Kitabı oku: «Ренетт»
Пролог
За несколько месяцев до
Утреннее безмолвие и первое робкое щебетание птиц заглушил цокот копыт и грохот колёс о брусчатку. Очередной выступ заставил омнибус подпрыгнуть, а вместе с ним и его пассажиров в количестве шести человек.
– Почему нельзя было назначить встречу на полдень? Я уже не говорю про вечер, как это обычно делают все нормальные люди!.. – проворчала Ренетт, поплотнее укутываясь в шаль, такую тонкую и невесомую, что согреть она могла только морально.
Ни свет ни заря девушку подняли с постели, нарядили в «парадное», по мнению матери, платье, изумрудно-зелёного цвета, заплели длинные каштановые волосы в причёску, а затем повезли на заклание. Конечно, именовалось это иначе: «смотрины», но по мнению Ренетт, это слово звучало ещё хуже и меньше отражало то, через что ей предстояло пройти.
Всё началось несколько недель назад, когда эта мерзавка Эллен сбежала с инкубом прямо перед свадьбой.
«Поддалась порочной страсти», – заявила бабушка Кларисса, с сумрачным видом попивая вино из бокала, когда эту новость объявили на так называемом «семейном совете».
«Задала всем задачку», – легкомысленно прокомментировала бабушка Ирма, под шумок утаскивая печенье из вазочки.
«Увижу – убью», – зло решила Ренетт, но как всегда, не проронила ни слова. В тот день вся её жизнь затрещала по швам и неумолимо рушилась, пока её родственники предавались пустой болтовне. Всё, что она могла, беспомощно наблюдать и злиться, злиться, очень много злиться на всех и каждого.
– Рен, помнишь, о чём мы с тобой говорили? – холодно напомнила мать, безучастно глядя в окно.
– Что у меня нет выхода? – хмуро уточнила Ренетт, украдкой зевнув. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, прокручивая в голове сценарии предстоящей встречи. Впервые ей отчаянно хотелось произвести как можно худшее впечатление.
Женщина вопросительно уставилась на мужа. Помявшись, он заговорил деланно бодро и строго, словно пытался убедить ни столько дочь, сколько самого себя:
– Мы уже обсуждали, что это очень важные люди в наших краях. По сути, они – наша последняя надежда. Ты знаешь не хуже нас, мы разослали сотни приглашений, и никто не отозвался, а потеря общественного признания и уважения грозит потерей места в Совете, а после этого все мы дружно можем пойти и спрыгнуть с моста!
– Грегори!
Распалившись, мужчина нетерпеливо отмахнулся, продолжив:
– Может, мы и были неправы, когда так разбаловали Эллен и она возомнила, что ей дозволено вытворять что вздумается, но то уже дело прошлое. Сейчас ты наша единственная дочь и твоя главная в этой жизни задача – удачно выйти замуж. Семья Копингеров пусть и меченая, зато самая влиятельная и, сколько бы от них не воротила нос элита, именно на их деньги отстроили полматерика и Совет это прекрасно помнит!
– Девочка попадёт в золотую клетку, Грегги, – с мрачным торжеством объявила бабушка Кларисса, худенькая и миниатюрная женщина лет шестидесяти с «хвостиком», который она всячески пыталась скрыть за толстым слоем пудры. По всей жизни она неизменно влюблялась, «на этот раз точно навсегда» в каждого встречного и твёрдо верила, что чем больше страданий, тем крепче любовь. Выдача внучки за местного богача против воли, втайне наполняла её душу странной негой. Пока сюжет в точности напоминал женщине один из прочитанных дамских романов, и она смаковала эту мысль, словно игристое вино на языке.
– На самом деле, я считаю, что оно и к лучшему, – вмешалась бабушка Ирма, в отличие от своей сватьи более пышная и жизнерадостная особа. – Вот у нас соседи в том году переехали, у них ещё племянница была, так вот у неё ведь вообще тогда с мужем история вышла…
По салону омнибуса прокатился слаженный вздох. Никто не мог припомнить момента, когда у бабушки Ирмы не нашлось в точности такого же случая, который случился с её соседкой, родственницей или собакой.
