Все началось с загадочной гибели заведующей фондом античной скульптуры, Соколовской Ксении Борисовны. Почтенная, в высшей степени положительная дама, скончалась за несколько дней до глобальной проверки музея. Такое иногда в музеях случается, глобальные проверки. Это когда поднимаются все фонды, все запасники, все материалы о реставрации и выставках, комиссия сует свой нос туда, куда лучше бы не совать и задает вопросы, которые для всеобщего спокойствия, лучше бы не задавать. Им надо все подсчитать, все проверить, все потрогать, понюхать, удостовериться в подлинности экспонатов, определить качество реставрационных работ и получить удовлетворяющие их отчеты.

Вот накануне такого сногсшибательного и несказанно редкого в музейной жизни события дама и умерла. Очевидцы рассказывали, что женщина в выходной день решила помыть окна. Была весна, приближалась Пасха; но, встав на подоконник, упала с пятого этажа. Были подозрения, что женщине помогли упасть. Кто-то видел мелькнувшие в окне руки, которые и толкнули Ксению Борисовну. Но коротенькое следствие установило, что смерть была все же несчастным случаем, а не результатом чьего-то злого умысла.

Ксения Борисовна жила одна с дочерью, но в тот день девушки дома не было. Она уехала за город, чему были свидетельства. В общем, история это в скором времени забылась. Назначали новую заведующую фондом, которая «вслепую» приняла отдел античной скульптуры со всем наследием Ксении Борисовны. Так уж повелось в музеях, что заведующий фондом становится его хранителем пожизненно и уходит с занимаемой должности, лишь, когда покидает этот бренный мир. Правда, случаются повышения по службе, когда хранитель получает другое назначение или, что бывает крайне редко, уходит по состоянию здоровья. Тогда, прежде чем назначить нового хранителя, старый сдает полный отчет по вверенному ему имуществу. Это процедура неприятная и волнительная, поэтому в недрах музея ее стараются всячески избегать. Новая хозяйка, как только-только вступила в должность, ничего не могла сказать о ситуации в принятом фонде. Ей предстояло еще разобраться в хитросплетениях Ксении Борисовны, и таким образом, отдел античной скульптуры в тот раз избежал тотальной проверки. Но именно это таинственное происшествие положило начало невероятным, подчас мистическим, жестоким событиям, в которые было вовлечено множество людей.

ГЛАВА 2

МЕРТВАЯ СТАТУЯ

Преступник напряженно вглядывался в застывшие черты, но все опасения были напрасны, жизнь бесповоротно покинула это молодое и прекрасное тело. Преступник усмехнулся и стал неторопливо снимать с убитой одежду: легкую блузку, в меру короткую юбку, тонкие колготки, туфли. Дойдя до нижнего белья, убийца вновь засмеялся.

– Нет, моя милая, так не пойдет, – прошептал он. – Будем играть по правилам.

Убийца осторожно снял тончайшие изысканные трусики и такой же утонченный бюстгальтер. Однако обнаженное тело, хотя и мертвое, не вызвало у него никаких эмоций. Преступник, не отвлекаясь на созерцание юных прелестей, деловито извлек из небольшой спортивной сумки банку, наполненную каким-то густым белым составом, напоминающим сметану. Злоумышленник еще раз взглянул в лицо убитой, взял руку, пощупал пульс, потом приложился к груди. После этого осмотра он удовлетворенно кивнул и, зачерпнув «сметану» из банки, плюхнул хлопья на мертвую девушку. Убийца стал энергично наносить состав на покойницу, не оставляя без внимания ни одного участка этого закоченевшего тела.

– «Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек», – тихонько напевал преступник.

Не прошло и часа, как на полу уже лежала статуя, порожденная сознанием извращенного, безумного, дьявольского художника. Оставались волосы. Садист тщательно вытер руки салфеткой, извлеченной из той самой сумки, потом приподнял голову покойницы и чуть тронул большую заколку, держащую ее прическу. Роскошные белокурые локоны нежными лучами распались по плечам жертвы. Что-то похожее на сочувствие промелькнуло по лицу убийцы.

