Kitabı oku: «Презумпция любви», sayfa 5

Yazı tipi:

Лежал неподвижно и думал об Иванне, Иванке. Между ними было девять лет разницы. Теперь, когда у Иванны не осталось родных, она казалась Лаврову такой же беззащитной пташкой, как и Горка. Впрочем, она всегда была такой. Говорила, что любила без памяти и отца с матерью и свою бабулю Василину. И они её. Только бабушка Василина не приняла зятя сердцем, и оттого Иванна всю жизнь разрывалась между ними. Отец был приёмным сыном и не знал своего роду- племени. Не о таком муже Василина Никитична мечтала для своей дочки. Лида учительница, а этот даже образования не имел. И звали его не поймёшь как – Грыгор. Да ещё не в церковь ходил, как все люди, а к униатам в храм и ребенка в свою веру обратил. Иванна говорила, что отец был мягким застенчивым человеком, механиком, мастером на все руки, но так и не смог заслужить доброго слова от бабушки. А если случалось ему где- нибудь выпить в компании, отчего он становился только улыбчивей, то бабушка могла неделями попрекать этим и его, и свою дочку.

Иванна плакала, просила за отца, который ей был даже ближе матери, но бабушка Василина продолжала относиться к нему, как к чужому случайному человеку. И понять этого Иванка не могла.

Дочки и зятя не стало у бабушки Василины в один день. Поехали на экскурсию в Закарпатье. Паром сорвался при переправе через быструю речку. Лида оказалась в воде, за ней прыгнул муж. Так и ушли вместе на дно. Плавать Грыгор не умел.

На поминках Иванна света не видела от слёз, а бабушка просто закаменела. А когда пила «за упокой», только и сказала: «Не дал Бог Лидушке ни веку долгого, ни счастья». Иванна, которой было пятнадцать, не выдержала, закричала:

« Папа мамусю больше жизни любил! Они счастливые были! А ты.. ты недобрая! » И убежала из дому. Искали её по всей Виннице, а нашли на берегу Южного Буга, быстрой реки, которую древние славяне называли Богом. Болела тяжело и долго. Думали, что потеряет голос, но обошлось. А бабушка прожила ещё пятнадцать лет, и единственная её уступка внучке заключалась только в том, что на Иванушкином юбилее в музыкальном училище она сказала:

– Спасибо Богу, что одарил мою Лидушку и её верного мужа Гришу таким светлым янголом.

Но «Гриша» в бабусиных устах звучало для Иванки музыкой. Это было признание отца близким человеком. «Будьте добрыми, насколько можете…»

Константин, вздохнул, открыл глаза и неожиданно увидел себя в море. Он плыл по солнечной дорожке, и тёплые волны перекатывались по его плечам. Костя перевернулся на спину, опустил веки, всем своим существом отдаваясь чувству покоя и радости. Господи, как просто быть счастливым! Не надо плыть! Нужно вот так бездумно довериться волнам, и они вынесут тебя на берег… на тёплый песчаный берег. И вдруг где- то совсем рядом резко вскрикнула чайка. Лавров взмахнул руками и… проснулся. За окном, откликаясь на сигнал хозяина, недовольно взвизгивал автомобиль.

Константин в испарине поднялся с измятой простыни. Боже, проспал всё на свете! Скорее в душ! И покормить мальчишку! Наверное давно встал и хорошо, если догадался напиться чаю. И сколько там у нас осталось до Вечера?!

По дороге в ванную заглянул в колыбельку. Горка в шортах, но без футболки, лежал на кровати, раскинув руки. Решил разбудить парня после того, как примет душ. Под струями холодной воды Лавров приходил в себя и решал тактические задачи предстоящего дня.

Горка очнулся ото сна и увидал, что солнце поднялось совсем высоко и уже проглядывало через верхушки высоких кленов на детской площадке. Утренней свежести как не бывало. В комнате было жарко, как когда- то в маленькой кухне бабушки, когда она творила тесто на куличи. Горка выглянул в коридор. Стало слышно, как в кухне вода из крана барабанит по дну чайника. Вот звякнула крышка, зашипел газ. Рыжий или Костя? Повернул голову, посмотрел под вешалку, куда доктор обычно пристраивал свою сумку. Пусто!

Быстро пробежал по коридору, заглянул в открытую дверь.