– Ну, если тут кому-то интересно моё мнение… – процедила тётя Розмари, обведя всех своим цепким взглядом. Зачем и кто её пригласил, никто не знал, но, разумеется, каждый делал вид, что так и было задумано. Некогда красивое лицо тётушки теперь могло служить наглядным примером, как сильно на внешность влияют эмоции. Скажем, излюбленная привычка презрительно кривить губы истончила их и проложила глубокие складки у кончиков, навсегда запечатлев выражение глубокого отвращения ко всему происходящему. Если тётя Розмари открывала рот, то делала это только для того, чтобы рассказать о своей нелёгкой судьбе. Оставь её в одной комнате с приговорённым к смерти и через час его выведут в слезах. Бедняга будет уверен, что по сравнению с этой несчастной страдалицей, он ещё легко отделался. При этом тётушка никогда не забывала упомянуть, что несёт свой крест гордо и молча. Как ни странно, окружающие ей всячески сочувствовали, то ли всерьёз не замечая наигрыша, то ли просто не рискуя спорить.
– …Ренетт должна быть благодарна судьбе за то, что на неё вообще хоть кто-то польстился после этой истории. Так что, девочка моя, тебе стоит поумерить гордость и с благодарностью соглашаться и на это. Мне в своё время тоже выбирать не приходилось, а ведь я, не сочтите за хвастовство, была первой красавицей! Сами знаете, через какие испытания мне пришлось пройти…
Ещё одна отличительная особенность тётушки Розмари – она никогда не хамит и не унижает. Она говорит только правду, а если кто и обиделся, то это его проблема.
На это никто не ответил, что тётя Розмари посчитала признаком всеобщего внимания к её персоне. Дрожащим от слёз голосом она продолжила причитать о своей нелёгкой судьбе, не забывая использовать вместо условных запятых фразу «я даже вспоминать об этом не хочу».
Ренетт тоскливо уставилась в окно. Молодая весенняя зелень и предрассветное нежно-розовое небо совершенно не писались с её настроением. И зачем нужно было брать с собой столько родни? Вероятно, родители решили подавить будущих родственников своей численностью.
Наконец, омнибус остановился у кованых ворот в форме распахнутых золочёных крыльев. За ними раскинулась так называемая «резиденция Копингеров»: белоснежный особняк со множеством колонн и лепниной, частично скрытый от глаз буйно цветущим садом, чистеньким и аккуратным до неестественности.
У ворот их уже поджидал дворецкий: колоритный низкорослый мужчина с пышными усами и смеющимся взглядом. Строгая ливрея смотрелась на нём неуместно, словно маскарадный костюм на званом ужине.
Едва склонив голову, он жестом приказал гостям следовать за ним. Стоило Ренетт ступить за ворота, как в нос ударил насыщенный пихтовый запах. Пристроившись в хвосте шествия, девушка с любопытством огляделась по сторонам. С ветки на ветку перепархивали птицы, оглашая округу многоголосым щебетом и клёкотом, среди еловых лап на краткий миг показалась беличья мордочка. Казалось, они ступили за ворота Рая, где царило вечное лето и благоденствие. Такого не было даже у глав Совета. Как ни странно, вся эта показная роскошь только раздосадовала Ренетт.
«Наверняка это семейка отличается редкостным снобизмом и высокомерием», – заключила она, поднимаясь по мраморным ступеням вслед за своей роднёй, озиравшейся по сторонам с куда большим восхищением.
Миновав ещё несколько лестничных пролётов и коридоров, дворецкий привёл их в столовую. За накрытым столом их уже поджидали Копингеры в полном составе. Если у родителей и была идея подавить будущих родственников своей численностью, то план с треском провалился: за столом Ренетт насчитала аж десять человек.
Обменявшись приветствиями, а затем приличествующими случаю комплиментами, все приступили к завтраку. Неловкого молчания здесь не было: присутствующие то и дело обменивались короткими вопросами и ответами, что создавало иллюзию оживлённой беседы, но никак не могло скрыть всеобщего напряжения.
