Kitabı oku: «Любовь без дублей. Истории-перевертыши, которые помогут по-новому взглянуть на жизненные трудности», sayfa 3

Витя подумывал сделать ей предложение. Но что он мог ей дать? Квартира в залоге, бизнес в упадке, и ещё неизвестно, смогут ли они с Романом его поднять. По найму он почти никогда не работал, не считая подработок в молодости, куда идти – не представлял, денег толком нет. Ну что из него за муж для молодой – а она была моложе его на шесть лет, – красивой женщины? Поэтому он уже несколько раз почти решался сделать предложение, но всё откладывал, ждал, что ситуация с бизнесом изменится.

Что до их бизнеса, казалось, что хуже быть не может, что они уже прошли через всё, но с каждым новым витком неприятностей выяснялось, что раньше было очень даже неплохо, а вот теперь… Этого он боялся больше всего на свете. Банк, в котором он брал кредит под залог квартиры родителей, обанкротился, и права на кредиты передали другому финансовому учреждению, которое потребовало погасить кредит досрочно.

Еляна шла с работы и планировала вечер: сегодня она будет готовить домашние котлеты по рецепту бабушки.

* * *

Бабуля жила под Рязанью в деревне Головачёво. Три века назад её основали потомки рыцарей Ливонского ордена, как они сами себя называли, осевшие в этих местах после кровопролитных сражений отнюдь не по своей воле. По сохранившемуся поверью, в конце XVIII века в эту местность сослали людей в потрёпанном европейском платье, в самый центр Мещерского леса, бежать откуда было делом бесполезным – либо сам в болотах утонешь, либо зверь разорвёт. Еляна так и представляла себе этих вельмож в потрёпанной, прежде богатой одежде, когда бабушка рассказывала очередную историю, дошедшую до неё от родителей или односельчан. Будучи людьми образованными, дальние предки, оказавшись в глухом лесу, проявили смекалку и приложили все свои знания на создание человеческих условий для выживания – своего и своих потомков. Не хотели пришлые люди делиться навыками по строительству и обработке полезных металлов с местными. Зато деревню знатную заложили. Дома крепкие по науке построили. В итоге соединились родственными узами с местным населением – куда же без этого? Нарожали детишек и прочно слились с землёй русской.

В 1913 году к деревне была проложена узкоколейная железная дорога, она обслуживала предприятие по заготовке леса и торфа. Родители бабули приехали работать на это предприятие совсем молодыми, обустроились, поставили дом, в нём и остались. На лесозаготовке трудилось всё местное население. Коров доили, детей кормили, оставляли на стариков, когда взрослые уходили валить и обрабатывать лес. Из леса брёвна тащили хлыстами, а потом грузили в вагоны. Село разрослось, насчитывало около 800 человек. Там и родилась Марфа Семёновна, бабушка Еляны, и её сёстры, там прошло всё их детство и молодость. Там же бабушка пережила войну, помогая эвакуированным из Ленинграда. В их доме жило несколько семей. Все вместе переносили тяготы судьбы, вместе работали и готовили. Этим рецептом с бабулей поделилась пожилая женщина, которая жила в их доме в то тяжёлое время. Котлеты получались невероятно сочными и воздушными.

«Мой дед служил у одного генерала, его жена частенько устраивала богатые застолья. Дед был поваром, – рассказывала эвакуированная ленинградка. – Тогда уже модно стало подавать блюда по очереди. Такая подача, во-первых, давала возможность гостям отведать пищу горячей, а во-вторых, грамотно чередовать вкусы. Во Франции в это же время всё приготовленное выставляли на стол одновременно, это было свидетельством богатства приёма. Несмотря на спиртовки, горелки и поддоны с горячей водой, еда быстро остывала, заветривалась и становилась невкусной. Французы долго сопротивлялись русской подаче, якобы так пустым выглядит стол… На самом деле у них просто не хватало персонала, а точнее, средств на его содержание. На банкетах у генерала, по рассказам деда, стояло аж по три лакея за каждым гостем, пировали с размахом и изысканным меню, соревнуясь между собой. Оттуда в их семью и пришёл рецепт скобелевских битков, а по-простому – котлет по-скобелевски».