– Да, это будет болезненный удар для нашего очаровательного знакомого. Он не скоро оправится от такой потери. – пробормотал преступник. – Но что поделать, красавица, он сам во всем виноват. В конце концов, не я, а он – истинный виновник твоей смерти. «Не цвести больше цветочку, не гуляти добру молодцу. Умыкали сивку крутые горки». Ну, или как там еще поется.

Болтая таким образом, злоумышленник извлек из сумки парикмахерские принадлежности и принялся создавать хитроумную прическу на голове убитой. Он подвил и поднял локоны, после чего украсил их белоснежной лентой. Подобным образом убирали волосы девушки, жившие в эпоху глубокой античности. Это еще более придало убитой сходство с греческой статуей. Преступник вновь зачерпнул белил и выкрасил голову своей мертвой модели. Закончив и этот этап своего творчества, безумный художник радостно рассмеялся.

– Ну, а теперь, моя Золушка, – проговорил убийца, – пора подумать и о платье для бала.

Теперь преступник явил на свет аккуратно сложенный белоснежный древнегреческий костюм и пару кожаных сандалий на тонких ремешках. Убийца осторожно обрядил в него свою жертву. Потом искусно покрыл белилами и одеяние убитой, убрав тем самым последние признаки живого человеческого существа. И только осязание руками, могло открыть чудовищный материал для этой истинно совершенной скульптуры. Полюбовавшись несколько минут делом рук своих, сумасшедший художник сунул баночку с остатками белил в карман своего огромного длинного передника, надел перчатки, поднял «статую», пренебрежительно перекинул ее через плечо и вынес из своей мастерской. В коридоре было темно, но «ваятель», похоже, прекрасно ориентировался в обстановке. Он уверенно шел вперед, открывая своим ключом двери. Наконец он достиг просторного темного зала, через плотно занавешенные тяжелыми шторами окна которого, пробивались блики горящего за окнами электрического света. В углу зала, у самой колонны, стоял пустой пьедестал. На него преступник водрузил убитую, прислонив к колонне. Потом он вытащил из другого кармана молоток и, вогнав гвозди в ладони мертвой девушки, прибил гвоздями свою «статую» к этому элементу композиции. Гвозди подозрительно легко, почти беззвучно, вошли в белый мрамор декора, словно колонна была сделана из мягкого дерева. Следы гвоздей преступник быстро замазал своими удивительными белилами. Он отошел на шаг и, сощурив глаза, полюбовался содеянным. Редкий свет высветил прекрасную скульптуру, которая органично вписалась в череду других изваяний, расставленных по всему залу.

– Тебе здесь будет неплохо, моя милая, – прошептал художник. – Наконец-то ты попала в действительно достойное тебя общество. И все-таки жаль, что так получилось, прости меня.

Художник еще раз бросил взгляд на белеющую мертвым светом статую, всего несколько часов назад бывшую живым человеком, и покинул зал.