Наколов на вилку лист салата, Ренетт исподлобья окинула взглядом Копингеров. Будущие свёкор со свекровью были похожи друг на друга, как брат с сестрой. Их утончённые лица, схожие жесты и мимолётные взгляды, которыми они то и дело обменивались и которых им явно хватало для того, чтобы за секунду понять друг друга – всё это говорило о том, что эти двое проводят вместе очень много времени. Если бы не сидящая рядом с ними старшая дочь, которой только недавно исполнилось тридцать, Ренетт обозначила бы их возраст около тридцати пяти лет, но уж никак не пятьдесят с хвостиком неопределённой длины. Стоит отметить, что и дети у них получились похожими друг на друга, как под копирку. Девушка повнимательнее присмотрелась к их дочери: у неё была копна вьющихся тёмных волос и густо подведённые глаза, из-за чего её взгляд казался каким-то неприятным и тяжёлым. Кассандра, кажется. Да, точно, вон рядом с ней и её муж раза в два её старше. Ходили слухи, что он обычный смертный, то есть не состоит ни в Ордене, ни в Совете – проступок, ничуть не уступающий недавней выходке Эллен. Разница только в том, что у Копингеров хватило денег, которыми они щедро заткнули рты местной прессе. На двух других стульях бесперечь вертелись на месте и хихикали две девушки-близняшки лет восемнадцати от силы, то и дело кидая любопытные взгляды на Ренетт. На парне, сидящем рядом с ними, внимание девушки задержалось подольше. В его светло-голубых глазах было столько лучистого тепла, что ему можно было смело простить и не по моде коротко постриженные волосы, которые топорщились во все стороны как придётся и небрежность в одежде, как, например, по-домашнему закатанные рукава рубашки или обилие браслетов и фенечек на запястьях, что совсем не пристало носить человеку его уровня.
«Если это Тристан, то мои дела, возможно, не так уж и плохи, – промелькнуло было в голове у Ренетт, но скосив глаза на его соседку, девушка с сожалением отказалась от этой надежды. – Должно быть, это Роланд. Да, точно! Он недавно женился и всё говорили, что жена у него, словно сошедшая с картин богиня весны, но и аморфная, будто статуя в саду».
Равнодушно оглядев мальчика лет восьми, Ренетт тут же натолкнулась на пристальный взгляд тёмно-зелёные глаз его соседа. Худощавое, мраморно-бледное лицо с выступающими скулами, россыпь веснушек на тонкой переносице и взгляд, застывший и безэмоциональный как у крокодила.
«Неужели это и есть Тристан?»
От этой мысли девушке стало не по себе.
– Похоже, стряпня нашего повара не пришлась вам по душе, милая? – Грудной, бархатистый голос госпожи Копингер вывел Ренетт из задумчивого оцепенения. В самом деле, из-за нервного напряжения она едва заставила себя съесть листик салата, пока остальная её родня накинулась на еду, словно неделю питалась только утренней росой.
– Нет, я просто нервничаю, – улыбнулась Ренетт. Она была убеждена, что если в такие моменты называть свои истинные чувства, то напряжение спадёт, однако в этот раз фокус не сработал. В глазах присутствующих можно было отыскать насмешку, любопытство или даже равнодушие, но только не понимание. Только в глазах Роланда, кажется, на секунду мелькнуло нечто похожее на участие, но он поспешил опустить взгляд в тарелку.
– Тристан, ты пока можешь устроить небольшую экскурсию нашей милой Ренетт, чтобы она не заскучала. – Несмотря на дружелюбные нотки, сомневаться не приходилось – это было не пожелание, а приказ.
Только вновь оказавшись в коридоре, девушка осознала, как тяжело ей далось то показное хладнокровие за столом. Ни проронив ни слова, Тристан прошёл вперёд. К этому моменту солнце уже успело забраться высоко на небосвод и теперь яркий свет щедро лился из многочисленных окон. В этом освещении пол, стены и даже потолок – всё казалось сделанным из слоновой кости. Только чёрные завитки на перилах и настенных светильниках разбавляли эту белизну, словно мелкие штрихи на картине, позволяющие различить не только цвета, но и форму предметов.
