Kitabı oku: «Вторая путеводная звезда», sayfa 2
Мать ее только головой качала, не найдя слов.
– Фамилия этой Ларисы? – строго спросил детектив.
– Дегунова! – машинально откликнулась парикмахерша. – Вы мою дуреху не осуждайте… пожалуйста! У Настены своя жизнь не очень сложилась…
– Мам! – рявкнула Настена.
– Да что «мам»? А то сложилась, что ли?! А Лариска эта, соседка наша, она все пытается мужа себе найти… Да никак. Вот она к Настене и подъезжает в последнее время: вроде они сестры по несчастью, а все мужики козлы… Да у Ларки просто характер скверный! Все от нее бегут, и мужчины, и подруги! Но она… знаете, бывают такие дамочки, что всегда виноватых ищут, кроме себя, – ну вот она и пытается всем отомстить… И мою дуреху приспособила… Ох, Настена, когда же ты ума наберешься?!
– Я Ваську пошла кормить, – Настена поднялась и направилась к двери в подсобку.
Алексей ее не удерживал. Он уже узнал все, что требовалось.
– Дострижете меня? – любезно спросил он мастера.
– Ох… конечно! Простите меня… Беда с ними, с дочками…
И, скорбно покачивая головой, она снова взялась за ножницы.
…Серега вспомнил Ларису Дегунову. История и выеденного яйца не стоила: сестра одного из Серегиных приятелей, она несколько раз притаскивалась на общие тусовки, всяко пытаясь завладеть вниманием Громова. Что ей не удалось. Сереге она сразу не понравилась, явная зануда и искательница мужа, – никакого «зернышка»! И он ее просто проигнорировал.
Но, видать, допустить мысль о том, что она могла оказаться не интересна мужчине, Лариса никак не хотела. Отчего постановила: все дело в ее возрасте. Остальное – что Серега с ней спал и что назвал ее «староватой» – было ею начисто выдумано с одной целью: подговорить соседку, Настену, для акта «мести», суть которого заключалась в намеке на возраст Сереги: самому в деды, мол, пора.
Иными словами, к концу дня эта история приобрела внятное и благополучное разрешение, и все успокоились.
* * *
И снова наступило затишье. У Алексея никаких особых дел так и не возникло, – казалось, в такую небывалую жару все и всё вымерло! – если не считать одной вялотекущей слежки за неверным мужем, которую он щедро переложил на плечи своего ассистента Игоря, а сам по-прежнему мог наслаждаться неспешными утрами своими «котятами».
И так протекло шесть дней.
На седьмой его сладостное утро вновь было потревожено звонком от Сереги.
– Кис, не разбудил?
– Не совсем, – лениво отозвался детектив.
– Слухай, у меня тут новая странность… Мальчонка ко мне вот уже второй день приходит.
– Тот, грудной?! – изумился Кис.
– Да нет, какой грудной, ты чего? Мальчонка такой… лет пяти… или шести, наверное… Или семи, не знаю, я не разбираюсь в детях… Выхожу из подъезда вчера: он сидит на ступеньках. И ко мне сразу: «Дядя, вы милиционер?» Я, в натуре, подтверждаю, что милиционер. А он мне, слышь, отвечает: «У меня маму украли! Найдите ее!»
– Ничче се…
– Вот и я так же. Спрашиваю его: а откуда ты знаешь, что я милиционер? Он говорит: «Женька сказала». Как я понял, девочка какая-то из моего подъезда… Сегодня снова пришел – снова просит, чтобы я маму его нашел. Кис, не знаю, что и думать. Опять Ларисы происки? Да уж больно нелогично, согласись…
– Соглашаюсь.
– Или какая другая из моих бывших?!
– Так это тебе лучше знать…
– Ни фига я не знаю! Надо с ним как-то переговорить… Да не умею я с детьми… Возьмешься?
– И где его искать?
– Думаю, что он и завтра придет ко мне на ступеньки подъезда…
– Время?
– Я выхожу в семь тридцать…
– …Я тоже милиционер, – произнес Алексей, усаживаясь на ступеньки рядом с мальчонкой.