Далее коренная жительница Ленинграда, оказавшаяся в глухом рязанском селе, так живописно и с таким смаком описывала приготовление этих волшебных битков, что все, слушавшие в избе, словно отведали их сами и побывали на том генеральском приёме, – уж очень артистичная была женщина. Готовить их во время войны всё равно было не из чего, про них только говорили, вспоминая как что-то хорошее из той, обычной жизни. Словно на спектакль сходили. Рецепт записали и убрали в дальний ящик, но потом, в более сытые времена, котлеты стали особенным праздничным блюдом на столе в доме бабушки. Марфе Семёновне уже почти девяносто, а рецепт она помнила и передала внучке, с наказом хранить и детишек своих баловать. Каждый раз, когда они приезжали к бабуле, на горячее были эти самые любимые битки по-скобелевски.

* * *

Еляна специально съездила после работы на Баррикадную, в знаменитую высотку, там был такой богатый гастроном. Цены, по правде сказать, тоже космические, но и выбор огромный, не как везде. Долго рассматривала витрину, примеряясь, что же лучше взять, а потом решила: гулять так гулять!

– Взвесьте мне, пожалуйста, вон тот кусочек телятины и пару куриных филе из грудки. Да, и сметану дайте, вон ту, жирную.

Вошла в квартиру, открыв дверь уже своим ключом. Витиной обуви в прихожей не было, значит, опять задерживается.

– Добрый вечер, я вернулась. Сейчас котлеты будем делать, те самые! – поздоровалась она с матерью Виктора, заглянув в её комнату.

Прошла на кухню – какая всё-таки тут маленькая кухня, никак она не привыкнет. У её родителей кухня была двенадцать метров, квартира просторная, новой планировки, да и у бабули дом был хоть и старый, но большой. Его несколько раз расширяли, ремонтировали, сохраняя центральную часть, сложенную крепко и на века родителями бабули из заготавливаемого леса.

Еляна выложила на стол свои покупки, надела фартук и принялась готовить. Знала точно, что сейчас и Раиса Николаевна подойдёт, попрощается с подругой по телефону – и скорее к Еляне. Ей самой нравилась мама Вити. Она была очень спокойной, хозяйственной и щедро делилась тем, что знала. Витя рассказывал, что мама тяжело перенесла смерть мужа, замкнулась, а с Еляной стала потихоньку оживать. Всё-таки одной дома целыми днями тяжело. Сын возвращается поздно и уставший, не поговоришь особо. А тут такое солнышко в доме! Да, именно так Раиса Николаевна и звала Еляну – «наше солнышко».

Пока продукты подготавливала, картошку чистила, тут и Раиса Николаевна пришла из своей комнаты.

– Чем помочь тебе, солнышко?

– Вы сидите, я сама справлюсь, лучше расскажите мне что-нибудь про Витю.

А что ещё матери нужно, как не о сыне поговорить? Потёк ручейком женский разговор.

Виктор сидел возле дома в машине и не мог найти в себе силы подняться в квартиру. Днём он съездил в банк, кредит ведь был на нём, и официально Роман никакого отношения к нему не имел, как, собственно, и компания, ради спасения которой эти деньги добывались в своё время.

Виктор частенько не успевал в срок погасить ежемесячный платёж, денег в компании просто не было, а у него отсутствовали другие источники дохода. В банке разговор был короткий: девушка-операционист по работе с должниками абсолютно бесцветным голосом сообщила, что ему следует в трёхдневный срок вернуть кредит либо банк выставит на торги квартиру, находящуюся в залоге.

Сильно встревоженный, хотя нет – просто в ужасе, он поехал в офис, к Роману.

– Рома, всё плохо. Банк требует срочно выплатить весь кредит, расторгает кредитный договор либо будет продавать мамину квартиру. Нужно что-то срочно решать, ты же понимаешь, что будет с матерью, если я ей об этом скажу? Она лишится квартиры, да и я тоже.

– Вить, ты прости, но я тут никак не могу тебе помочь. Ты же знаешь, что денег на счетах компании нет, заложить мне нечего, когда мы раскрутимся с новым брендом – неизвестно. Даже не знаю, что тебе сказать. Да плюнь ты на них! Симку смени, будут в квартиру приходить – милицию вызывай, мол, неправомерно требуют выселиться. Пока разберутся, там как-то всё и образуется.

– Как же так? Мы же с тобой договаривались, я же для нас эти деньги брал, мы их в общее дело вложили, за суды твои платили. Я не могу так поступать ни с матерью, ни с банком, ты же знаешь.