– А что за этой дверью? – спросила Ренетт, как бы ненароком окинув взглядом Тристана с ног до головы. Несмотря на свою излишнюю худощавость, он всё же был неплохо сложён. Его даже можно было бы назвать симпатичным, хотя девушку немного смешила его причёска: вьющиеся, как у сестры, тёмные волосы, были старательно зализаны назад, но несколько непокорных локонов всё равно умудрились выбиться и теперь забавно топорщились в стороны, словно у барашка.
– Что-то типа галереи, если так можно выразиться, – с запинкой отозвался он. К сожалению, парню не передалась приятная бархатистость тембра его матери, напротив, его голос оказался высоким и скрипучим, как плохо смазанные дверные петли.
Тристан тут же поспешно кинулся к двери, услужливо распахнув её перед девушкой и жестом пригласив внутрь.
«Что ж, по крайней мере вежливый. И, кажется, он искренне старается произвести на меня хорошее впечатление», – отметила про себя Ренетт, проходя в комнату.
Насчёт галереи Тристан не соврал: стены здесь были увешаны портретами предков в огромном количестве. Свадьбы, дни рождения и просто коллективные фотографии всей семьи без всякого повода – ими был заполнен каждый сантиметр.
«Если бы они решили выложить стены золотыми слитками, им бы это и то дешевле вышло», – с досадой подумала Ренетт. Такое бездумное расточительство причиняло едва ли не физическую боль её бережливости. Стоимость даже одного снимка равнялось у некоторых целому месячному жалованию! У них в семье была сделана только одна фотография: со свадьбы родителей. Несмотря на откровенно неудачный кадр, её торжественно водрузили на полку в гостиной со словами: «за такие деньги и в коробке будет пылиться?!».
– Очень… Эффектно, – вопреки собственным мыслям похвалила Ренетт.
Тристан мгновенно расслабился, уставившись на фотографии с таким живым интересом, словно сам впервые их увидел. Вглядываясь во все эти лица, девушка запоздало заметила, что ни у кого из них нет и следа злополучного клейма, которое несколько веков назад так решительно и бесповоротно столкнуло их вниз по социальной лестнице. Как странно!..
Ренетт помимо воли нахмурилась, пытаясь припомнить детали той истории. Род Копингеров – это чистокровные демоны, издавна приближенные к самому Принцу Тьмы. Точнее, таковыми они были до того восстания ведьм и колдунов, послужившего началом затяжной войны. Предок Копингеров решил использовать эту суматоху с выгодой для себя и выдал противнику какие-то важные сведения. На этом он заработал солидное вознаграждение, но воспользоваться им не успел – Принц добрался до него раньше. Нигде не упоминается, что он сделал с самим предателем, но зато известно, что стало с его семьёй – их и всё их последующее потомство заклеймили, а сразу после этого лишили всех титулов и наград. По сути, Принц начисто стёр все упоминания о существовании этой семьи. До последнего времени Копингеры были настоящими изгоями и о них начали благополучно забывать, но тут им каким-то образом удалось вступить в Орден. Дальше, как-то незаметно, они продвинулись «наверх» и нажили завидное состояние. Местная власть, в лице кучки консерваторов, именуемых «Советом», конечно, напрочь отказалась от идеи принять семью Копингеров в свои ряды, что не помешало им при этом раз за разом одалживать такие суммы на улучшение города, что все уже смело за глаза поговаривали, что весь материк отстроен на деньги «меченых».
– Гадаешь, каким клеймом нас наградил Принц, что его нигде не видно? – с полуулыбкой поинтересовался Тристан. Не дожидаясь ответа, он тут же продолжил: – Его Высочество умеет мстить изощрённо. Он мог бы наградить нас физическим уродством, – все ожидают увидеть нечто подобное перед встречей с нами, – но он предпочёл кое-что другое. В насмешку над нашим вероломным предком, Принц лишил нас возможности врать.