Константин в белой боксерке и джинсах тяжело нависал над столом, опираясь на столешницу не загорелыми мускулистыми руками и напряженно всматривался в экран ноутбука. Повернул голову в сторону Горки, сказал буднично:

– Привет, ореховая соня! Заспались мы сегодня!

Горка не ответил, но улыбнулся. Мультик про Алису он любил. Потом подошел к Лаврову поближе, заглянул сбоку в ноутбук, но ничего не разглядел. Экран отсвечивал.

Константин осторожно, не сгибая больной ноги, присел на стул.

– Ты вот что, – сказал он просительно, – не в службу, а в дружбу: положи что- нибудь на хлеб себе и мне. Не успел я с завтраком. У нас вечером гости будут, а я, похоже, чуть не проспал Царство Божье. Вот теперь придется придумывать, что бы такое особенное приготовить да побыстрее. Посмотри в холодильнике.

Сказал и уткнулся в комп.

– Ладно, – охотно откликнулся Горка.

И не успел чайник засвистеть, как перед Константином уже стояла тарелка с треугольными бутербродами.

Лавров отвлекся от ноутбука.

– Признаться не ожидал от тебя такой расторопности,– сказал он, отодвигая ноутбук в сторону. – И откуда такое умение ?

– От директора, Цветаны Петровны, – ответил Горка. – Летом в интернате на кухне ремонт, так она мне, себе и рабочим готовит «сложные бутерброды». Колбаса, сыр и обязательно помидоры или огурцы. Я только хлеб и огурцы нарезал, а все остальное от ужина осталось.

– Слушай, так если ты «человек умелый», может не все еще пропало, и успеем мы со званым ужином до часа Х ? Как считаешь?

– А что мы будем готовить?

– Сейчас поедим и будем держать «совет в Филях», – ответил Константин. – А ты давай и чай заваривай, раз такой хозяйственный.

– Гость наш из ближнего зарубежья, так сказать. Гостья, вернее. По Европам всяким с театром своим скиталась, – продолжил Лавров после долгой паузы, прихлебывая из пол- литровой чашки крепкий чай. – Я ей обещал борщ научиться варить. Ты умеешь?

– Нет,– покачал Горка головой..

Константин отставил чашку. Вздохнул.

– Я уж подумал, что ты, поварёнок, и в этом спец. А за бутерброды спасибо. Очень вкусно.

Горка вспомнил Васича и отвёл глаза.

– Ладно, я тут нашел подходящий рецепт. Ты давай читай вслух, какие нужны дары земли, а я поскребу по нашим сусекам.

Горка прочитал.

– Так, половины силоса у нас есть. Давай выкладывай корнеплоды в мойку и приводи в порядок. А я – за остальным.

– Так вам же нельзя…

– Что ещё за «вам же»! Ещё один доктор нашелся! Да ты не беспокойся, я машину поймаю. Мне же ещё в волшебный кабачок нужно успеть за сказочным вином!

« Теперь короля из «Золушки» вспомнил,– подумал Горка снисходительно. – За маленького меня принимает, думает, я до других шуток не дорос». И не дожидаясь, когда за Лавровым захлопнется входная дверь, принялся за работу. Поставил возле раковины миску, открыл кран и стал, как учила Цветана, тщательно протирать под водой крутые помидорные бока и испачканные землей морковки, похожие на оранжевых рыбок с зелёными хвостами. Теперь, когда всем становится ясно, что он, Горка, человек независимый, не ждет ни от кого ни поездок к морю, ни всяких там подарков, было очень приятно самому в чем- то помочь Косте. В мыслях он всегда называл Лаврова по имени. Горка думал о красивой гостье и о том, что Костя не пытается избавиться от него в этот вечер. Вообще, было бы круто вот так проводить время у Кости, как у вроде бы у родственника. А что?! Он в душу особо не лезет, с советами не пристаёт, не жадный…

– А Константин где? – вдруг раздалось у Горки за спиной.

«Рыжий! Костя Рыжего за мной прислал! Чтобы, значит, до вечера с глаз долой! Слабо было самому попрощаться!»

– Здравствуй, Игорь. Я тебя спрашиваю.

Доктор прошел в кухню и тяжело опустился на стул.

Горка, закусил губу и пожал плечами, не оборачиваясь.

– Ты что, язык проглотил?

– Здравствуйте, – тихо ответил Горка.

– Ну, так куда его понесло? Мне укол ему сделать надо! Нет у меня времени здесь рассиживаться. У меня больной потяжелел, уйти может.