Ему и впрямь больше шести лет не дашь. Нормальной комплекции ребенок, живые светло-карие глазки, кудрявая головка, ямочка на правой щеке, россыпь рыжих точечек-веснушек на носу. Синие шортики, желтая футболка с зайцем из «Ну, погоди!», сандалии с носочками – ничего модно-современного. Так одевали детей и тридцать лет назад, и сорок… Похоже, что гардеробом пацана заведовала бабушка.
– А этот дядя, к которому ты пришел, – добавил Алексей, – он очень-очень торопится на одно важное дело, так что ты извини его, он сейчас не может с тобой поговорить.
– Он ищет людей, которых украли?
– Да.
– Он может найти мою маму?
– Да. Но я тоже могу. Как тебя зовут?
– Михаська. А тебя как?
– А меня… Алексей. Тебе сколько лет? Шесть?
Мальчонка оттопырил три пальчика на руке и показал детективу.
– Вот когда будет!
– Через три месяца? – с некоторым трудом сообразил детектив.
Ребенок кивнул.
– Кто тебе посоветовал сюда прийти и ждать дядю-милиционера у подъезда?
– Женька.
– Это твоя подружка?
– Подружка, – согласился пацаненок. – Она тут живет, в тридцать четвертой квартире, она знает.
Мальчик говорил правду, Алексей чувствовал. Да и проверить наличие Женьки в тридцать четвертой квартире труда не составит. Стало быть, происки Серегиных поклонниц тут ни при чем, а у мальчонки мать и вправду похитили… Или он так думает.
– Расскажи мне про маму. Кто ее украл?
– Дядя один.
– Ты его видел?
– Видел. Дядя приехал, позвал маму, а потом ее схватил и потащил…
– Миша… Михаська, для милиционеров важны всякие подробности… Детали, понимаешь? Постарайся рассказать мне все, что ты видел. Все-все!
– А я все рассказал!
Понятно. Ребенок наверняка видит эту сцену в голове, и ему кажется, что другой человек может увидеть ее так же легко и ярко, как он сам, достаточно лишь сказать «схватил и потащил»… Объяснить мальчику, что значит «подробно», Алексей явно не сумеет. Так что попробуем задать наводящие вопросы.
– Как он маму позвал? Этот дядя пришел к вам домой?
– Домой, – откликнулся мальчик, но тут же умолк.
– И… И что? Он маму твою… Он с ней говорил?
– Говорил, – не стал спорить Михаська.
– И что дядя сказал, ты слышал?
– Слышал… Что мамочка предательница.
– Почему он так сказал?
Михаська несколько раз пожал плечиками, столь высоко их поднимая, что его кудрявая головка словно утапливалась в грудную клетку.
Алексей неправильный вопрос задал. Надо вот как:
– Можешь повторить слова этого дяди?
– Могу. Он сказал, что мамочка предательница.
– А еще что?
– Я не помню… Он непонятно сказал.
– Хорошо. Что дальше произошло?
– Он маму схватил за… за тело… И к выходу потащил… А потом она больше не пришла домой. Уже вот сколько дней! – и Михаська снова показал три пальчика.
– Ты в окошко не посмотрел, когда этот дядя вышел с твоей мамой?
– Я посмотрел, – кивнул Михаська.
– И что ты там увидел?
– Он маму в машину посадил… и увез.
– А что за машина такая?
Маленький сын Алексея, двух лет от роду, уже разбирался в марках машин – отчего детективу казалось, что все маленькие мальчики на свете должны разбираться в них не менее его Кирюши. Но мальчик Михаська только печально приподнял плечи:
– Черная такая… Большая. Мама не хотела в нее садиться. Он ее туда толкнул.
– А кто у тебя дома остался? Папа?
– Нет, папа не остался, его нету. Бабушка есть.
Понятно. Раз папы нет, то откуда мальчишке разбираться в моделях машин? Это ведь только папа может научить, никак не мама с бабушкой…
– Давай пойдем к тебе домой, ладно?
– Ладно, – ответил Михаська и доверчиво вложил маленькую ладошку в очень большую, как только что выяснилось, руку детектива.
* * *
Михаська жил через три дома от Сереги. На шее у него висел шнурок с ключом, и он ловко отпер входную дверь.