– Всего лишь?! – вырвалось у Ренетт.
Тристан кисло улыбнулся:
– Ты не представляешь, как сильно это мешает продвинуться в обществе. Нет возможности даже похвалить чью-то шляпку, если она на твой взгляд уродлива.
Девушка улыбнулась, решив, что последнее предложение было сказано скорее в шутку, однако лицо парня осталось таким же совершенно серьёзным.
– Так вот, врать я не могу и потому скажу прямо: моя семья видит в нашем союзе определённую выгоду, так же, как и твоя, я думаю. Вы получите доступ к нашим деньгам и влиянию, мы в обмен получим ваш титул. Все в выигрыше.
Тристан вдруг запнулся, словно сомневаясь, стоит ли говорить. Наконец, решившись, он робко взял Ренетт за руку, с надеждой заглянув ей в глаза:
– Но я думаю, что ты должна знать – этого хочет для меня мать. Я до последнего не хотел даже знакомиться с тобой, но когда увидел… Возможно, это слишком поспешно… Возможно, я мог произвести не лучшее впечатление, но… Я влюбился и даже если это не взаимно, я сделаю всё, чтобы это изменить. Скажи, у меня есть шанс?
Глава 1
Настоящее время
– Нет!
С трудом подавив усталый вздох, Ренетт перевернула листок бумаги, показав Теодорику.
– Чёрт! Пора признать, что я безнадёжен.
Вот уже который день вампир под руководством девушки пытался выучить язык её материка, чтобы как-то скоротать время в пути, но все попытки были тщетны. Конечно, несколько слов Теодорик всё же знал: будучи Угольком, он охотно поглощал воспоминания умирающих хозяев за неимением другой пищи для ума. Одним из таких хозяев был контрабандист. В силу специфической профессии он знал много языков, но в основном только ругательства и пару фраз для того, чтобы сторговаться. Разумеется, об этом Теодорик предпочёл умолчать, как и том, что вообще когда-то был элементалью. Об этой унизительной части своей биографии он и сам хотел бы позабыть.
– Просто тебе нужно больше времени, – миролюбиво заключила Ренетт. – К тому же, в Ордене все знают единый язык, так что смогут тебя понять.
– Но я не смогу понять их! К тому же, я никак не могу привыкнуть к этому дурацкому произношению!
На самом деле местный язык звучал красиво и мелодично, особенно когда на нём разговаривала Ренетт. Предложения состояли из множества коротких слов с обилием гласных и не смягчающихся согласных, что при быстром произношении напоминало журчащий ручеёк, петляющий между камушков с проворством, которое доступно только воде. Но Теодорик постоянно запинался и от волнения путал буквы местами, что приводило его в бешенство, ведь парень изо всех сил пытался произвести приятное впечатление на Ренетт, а она вместо восхищения только посмеивалась над ним.
Какое-то время оба сидели молча, уставившись в небольшое окошко в каюте. Шёпот волн и невнятные возгласы экипажа корабля сливались в какофонию, ставшей уже привычной для слуха за эти несколько дней. Вдруг оживившись, Ренетт ухватилась за перо, принявшись быстро что-то выводить на листке бумаги.
– Знаешь, весь язык за пару дней выучить невозможно, но… – Дописав предложение, девушка уверенно поставила точку, развернув лист к Теодорику. – …Если ты поймёшь, что кто-то обсуждает тебя, пользуясь твоим незнанием языка, то просто скажи ему вот это.
Вампир с любопытством пробежал глазами по строке, но, разумеется, ничего не понял.
– Это какое-то местное проклятье?
– Почти. – Ренетт лукаво улыбнулась, но прежде, чем Теодорик решил задать новый вопрос, она веско добавила: – просто доверься мне и выучи эти слова.
– Кòронум на горизонте!