ГЛАВА 3

КОЛЛЕКЦИОНЕР-ЭСТЕТ

Было ранее утро, Степан Федорович Инкс сидел в своем загородном доме возле чуть приоткрытого окна и наслаждался двумя эфирными потоками: майской свежестью, состоящей из запахов сирени и жасмина, и легкими звуками музыки эпохи барокко, доносившимися, казалось, неизвестно откуда. Источник музыки все же был вполне реальным, но, благодаря умениям дизайнеров, надежно замаскированным. Степан Федорович не любил достижения цивилизации, он предпочитал свечи вместо ламп, камин в качестве отопления, а передвигался, в основном, пешком. Автомобиль у Степана Федоровича был, но его он использовал лишь, когда выезжал в город, что случалось не часто и только в самом крайнем случае. В элитном поселке, где он жил, среди местных чудаков и оригиналов, которые в изобилии населяли этот благодатный край, Степан Федорович был самым выдающимся и парадоксальным. Степан Федорович Инкс отличался предельной вежливостью, сдержанностью, суровостью и немногословностью, кроме того, Инкс был самый богатый в этом золотом крае, а уж его интеллект и познания выходили далеко за пределы сего островка благополучия. Будь у Степана Федоровича хоть немного честолюбия, он без труда бы стал мировым светилом в области науки и искусства, но Инкс был не тщеславным сибаритом. Дожив до 40 лет, он заимел только два пристрастия: классическую музыку и свою коллекцию антиквариата, каждый экспонат которой представлял собой баснословную ценность и, продав даже один из предметов, Степан Федорович мог бы обеспечить себя до конца своих дней. И не только себя, но и детей и внуков, если бы они у него когда-нибудь появились. Но Степан Федорович обзаводиться семьей не спешил. И артефакты он не продавал, а покупал. И только исключительные причины могли заставить Инкса расстаться хоть с одним из экспонатов. И пока в жизни Степана Федоровича было только два таких случая, и они ему обошлись в два редчайших предмета коллекции. Но Инкс не жалел об утратах, потому что эти жертвы были необходимы и более чем оправданы. При всей своей нелюдимости, Инкс был отзывчивым и добрым человеком. Со своими предложениями он не лез, но, если просили помощи, и, просивший действительно нуждался, он никогда не отказывал.

Степана Федоровича все очень уважали, но любить побаивались, да он и не стремился сблизиться с кем-либо или расширить свои знакомства, предпочитая вести уединенную замкнутую жизнь.

Единственным другом, с которым Инкс близко сошелся, был Дмитрий Александрович Проклов, сосед по поселку Константиновка, неутомимый археолог и коллекционер.

Эстет Степан Федорович, обожавший рассветы, особенно в летнюю пору, и в это утро проснулся очень рано. Он приветствовал восходящее солнце чарующей музыкой и блаженно улыбался, наслаждаясь звуками, запахами и приятными размышлениями о предстоящем бале.

Ежегодно, в день рождения Музея изящных искусств, в этом всемирно известном дворце, устраивался торжественный прием, куда приглашались выдающиеся деятели науки и культуры, миллионеры, и прочие известные личности. Степан Федорович и Дмитрий Александрович как признанные коллекционеры и уважаемые эксперты были постоянными участниками этих мероприятий. Как раз Проклов возвращался из очередного своего археологического путешествия, и Степан Федорович по возбужденному голосу друга понял, что Проклов вновь приедет не с пустыми руками. Инкс, хоть и был моложе Дмитрия Александровича лет на 15, давно завязал с поездками, предпочитая не находить, а покупать уже найденные шедевры. Изнурительные раскопки и тяготы походной жизни не привлекали коллекционера-эстета. Для Проклова же, наоборот, коллекционирование было второстепенным делом, которое просто являлось дополнением к археологии. Дмитрий Александрович Проклов обладал мистическим чутьем на клады. Для своих поисков он выбирал самые заброшенные, самые удаленные уголки, из которых неизменно возвращался с редчайшими ценностями. Часто подобные экспедиции занимали у него несколько месяцев, а случалось, что и год. Проклов работал один; вооруженный необходимой аппаратурой, живя в палатке, а то и вовсе в своем верном внедорожнике, он день за днем трудолюбиво и настойчиво поднимал пласты земли, погружался в зловонные болота или раскаленные пески. И природа раскрывала перед мудрым и терпеливым искателем свои тайны. Инкс же обладал необходимыми связями и знаниями, чтобы иметь информацию, у кого купить, где купить и по какой цене. Очень часто Степан Федорович покупал раритеты у друга или помогал ему реализовать найденный артефакт.

Мужчины договорились ехать вместе. Дмитрий Александрович, зная неприязнь друга к автомобилям, вызвался сам отвезти Степана Федоровича на бал.

Аристократические руки Степана Федоровича покоились на изящных подлокотниках кресла; лучи, щедро льющиеся в открытое окно, освещали точеный профиль: нос с горбинкой, спокойные мечтательные глаза, тонкие губы, аккуратно причесанные черные волосы. Степан Федорович грезил наяву, его мысли были приятны и блуждали в недосягаемых сферах; музыка, то задумчивая, то бодрая, словно ручеёк, бегущий по камешкам, наполняла небольшой, но очень уютный и изысканный дом.