Квартира оказалась двухкомнатной малогабариткой. Пахло укропом и лавровым листом. Рыжая кошка с порванным ухом пришла в коридор и потерлась по очереди о ноги Михаськи, затем детектива. На кухне возилась, судя по всему, бабушка – маленькая седая женщина. Кис ступил в ее владения, открывая удостоверение, однако она не выказала ни интереса, ни удивления тому факту, что в квартире обнаружился посторонний человек. Лишь на секунду оторвала свой взгляд от кастрюли, снимая шумовкой пену с бульона, коротко глянув на детектива вполне ясными глазами – очки она не носила, – проигнорировав удостоверение. При попытке с ней пообщаться выяснилось, что бабушка плохо слышит, – столь плохо, что детектив временно оставил эту затею.
Несколько минут он размышлял, тем более что никто его не торопил, никто не восклицал, какого черта и по какому праву он вторгся в чужое жилище. Женщине этой он бы дал лет девяносто, не меньше, – хотя вряд ли в девяносто лет бабушки еще столь живенько орудуют над кастрюлями… Или орудуют?
Родители Алексея умерли рано, так что не довелось ему видеть их в старости. Но матери Александры было под семьдесят, и по сравнению с бабушкой Михаськи она выглядела просто юной девушкой. Возможно, еще и потому, что волосы она подкрашивала, следила за собой, – а эта бабушка была совсем седенькой, и волосы ее поредели…
Волосы – не волосы, а она куда старше тещи детектива! Так что, пожалуй, являлась она бабушкой не Михаське, а его матери. То есть мальчику прабабушкой.
Стало быть, у них либо другой родни нет, либо в семье все очень сложно.
Утешало уже то, что слова ребенка оказались не совсем беспочвенными: наличествовала квартира, где он проживал, и бабушка наличествовала.
– Мамино имя как, Михасик? – присел на корточки перед мальчиком детектив.
– Я не Михасик, я Михаська!
– Хорошо. А мама?
– Юлька.
– А ты как маму звал?
– «Мамочка».
– Тогда кто ее «Юлькой» называл?
– Бабулечка.
Не так уж глуха «бабулечка», раз общается с внучкой!
– Пойдем в комнату, не будем мешать твоей бабушке, – произнес Кис погромче и покосился: и точно, она ухо навострила, прислушиваясь. Ну-ну.
Все это было странно. Если мать Михаськи впрямь похитили, то поведение бабушки выглядело неадекватным. Казалось бы, она должна радоваться, что кто-то явился с намерением Юлю искать! А она вместо этого прячется за своей глухотой и у своей кастрюли… Почему? Может, она сама неадекватна? Или все же Михаська сочиняет? Или чего-то не понимает… тогда как бабушка все отлично понимает? Юля уехала с любовником, например… И он не «тащил» ее, как подумал ребенок, а крепко обнял…
Гадать Алексей не стал: видно будет.
Он заглянул в комнаты. Одна, поменьше, была явно комнатой бабушки: старомодная кровать, комод и шкаф. Другая, где наличествовали две тахтушки – одна побольше, другая поменьше, выдавала место обитания Михаськи и его мамы. Тахтушки были прибраны – постельное белье с них убиралось, надо думать, каждое утро, во внутренний ящик под лежбищем, – и днем они имели цивилизованный вид диванчиков.
Детектив расположился на одном из них, усадив рядом Михаську.
– Как зовут твою бабушку?
– Люба.
– А по отчеству?
Мальчик снова быстро и часто пожал плечами, высоко их поднимая и утапливая головку в грудной клетке.
– Ну, подумай, ты ведь слышал, как к ней обращаются: Любовь… как дальше?
– Какая же бабулечка любовь? – изумился Михаська. – Любовь – это когда в кино целуются!
Алексей улыбнулся. Даже если было много странного в этой семье, то радовало уже то, что мальчонка говорит «мамочка» и «бабулечка», – значит, воспитан в ласке. Ему вспомнилась девушка в кожаной юбке, Настена, которая о своем ребенке спрашивала, не орал ли Васька… В этой семье наверняка говорят иначе. В ней спрашивают, не плакал ли малыш…
Две разные фразы – два разных мировоззрения.
Уведя Михаську, Алексей надеялся, что бабушка придет в комнату вслед за ними, – посмотреть, что там некий чужой дядя делает с ее внуком… Или, скорее, с правнуком.
Но она не появилась. Стоит в коридоре и подслушивает? Но даже если она и преувеличивала свою глухоту для сыщика, то все равно слух у нее, вероятно, понижен, иначе и быть не может в таком возрасте, – значит, подслушивать она не могла… Странно, странно все это.