Горка сглотнул, пытаясь совладать с дрожащими губами. Оглянулся.

Рыжий сидел в полуоборота к нему, согнувшись, опустив голову и широко расставив ноги. Пот ручейком стекал по его виску. И никакой на нём белой рубахи с аккуратно подвёрнутыми рукавами, а свисает с плеч выцветшая голубая футболка, мокрая от пота между лопатками.

– Дядя Костя в магазин ушел. То есть на такси уехал.

– Зла на него нет! – устало сказал доктор после паузы и остался сидеть у открытого окна, тяжело дыша.

И Горка замер. Вспомнилось, как в последний раз отец неожиданно прилетел поздним вечером. И как настойчиво уговаривал пойти к больной маминой подруге погулять с каким- то её пёсиком. И он, дурак, пошел и носил вокруг дома на руках дрянную собачку Сюсю, потому что она, пучеглазая, была похожа на муху с оборванными крылышками и до смерти боялась других собак. А когда вернулся, отца уже не было. Мама сказала, срочно вызвали. И всё! Не виделись они больше! Тогда Горка злился на маму за её какое- то необычно спокойно ласковое радостное лицо, и не верил, «что вызвали срочно» и что «папа очень жалел». А потом, уже в интернате, вспоминая это отцовское предательство, пугая Лёку, бился головой о стену. Обманул! Обманул! И службу свою оставить обещал, и «на Юга» втроём податься! Как он его ненавидел! Отца! Что маму больную оставлял! И в цирк с ним ни разу не пошел! Ни разу! Только всё обещал! А эти все сослуживцы – «батяня- комбат!» А ему, Горке Гордиевскому, кем он был?! Полковник Гордиевский!

Вот и этот, Рыжий, сейчас отдышится и скажет: «Костю я не дождусь, так что собирайся без него. Тебе в интернат пора». И прощайте, полковник Лавров! Хлебайте борщ вместе со своей подружкой!»

– Ладно, пойду я, – неожиданно напомнил о себе Доктор.– Скажи Константину, чтобы укол сам себе сделал. Я всё, что нужно, на столе в кабинете оставил. И хотел бы я знать за какими- такими фенхелями он на такси отправился!

Горка резко развернулся. И если бы доктор Рудольф Янович Добжанский смотрел в его сторону, то увидел бы лицо совершенно незнакомого ему мальчика. Ну, просто отрока из древней легенды, причастного к тайне, что конец света отменяется. Такие у Горки становились глаза. Радость рождалась в них из глубины печали. Темно- серые с широкими зрачками, они светлели и начинали отливать голубизной.

Но Доктор на Горку не смотрел. Приложив мобильник к уху, он ждал ответа на свой вызов.

– Варвара? Ну, что он? Не паникуй. Еду я, еду. Терехова не отпускай. Ну, можно мне за двое суток на полчаса расслабиться?!

Вздохнул, сунул трубу в карман брюк, а оттуда извлек аккуратно сложенный носовой платок и вытер серое от усталости и влажное от пота лицо. Потом тяжело поднялся и пошел к выходу.

– А Вы … Вы чаю выпейте, – сказал Горка в спину уходящему Добжанскому срывающимся голосом.

– Пожалуй, можно, – согласился тот, уже стоя на пороге. – Ставь чайник, я руки пойду помою.

Вскоре раздались такие звуки, как если бы доктор мылся над ванной.

Горка сбегал на балкон, снял с верёвки горячую от солнца Костину футболку и повесил её на дверную ручку в ванной.

Стол для ужина Константин хотел накрыть в гостиной. Но поскольку именно стола там и не было, нужно было либо притащить в большую комнату огромный двухтумбовый гигант из спальни, либо поставить туда маленький из кухни. Клеёнка на кухонном столе была старой и несколько потёртой, хотя и в красно- коричневую клетку какого- то благородного шотландского клана. Решили её снять, но то, что обнажилось под ней оказалось в таких неблагородных пятнах и царапинах, что клеёнку вернули на место. В пустой, но большой гостиной с высокими потолками и лепниной по карнизам кухонный стол, пусть и в килте, смотрелся весьма убого. Возвратили его на место.

Тарелок и всего прочего хватало, а набор бокалов Константин привёз вместе с вином. И даже о салфетках не забыл. Наконец, всё, что нужно было сварено, нарезано и разложено, но «вечер» никак не наступал. В интернате был просто: вечер – это после полдника. Но часовая стрелка на настенных часах в кухне уже показывала восемь, время отбоя для малышей, а он не приходил. И ещё яркое июльское солнце, отражаясь в окнах квартир дома напротив, продолжало смеяться над Горкиным нетерпением.

