земель, – Мой брат, который искренне хотел завершить войну, сам стал жертвой тех, кого так сильно хотел видеть друзьями! Вечные сами показали свое истинное лицо и свой оскал. Мой брат создал все условия для того, чтобы мы стали умнее, чтобы мы освоили древние искусства, и мы не должны посрамить его память. Мы должны учиться и применять в деле великого освобождения все то, чему научимся.

Павел помнил ту речь практически дословно.

Он стоял у окна и смотрел на снег. Верный, хотя и хитрый Юрий стоял у него за спиной.

– А давай-ка выпьем медового напитка?

– А, давай.

Павел вновь достал бутылку и разлил медовуху в две алюминиевые кружки.

Зима парализовала жизнь в Восточном Городище. Но она же дала время на активное обучение граждан великим наукам предшественников.

– По весне мы выступим в поход. Одновременно из разных точек. Южане обойдут город с северной стороны, а мы ударим с юга. Вечные не смогут стрелять одновременно во все стороны. Мы нападем ночью. Мы никогда этого не делали, боясь их железных псов, но и ты и я знаем, что эти псы, как и железные птицы, есть не что иное как хитрые механизмы.

– Нам бы научиться делать такие, Павел.

– Научимся. Все у нас впереди.

– Я давно хотел сказать, – Юрий поставил пустую кружку на стол, – ты страшный человек.

– Я?

– Да, ты!

– Страшный?

– Да, страшный. Для тебя же нет преград. Твое зачатие убило князя Леонида, потом ты убрал брата, а сейчас, скрывая это, готовишь народ к бойне, какой еще не было. Я слушаю тебя и очаровываюсь твоими речами, но память моя иногда возвращает меня к событиям в том лесу…

– Я лишь продолжаю план своего отца. И, да, ты абсолютно прав – меня ничего не остановит. Ни-че-го…

Хмельной напиток дал в голову. Павел смотрел, как падает снег. Пурга закончилась, и снежинки, подобно семенам одуванчика, кружили в воздухе, медленно оседая в сугробах.

ВРЕМЯ

Есть в Бенгальском заливе небольшой остров Северный Сентинел. Добраться туда можно на корабле или по воздуху, но что ждёт там путешественника?

Остров населяет странное племя. Как называют эти люди сами себя, никто не знает, отчего их принято называть сентинельцами.

Племя проживает в полной изоляции от внешнего мира, и учёные сходятся во мнении, что они так живут более шестидесяти тысяч лет.

Вся планета обрастает заводами, компаниями, кредитами и санкциями, а этот островной народ живет и сейчас так, как жил многие тысячи лет назад.

Любой контакт с сентинельцами кончается кровавой бойней. Аборигены с расстояния ста метров способны попасть стрелой в человека. Охраняя свои земли, они стреляют даже по самолетам и судам.

Об этом племени практически ничего не известно. Даже точного количества жителей острова никто не знает. Кто-то говорит, что их осталось человек шестьдесят, кто-то, что их почти полтысячи. Проверить это невозможно: практически весь остров покрыт деревьями, среди которых и происходит жизнь этого удивительного и непонятного народа.

Пока весь мир переворачивает календарь, отсчитывая новые дни, недели и века, эти люди хранят огонь в глиняных сосудах и точат свои стрелы.

В 2004 году в Индийском океане произошло страшное землетрясение. Цунами, вызванное им, унесло жизни трехсот тысяч человек. Мировое сообщество, подсчитывая убытки, решило послать к Северному Сентинелу авиацию, чтобы проверить, все ли хорошо у местных и, если нужно, сбросить им гуманитарную помощь.

Что помогло сентинельцам выжить, никто не знает, однако миссия была встречена дождем из стрел. Аборигены словно бы в очередной раз сказали, что внешний мир им не нужен. Что, даже находясь на краю гибели, они рассчитывают только на самих себя.

Как они воспринимают гостей извне? Кто это для них – боги или демоны? Как они трактовали после бедствия появление в небе над ними железных птиц?

На этом острове время замерло. Полное безвременье, отстоявшее свое право на существование на планете, где каждый год мы загадываем желания и строим планы, где мы открываем шампанское и бомбим города.

Человечество в силах одной ракетой уничтожить это племя, человечество может с помощью пары десятков спецназовцев с автоматами раз и навсегда установить свою власть над этим островом, но что будет дальше? Мы воткнем свой флаг на пляже, построим там курорт или найдем нефть.

В ноябре 2018 года к острову отправился миссионер Джон Чау. Целью его путешествия было обращение в христианскую веру местных жителей. Он был убит стрелой. За одну секунду местные жители показали миру, что они есть, что даже без танков, вертолетов и бронежилетов они способны противостоять тому, что мы привыкли называть цивилизованным миром.