Алексей подумал немножко и вновь решил, что пока не следует форсировать события.
– Давай поиграем, – предложил он Михаське. – Я буду вместо твоей мамы, а ты вместо «дяди», который пришел к вам в квартиру, а потом твою маму с собой забрал. Давай?
– А как же ты будешь вместо мамы? Ты же не знаешь, что мамочка говорила!
– А ты мне подскажешь.
– Ладно, – согласился Михаська, и они вышли в прихожую. – Ты встань вот тут, слева, как мама! А я вот здесь, у двери, – потому что я первым добежал, когда звонок зазвонил, и открыл дверь. И этот дядя вошел.
– Ты его раньше видел?
– Нет.
Михаська развернулся спиной к входной двери и, подняв плечи и выгнув грудь, широко шагнул, укрепился в прихожей.
– Маму позови, – произнес Михаська басом.
– То есть человек был большой, да?
– Да, – все так же басом ответил Михаська, не выходя из роли. – А ты тут как мамочка стоишь. И дядя тебя заметил.
Он осмотрелся, подумал и взял зонт, который попробовал поставить вертикально. Зонт упал. Михаська снова осмотрелся, что-то ища глазами. Алексей с любопытством следил за мальчиком, не понимая смысл его действий, но вопросов не задавал.
Наконец Михаська залез под вешалку, вытащил откуда-то из ее глубин высокий сапог матери и поставил его перед дверью.
– Вот это я, Михаська, – указал он на сапог. – А я тот дядя. – Он занял место позади сапога. – А ты как мамочка, и ты смотри на меня такими большими глазами, будто очень удивился!
Кис послушно постарался сделать «большие глаза», отчаянно подозревая, что роль ему не удалась. Но маленький режиссер не обратил внимания на его актерский прокол. Разведя в стороны руки, он шагнул, высоко перенеся ногу над сапогом, изображавшим ребенка, в направлении «мамочки», то есть Киса.
– Юля, Юлька! – закричал Михаська, хватая сыщика за руки. – Юлька, предательница, я пришел!
Михаська умолк на несколько секунд, подумал, а затем внес режиссерскую поправку:
– Отступи, отступи назад! – Михаська двумя руками подтолкнул детектива. – Вот так, теперь правильно! И скажи: «Я тебя не ждала!»
Казалось, мальчик теперь видит сцену в мельчайших деталях, всплывавших в его памяти в процессе этой игры.
– Я тебя не ждала! – произнес сыщик.
В коридоре, ведущем с кухни, он вдруг узрел бабушку, молчаливо наблюдавшую за игрой.
– Зря не ждала! – взвыл Михаська голосом волка из детского спектакля и протянул руки к детективу. – А я пришел! Теперь мы с тобой не расстанемся! Пошли! – И он, привстав на цыпочки, обхватил детектива двумя ручонками за талию. – А ты скажи, что не хочешь и не пойдешь!
– Я не хочу! Я не пойду! – проговорил свою реплику Алексей, косясь на бабушку.
– Пойдешь, Юлечка! – Михаська, поднатужившись, с трудом сдвинул Алексея с места и стал его подталкивать к двери.
– Я понял, – заявил детектив, вывернувшись из детских рук. – Так он твою маму и увел из квартиры?
– Оставь мальчонку, – проговорила вдруг бабушка. – Поди сюда.
Она пригласила его жестом на кухню и плотно прикрыла за ним дверь.
– …Частный детектив, значит… – проговорила бабушка, рассматривая удостоверение Алексея, на этот раз в очках.
– Как вас зовут?
– Ты говори погромче. Я действительно неважно слышу.
– КАК ВАС ЗОВУТ? – повторил Кис.
– Любовь Михайловна. Михаська в честь моего отца назван. Генералом он был, жизнь за Отечество отдал, достойный человек.
– Не сомневаюсь… Вы Михаське бабушка или…
– Или. Я Юльке бабушка.