И все равно звонок в дверь застал всех врасплох! Лавров вдруг подумал в этот момент, что надо бы почистить ванну, и птичья трель застала его со щеткой в руке. А Горка , стоя на подоконнике. выгонял на балкон красивую бабочку, запутавшуюся в шторах. Но первым после очередного звонка оказался у двери все- таки он. Испугавшись, что гостья может уйти, закричал громко:

« Сейчас! Сейчас!» И стал быстро открывать одну за другой все задвижки на двойных дверях, удивляясь, зачем людям, которые теперь живут в апельсиновом саду, когда- то понадобилось так много замков!

– Ой! – сказала стоящая за дверью молодая женщина, которую Лавров вчера называл странным именем «Иванна».– Извините, мальчик, я, кажется этажом ошиблась!

– Нет! Нет! – закричал Лавров, почти прыгающий на одной ноге по длинному коридору. – Это мой мальчик, Иванна! Мой! Ну, что ты стоишь, Горка! Приглашай!

Теперь, когда Горка оказался рядом с гостьей, она показалась ему просто очень высокой девочкой с веснушками у прямого чуть длинноватого носа и целой копной волос, о каких не скажешь, что они прямые, но и курчавыми их не назовёшь.

– А я вдруг на миг чуть сознания не лишилась, подумала, вдруг всё это мне просто привиделось. И поездка наша ночная, и утренняя встреча. Я же всё время твердила номер квартиры …41! На два больше, чем тебе!

Лавров протянул руки, Горка отстранился, и они обнялись.

– Послушайте, мальчики, – через секунду вырываясь из объятий Лаврова, просительно сказала Иванна, – а воду вам не отключили? Мы в гостинице едва успели умыться, как краны зашипели и всё! Какая- то авария! На мне столько пыли, что я чувствую себя чем- то вроде огородной грядки, на которой можно выращивать спаржевую фасоль!

– Не отключили! – в один голос сказали Горка и Константин.

– Тогда я в ванную! Костя, дай мне какую- нибудь свою рубашку. Я кофточку освежу.

– Ну, дам, конечно. И… там полотенце зелёное, оно это…чистое.

Когда из ванной раздалось пение, Горка, как стоял посередине коридора, так и застыл.

– Горка, – принялся тормошить его Лавров, – на балконе футболка сохла. Куда она делась?

– А? Футболка? Я её Рыже..Доктору отдал. У него мокрая была. Он звонил Вам?

– Звонил. Кругом я, парень, перед ним виноват. А тут ещё стиральную машину бельём набил, а порошка не купил! Ладно, пойду в шкафу пороюсь.

– Дядя Костя, дядя Костя, а она певица?

– Иванка? В общем да, у них областной музыкально- драматический театр. Маленький, но известный. Он во многих странах гастролировал. Даже в Италии. Она сейчас, можно сказать, «шепчет». А если во весь голос?! Но что же с рубашкой делать? А, сынок? Пойду форменку что ли достану.

Обращение «сынок», Горка пропустил мимо ушей. Мало ли кто обращается так к пацанам. Но дорогого стоило то, что Костя даже при таких обстоятельствах ничуть им, Игорем, не тяготился. Горке ведь не было уже давно тех восьми глупых лет, когда он не понимал, почему мама и отец иногда явно были озадачены, куда бы его сплавить из однокомнатной квартиры хотя бы ненадолго. Это несмотря на то, что он, Горка, был их собственным ребёнком. А зачем, скажите, ради него чем- то жертвовать полковнику Лаврову с подругой ? И внутри Игоря от этого вопроса всё время сталкивались разные чувства. Он и по щенячьи радовался и готов был всё сделать для Кости. Во всём помочь за такое его отношение. А потом его, как холодной водой окатывало. Начинал думать: «Она из ванной выйдет, они переглянутся и поймут, кто здесь третий- лишний. Кто я им!»

Горка пошёл в кухню, опустился на стул и замер, положив руки на колени.

