Kitabı oku: «УПС. Дракон сегодня не танцует»

Глава 1

Моя история началась с одного замечательного события, о котором я услышала из новостей. Заболоченное озеро, осушенное с целью расширения плодородных земель, неожиданно явило вход в подземелье. Глазам первооткрывателей открылась цепь пещер, которая привела к заброшенному средневековому городу. Кто построил его, определить так и не удалось, но местные власти не растерялись: открыли музей, где воссоздали быт и обычаи живших здесь людей. Знала бы я, чем закончится экскурсия, никогда не сунулась бы сюда.

Я брела по бесконечным коридорам. Бессчетное количество раз заходила в тупиковые ответвления, где разворачивалась и шла назад. Я никак не могла понять, как умудрилась отстать от группы и почему никто до сих пор не заметил моего отсутствия. Наверное, надо было остаться там, где потерялась, но я плохо соображала, поэтому не ведала, что творила.

Я задержалась у странных рисунков на стене, а когда опомнилась, рядом уже никого не было. Поторопившись догнать группу, я запнулась на крутой лестнице и, кубарем скатившись с нее, со всей дури влетела в каменную кладку. Пока я приходила в себя, унимая головокружение и звон в ушах, голос экскурсовода все удалялся, удалялся и удалялся. Теперь на моем лбу зрела шишка величиной с яйцо, на джинсах зияла безобразная дыра, открывающая окровавленное колено, а я шла по подземному коридору хромой уткой. Успокаивало лишь то, что всюду продолжал гореть свет. Правда, где находятся его источники, я определить так и не сумела. Отличное инженерное решение – современные светильники наверняка нарушили бы гармонию места, где всегда использовались лишь факелы.

– Ау, люди! – вновь безуспешно позвала я, запоздало вспомнив о правиле левой руки.

Если ты заблудился в лабиринте, веди по стене левой рукой и однажды обязательно вернешься к его началу. Это «однажды» пугало. Подземный город был так велик, что я рисковала умереть от жажды и голода еще до того, как нашла бы выход. Поэтому, встретив первую и единственную на всем пути дверь, я решила пробиваться к выходу через нее.

Не найдя ни щеколды, ни замочной скважины, я поняла, что дверь была закрыта снаружи. А что закрывается снаружи? Правильно, то, что ведет внутрь. И по всему выходило, что с той стороны свобода, а мне как раз туда и нужно.

Сначала я стучала кулаком, потом пинала здоровой ногой, потом билась плечом, но деревянное полотно, обшитое ржавыми скобами, стояла намертво. Я прислушалась к звукам, но за дверью царила гробовая тишина.

– Боже, зачем я подумала о гробовой тишине? – я, едва не плача, сползла по стенке.

Усталость и отчаяние – самые большие недруги попавшего в безвыходную ситуацию. Хотелось закрыть глаза и забыться вечным сном. Или лучше просто сном, после которого наступило бы пробуждение, и я обнаружила бы себя дома, лежащую в постели и только собирающуюся в музей. Тогда я позвонила бы однокурснице, которую сама же подбила на экскурсию, и сказала бы, что никуда не пойду.

Я сняла с плеча рюкзачок и достала бесполезный в подземелье мобильник. Нас сразу предупредили, что связи не будет, но фотографировать разрешили. Поднесла аппарат к двери, надеясь, что появится антенна, ведь я свято верила, что с той стороны свобода. Я столько раз спускалась и поднималась по лестницам, иногда уводящим далеко вверх или вниз, что не понимала, на какой плоскости нахожусь. Близко к поверхности или нет.

– Дорогу осилит идущий, – прошептала я и заставила себя подняться. У меня все болело, сознание путалось, хотелось пить, но я знала одно – если сдамся, погибну.

Что толку сидеть у закрытой двери? Может, ее никто и никогда не откроет. Больше со зла, чем из надежды, что мои действия помогут, я ударила почерневшее от времени полотно коленом. И взвыла. Успевшая затянуться на колене рана лопнула, и из нее вновь начала сочиться кровь. Только я, находясь в бреду, могла пнуть дверь ушибленной ногой.

Не знаю, что помогло. Мой нечленораздельный вскрик, слабо напоминающий «Сим-сим», или капельки крови, окропившие старое дерево, но дверь, испустив металлический лязг и повалившую со всех щелей пыль, вдруг стронулась с места.