Дважды объявлять это не пришлось: парень с девушкой едва ли не наперегонки бросились на палубу, лишь бы размять наконец ноги после долгого пребывания в каюте. С удовольствием подставив лицо тёплым солнечным лучам, Ренетт облокотилась о фальшборт. Теодорик досадливо поморщился, но тоже стал рядом. Благодаря Печати, вампир больше не чувствовал голода и мог смотреть людям в глаза, не опасаясь, что ненароком их загипнотизирует, но солнце, как и прежде, слишком болезненно обжигало чувствительную сетчатку.
– Совсем скоро сойдём на берег. – Ренетт со смешанным чувством оглядела знакомые башни и обтёсанные волнами скалы, окружающие Коронум словно частокол. Даже издалека можно было разглядеть снующие по мосткам тёмные фигуры: стражники патрулируют границы из года в год так, словно ждут нападения в любую секунду. Здесь даже если ты лично знаком с каждым из них, тебя не пропустят и на шаг, пока ты не предъявишь все необходимые документы.
– Не стоило нам приплывать вместе, – вдруг сказала Ренетт и тут же в этом раскаялась. В голове эта фраза звучала лучше.
– Боишься, что муж заревнует? – как можно более небрежно усмехнулся Теодорик. Наверное, он слишком много надежд возлагал на эту встречу, поэтому она и оказалась настолько провальной. Ренетт не сильно обрадовалась их совместному плаванию, да и все эти дни держалась строго в рамках вежливого дружелюбия, граничащего с отчуждённостью.
Закусив губу, девушка взглянула на вампира, помимо воли сравнивая его с Тристаном, до встречи с которым осталось уже не так много времени. Теодорик обходил его по многим пунктам: более высокий и жилистый, загорелый, временами, правда, немного язвительный, но при этом добродушный, да и голос у него такой приятный, обволакивающий… Сердце тут же болезненно сжалось от отвращения к самой себе. Как она может думать о ком-то кроме мужа?!
Ренетт покрепче ухватилась за фальшборт, силясь загасить зарождающийся внутри бунт. У неё сейчас есть заботы поважнее личной жизни, но всё это никак не должно касаться Теодорика. Наверное, поэтому она испытала такое двойственное чувство, когда он навязался отправиться с ней. Коронум виделся ему в романтическом ореоле, для девушки же её материк напоминал серпентарий, где всё время нужно быть начеку. Она не хотела, чтобы Теодорик стал частью этого мира.
– Дело не в муже, а в тебе. – Отстранившись от фальшборта, Ренетт спокойно встретила испытующий взгляд глаз, в которых причудливым образом переплелось сразу несколько цветов. – Пойми, изолированность Коронума сыграла с его жителями злую шутку. Как только мы ступим на сушу, на тебя обрушится нескончаемая бумажная волокита и накопленный веками багаж предрассудков. Таких как ты, здесь зовут «носферату» и поверь, о твоём приезде уже сейчас ходят слухи…
– И ты не хочешь в них фигурировать, – не без язвительности отметил Теодорик.
Ренетт вновь облокотилась о фальшборт, глядя на искрящиеся в солнечном свете волны. Несмотря на то, что большую часть плавания она либо читала, либо спала, сейчас она чувствовала жуткую усталость.
– Не хочу, – с раздражением отозвалась она. – Мой положение и положение моей семьи сейчас очень шатко и…
Корабль пристал к берегу, прервав неловкий разговор. К удивлению Теодорика, их здесь уже поджидали, причём без должной радости. Напротив, четверо патрульных тут же вынули из ножен мечи, полностью преградив собой путь.
– Есть что-то, о чём я должен знать? – вполголоса протянул вампир, намеренно медленно приближаясь к трапу, чтобы хоть как-то выиграть время.
– Всего лишь небольшая загвоздка, – отрывисто ответила Ренетт, также неспешно следуя за ним.
– Ренетт Копингер, вы обвиняетесь в нарушении правил Ордена, и я обязан проводить вас к магистру для решения вашей дальнейшей судьбы, – механически отчеканил один из стражников, недвусмысленно положив руку на ножны с мечом.
– Как кстати, мне как раз нужно было с ним поговорить, – кисло улыбнулась девушка. Склонившись к Теодорику, она добавила более тихо: – я отыщу тебя позже. Удачи!