Он слышал, как Костя спешил по коридору, делая сильный упор на здоровую ногу, как открыла дверь Иванна, и они вдруг громко рассмеялись, вместе и как- то в тон. А потом оба показались на пороге, и стало ясно, отчего они веселились. Плечи форменной белой рубашки Лаврова обвисали на руках гостьи чуть ли не до локтей, такая она была узенькая. Иванна, не останавливаясь на пороге, сказала:

– – Костик, я пойду повешу блузку на балконе. Я её твоим шампунем постирала.

– Да, да. Там и вешалка на верёвке.

А Константин, встретился глазами с Горкой и застыл на месте. Как будто сработала машина времени, и перед ним сидел не шустрый мальчуган, который только что готовился к «званому вечеру» с предвкушением чего- то необыкновенно радостного, а тот, маленький равнодушный робот с ничего не выражающим лицом, каким он был неделю назад. Вот только не стало «заедов» на детски пухлых губах, и короткий ёршик густых русых волос покрыл круглую высоколобую голову.

– Ты что, Горка?! – Лавров схватил мальчика за плечи.– Что с тобой?!

Горка поднял на Константина полные слёз глаза.

– Я ничего. Я так. Я в комнате подожду.

– Чего?!– изумился Лавров.

– Чтоб не мешать. А в интернат меня можно на такси отправить. Я уже ездил так к майору.

– Когда это тебе в голову пришло?

Горка опустил глаза:

– Когда Она запела.

– Не понравилось?

Горка отвернулся.

– Да нет, – вдруг, сильно краснея, сказал Игорь. – У мамы моей тоже сопрано было. Папа любил, когда она дома напевала. Только он редко приезжал. Я не маленький. Понимаю теперь, как им хотелось друг с другом наедине побыть. А раньше обижался. Ну, и не хочу вам мешать.

– Волк козу задери! – в сердцах сказал Лавров, опускаясь на стул. – И этот за меня решает!

Вид у него был такой по- детски обиженный, что Горка неожиданно для себя фыркнул.

– Давай хлеб нарезай, и будем борщ по тарелкам разливать, – продолжил Константин устало . – Мы с тобой тут что- то перехватывали, а девчонка целый день на одном кофе.

Иванна вошла – они и не услыхали. Босые узкие ступни, почти прикрытые длинной юбкой, легко касались пола. Попала в солнечную дорожку и вся засветилась. Влажные волосы точно намокшие под дождём головки ромашек, собранные в пучок. А большие глаза – зелёные с тёплым желто- коричневым ободком вокруг зрачка.

Горка так и замер, раскрыв рот. И Лавров застыл с тарелкой в руках.

Первый раз за последние три года, Горка увидел то, чего ему не хватало в окружающих людях и чего было так много рядом с мамой – красоты, которая бывает только у женщин.

Какое- то он время сидел, как оглушенный. Слышал, что Костя и Иванна говорили о чем- то, но слов не разбирал. Налили вино в бокалы, чокались, смеялись. Горке достался большой бокал не- то Пепси, не то Колы, но он даже вкуса не почувствовал. Всё это было как- то отдельно от него. Сердце просто- таки толкалось в груди.

Наконец Солнце зашло за дом напротив, и в комнате стало прохладней. Горка почувствовал, что ему свободней и спокойней дышится. Он поднял глаза на Иванну. Она в это время положила ложку, встряхнула головой, улыбнулась:

– Спасибо вам, хлопчики. Только, похоже, я одна такая прожорливая, а у вас в тарелках ещё дна не видать. Коська, мне даже неловко!

– Мы же кусочничали весь день, пока готовили. Нашему аппетиту разбег нужен. Сейчас тебя догоним. А не много мы перцу добавили? Тебе- то мы может и угодили, а голосу как?

– Вот- вот, – засмеялась Иванна,– он отдельно от меня, как Нос у Гоголя! Только и слышу: то для голоса нельзя, это. Будьте людьми. Хоть вы меня не мучайте!

– А…у Вас…сопрано лирическое…да? – неожиданно спросил Горка осипшим баском.

– О…у тебя такое ухо?! Или тебе Костя сказал?

– Вы немного из Нормы пели. Значит сопрано, колоратура.

– Да. Тебе интересно?

– Очень. Вы соль диез третьей берёте или фа?

– Фа.

– – И мама тоже…

– Ребята, – с напускной обидчивостью отозвался Лавров, – я что здесь – третий лишний? Что ещё за «фасоль»?

– Костик, разве мало я тебя просвещала в прошлом году?! Так что нечего ёрничать.

Она передразнила :

– «Фасоль»!

И Горке :