Алексей хотел было что-то сказать, но женщина его перебила:
– Бывший муж это Юлькин, понял? Он сидел, из тюрьмы вышел досрочно и к нам заявился. Юльку любит, как черт больной. А Михаська, его это сын, внучка мне не соврала бы, – да только Гарик ей не верит, считает, что она после него нажила… Юлька с ним развелась, пока он в тюрьме сидел, решила завязать со всей этой жизнью…
Она умолкла, но Алексей видел по ее лицу, что картины «всей этой жизни» мелькают у нее перед глазами. Детектив решил пока вопросов не задавать: подробности о Юле и ее прошлой жизни могут иметь значение лишь в том случае, если на самом деле было похищение – криминальный акт, уголовно наказуемый.
– Ты не обижаешься, что я с тобой на «ты»? Ты такой молодой…
– Конечно нет.
– Она за него девчонкой вышла замуж, ничего не понимала! И семнадцати еще не стукнуло! Мать ее тогда была жива, и мы вдвоем отговаривали Юльку… Не нашего круга он человек, совсем не нашего! Но куда там! Он красавец знойный, и богатый был, Юльке подарки делал царские… Да и любил ее, чего уж там. Рита, дочь моя, а Юльке мать, вскоре раком заболела. Так Гарик оббегал все лучшие больницы, всякие институты канцерологии… Мы на него молиться стали, по правде говоря. Даже я… Жалею теперь, да ничего не поделаешь, что было, то было. Рита через несколько месяцев умерла…
Она замолкла, занявшись своим бульоном. Алексей ждал.
– Я, дура, радовалась: хоть внучка в хороших руках оказалась! История с болезнью Риты меня вроде как убедила… – Любовь Михайловна вскинула на него выцветшие, но ясные, живые глаза. – Могла я разве представить, что милый такой Гарик, который так сердечно нам помогал во время болезни Риты, вскоре организует ограбление ювелирного магазина? Что до этого он занимался рэкетом? Что на инкассаторскую машину нападал? Хотя в суде это не доказали, не стану грех на душу брать, – может, и не было ничего такого… Да, Гарик мне не нравился – чувствовала я в нем с самого начала неродственную душу… Но Юлька влюбилась, и эта его помощь Рите… Смирились мы с Ритой. Решили, что Юлька с ним будет счастлива… И даже больше: что ей повезло с таким мужем… Я заболталась, Алексей Андреевич, простите.
Странным образом речь бабушки все больше выдавала интеллигентного и образованного человека, и детектив усмотрел в этом ее доверие к себе. До сих пор она пряталась за мнимой простоватостью, как и за своей мнимой глухотой… Гарик, видимо, вызывал у нее страх и, как следствие, осторожность.
– Любовь Михайловна, эти подробности могут оказаться очень важны… Но только в том случае, если у нас имеет место похищение вашей внучки Юлии. Иначе я пребываю в роли человека, который просто из пустого любопытства задает вам вопросы, понимаете?
Кис малость схитрил: никаких вопросов он толком не задавал, – это Любовь Михайловна сама решила выговориться. Но, объективно говоря, ситуация выглядела именно так: ему нет смысла забивать голову информацией о подробностях жизни Юли прежде, чем факт ее похищения не будет установлен.
– Так что давайте пока оставим детали ее биографии и начнем с конца: Юлю бывший муж похитил? Да или нет?
– Похитил.
– Тогда напишите заявление, на основании которого можно будет начать розыск. В этом случае все подробности, которые вы сможете нам рассказать о ее прошлой жизни с мужем, с Гариком, будут нам очень и очень полезны!
– Не напишу. И не просите.
Любовь Михайловна отвернулась к окну.
– Почему?
Она не обернулась и не ответила.
– Любовь Михайловна! ПОЧЕМУ?!
– Он убьет нас тогда… – проговорила она тихо, покосившись на дверь. – И Михаську, и меня. Мы для него никто. Юлька, когда поняла, что беременна, сообщила ему, – он тогда в тюрьме сидел, суда ждал. От него, от кого же еще? Не поверил. Юльке записку через адвоката передал: мол, три года не могла забеременеть, – а тут, только меня арестовали, так сразу и залетела?
Бабушка скорбно помолчала, вспоминая.
– Три года, видите ли, его смутили! – вновь заговорила она. – Она же гимнастка, Юлька! Она себе весь животишко отбила на бревнах да брусьях этих! Вообще чудо, что забеременела, хоть через три года! А вот не поверил ей Гарик… Юлька ничего не стала ему доказывать: гордая. Так вот Гарик и считает, что Михаська никакого отношения к нему не имеет. А мальчик на отца не особо похож, только кудрями и темными глазами, да ведь и Юлька моя тоже такая, кудрявая и темноглазая… К тому же Гарик про свои кудри уж и думать забыл: полысел он сильно в тюрьме.