Восходящее солнце осветило хорошо обставленную комнату, интерьер которой составляла мебель, созданная, или уже воссозданная, по макетам 18 века: изящные шкафы-поставцы, наполненные антикварной посудой, резные кресла а-ля Людовик XV, легкие стулья, почти воздушные столики. На миниатюрных полочках стояли статуэтки и вазочки, многим из которых, уже минуло не одно тысячелетие.

Перед мысленным взором Инкса проносились приятные образы чертогов, куда ему предстояло вскоре отправиться. Степан Федорович любил все приятное, будь-то звуки, запахи, слова или цвета. А здесь, в Музее изящных искусств, это все сливалось в единую упоительную гармонию. И начиналась она уже с первого этажа, где располагалось кафе, в котором готовили и подавали, вкуснейший кофе. Тонкий аромат напитка легким флюидом летал под сводами этого святилища искусства. Следуя по первому этажу, он втекал в египетский зал, строгий и таинственный, как сама жизнь древнего народа, и здесь смешивался с древними благовониями, которые источал, наверное, каждый предмет, египетской коллекции. Потом он, обогащенный восточным фимиамом, устремлялся в просторы греческих залов, огромных и светлых, словно храмы Эллады, а оттуда, почерпнув оттенки средиземноморского ветра и солнца, разлетался мириадами дуновений по залам и галереям Музея и не терялся среди дыхания и духов туристов и посетителей. Инкс блаженно улыбнулся и вдохнул полный грудью, словно уже ощущая эти пьянящие запахи. И какое наслаждение будет проходить под сводами просторных залов, вдыхать их аромат, к которому будет примешиваться еще один чарующий, еле ощутимый, неуловимый запах, запах изысканных духов прекрасной спутницы…

В комнату, где грезил Степан Федорович, вошел управляющий, Арнольд Карлович Штиглиц, колоритный персонаж жизни Инкса. Это был высокий толстый мужчина лет пятидесяти, с лысой макушкой, аккуратно обрамленной черными волосами, и выпуклыми круглыми глазами. Одет он был в элегантный черный костюм, белоснежную рубашку и лаковые сверкающие туфли, дорогой галстук лежал почти параллельно полу на внушительном животе. Арнольд Карлович выглядел столь респектабельно, что многие непосвященные в таинства «золотого оазиса», принимали Штиглица за хозяина дома. Определить облик, характер и даже профессиональный стаж этого человека можно было одним словом «солидность». Арнольд Карлович являлся еще одним поводом для зависти соседей и знакомых Степана Федоровича. Штиглиц был образцовым секретарем и управляющим, казалось, уже одним своим представительным видом наводил порядок во вверенных ему делах.

Штиглиц бережно, словно святыню, нес в руках поднос, на котором дымился ароматный чай, источавший цветочный запах, стоял изящный чайничек, и лежали горкой аппетитные пирожки. Эта было еще одним правилом дома Инкса: когда Степан Федорович размышлял или встречал рассвет, так как он делал ныне, его обслуживанием занимался лично Арнольд Карлович. Стараясь быть незамеченным, секретарь расставил на столике возле Инкса принесенное угощение. Делал он все основательно, неторопливо, словно выполнял некий священный ритуал. И все же, как ни старался он быть незаметным, Инкс отвлекся от своих приятных мыслей.

– Арнольд Карлович, – улыбнулся ему коллекционер, – доброе утро.

– Доброе утро, Степан Федорович, – церемонно поклонился секретарь. Он хотел уйти.

– Благодарю вас, друг мой. Пирожки с медом и жасминовый чай. Все, как я люблю. Позавтракайте со мной, – кивнул на стол Инкс.

Арнольд Карлович несколько растерялся от приглашения. Но Инкс засмеялся, подошел к шкафчику, достал оттуда антикварную чашку и налил секретарю чай.

– Спасибо, – пробасил смутившийся Арнольд Карлович.