В отместку за такой «сюрприз» вампир хотел было сказать что-то колкое, но Ренетт тут же оттеснили в сторону, оставив его один на один с патрульными.
– Документы. – Несмотря на напускную хмурость, взгляд стражника был полон неприкрытого любопытства. Похоже, девушка была права – слухи о нём уже во всю гуляют по материку.
Уже предвкушая, какой будет эффект, Теодорик протянул конверт с письмом от Принца Тьмы. Реакция патрульных полностью оправдала ожидания, однако куда больше мысли вампира сейчас занимал внезапный арест Ренетт. Должно быть, это всё из-за той истории, когда она призвала бурю, чтобы спасти Иру от колдунов-фанатиков. И при этом за столько дней плавания она и словом не обмолвилась!
– Следуйте за мной. – Голос одного из стражников прервал размышления вампира. Получив конверт обратно, Теодорик последовал за патрульным, предчувствуя, хотя пока и не понимая до конца, какой новый крутой виток собирается сделать жизнь.
* * *
Магистр был тем самым человеком, про которого в коллективе говорят «если бы не он, работать было бы в разы легче». Низкорослый, тучный, с одутловатым, вечно покрасневшим лицом, он обожал всячески осложнять даже самое элементарное дело. Пожалуй, не было в этой жизни события, на тему которого он не принудил бы писать кипу объяснительных.
Ренетт сидела около двери его кабинета второй час. Вначале магистр изволил отправиться на обед, в аккурат при появлении девушки на пороге, потом ему приспичило ознакомиться с какими-то «важными бумагами», затем и вовсе устроил собрание. Однако сейчас его фантазия уже начала истощаться, поэтому он просто объявил «я вас вызову, ждите» и засел в кабинете, не подавая более никаких признаков жизни.
Вытянув ноги, Ренетт вольготно развалилась в казённом кресле, без всякого интереса изучая узкие красные половики, стены, выкрашенные в бордовый цвет и чахлый фикус около дверей кабинета, словно памятник сотням других ожидавших, которым пришлось провести в этом унылом, тёмным коридоре не один час.
«Наверняка уже весь Коронум в курсе моего проступка, – размышляла она, незаметно для себя выстукивая пальцами по подлокотнику какой-то примитивный мотив. – Мать точно уже пыталась связаться с магистром, чтобы за меня заступиться. Отец тоже, но больше для проформы… Странно, что Тристана здесь нет».
Несмотря на то, что никаких доказательств не было, Ренетт чувствовала, что без вмешательства мужа здесь не обошлось. К моменту её отъезда их отношения уже успели порядком испортиться, но почему-то он категорически не хотел отпускать девушку на другой материк. Даже с магистром сцепился, а ведь Тристан перед любым авторитетом робеет, как школьник перед первой учительницей. Теперь же, когда она так грубо нарушила основное правило, хорошо, если её не исключат из Ордена.
Нет, не мог Тристан пойти на такую подлость! Или?..
Взгляд девушки затуманился от нахлынувших воспоминаний. Кажется, это случилось недели через две после того, как она познакомилась с будущим мужем. Время до свадьбы они решили посвятить тому, чтобы лучше узнать друг друга. По всей видимости, в семье Копингеров считалось, что в отношениях, как и в постройке городской ратуши, важен критерий «чем больше вложишь, тем надёжнее». Тристан каждый день принялся дарить букеты и подарки. Всё, о чём Ренетт упоминала хотя бы вскользь – она немедленно получала. Мужчина смелыми горстями оставлял деньги у всевозможных торговцев с такой лёгкостью, словно все эти монеты и купюры ничего не стоили.
«Похоже, богатство обостряет крайности: одни становятся скупы до неприличия, а другие вовсе перестают понимать ценность денег», – решила про себя Ренетт, но вида не подала. В конце концов, если ему нравится дарить ей подарки, не стоит мешать.
