Жизнь – сапожок непарный. Книга первая

«Как много надо сил, чтобы перенести своё бессилие!»

Неподверженность общественному психозу обвинений была не только личным правом близкого человека, но и его обязанностью. Варвара Николаевна «узаконила» то, к чему я подошла вслепую, интуитивно, ответив при исключении из комсомола: «Я знаю своего отца. Он невиновен».

Он пишет, бедный человек, Свою историю простую, Без замысла, почти впустую, Он запечатлевает век. А сам живёт на фоне звёзд, На фоне снега и дождей, На фоне слов, на фоне страхов, На фоне снов, на фоне ахов!..

Сталине говорилось как о главаре бандитской шайки. Осатанелость грандиозных размахов пятилеток связывалась с тем, что служащие НКВД хватали кого попало, давали по десять лет, превращая тех, кто им неугоден, в рабочий скот. Я отталкивала от себя леденящую мозг, неправдоподобную догадку. Неужели плановое, сознательное превращение огромнейшей части людей в бессловесное поголовье для блага других – это и есть правда нового общества? Того общества, за которое бились мой отец и мама?

Как много надо сил, чтобы перенести своё бессилие!»

Мы – следствие. Но так ли далека причина от подобного следствия? Не дальше, чем наше несовершенство от нас самих? Всё это предстояло осмыслить не там, не тогда. И никогда – до последней точки. История и человек – вопрос не только профессиональный. Религиозный и человеческий – тоже.

С каким простодушием говорили его строчки о той же потребности в верности, жажде быть единственным для души другого человека. Всех знобит в этом загадочном мироздании. Все мы так странно одиноки. Ищем. Требуем. Разбиваемся. Вновь тащимся своими строго прочерченными коридорами к Истине, Теплу, Нежности. Мне не надо было больше никаких выяснений.

Пиксанова «Дворянская реакция на декабристов

Загипсованное, окровавленное несчастье войны.

обернулся ещё раз: – Да-а, здо-о-орово вы побледнели.