Инкс сам подставил кресло Штиглицу. Арнольд Карлович сел. Они принялись за еду.

– Ну, какие новости в нашем селении? – весело спросил Инкс.

– Вчера вечером, когда вы уже легли спать, – обстоятельно проговорил Арнольд Карлович, – я заметил «Скорую», она скрылась там, за поворотом.

– «Скорую»? – Инкс нахмурился. – Кто-то серьезно заболел в этом раю.

– Да, вероятнее всего, – сказал Арнольд Карлович.

– Ну, ничего, это мы узнаем. Сегодня возвращается Дмитрий Александрович Проклов. Он зайдет ко мне в гости. Кажется, наш археолог привез из своего путешествия диковинку и хотел мне ее показать и заодно посоветоваться по какому-то вопросу. Организуйте, пожалуйста, для нас часам к двум угощение. Вы знаете, что Дмитрий Александрович любит. Но я хочу его порадовать особенно. Человек не видел цивилизации почти год. И главное, поставьте побольше цветов. Если Дима собирается придти с шедевром, то пусть его артефакт увидит достойную встречу. Дмитрий Александрович – тонкий знаток прекрасного, у него – действительно ценности. Я не могу допустить, чтобы раритет, оказавший людям честь уже своим обнаружением, был разочарован. Люди подурнели с античных времен, но в их сердцах еще не угасло понимание совершенства и красоты.

– Я все сделаю, Степан Федорович, – сказал секретарь.

– Я знаю, – кивнул Инкс. – Я помню наше недавнее торжество, которое вы мне помогли организовать в честь этрусской вазы, -коллекционер посмотрел на полочку, где красовалась расписная амфора, покрытая причудливыми яркими узорами. – Я полгода добивался ее продажи. Достойное приобретение и праздник был достойным. Еще раз спасибо, мой друг.

Арнольд Карлович вновь церемонно поклонился.

– У вас отличный вкус, – проговорил Инкс. – Вы всегда все делаете правильно. Я могу вам безоговорочно доверять.

Арнольд Карлович зарделся от удовольствия или выпитого чая, но сохранил свою неприступность. Он опять учтиво поклонился.

ГЛАВА 4

НОВОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Несчастный скончался мгновенно, схватился за сердце, вскрикнул, упал на пол, несколько конвульсивных хриплых вздохов и меньше чем через пять минут его не стало.

– Жаль, жаль, – вздохнул преступник, – а выглядел таким крепким.

Он с интересом разглядывал распростертого у его ног покойника. На столе, возле которого лежало тело, поблескивал какой—то неприглядного вида бесформенный камень. Злоумышленник сунул его в карман.

– Тебя только не хватало здесь, – пробурчал он. – Не дай Бог, найдут, хлопот не оберешься.

Преступник не торопился уходить из квартиры умершего, казалось он что-то искал. Он беспокойно шарил глазами по столу, пытаясь найти необходимое. Но ничего подходящего для его замысла ему не попадалось. Злоумышленник стал рыться в столе.

– Не может быть, у такого человека должна она иметься. Каждый в своей душе художник, а этот – и тем более. Кто привык иметь дело со словами, тот хоть изредка, но берется за краски. О, – внезапно обрадовался он, – это то, что нужно!

Преступник нашел синий маркер. Улыбка озарила его лицо.

– Синий цвет – цвет чернил, – проговорил довольный бандит. – Сколько ты их извел, пока писал свои речи? Я назову свою работу «Чернильная душа», ты станешь символом всех бумагомарателей, каким бы ни был их род деятельности. Преступник с упоением провел маркером по мертвому лицу, синяя полоса зловеще подчеркнула бледность уже остывшего тела.

– «Точка, точка, запятая… – тихо напевал преступник, закрашивая лицо покойника синим маркером. – Ручки, ножки, огуречик – вот и вышел человечек». Человечек весь вышел, – сострил злодей, завершив свою работу. – А какой был, не человечек, а матерый человечище!

Злоумышленник, еще раз полюбовавшись на дело рук своих, покинул квартиру.