– Отчего вы решили, что он вас убьет?
– Так он сам сказал. Когда Юльку утаскивал.
– Точнее можно?
– Да уж куда точнее: «Если заявите ментам, я убью вас. Тебя, бабулька, и выбл…ка»… Михаську то есть. Так что, Алексей Андреевич, шли бы вы с миром. Оставьте нас. Вы хороший человек, откликнулись на просьбу Михаськи, – не уследила я за ним, выполз мальчишка из квартиры ранним утром, пока я дремала… Ночью не спится, а вот под утро случается задремать… Хороший ты человек, говорю, пришел нас спасать. Но спасти нас нельзя: если я заявление напишу насчет Юлькиного похищения, то убьют нас с Михаськой, понимаешь?
– А ведь он, по вашим словам, Юлю любит?
– Так это он ее любит! А мы ему никто. Он бандит, этим все сказано!
Веселенькая история… По большому счету, Алексей мог откланяться и уйти: не хотят писать заявление – так и не надо!
Но разве мог он уйти, когда мальчик Михаська попросил его о помощи?
– Хорошо, не надо заявления. Скажите только, куда Гарик увез Юлю?
– К себе, наверное. На квартиру… где они раньше с Юлькой жили…
– Ее не конфисковали?
– Нет, только имущество описали.
– И где же эта квартира находится?
– Пиши. – Любовь Михайловна полистала потертую записную книжку, а затем продиктовала адрес в Матвеевском. – По тем временам квартира была шикарная. У него была трешка, но очень хорошо обставленная. Когда же Гарик попал под суд, то вынесли из нее всю мебель, все вещи… до последнего одеяла. Юлька спала на голом матраце на полу первое время… Но жила при этом безбедно: еду ей приносили его «друзья», они же купили ей и кровать, и холодильник… Случалось мне заезжать к ней: там все ломилось от деликатесов! Но интерес у них, «друзей» этих, был не бескорыстный: они сделали эту квартиру, как бы так сказать… Опорным пунктом. Завозили туда, кроме еды, наркотики, и еще видеомагнитофон привозили, устанавливали и порнографию смотрели… И девок своих привозили. Проституток, понимаешь? А Юлька их жалела… Какую побили, ту она у себя ночевать оставляла… Боролась за права женщин, не смейся!
– Я не смеюсь, Любовь Михайловна.
– Вот и хорошо… Юлька только тогда и поверила наконец, что ее муженек бандит! А то все твердила: не верю, не верю… От этой жизни Юлька и сбежала год спустя после ареста мужа ко мне, понял? Думала, что она с Гариком раз и навсегда покончила! Думала, что ежели развелась, так он исчезнет из ее жизни…
– А он не исчез, – констатировал детектив.
– Нет. Пришел вот из тюрьмы… И увез Юльку! Мальчонка у нас смышленый, гордость наша, но он многое не понял, мал еще, не все тебе рассказал… А Гарик говорил вот еще какие слова: что он на Юлькин развод плюет, и считает ее своей женой, и что она ему должна ЕГО ребенка родить…
– А вы при этом уверены, что Михаська его сын?
– А как же иначе? Юля не такая, чтобы с разными… Да ведь у Гарика голова больная! Юльку увез силой, а сына своего бросил со мной. Сказал, что если мы сдохнем от голода, то только лучше будет… Вот какая ассенизация, а?
Кис согласился, что сплошная ассенизация, хоть и подозревал, что Любовь Михайловна неверно употребила слово. То ли подзабыла его значение, то ли… не хотела произносить грубое слово «дерьмо»?
– Фамилию его назовите. И Гарик – это кто? Игорь?
– Балатаров его фамилия, а имя так и есть Гарик – Гарри. Как шахматист один, не помню уж, какой…
Да, выходило, что маму Михаськи и впрямь похитили. Но кто? Бывший муж! Особого трепета это в наших органах не вызовет. Муж хоть и бывший, а все вроде как близкий человек… Стало быть, нужно, чтобы родные органы взяли в толк, что разведенный муж есть ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК, полностью утративший права на супружескую близость. И, если этот Гарри Балатаров намерен принуждать Юлю к сексуальным отношениям, то он в чистом виде НАСИЛЬНИК, и бывшее супружество НИКАК не может его извинить!