– Не можешь? А нечего было лезть в бизнес, раз ты такой порядочный, тут таким не место! – Роман резко встал, поднял портфель, забросил туда документы, лежавшие на столе, и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

«Вот и приехали…» – подумал Витя.

Еляна ловко разделала телятину, нарубила её острым ножом. Витя ещё в школе научился отменно точить ножи, сказал, что его преподаватель по труду обучил, что это было очень важно для работы с деревом – острый нож. «Не порежься только, он как бритва», – предупредил, передавая ей только что заточенный нож. Это, кстати, редкость – острые ножи в доме. В ту же миску порубила куриное филе, добавила соли и перца, стала отбивать фарш.

– Как у тебя хорошо получается. Это бабушка научила? – спросила Раиса Николаевна.

– Да, я всё детство эти котлеты делала, когда в гости к бабуле приезжала. И мама моя их тоже готовит, отец любит. У бабушки раньше вся деревня собиралась, когда сын к ней приезжал. Такие все весёлые были, песни пели, соленья ели. Грибы, помидорки там разные. А мы, дети, вокруг крутимся, пирожки таскаем. Соседи всё больше пельмени лепили, когда гостей много, а у нас эти скобелевские битки прижились… Очень тепло бабуля о той женщине из Питера рассказывала, так много они вместе пережили в войну.

Еляна закончила отбивать фарш, обваляла каждую котлету в заранее нарезанных мелких кусочках хлеба и выложила на сковороду с разогретым топлёным маслом.

– Солнышко, а тебе Виктор мой предложение-то не сделал ещё?

Еляна вытерла руки о фартук, перевернула котлеты и присела на табуретку за их маленький складной стол, покрытый новенькой клеёнкой с ромашками.

– Да вот не решится никак, Раиса Николаевна, я сама очень переживаю. Вижу, что хочет, но не осмеливается, думает, наверное, что нечего ему мне предложить, вот и тянет.

Послышался звук открываемой двери.

– Ой, Витя пришёл! – Еляна выключила газ под котлетами и поспешила в прихожую.

– Ну, как вы тут, девчонки? – Виктор старался выглядеть насколько возможно весёлым.

– У нас всё отлично! Мы вот тут котлеты жарим. Еляночка молодец, уже почти всё приготовила. – Раиса Николаевна тоже стояла в прихожей и смотрела то на сына, то на будущую, как она надеялась, невестку, думая: «Как же они подходят друг другу. Какое счастье, что Господь свёл их!»

– Еля, – так ласково он называл Еляну, специально не хотел сокращать её имя до Лены – ну, вы понимаете почему. – Я вот тут хлеба принёс, через сколько будем ужинать? – Ему казалось, что голос предательски дрожит и он не сможет справиться с тем ураганом, который сейчас происходил в его мыслях.

Он смотрел на своих самых дорогих и любимых на свете женщин, которые удивительным образом так поладили друг с другом, словно мать и дочь, смотрел и не понимал, что ему делать, как он вообще может озвучить ту страшную новость, которую принёс.

* * *

Витя всю жизнь – от рождения и до своих почти сорока лет – прожил в одном и том же городе, районе и квартире. И ничего ему, как москвичу, с неба так и не упало, не приросло, легко не далось. Вся его жизнь была сосредоточена вокруг этой родительской квартиры. Школа, рынок, спортивная площадка, школьные друзья, соседи и даже старушки на лавочке – всё было родным и стабильным. Он мало путешествовал в своей жизни, разве что с родителями на море в Крым ездил да с Романом пару раз в Таиланд летал. Да, он жил несколько раз у женщин, однажды снимал квартиру на Чистых прудах, недолго и затратно, но это другая история. Самое главное – он не представлял, как можно объяснить матери переезд, это же может вообще убить её! Вспомнить только, сколько лет она оплакивает отца.

* * *

– Ладно, ты раздевайся, мой руки и приходи на кухню, мы с мамой пока стол накроем, а я соус доделаю.