ГЛАВА 5

ДРУЗЬЯ

К двум часам дня у Степана Федоровича уже все было готово к встречи друга, который возвращался из очередного своего путешествия. Арнольд Карлович украсил комнату роскошными цветами, повара приготовили самое изысканное угощение.

Дмитрий Александрович Проклов был высокий худой пожилой мужчина, с загорелой обветренной кожей, седыми волосами и стертыми, загрубелыми, как у рудокопа руками. Весь облик, с первого взгляда, выдавал в нем человека, привычного к самым суровым условиям обитания и тяжелому физическому труду. В блистательном оазисе Константиновки, среди светских львов и львиц, которые даже на отдыхе выглядели, словно позировали для модного журнала, Проклов смотрелся аномально. И очень часто, если Дмитрий Александрович не был одет в дорогой костюм, его принимали за одного из обслуживающих «райский» сад. Сейчас Проклов был взволнован, его губы и скуластое лицо подрагивало. Инкс осуждающе покачал головой.

– Твои поездки не доведут тебя до добра, – проговорил Степан Федорович, протягивая руку другу.

– Ничего, пустяки, просто я немного устал, – заикаясь, сказал Дмитрий Александрович. По его лицу обильно струился пот.

– Ты нездоров, мой друг, – покачал головой Инкс.

Он усадил Проклова в кресло и налил ему бокал вина. Дмитрий Александрович молчал и судорожно пил вино, при этом его зубы постукивали о край бокала.

– Что с тобой? – заботливо спросил Степан Федорович. – Ты, словно не в себе. Тебе надо отдохнуть. Вижу, путешествие было нелегким.

Дмитрий Александрович лихорадочно встал, подошел к двери Инкса и, убедившись, что она плотно закрыта, вернулся на свое место.

– Я нашел ее, – прошептал Проклов, близко наклоняясь к Инксу.

– Кого? – спросил Степан Федорович, вглядываясь в безумные глаза друга.

– Жемчужину моей коллекции, бесценный артефакт! – шепотом воскликнул Проклов. – Это достойное завершение моей деятельности.

– Ну почему завершение? – спокойно проговорил Инкс. – Как известно, нет границ для совершенства.

– Есть, пойдем ко мне, и ты сам все увидишь. Лучшего творения еще не создал мир.

Проклов, как нетерпеливый ребенок, схватил друга за руку и потащил к выходу.

– Я хотел тебя угостить, – сказал Инкс.

– Пойдем, пойдем, – говорил Дмитрий Александрович. – Пообедаем у меня. Твой стол всегда хорош, но сегодня я осмелюсь им пренебречь. Не обессудь. Ты сам все поймешь. Это надо видеть. Если не упадешь перед ней на колени, то, значит, в мире больше нет святынь. Это Мадонна, Венера, богиня!

Проклов, взвинченный до предела, устремился к своему дому, Инкс еле поспевал за ним. Они вошли в коттедж Проклова. Степан Федорович не был у друга уже месяцев восемь, то есть все его время отсутствия. Несколько раз коллекционер заходил в дом Проклова, чтобы узнать, все ли в порядке у его обитателей, но надолго не задерживался, так как разговаривать здесь было не с кем. Дочка ученого проживала в городе, сын тоже редко навещал коттедж, ведя богемную жизнь.

Инкс любил посещать владения друга, и не только из-за общения со старинным товарищем, но и потому, что получал несказанное удовольствие от созерцания находок Проклова. И сейчас Степану Федоровичу очень хотелось вновь полюбоваться на раритеты друга, но Дмитрий Александрович, схватив Инкса за руку, повлек его через весь коттедж. Степан Федорович с сожалением смотрел на проносящиеся мимо него на самой последней скорости витрины и полки, уставленные диковинками. Наконец археолог остановился возле маленькой узкой бронированной двери. Дмитрий Александрович открыл ее замысловатым ключом, тут же, едва Инкс вошел во внутрь, закрыл, потом пошарил по стене и привычным движением включил свет. Степан Федорович увидел, что находится в помещении, низком и душном, без окон, напоминающем кладовку. Посредине нее стоял предмет, в котором угадывались очертания статуи, закрытый плотным покрывалом.