– Когда он Юлю увез?
– Да вот уж три дня тому, – ответила бабушка.
– Юля работает?
– А как же! Она гимнастка, в сборной нашей была! Но здоровье не заладилось, Юльке пришлось из спорта уйти. Тренером пошла в физкультурный центр. Фитнес и все такое… Хорошо зарабатывает, между прочим.
– Она вас с Михаськой содержит?
– Еще чего, у меня своя пенсия есть! – гордо отвернулась бабушка. – Конечно, на нее не позволишь, что Юлька позволяет, но… Прокормимся мы с Михаськой, не беспокойтесь!
– На ее работе тревогу не забили?
– Звонили. Я сказала, что Юля приболела…
– Хорошо. Я съезжу на эту квартиру. Если Гарик держит Юлю именно там, то… Возможно, сумею вам внучку вернуть.
– Бог с тобой, – перекрестила его Любовь Михайловна. – Я за тебя молиться стану… Только ты помни, если Гарик прознает, что это мы с Михаськой тебя подрядили, то смерть нам. Помни!
– Не волнуйтесь. Надеюсь, объясняться с ним не доведется; а уж если вдруг, то скажу, что я Юлин ухажер…
* * *
Первым делом Алексей позвонил Сереге, изложил ситуацию и попросил пробить все, что есть в уголовном деле на Гарри Балатарова, а также скинуть ему фотографию оного на мобильный.
– Хочешь, чтобы мы подключились? – спросил Серега.
Вопрос Сереги, если его расшифровать, означал примерно следующее: официально ли детектив сообщает о преступлении (что, строго говоря, являлось его долгом) или просто просит дружеской помощи?
– Пока нет смысла, – ответил Алексей. – Сначала сам разведаю.
Они доверяли друг другу безгранично, отчего Серега настаивать не стал: Кис знает, что делает.
После чего Алексей позвонил в свой офис и распорядился, чтобы Игорь, его ассистент, выехал по адресу в Матвеевском.
Добирался он туда долго – Игорь прибыл на место раньше. Искомый дом оказался довольно странным, круглым, как бублик. Кис ни разу в жизни архитектором не был, но все же подумал с легкой жалостью, как им, архитекторам, небось, туго пришлось, чтобы спроектировать квартиры в этом бублике. С точки зрения детектива, архитектурный изыск в виде круглого дома не оправдывал ни их мучения, ни затраты. Впрочем, Кис, наверное, чего-то не понимает в изысках…
За это время в его трубку упала фотография Гарри, и они с Игорем внимательно изучили ее. Хотя особо внимательно изучать ее не требовалось: как верно заметила Любовь Михайловна, Гарри был знойный красавец – такого мимо не пропустишь. Впрочем, фото из уголовного дела датировалось временем его ареста, то есть шесть с хвостиком лет назад. За эти годы он полысел, как сообщила Михаськина бабушка, возможно, растолстел… нет, скорее похудел! Жизнь в тюрьме не располагает к лишнему весу, прямо скажем.
Подробности дела по Балатарову Серега обещал к вечеру, там и посмотрим, за что его осудили и отчего это он досрочно вышел на свободу. А пока они с Игорем незаметно дежурили у подъезда в надежде, что Гарик покинет квартиру.
После двух часов слежки, когда уже ноги и прочие места затекли, – Кис наблюдал из своей машины, Игорь с лавочки в кустах, – удача им наконец улыбнулась. Человек, весьма похожий на искомого субъекта, только малость растерявший свою буйную шевелюру, отчего былые кудри превратились в редковатый ежик с озерком лысины на макушке (не подкачала бабушка!), покинул подъезд. Сел в машину, которая его поджидала, и был таков.
Ну да, вспомнил Кис, имущество ведь его описали, так что если и была у него какая тачка, так теперь нетути. Такси вызвал.
Оставив Игоря на стреме, Алексей вошел в подъезд. У него имелось примерно пять разных способов попадания в подъезды с кодами, но на этот раз не пришлось воспользоваться ни одним из них: прямо перед ним дверь отворилась, и оттуда вышла оживленная группа подростков, чем детектив, разумеется, воспользовался. Впрочем, это, на самом деле, и есть пятый способ.