Именно так девушка и рассуждала ровно до того дня, когда наступило время праздновать день рождения бабушки Ирмы. Так как, по общему мнению, у Ренетт был дар ко всякого рода выпечке, эту обязанность немедленно возложили на её плечи, а Тристан, всячески разделявший любые её увлечения, немедленно вызвался помочь. Дотошно уточнив все необходимые продукты, в назначенный час он явился, гордо выложив на стол покупки. Совместными усилиями пирог, пышный и ароматный, был водружён на стол.
– Ну, продукты я заберу, – вдруг заявил Тристан.
Ренетт удивлённо округлила глаза, решив, что это его очередная шутка, однако парень выглядел совершенно серьёзным. Наконец, пожав плечами, девушка выставила на стол початую бутылку молока, упаковку масла и прочие продукты, каждый из которых Тристан спрятал в пакет с такой поспешностью, словно дома его ждали опухшие от голода дети.
Эта сцена подготовила Ренетт к первой ссоре, которая случилась уже через неделю, прямо накануне свадьбы. Был какой-то пустяк, кажется, Тристан опоздал на встречу, а она ему на это указала. При воспоминании об этом грандиозном скандале девушка поморщилась даже сейчас. После обвинений в неблагодарности, Тристан безошибочно перечислил все сделанные подарки с такой точностью, словно на протяжении всего этого времени он выписывал каждую покупку на листке, а затем заучивал перед сном. Вишенкой на торте было заявление, что он обиделся на то, что она обиделась, поэтому должна немедленно попросить прощения. До свадьбы оставалось не больше пары дней.
Ренетт не стала просить прощения.
– Можете зайти. – Голова магистра на секунду показалась из-за двери и тут же исчезла. Этот жест очень напомнил девушке выглядывающего из норы суслика.
Едва улыбнувшись своим мыслям, Ренетт прошла в кабинет, тихонько притворив за собой дверь. Комната была просторной и аскетичной: письменный стол, стул и гора бумаг, сложенная ровными стопками, но прямо на полу. Был здесь и ещё один стул, вероятно для посетителей, но стоял он почему-то у стены, словно бросая вызов: «достаточно ли ты дерзок, чтобы так рисковать?»
Девушка была здесь лишь один раз, когда после свадьбы её посвятили в слуги Ордена и нужно было подписать какие-то бумаги. Но в тот момент она так волновалась, что ничего вокруг себя не видела и не слышала, словно окружённая плотной пеленой тумана.
Однако сейчас, вопреки всей серьёзности ситуации, Ренетт была совершенно спокойна и немного раздражена – обычное для неё состояние. Почтительно поклонившись магистру, девушка с усилием подтащила стул к столу, попутно царапая паркет, затем, усевшись, преданно и покаянно взглянула на опешившего от такой наглости магистра. На краткий миг его лицо налилось ещё большим багрянцем, но взяв себя в руки, он заговорил, попутно крутя в руках карандаш:
– Ренетт Копингер, вы уже в курсе, зачем вас сюда привели?
«Нет, я думала, вы решили испечь торт к моему приезду!»
– Да, магистр.
– И что вы можете по этому поводу сказать?
«Простите, я так больше не буду?»
– Магистр, насколько мне известно, применение силы оправдано в случае прямой угрозы жизни.
– Вашей жизни. Анонимный же источник сообщил, что вы использовали нашу силу на спасение какой-то смертной девчонки, к тому же против своих собратьев: ведьм и колдунов. Вы осознаёте всю тяжесть последствий?
«Осознаю, что у меня рука отсохнет писать объяснительные»
– Угроза была не только для «смертной девчонки». Это было восстание, которое требовалось пресечь ещё в зародыше. Вы, разумеется, сами помните, что именно с таких вещей началась Инквизиция Крови…
– Всё это мне известно, однако вас такие вопросы не должны касаться, – скучающе оборвал Ренетт магистр, таким тоном, словно ему приходилось объяснять что-то элементарное. – Это входит в часть работы слуг многоуважаемых князей Астарота и Абаддона. Вы же не можете справиться со своей работой, но при этом лезете в чужую!