Нехороший признак. Скрип ржавых петель и каменная пыль – свидетельство того, что этим выходом давно не пользовались. Но тем не менее, вцепившись в тяжелое полотно руками, я помогла ему открыться чуть шире, чтобы заглянуть за дверь. Но я рано радовалась. Выход на свободу перекрывало нечто, напоминающее плотную штору из мешковины. Я посветила фонариком и поняла, что вижу перед собой обратную сторону огромного ковра.

– Ничего себе, очаг папы Карло.

Боясь, что дверь закроется, лишив меня надежды вернуться, я раскорячилась. Руками вцепилась в ковер, а попой уперлась в деревянное полотно, не позволяя тому прийти в движение. Ковер никак не поддавался, чтобы можно было посмотреть, что находится за ним. Я дергала его и тянула, что в итоге привело к катастрофе – огромный гобелен вдруг сорвался и сложился у моих ног гармошкой, припорошив взметнувшейся вверх пылью. Появившийся сквозняк с грохотом захлопнул дверь, которая со всего маха ударила меня по пятой точке, и я ласточкой влетела внутрь помещения.

Еще лежа, я поняла, что попала в какой-то музейный зал, где историки восстановили быт знатного средневекового рыцаря. Каменные стены прикрывали гобелены со сценами охоты, сражений и осады замков. Между ними висели элементы доспехов и оружие. Левую сторону длинного и узкого, как пенал, помещения занимали очаг, шкаф с посудой и крепкий стол с единственным стулом. Его высокая спинка и подлокотники делали его похожим на трон. Правую часть оккупировала кровать с тяжелым балдахином: его опускали на ночь для сохранения тепла.

Я лежала по центру комнаты на шкуре, похожей на ощупь на грубоватый мех белого медведя. Над головой висело деревянное колесо с множеством оплывших свечей. В этом помещении не было нужды в искусственной подсветке: через четыре витражных окна, забранных кованными решетками, проникали солнечные лучи. Свет дробился мозаичными стеклами и оставлял на шкуре цветные пятна.

Я села. Против той двери, в которую я ввалилась, была еще одна. Такая же, как и первая – без замков и засовов. Я быстро поднялась и отряхнулась. Свобода казалась близкой: я слышала за стеной людской гомон. Но ожидания не оправдались. Дверь не поддавалась ни волшебным словам, ни крикам, ни даже прикладыванию окровавленного колена. В отчаянии я постучала в дверь кулаком, потом подсвечником, который нашла на полке, потом сковородой.

Поняв, что меня не слышат, решила позвать на помощь в окно. Но ни одно из четырех я не смогла открыть. Не сразу я решилась долбануть по мозаичному стеклу подсвечником. Меня останавливала цена, которую предъявят в качестве штрафа хранители древних сокровищ. Но солнце катило к закату, мимо проходило все меньше людей, и я решилась. Стекло оказалось на редкость крепким. Позже, когда оно не поддалось даже чугунной сковороде, я рассмотрела, что его тело пронизывает мелкая металлическая сеть.

Намахавшись и накричавшись, я поняла, что страшно хочу в туалет. Бросив оружие, я закружилась по помещению в поисках емкости. Вспомнив, что в прежние века высокородные вельможи пользовались ночными вазами, нырнула под кровать. Горшка там не нашла, зато заметила в стене за кроватью еще одну дверь. И она была приоткрыта!

– Ну все, ну все… – шептала я себе, чувствуя, как по ногам тянет уличным сквозняком. Не стоило ломится в закрытые двери, когда специально для дур оставили одну открытую.

Но, увы, я попала в каменный грот, в центре которого плескалось озеро. Неожиданно. Свет на воду падал через огромную дыру в высоком своде. Я видела, как по небу плывут облака. Вот она, свобода! Так близко и так далеко. Ни дойти, ни допрыгнуть.

Плеск воды напомнил, что я искала ночную вазу. Я закусила губу и мелкими шажками, чтобы не опозориться, зашла за ближайший валун. Единственный раз за сегодня я молилась, чтобы никто не открыл чертову дверь и не застал меня за действом, которое оскорбило бы любого работника музея.

С трудом разогнувшись (опять лопнула свежая болячка на колене), я похромала к воде, чтобы помыть руки, а потом в ту часть музейного зала, где находилась кухня. Теперь страшно хотелось пить. Воду, к сожалению, я не нашла, а лакать озерную побоялась, но зато обнаружила прикрытую полотенцем тарелку с добрым куском отварного мяса. Я не поверила себе, сначала понюхала, а потом отрезала кусочек и пожевала. Нет, не пластмасса и не папье-маше. Мясо было настоящим. Правда, холодным, но вполне съедобным. Откуда? Откуда в музее настоящая еда? Значит, сюда рано или поздно придут люди?