Скобелевские битки положено было подавать с картофельным пюре и поливать соусом. Соус вроде простой совсем, но со своим секретом и особенностью. Когда квадратики хлеба обжаривались, биточки вынимались из сковородки, середина котлет за это время прожариться не успевала, иначе сгорит хлеб, поэтому их помещали в духовку доходить, а в масло с ароматным мясным соком после обжарки добавляли сметану и муку, чуть водички, соли и мускатного ореха. Соус получался в меру густым, сливочным и по вкусу за счёт ореха похожим на грибной жульен. В деревне с мускатным орехом было туго, бабуля частенько клала растёртые в порошок сушёные белые грибы, которые они вместе в конце августа собирали среди сосен в лесу, окружавшем деревню.

Еляна вытащила кругленькие, как на подбор, хрустящие биточки из духовки, разложила на тарелки с пюре, полила соусом, выставила на стол квашеную капусту, предварительно принеся её с балкона. Раньше Витин папа квасил её по своему рецепту, а в этом году они вместе ходили на рынок, а потом Раиса Николаевна рассказала, как всё нужно сделать, и у них получилось! Восхитительно получилось! Их первая совместная капустка!

– Все за стол! – весело возвестила Еляна. – Ужин готов!

Витя стоял в ванной над маленькой раковиной и смотрел на убегающую сквозь пальцы воду. Так и время его убежало, ускользнули мысли и мечты… Только вроде всё начинало складываться, как тут же разваливалось, утекало куда-то, словно не его это всё было, а чужое, которое он себе взять собирался. А тут раз – и будто по рукам его бьют, да не один раз, а снова и снова. Что-то не то он делает, а что – не поймёт. Вроде все так живут, только у него ну совсем не выходит. Он присел на край ванны, чуть не оборвав занавеску. Оглядел стены, кафель, который ещё отец выкладывал, сам он ремонт так и не собрался сделать, хоть мать и просила сколько раз. Всё куда-то бежал, бежал на одном месте. Теперь и это заберут. Не нужен больше тут ремонт. Он вытер руки, закрыл воду и пошёл на голос Еляны – девушки, без которой больше не представлял своей жизни.

Утром он отвёз её на работу. Прощался долго. Держал за руку в машине, прижимался к её тонкой, невесомой, такой родной ручке губами и не мог отпустить, еле сдерживаясь от слёз. Она, не понимая, отчего он так растрогался, пыталась его развеселить, говорила о планах на вечер, предлагала встретиться в центре и пойти на каток… Таким восхитительным ручейком журчала её речь, когда Еляна рассказывала про подругу, которая не умела кататься и научилась, про каток возле сада «Эрмитаж». Он никак не мог наслушаться…

Вернулся домой и начал смотреть в интернете варианты съёма. Для себя он уже принял решение, что будет закрывать кредит квартирой. Другого варианта не было.

Ближе к шести вечера написал Еляне сообщение в мессенджере: «Прости, нам нужно расстаться. Я всё решил. Соберу твои вещи и привезу тебе в выходные. Не пиши мне больше. Конец».

Долго смотрел на свой текст и не решался отправить, понимая, что убивает всех – её, себя и маму, которая привязалась к Еляне, как к родной дочери. Немного помедлил и отправил, в этот момент словно оборвалось что-то внутри. Пару часов сидел у окна и смотрел в одну точку, в сторону своей школы, которая была оттуда видна. Сколько надежд было в то время, и к чему он пришёл? Бизнесмен недоделанный, даже любимую женщину не смог сохранить! Но он не мог с ней так поступить. Еляна жила всю жизнь с родителями, они – обеспеченные люди, вырастили её в любви и достатке, разве может он её в съёмную квартиру тащить, без работы, перспектив, с пожилой матерью на шее. Эгоизм высшей степени. «Ей так будет лучше», – решил он для себя, засунул поглубже свою боль и начал жить сначала.

Около трёх месяцев длился процесс передачи квартиры банку, подписание документов, переселение в другое жильё, обустройство. Виктор боялся и переживал перед предстоящим разговором с матерью: как она перенесёт новость о потере квартиры, на которую они с отцом зарабатывали долгие годы, выплачивая значительную часть зарплаты и во всём себе отказывая. Но всё прошло достаточно спокойно. Он решил сказать ей всю правду. Рассказал про свой бизнес, суды, как пытался спасти друга и компанию, про предательство Романа. Разговор получился длинным и откровенным. Наверное, они ни разу в жизни так не разговаривали. Из него бесконечным потоком лились слова: вначале он пытался себя сдерживать, оберегая её, боясь, что она не поймёт многих ситуаций, фраз и терминов, а потом его словно прорвало. Он и плакал, и смеялся, а она жалела его и понимающе кивала.