– Ты готов? – спросил Проклов, тяжело дыша от возбуждения, дошедшего до предела. – Это может смертельно шокировать. Здесь само божество.

Инкс почувствовал, что тоже начал невольно испытывать волнение. Он глубоко вздохнул и шепотом ответил:

– Да.

– Смотри же! – воскликнул Проклов.

Он сорвал покрывало, и нестерпимый свет ударил в глаза Инксу. Степан Федорович на миг зажмурился, а когда открыл глаза, то замер от восхищения. Перед ним стояла золотая фигура женщины, почти в натуральную величину. Инкс признал скифскую работу. Тело было сделано довольно грубо и примитивно, руки и ноги скорее угадывались в этом массиве золота, но лицо было дивно хорошо, образчик тончайшего искусного древнейшего, утраченного ныне, мастерства. Одухотворенный лик неведомой богини, царицы или жрицы, созданный несколько тысячелетий назад. Проклов упал на колени и простер руки к древнему идолу.

– Она – само совершенство! Есть ли ей подобное в нашем мире? – прохрипел Проклов.

Инкс молчал, тоже покоренной недосягаемым величием и древней красотой этого неведомого создания.

– И она вся из золота, – простонал Дмитрий Александрович. – Я осмелился взвесить эту деву. 50 килограммов чистого благородного металла. О великая культура, великие мастера, великий народ, который не поклонялся золоту, но посвящал его богам!

Проклов рыдал, стоя на коленях у ног сурового скифского тотема. Инкс сам набросил на статую покрывало, потом поднял сотрясающегося друга, выключил свет, вывел археолога из кладовки, взял у него ключ и сам закрыл дверь. Ключ он вручил Проклову.

– Пойдем, – сказал Степан Федорович. – Боги не любят, когда на них долго смотрят.

Проклов на шатающихся ногах прошел в гостиную своего дома и тяжело плюхнулся в кресло. Инкс сел рядом.

– Я сам нашел ее, – плакал археолог, – в сибирской глуши, где не бродят даже звери. Несколько месяцев тяжелого, одинокого труда. Ты ведь знаешь, я работаю один. Временами я готов был впасть в отчаяние. Но вот удача улыбнулась мне, я наткнулся на старинное захоронение. Это была подземная гробница, каменный склеп. Я спустился и увидел ее. Дева стояла на простом гранитном камне и смотрела во тьму; я пал к ее ногам, с благодарственными молитвами к древним хранителям этой могилы. Земля исторгла Деву прямо мне в руки. Я, чтобы сберечь богиню от недостойных глаз, там же обмазал ее глиной, а потом положил на дно моей машины и повез. Да простит мне Великая, моё святотатство! Я вывез ее на своем внедорожнике. Все это время я почти не спал и не ел. И теперь она здесь.

– Что ты собираешься делать с находкой? – спросил Степан Федорович.

– Оставлю у себя. Она – венец моих трудов. Мне дальше все равно, теперь мне даже смерть не страшна. Я достойно завершил мою жизнь.

– Деву нельзя хранить в доме, – сказал Инкс. – Такие творения не подходят для людей.

– Я сделаю для нее отдельное, тайное, помещение; только ты, мой друг, и я будем знать, где находится Дева.

– Это не годится, – печально проговорил Инкс. – Идол, сокрытый от людей, не должен возвращаться к людям. Лучшее, что ты можешь сделать, это вернуть ее на место и хорошо замаскировать гробницу.

– Ты с ума сошел! – воскликнул Проклов. – Это шедевр моей коллекции! Я уж не говорю, какого труда мне стоило ее отыскать и провезти незамеченной. Я постарел на этом деле. Ей нет цены!

– Она действительно бесценна, – спокойно проговорил Степан Федорович, – и не только из-за своей древности и красоты, но и из-за материала. Золото всегда притягивало зло. А здесь слиток, весом в пятьдесят килограммов!

Проклов с ужасом смотрел на своего друга.

– Степа, если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что завидуешь мне, – пробормотал археолог.