– На него напали со стрелами, но он продолжал идти. Мы увидели, как члены племени набросили веревку на его шею и потащили тело, – рассказал один из рыбаков, помогавших двадцатисемилетнему проповеднику из Ванкувера добраться до острова.

Сохранились фотографии Джона. Обычный улыбчивый американец, за плечами которого, как ему казалось, вся история христианства, война за независимость и мощь Америки.

Всего лишь стрела. Стрела, показавшая на часах вечности цифру «ноль».

Время не властно над Северным Сентинелом, но жизнь не замерла там. Она просто идёт по своим законам, идёт своим образом и выбирает для своей защиты самые жёсткие способы.

Каждый раз, просыпаясь, мы смотрим на будильник и считаем в голове, сколько еще можно поваляться, сколько нужно на завтрак, и как скоро мы будем на работе. Пробки на дорогах сжирают бесценные минуты и, опоздав на полчаса, мы обещаем начальнику, что обязательно отработаем это время. Может, сегодня, может быть, завтра. Мы измеряем эффективность своей работы часами, мы проводим в офисе восемь часов и со спокойной совестью, не решив текущих задач, прощаемся с коллегами – наступает личное время. Вечером мы торопимся быстрее домой: сегодня вторник, мне завтра рано вставать! А потом среда, четверг, пятница и вожделенные выходные. В выходные можно подольше поспать, посидеть до закрытия метро с друзьями или потратить пару часов на новый фильм, премьеру которого мы ждали полгода. Рекламный ролик кинокартины мы видели каждый раз, приходя в кино. Двухминутный трейлер готовил нас к двухчасовому зрелищу со взрывами, погонями и шутками.

И вот мы на фильме! По расписанию он займет два часа нашей жизни. Но первые десять минут мы смотрим рекламу, и очередное двухминутное видео с дурацкими шутками и вырванными из контекста сценами зовет нас в кино на очередную картину, которую также обязательно посмотрят все наши друзья и коллеги. И так бесконечно.

Мы тратим свое время? Нет, скорее, мы убиваем его! Уничтожаем минута за минутой тот бесценный дар, который дала нам сама природа. Сколько она отмерила нам? Никто не ответит на этот вопрос, но все мы с одинаковым упорством убиваем часы и минуты, выкидываем дни, прожигаем недели.

А в эти секунды на острове в Бенгальском заливе аборигены, не думающие о беге времени и скоротечности жизни, с помощью копий и стрел отстаивают свое право жить где-то между застывших стрелок глобального циферблата – в Величественном и Пугающем состоянии истории, вставшей на паузу.

Время идет по прямой. Есть некоторые теории о том, что существуют параллельные реальности, где все как у нас, только раньше. Или позже.

В космосе время движется с другой скоростью. Это известно тем, кто хоть немного интересуется подобными вопросами. А если вспомнить про черные дыры, то вообще можно двинуться, пытаясь осознать, как устроено это явление.

Физики-теоретики не исключают перемещений во времени, но настаивают на том, что оно возможно только в один конец – вперед. Писатели-фантасты же в своих книгах описывают путешествия в прошлое. Помните, как в одном хорошем фильме Марти МакФлай чуть не поставил под угрозу свое собственное существование, помешав встретиться своим родителям? Конечно, если подумать логически, то он не мог изменить ход истории, ведь если бы его родители не встретились, не было бы его самого, и он бы не смог помешать своим родителям встретиться. Рассуждая подобным образом, можно дойти до полного отрицания всей сюжетной завязки «Терминатора». Не было бы Джона Коннора, не было бы победы людей, не послали бы в прошлое киборга. Самое интересное, что когда начинаешь думать об этом, то дух захватывает и страшно становится – наш мозг не может адекватно интерпретировать всю природу временного парадокса, и волей-неволей, подобрав где-то на периферии сознания подходящие образы, выдает вариант о параллельных вселенных. Представьте, что в некой параллельной вселенной есть точно такой же вы, только однажды повернувший не направо, а налево.

Есть замечательный фильм «Осторожно двери закрываются». Сюжет основан на том, как героиня красотки Гвинет Пэлтроу успевает или не успевает заскочить в вагон метро. Вроде, мелочь, но доля секунды изменила всю версию жизни человека.

Время не любит шуток. Времени нет в материальном мире. Или, всё-таки есть?

Можно ли потрогать время, или его можно только почувствовать?