– Да, сынок, я понимаю. Я всё понимаю. Как же тебе тяжело в этом мире с твоей честностью, отец тоже поэтому простым инженером так и остался, не мог против совести идти. Ну, ничего, сыночек, мы справимся. Что нужно делать? Я с тобой. Хорошо, что ты всё рассказал, так легче будет.

– Мам, я хочу нам квартиру снять. Временно туда переедем. А там я что-нибудь придумаю, работу найду другую, две работы, ты только не волнуйся. Я много всего вынес из этой истории и уже повзрослел.

– Витенька, можно я задам один вопрос?

– С Еляной всё закончено. Я сам так решил, не хочу её в это впутывать. Ей детей нужно рожать, а какие со мной сейчас дети? Так ей будет лучше.

Мать прижала к себе его голову и, покачивая, как маленького, приговаривала: «Всё образуется, всё обязательно образуется, мы справимся, я тебя не подведу».

И действительно, она как-то вся собралась, по-деловому подошла к сбору вещей, он даже удивился. Витя искал варианты съёмных квартир. Учитывая, что дохода у него не было, как и на что снимать, он толком не понимал. Мать активно подключилась к решению этого вопроса. Стала обзванивать многочисленных подруг, двоюродной сестре позвонила, с которой редко общалась. О том, что у них забирают квартиру, не рассказывала, спрашивала совета, мол, Витеньке с девушкой снять хотим, может быть, что посоветуете? Многие обещали помочь, но вариант не находился. В этот период они много всего выбросили.

Оказывается, за годы жизни в квартире такое количество ненужного собирается! Просто освобождение какое-то произошло. Виктор разбирал свою комнату и антресоли – такие закуточки под потолком были, наверное, во всех советских квартирах, где пространства катастрофически не хватало, и хваткие граждане проявляли инженерную смекалку. Антресоли были у всех разные, чаще над коридором. У кого-то просто полка, кто-то дверцы мастерил, а кто-то по всей квартире их делал, даже в микроскопическом санузле – зачем такой потолок высокий? Раз – и туда антресоль! Витин папа не отставал от других в этом антресольном поветрии. У них в квартире эти хранилища имелись, и не в одном месте. Вообще, антресоли – это удивительное место, как чёрная дыра. Туда складываешь что-то очень ценное и нужное со словами «обязательно пригодится», а вытаскиваешь совершенно бесполезное и совсем ненужное. Удивительное рядом!

Виктор на антресоли в своей комнате обнаружил давно забытые инструменты для резьбы по дереву. Вытащил старый дипломат – отец ему отдал своё сокровище, когда оно поизносилось и стало неактуальным, – так в нём всё и хранилось, путешествовало с хозяином по городу. Когда у девушек жил и квартиру снимал, всегда с собой брал – думал повырезать на досуге, а досуга-то и не было. Сохраняя спокойствие, Виктор отщёлкнул замки, ощутив холодный металл окантовки дипломата. Изнутри пахнуло деревом. Это непередаваемый запах – кто работает с деревом, тот знает. Всё лежало на своих местах. Со дна чемоданчика на него грустно смотрел Перевёртыш.

– Да, давненько мы с тобой не виделись, дружок! – Витя взял игрушку в руку и аккуратно свёл концы палочек вместе, загадав, что Перевёртыш успеет от его усилия доползти до верха и обернуться к нему лицом с улыбкой, а не печальной гримасой.

Раз переворот, два, три, и… не хватило чуть-чуть. Человечек рухнул вниз, взирая на Витю глазами, полными вселенской печали.

– Понимаю тебя, дружок, не до радостей нам с тобой сейчас. Но ничего, всё наладится.

Он заметил лежащую в дипломате недорезанную им когда-то птичку. Отложил в сторону вещи, которые спустил с антресолей и собирался разобрать, сел поудобнее, поточил свой ножик и стал работать, доделывая то, что отложил когда-то. Не заметил, как увлёкся. Наступила глубокая ночь, на столе стояла законченная птичка с резным хвостиком и филигранно прорисованными пёрышками крыльев.

«Помнят руки, – с удивлением подумал Виктор. – Надо будет в школу зайти, посмотреть, как они там… Столько лет прошло, наверное, всё изменилось».