Он поднялся на седьмой этаж. Общая дверь оказалась не заперта, и Кис беспрепятственно приблизился к квартире Гарика. Позвонил. Тишина. Детектив прислушался: внутри квартиры что-то тихо позвякивало… Но ему не удалось классифицировать этот звук.
Минуты четыре ушло на то, чтобы справиться с двумя замками.
– Юля? – позвал он из коридора.
Ответа не последовало.
– Меня ваш сын, Михаська, попросил о помощи… – произнес он в пространство.
– Я здесь! – донеслось до него из-за одной двери.
Распахнув ее, Алексей увидел молодую женщину в спортивном костюме брусничного цвета. Точнее, от костюма на ней были только брюки, – белая майка сверху, – а куртка валялась на постели. Юля была прикована за ногу цепью к кровати. Цепь позволяла ей передвигаться, но не давала возможности приблизиться ни к окну, ни к двери комнаты. Теперь детектив понял, что за звук доносился до него: позвякивание цепи.
– Юля?
– Да. Кто вы?
Она была очень хороша собой. И очень похожа на своего сына: те же темные кудри, те же карие глаза и ямочка на правой щеке, те же смешливые точечки-веснушки на крыльях носа. Только синяк на скуле несколько все портил. Тонкая, ладная, она напоминала грациозное животное, пойманное в капкан.
– Я частный детектив. Михаська пришел просить помощи к моему другу…
Юля, громыхнув цепью, забралась с ногами на кровать, и Кис тоже присел на краешек – другой мебели в комнате не наблюдалось. На полу стоял поднос с бутылкой воды и стаканом, а также с тарелкой, на которой лежал недоеденный кусок пиццы.
Алексей закончил короткую историю о Михаське, пояснив тем самым причины своего появления в этой квартире. Юля невольно улыбнулась, слушая про Михаськины подвиги.
– Давайте я вас освобожу и отвезу домой, – предложил детектив.
Он раскрыл свой профессиональный портфель, в котором обитали очень нужные-важные вещи: фонарики, наручники, отмычки, отвертки, кусачки, пинцеты, пакетики для сбора вещественных доказательств, перчатки, пудра для снятия отпечатков и многие другие необходимые мелочи. Алексей вытащил небольшую связку ключиков, способных открыть большинство наручников, а также кусачки и показал их Юле.
– Попробуем сначала ключом, а если не получится, то…
– Нет!
Она почему-то отползла от него в самый дальний угол широкой кровати.
– Я не понял… Вы не хотите отсюда выбраться?
– Хочу! Но если я сбегу, Гарик убьет бабушку и Михаську! И меня тоже может…
Алексей снова поизучал синяк на ее скуле. Гарик явно приложился от души. Но всего лишь один раз, что несколько обнадеживало.
– Хм. У меня поручение от вашего сына спасти вас. И как же мне, в таком случае, вас спасать?
– Покажите мне ваше удостоверение.
Алексей немедленно удовлетворил ее просьбу. Как ему показалось, Юля немного расслабилась.
– Послушайте, Алексей Андреевич…
Она умолкла.
– Я весь внимание, Юля.
– Нужно бабушку и Михаську сначала отправить в безопасное место…
– У вас есть такое место?
– Есть. У бабушки имеется старая дача, еще от ее папы. Мы там сто лет не были: бабушке уже не под силу заниматься ею, а мне некогда… О ней никто не знает, даже Гарик! Их нужно туда отправить… Вы не могли бы это сделать?
– Хорошо, – кивнул Алексей.
– У вас найдется клочок бумаги и ручка?
Детектив протянул требуемое, и Юля нацарапала косым почерком адрес дачи. Затем, подумав, приписала внизу фразу: «Бабулечка, сделай так, как Андрей Алексеевич скажет, хорошо?»
– Вот, – протянула она ему блокнотный листок.
– Алексей Андреевич. То есть наоборот.
– Ах, извините! – Юля улыбнулась, ямочка на ее правой щеке засияла.
Она исправила записку и снова протянула ее детективу.
– Вы сначала их увезите в безопасное место, ладно? А потом приходите… если не передумаете, – она усмехнулась с легким недоверием, – приходите меня спасать…