Физики придумали термин время-пространство, или, если угодно, пространство-время. Они связали эти две величины в одно, этим вытащив время из абстрактного понятия в конкретную физическую реальность.

Да, время придумано человеком. Человек делит вечность на определенные отрезки, размечая ее отправными точками – конец месяца, конец квартала, итоги года, отчёт.

На нашей планете существует общепринятая календарная сетка, но она нужна, скорее, для бизнеса, поскольку есть ещё непредсказуемый лунный календарь. Непредсказуемый для всего остального мира, но не для тех, кто исторически празднует новый год, ориентируясь именно на него. Однако мир настаивает на стандартизации времени: год начинается первого января и кончается 31 декабря. Зима начинает и заканчивает этот цикл.

Есть ещё то, что не смогли, рассчитывая длительность дней и месяцев, побороть древние учёные – 29 февраля. Этот день появился из-за того, что Земля совершает полный виток вокруг Солнца не за 365 дней, а за 365 дней 5 часов 48 минут и 46 секунд. Эти почти шесть часов суммируются и получаются ещё сутки. Но ведь, их всё-таки не шесть – так может возмущенно усомниться любой здравомыслящий человек, и он будет прав! Именно для того, чтобы компенсировать уже эту неточность, иногда високосный год пропускают. Происходит это каждый последний год столетия, при условии, что цифра года не делится на 400. Попросту говоря, последние годы столетий, оканчивающиеся на два нуля, в трех случаях из четырех не являются високосными. Это выглядит как сложная система противовесов. В программировании такую схему назвали бы костылем – то есть куском кода, которые, не меняя системы, задаёт условия исключения для какого-нибудь частного случая.

Получается, что нет четкого понимания времени. Календарь, компенсируя несовершенность расчетов, подгоняют то в одну, то в другую сторону, а новый год наступает не тогда, когда бьют часы. Но мы продолжаем отсчитывать годы и столетия, выстраивать параллели и считать минуты.

Время для нас развивается поступательно. Сначала много лет было непонятно что, потом по земле много миллионов лет бродили гигантские рептилии, потом появился человек. Человек строил пирамиды, ходил в крестовые походы, запускал метро и развязывал войны. Чем ближе к нам то или иное время, тем больше подробностей об эпохе мы знаем. Если историки прошлого за одну страницу могли описать события пары веков, то сейчас этой страницы не хватит даже для того, чтобы сделать краткий дайджест новостей за день.

Нам сложно представить, что до нас человек мог час прождать другого. Сейчас пятиминутное ожидание заставляет хватать телефон и судорожно набирать номер:

– Ты где?

– Еду!

– Когда будешь?

– Позвоню на подходе.

Время будто убыстрилось, и в то же время стало гораздо насыщеннее, чем век назад. Да, что уж говорить о веке? Если тебе за тридцать, то ты ещё помнишь дисковые телефоны и журналы, выходящие каждое пятое число. Из журналов ты узнавал, что месяц назад хорошая группа выпустила новый альбом, и это было актуальной новостью.

Сейчас новость стареет за час. На следующий день она и не новость больше. Информация лезет со всех сторон – знай, отбивайся от ненужных известий из Зимбабве или Индонезии. Двадцатый век называли быстрым веком, а двадцать первый стал стремительным. Ты словно бы чувствуешь бег времени в окружении светящихся разноцветными огнями гаджетов.

А где-то в Бенгальском заливе какой-нибудь абориген сидит на камне и точит копьё. И завтра точить будет. И нет дней, в нашем понимании – в его вселенной есть смена тьмы и света, да редкие вертолеты, пролетающие над головой. Летит вертолет – кидай в него копье или целься из лука. Все просто.

Если время и существует, то лишь в наших головах. Само по себе время – это наш миф, созданный нами же для того, чтобы показать, насколько ты лучше или хуже. Вон, тот в твоем возрасте уже владеет сетью кофеен, а ты даже не можешь позволить себе выпить кофе в его кафешке. Но, с другой стороны, твой одногодка Костян вообще спился, а Илюха сидит, а Денчик и вовсе три года назад умер.

Мы мчимся сквозь одно время, но словно бы с разными скоростями, и все время хотим научиться управлять им, чтобы плохое пролетало побыстрее, а хорошее длилось и длилось.

Мгновение, остановись, ты прекрасно!

Сколько времени мы тратим впустую? Но если время лишь наш выдуманный ограничитель, то мы просто живём. Живём так, как живется.

Кто-то плывет на остров, а кто-то обороняется, даже не выслушав, о чем ты хочешь ему рассказать.

Цифровой код вечности вряд ли похож на циферблат – иначе бы все было гораздо проще, не правда ли?