На следующий день, возвращаясь после очередного посещения банка, и правда, зашёл в школу – благо по пути. Входил с дрожью в коленях и холодком в области сердца. Школа, конечно, изменилась, хотя в чём-то осталась прежней. Хороший современный ремонт, новая мебель.

На первом этаже, при входе, на стене висели большие стеклянные витрины с достижениями учеников школы – и там, среди кубков и конкурсных работ, он увидел своих птичек и копию Перевёртыша рядом со своим фото. Вот это да! Неожиданно. Он думал, что в школе его никто не помнит, ведь он был совсем обычным сереньким Витей. А тут такое! Здорово!

С замиранием сердца спустился в полуподвал – всё те же три стёртые ступеньки – там по-прежнему располагалась столярная мастерская. В ней почти ничего не изменилось – та же дверь, обитая дерматином, и запах свежеструганного дерева. Он потянул дверь на себя, увидев, что там горит свет, зашёл внутрь и заметил знакомый силуэт – к нему спиной сидел Павел Петрович и что-то привычно вырезал из дерева. Витя замер на пороге, совсем не ожидая увидеть учителя. Когда он был школьником, ему казалось, что Павел Петрович старый совсем, а сейчас, с высоты собственного возраста, он понял, что тогда учитель был примерно ровесником его сегодняшнего.

Павел Петрович обернулся. Всё те же серые добрые глаза, изрядно поседевшие виски, морщин прибавилось, а вот голос почти не изменился:

– Витя? Глазам своим не верю! Как я рад тебя видеть! Проходи, проходи.

– Здравствуйте, Павел Петрович! Да я и сам не ожидал, не представлял даже, что встречу вас, столько лет прошло!

– Ты же вроде рядом жил… Или переехал? Чего не заходил-то совсем? Я тебя часто вспоминаю, ребятам в пример ставлю. Показываю твои работы и приёмчики. Как ты? Чем занимаешься?

Они проговорили до поздней ночи. Виктор рассказал всю свою историю. С Павлом Петровичем, как и в детстве, было легко и интересно, он действительно слушал, а не делал вид, сопереживал, советовал. Витя разоткровенничался, даже про ситуацию с квартирой рассказал, хотя старался таким, по его мнению, позором ни с кем не делиться.

– Слушай, Витя, мой младший брат эмигрировал в другую страну, а квартиру пока решили оставить, не продавать. Сдавать он её тоже не хочет, переживает, вдруг вернуться придётся, а жильцы её испортят. Я за ней присматриваю, хожу туда, цветы поливаю, жена моя прибирается раз в месяц. Давай я с ним поговорю, и вы с матерью там поживёте, думаю, что пару лет точно можно будет.

– Неудобно, как же мы там жить будем? Она, наверное, большая, а я платить столько не смогу. Нет. Спасибо, не нужно.

– Ты не понял, мы не хотим её сдавать, чужих пускать не хотим, сейчас кого только нет, времена такие. А вашу семью я знаю. Нам с женой тяжело присматривать – ходить туда нужно всё время, а так вы бы с матерью цветы содержали в порядке, уборку делали, коммуналку платили. Квартире тоже плохо стоять без присмотра, мало ли что, а так – люди живут. Давай завтра созвонимся, и я тебе всё расскажу и покажу.

Эта встреча стала поворотной в жизни Вити. Они с матерью переехали в квартиру брата Павла Петровича. Находилась она буквально в соседнем квартале. Мама была очень довольна, что в привычном районе, недалеко от всех знакомых ей магазинов и подруг.

В школе была вакансия второго учителя труда, и с протекцией Павла Петровича Витя устроился на работу. Вечерами долго задерживался в школе, брал дополнительные часы, занимался с мальчишками и сам оттачивал мастерство.

Как-то поехал на вернисаж в Измайлово, увидел, что подобные работы из дерева там можно продавать на ярмарке выходного дня. Набрался смелости – как-то поделки свои продавать стыдно было, арендовал место и попробовал. В первые же выходные почти все его игрушки раскупили туристы: их привозили на ярмарку автобусами, и они, как стрекозы, налетали на продавцов антиквариата, шапок-ушанок, картин и различных товаров ручной работы. Витины птички и перевёртыши стали пользоваться спросом.