Окрыленная открытием, я полезла в посудный шкаф и наткнулась там на графин с вином. Не вода, но все же. Я совсем недавно читала, что рыцари в походных условиях предпочитали пить вино, а не воду, так как боялись заразы и несварения желудка. Попробуй побегай в кусты, когда на тебе тяжелое рыцарское облачение. Тут с лошади на раз слезть не сможешь.

С вином ужин пошел веселей. Я сбегала за подушкой, коих на кровати была целая куча, и подложила ее под попу. Так сидеть было гораздо мягче. Мой зад сегодня настрадался, поэтому я решила его побаловать. Уж больно неудобный оказался стул, да и столешница для меня была высоковата. Я чувствовала себя маленьким ребенком, попавшим в логово великана. А еще говорят, что в древние времена люди были маленького роста. Илья Муромец, к примеру, метр пятьдесят девять. Врут, скорее всего.

Я не наглела, поэтому съела только половину мяса, вторую накрыла салфеткой. Двузубую вилку облизала, стакан, не найдя, где его можно помыть, сунула назад в шкаф. Обшарила полку над очагом, но на спички, чтобы зажечь свечу, так и не наткнулась. Поэтому бродила по комнате в потемках, не зная, как скоротать время ожидания. За мясом непременно должны были явиться, иначе оно пропадет.

Усталость и полный желудок требовали принять горизонтальное положение, что я и сделала: растянулась на медвежьей шкуре, положив под голову рюкзачок. Опасаясь, что работник музея (скорее всего, ночной охранник) наступит на меня в темноте, я заранее подвинула шкуру ближе к упавшему со стены гобелену. Так не придавят, и любая из двух открывшихся дверей заставит меня проснуться.

С приходом темноты в музейном зале похолодало. Я закуталась в пуховик и по самый нос натянула вязанную шапочку, которую всегда носила с собой, но все равно мое тело сотрясал озноб.

– Вот-вот придет охранник и выведет из чертового музея. Я вызову машину и больше в этот лабиринт ни ногой, – пообещала я себе, пытаясь унять стук зубов.

Глава 2

По полу гулял сильный сквозняк, и очень скоро захотелось укрыться чем-то более существенным. Улечься в чужую постель мне не позволяло воспитание, поэтому я не нашла ничего лучшего, как подтянуть шерстяной гобелен и засунуть под его край ноги. Так было гораздо теплее. И музейного работника я не пропущу, и ущерб экспонатам своими действиями не нанесу. Но если никто так и не явится за куском мяса, я до утра околею. Как пить дать. Видели бы меня родители. О том, как они восприняли известие о моем исчезновении, думать не хотелось. Я и так крепилась из последних сил.

За окном выл ветер и что-то противно скрипело. Разыгралась непогода. В неотапливаемом помещении стало еще холоднее, и я уже без стеснения натянула до лба шерстяной гобелен. Немного подышав пылью и теплым воздухом, закрыла глаза. Стоило задремать, как тут же приснилось, что мне светят в лицо фонариком, отчего я не вижу собеседника, но слышу его недовольный голос:

– Кто сидел на моем стуле, подложив под зад подушку?

Я скривилась, вспомнив, что не убрала подушку на место. Неудобно вышло.

– А кто ел мясо, пил вино и не помыл за собой посуду?

Я вздохнула и натянула шапку поглубже, чтобы яркий свет не мешал спать. За посуду даже во сне было стыдно. Уже поняв, что мне снится сказка «Три медведя», а я та самая наглая Машенька, что ела со всех тарелок подряд, сломала стул и попрыгала на кроватях, приготовилась услышать последний вопрос: «Кто лежал на моей кровати и смял ее?», но медведь удивил:

– Да кто же ты такой, демон тебя побери?

– Я не такой, я такая, – ворчливо поправила я собеседника и перевернулась на другой бок. – Погасите, пожалуйста, фонарик. Спать не даете.

– Какой фонарик? – изумился медведь, но я не ответила. Усталость и нервы взяли свое, и я провалилась в глубокий сон. Тут не до объяснений принципа действия фонарика.