– Ну вот ты уже обезумел, – рассмеялся Инкс. – Я не завидую, а волнуюсь за тебя. У тебя есть сын и дочь, и, оставляя эту статую в доме, ты рискуешь не только своей, но и их жизнями.

– Ольга не живет здесь, а лишь приезжает на каникулы. Сына, – грустно усмехнулся Дмитрий Александрович, – я уже давно не видел. Бессовестный мальчишка носится где-то целыми днями и ночами.

– Хорошо, не хочешь везти ее назад, передай в музей. Мы завтра едем на бал и вместе доставим твою статую туда. Так будет лучше для всех.

– Нет, это исключается. Деву не должны видеть люди. До поры до времени, я и детям не расскажу о своей находке. Только мы с тобой будем обладателями этой тайны. Но, если уж мы заговорили о детях, то у меня к тебе есть еще одно дело.

Проклов успокоился и заговорил сдержанно и по-деловому.

– Я чувствую, Степа, что скоро умру.

Инкс удивленно поднял брови.

– Да, да, такое случается. У меня предчувствие. И оно меня не обманывает. Мое чутье никогда меня не подводило, именно благодаря ему, моей интуиции, я и сделал все свои находки. Знания, архивы, история – это все пустяки, клад может открыть только тот, кто наделен шестым чувством, и оно у меня превосходно. Эту поездку я и положил себе как последнюю, я знал, что она обернется удачей, правда, не предполагал, что такой. Но ты прав, говоря, что эта статуя не принесет мне добра. Скифы неспроста поместили ее в тот подземный склеп. Она ли, или что другое, но прервет мою жизнь…

– Ты очень мрачен, Митя, – попытался возразить Инкс.

– Я просто здраво смотрю на жизнь. Но я не хочу оставлять детей сиротами. Ольга уже взрослая, она умная самостоятельная девушка. Олечка преданна нашему делу; навещала меня на раскопках, привозила еду, одежду. Не побоялась отправиться в такую глушь. Она, во всем большая умница, к тому же скоро вы поженитесь, чему я несказанно рад.

– Обязательно поженимся, – сказал Степан Федорович. – Олечка – мой идеал.

– Да, за Ольгу теперь я абсолютно спокоен. Было время, я и за нее немножко переживал. Она так умна, так красива, в ней просто нет недостатков. Я оставляю Олечке хорошее наследство, поэтому очень боялся, что к ней потянутся всякие проходимцы. Но, к счастью, моя доченька оказалась серьезной, и не разменивала себя на флирт и прочие праздные развлечения. А когда вы сообщили мне о своей помолвке, – это был для меня, словно живительный нектар. Прямо гора с плеч долой. Ты и Ольга созданы друг для друга.

– Это верно, – кивнул Инкс.

– Нет, за дочь я больше не волнуюсь, – продолжил археолог. -Эрик – моя забота и боль. Я часто уезжаю, Олечка учится в городе, и мальчишка предоставлен сам себе. А ведь ему только 15. Умри я, и парень совсем пропадет. Поэтому я сделал вот что, – Дмитрий Александрович достал из бюро несколько бумаг и протянул их Инксу. – Это мое завещание, которое я составил перед поездкой. В нем я распорядился относительно своего имущества. Я поделил коллекции на две равные части. Половиной будет владеть Ольга, половиной Эрик, здесь все указано. Дом тоже останется сыну, у Олечки есть отличная квартира в городе, к тому же, скоро она станет хозяйкой в твоем доме.

– Станет, в этом я могу поклясться тебя, – сказал Инкс.

– Не клянись, твое слово надежнее любой клятвы и печати. В этом я убедился еще много лет назад, когда ты спас меня.

– Какие пустяки ты вспомнил, – махнул рукой Степан Федорович.

– Не пустяки. Если бы не ты, мой друг, меня бы уже и на свете не было. Всеми годами, которые я прожил после той трагедии, я обязан тебе.

12 İz.

Загадки Сфинкса

ГЛАВА 1

ГИБЕЛЬ ДАМЫ