Утром меня разбудили звуки. Звяканье посуды, шкворчание яичницы на сковороде, посвистывание чайника. Потом пришли запахи, которые заставили сесть и открыть глаза. Стянув с головы шапку я, наконец, увидела свет. И застонала, осознав, что со вчерашнего дня ничего не изменилось – я развалилась на шкуре медведя в музейном зале, а в том углу, где очаг, спиной ко мне орудовал кухонной посудой широкоплечий охранник в белой рубашке. Остальную часть его тела прикрывал высокий стол, на котором стояли тарелки и две чашки с вьющимся над ними парком.

– Извини, стул один. Но думаю, ты надолго у меня не задержишься, и второй не понадобится, – произнес мужчина, так и не повернувшись ко мне, но каким-то образом угадав, что я уже проснулась.

Я поднялась, стараясь беречь разбитое колено, на котором за ночь появилась основательная корка, и с удивлением обнаружила, что была укрыта одеялом, а под головой лежала подушка. Та самая, которую я оставила вчера на стуле. Я испуганно поискала глазами свой рюкзачок и нашла его, но не там, где оставила. В нем определенно рылись.

– Иди есть, – позвал охранник, поворачиваясь, наконец, ко мне лицом, но все еще не глядя на меня. В его руках была сковорода, и он аккуратно перекладывал содержимое на тарелки. Я пораженно перестала дышать. Охранник был красив. Совершенные пропорции лба, носа и рта – я разбираюсь в гармонии, ходила в художественную студию. Мягкий свет карих глаз, ямочка на подбородке, каштановые чуть длинноватые для современности волосы, но вполне подходящие для реконструкции ушедших веков.

Я поднялась и, подхватив рюкзак, подошла ближе. На незнакомце, помимо белой рубашки, не застегнутой на первые две пуговицы, были надеты светлые штаны, плотно облегающие крепкие мышцы ягодиц и бедер – он как раз повернулся спиной, чтобы достать вилки. Высокие замшевые сапоги довершали образ лихого наездника. Мне так и виделся этот мужчина на белом коне с гордо задранной головой и с царственно поднятой вверх рукой, дающей сигнал начать охоту.

– Вы вовсе не охранник, – произнесла я вслух.

– Откуда такой вывод? – поинтересовался он, переставляя тарелку с моей порцией яичницы на противоположный край стола и жестом приглашая присоединиться. Сам же «не охранник» сел на единственный стул. Очень вежливо. Хотя… я же не гостья, чтобы передо мной расшаркиваться. Хорошо, что решил подкормить, прежде чем выпустить на волю.

– Вы сегодня король или кто-то из знати, – бросив рюкзак под ноги, я сняла куртку и, не найдя, куда ее повесить, завязала рукава вокруг талии. Все мое ношу с собой. Незнакомец спокойно следил за моими действиями и не приступал к еде, хотя уже зажал двузубую вилку в пальцах, ожидая, когда я присоединюсь к трапезе.

Я сказала «к трапезе», так как окружающее меня соответствовало именно этому слову. Удивительно, как все до мелочей продумал музей, чтобы воссоздать прошлые века. Вот приближенный к королю, если не сам король, а вот окружающий его быт. Правда, пришедшие на экскурсию не должны были видеть, как он сам себе жарит яичницу, но и рабочий день еще не начался.

– Вы здорово вжились в роль, – заметила я, засучивая рукава свитера. – Какой взгляд, какое величие! Чувствую себя рядом с вами дворняжкой. Я будто вижу настоящего короля. Во всяком случае, вы на него похожи.

– Вы так считаете? – и легкая усмешка на губах. Он мне нравился. Я мило улыбнулась ему в ответ.

При входе в музей нас встречали люди, одетые в костюмы средневековья. Создавая реконструкцию, они позволяли посетителям погрузиться в атмосферу древнего города, а звучащая фоном старинная музыка только добавляла ощущения реальности происходящему. Мы видели крестьян, воинов и даже восседающего в кресле феодала. Скорее всего, работник, в чьи владения я вломилась, как раз и был тем актером, кто демонстрировал пришедшим на экскурсию быт средних веков. Вчера это был феодал, сегодня, как пить дать, музей явит короля. Именно так – столько достоинства было в каждом движении незнакомца. Даже в том, как он повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Я успела заметить, как на секунду у него расширились зрачки, когда ему удалось разглядеть меня при свете дня. Я как раз сняла шапку и тряхнула головой, чтобы расправились волосы.

Я понимала, что после блужданий по музею и ночи, проведенной на полу, не являю собой образец красоты, но даже в таком состоянии я не выгляжу дурнушкой. Мне уже двадцать, и прошли школьные времена и комплексы подростка, когда я самой себе казалась некрасивой и неловкой. Выпускной класс, два года в институте, восхищенные взгляды парней, очередь из желающих познакомиться, признания в любви и гуляния под луной, первые неловкие поцелуи и умелые ухаживания – все это уже было, поэтому я знала себе цену.

– Я бы хотела сначала помыть руки, – я стыдливо сжала их в кулаки. После вчерашнего умывания в озере на запястьях остались невидные ночью разводы. Только грязь размазала.

– Дверь за моей спиной.

Я открыла от удивления рот. Вчера ее точно здесь не было! Или просто не замечала?

Узкая, больше похожая на сворку шкафа, она вела в небольшую комнату, освещенную висящей на крюке лампой. Сразу бросился в глаза огромный ушат – здесь или стирали, или даже купались. Слева от него выпирала круглый бок каменная раковина с краном, снабженным огромной медной ручкой. Над раковиной висело зеркало. За ушатом виднелась еще одна дверь, приоткрытая, и я интуитивно (а скорее, по запаху) почувствовала, что мне туда нужно прежде всего. Никаких валунов у озера, в музее была вполне сносная канализация. Правда, унитаз опять-таки являл из себя каменный трон с дырой посередине и крышкой, похожей на ту, какой закрывают деревянные бочки, но что я хочу от средних веков?

Повеселев от того, что жизнь сделала качественный шаг вперед – заблудившуюся меня даже решили подкормить, я похромала к умывальнику. По пути подумалось, что стоит спросить у работника музея аптечку. Наверняка здесь держат такую. Мало ли, что может случиться с посетителями? Может, найдется хотя бы зеленка? Или лучше не задерживаться и обработать колено уже дома? Включив воду, сунула под струю руки и только после этого подняла глаза на свое отражение в зеркале.

И вскрикнула от испуга.

Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял «король». Он, не найдя во мне ничего странного, непонимающе вскинул бровь.

– Что не так?

– Все так, – обреченно ответила я.

Незнакомец меня уже видел, а потому не стоило закрывать лицо руками. Вчерашний удар о стену не прошел даром. Шишка на лбу за ночь превратилась в огромный, на пол-лица синяк. Глаза заплыли, и никакое умывание не помогло бы мне увидеть мир более ясно. Я думала, что глаза припухли после сна, а оказалось, у меня их нет совсем. Сплошное черное пятно, как уродливая маскарадная маска.

– Тогда идем, пришло время поговорить.

– Угу, – сказала я, закрывая кран и вытирая руки о протянутое полотенце. До лица я боялась дотронуться.

Аппетит начисто пропал, и я отодвинула от себя тарелку. Я стояла напротив сидящего в кресле мужчины, нас разделял только стол, но я чувствовала себя крестьянкой, пришедшей на поклон к вельможе.

– Как ты сюда попала? – тарелка «короля» была уже пуста.

– Я заблудилась. Разве меня вчера не искали? – вполне резонный вопрос. Подруга должна была поднять панику.

– Зачем тебя кому-то искать? – его ответный вопрос ввел меня в ступор.

– Ну я же потерялась, – и для большей убедительности добавила, – я же человек, а не котенок, про которого можно забыть.

– Я вижу, что ты человек, хотя… сейчас больше напоминаешь тролля в период весенних битв за женщину.

– Мне больше нравится сравнивать себя с котенком… – его слова меня обидели. Но он же не видел меня настоящую. Тогда вряд ли захотел бы сравнивать с троллем. Я, скорее, была похожа на темноволосого нежного эльфа. Голубые глаза, белая кожа, тонкая талия, взгляд лани, но крепкая рука. Или плечо? Я потрогала его, вспомнив, как несколько раз саданула им в дверь, пытаясь ее открыть.

– Прости, но я мало нахожу в тебе кошачьего. Даже походка не та.

– Вы издеваетесь?! – я топнула здоровой ногой, хотя понимала, как мало грации в хромой девице. – Я вчера отстала от группы, блуждала по вашему чертовому городу, едва открыла дверь, спала на полу, а вы, оказывается, даже не спохватились, что у вас пропал человек?

– С людьми вечно что-то не так, – собеседник смерил меня взглядом, словно прикидывал, что делать дальше: отпустить или еще немного покуражиться.

– Можно подумать, вы относитесь к другому виду, – я скрипнула зубами.

– Да, я совсем другой. И тебе лучше не будить во мне зверя.