Kitabı oku: «Пещера», sayfa 6

– Ключевое слово «чокнутые», – пробормотала Рита, – Нам туда и надо. Сами такие.

– А,,. – таксист покачал головой и попросил плату вперед.

Высадил он их у того самого места, где перешеек заканчивается, и начинается, собственно полуостров.

– Там дальше ворота будут, и нас не пропустят, – объяснил он, – А дорога тут одна. У вас же нет никакого разрешения? Вы просто так, из любопытства? Сначала, когда тут базу для туристов строить хотели, эти всякие, повернутые на шаманах и мистике, сюда ездить перестали. Мол, место изгадили, да и что делать, в центре стройки. А потом, когда сказали, что тут вроде как закрытое учреждение – то ли больница, то ли опыты проводят… Народ вроде как заинтересовался, только тут пропускной пункт на дороге сделали, и всё – всем облом. Может, как-то через лес можно добраться, если вы озером интересуетесь. Только вон в ту сторону не суйтесь – там болота. Раньше еще можно было на помощь позвать, если заблудишься, или провалишься… а сейчас тут и нет никого, в этих краях.

Андрей сунул мужику лишнюю тысячу, и тот подобрел еще больше.

– Вы это… когда назад надумаете, позвоните, я за вами приеду.

– Спасибо, – сказал Андрей, – Нас это устраивает.

Оставшись одни, Андрей и Рита долго слушали звуки леса, пытались уловить близость людей. Ничего. Шум листьев, гул сосен и пенье птиц.

– Попробуем пробраться к озеру, минуя дорогу? – спросил Андрей.

– Вообще-то нам нужно подобраться как можно ближе к ограде, но так, чтобы нас пока не видели. С дороги во всяком случае сворачивать придется. Пошли.

Рита поправила на плечах ремни рюкзака, и невольно задела грудь, которая ныла и тяжелела, несмотря на все лекарства, которые молодая женщина пила. Очень хотелось заплакать, но какой смысл был в этом? Рита лишь сильно-сильно закусила губу, чтобы одна боль перебила другую.

Андрей шел впереди. Наугад, без всякой тропы.

– Нам нужно просто спускаться туда, где ниже. – Рита прислушивалась на ходу к тому, что говорил муж, – Тогда выйдем к озеру.

Они не рассчитали чуть-чуть, наткнулись на ограду, но лишь немного нужно было пройти вправо, и она закончилась. От этого места до озера они дошли минут за десять. Сразу заметно было, что тут давно никто не бывал – сквозь песок на пляже пробивалась трава. И не было никаких следов присутствия человека. Ни остатков костра, ни даже брошенной бумажки… Противоположный берег озера, поросший лесом, тоже был пустынен.

– Сейчас разобьем палатку, – Андрей оглядывался, выбирая подходящее место, – Если нас тут накроют – что очень вряд ли – мы просто приехали отдыхать. Не знали про запрет.

– Не то ты говоришь, – лишь сейчас, при свете дня, стоя в двух шагах от Риты, Андрей заметил, как она в действительности исхудала. Остались одни больные, измученные глаза, – Это не нас будут спрашивать, это мы пойдем задавать вопросы. Иначе – зачем мы здесь.

За мелкими делами – пока ставили палатку, кипятили на костре воду, готовили ужин, они условились, что ночью отправятся к ограде, обойдут ее по периметру, попробуют все рассмотреть. Даже если завтра они отправятся «прямо в пасть к тигру», то есть постучат в ворота и потребуют, чтобы их впустили, надо заранее знать – как это место охраняется, и легко ли будет отсюда сбежать. Рита по опыту знала, что оказаться внутри бывает легче, чем выбраться назад.

Спать они легли рано, едва успело сесть солнце, убедив друг друга, что силы еще понадобятся. И Рите опять приснился сон. На этот раз она точно понимала, что это сон, потому что Агриппина сидела перед ней, вовсе не страшная, и не таинственная, а точно такая, какой Рита ее видела в последний раз.

– Старая я стала, – женщина сказала это с бесконечной грустью, – И так мне этого не хочется…ну ладно уж. В последний раз.

– Чего тебе не хочется? – спросила Рита.

Сон стал истончаться, она возвращалась в реальность, хотя отчаянно пыталась удержаться за сновидение. Было важно узнать, что хотела сказать ясновидящая.

Рита открыла глаза. В нескольких шагах от палатки стояла неясная фигура, белесая, точно негустой туман. Сквозь нее можно было видеть лес и озеро. Сейчас Агриппина была строгой и даже величественной. Она сделала Рите знак, чтобы та шла за ней.

**

И никуда, кроме как к тому таинственному дому, который им еще и не удалось рассмотреть толком, и не могла привести Агриппина.

Порой Рите казалось, что она теряет ориентир – не было вокруг никого. Ей и так приходилось тяжко – она обзывала себя дурочкой за то, что не взяла фонарик. И с Андреем проститься нельзя было никак – он бы не понял, и не отпустил, заставил бы дождаться намеченного времени, чтобы пойти вместе. А шанс был только сейчас – в этом Рита не сомневалась. И вот она спешила в полной темноте, то и дело задевая за ветки, спотыкаясь, оступаясь в какие-то неглубокие впадины в лесной земле. Но она хотя бы знала, куда идти – те очертания фигуры, которые были чуть светлее, чем тьма вокруг, и воздух там, вокруг них слегка колебался, как это бывает над костром. А потом вдруг это все на какие-то мгновения пропадало, и вот тут-то подступала паника. Рита, задыхаясь, начинала оглядываться, и успокаивалась лишь тогда, когда снова видела это светлое пятно.

Потом она неожиданно уперлась в ограду из железных прутьев, но призрачная фигура повела ее вправо. Через пару десятков метров Рита увидела, что Агриппина уже стоит внутри, по ту сторону ограды. Молодая женщина замешкалась, а потом заметила, что эти вот два металлических прута находятся друг от друга дальше, чем остальные. Можно попробовать протиснуться. С большим трудом ей удалось это сделать, но Андрей бы тут, конечно, не пролез.

Теперь нужно было быть особенно осторожной. Если территорию охраняли те же собаки, которых она помнила, породы фила бразилейро, ее засекут очень быстро. Нет, это не были псы-уби-йцы, но повалить, но держать, пока не подоспеют хозяева – это запросто.

К счастью, тот старый дом, который нужен был Рите, тоже находился недалеко. Пока ничего другого здесь построить и не успели… или не планировали. Освещение было – несколько фонарей, и Рита увидела пять или шесть домиков, из тех что легко собирать-разбирать, и перевозить на другое место.

Старый же дом был совсем иным. Возведенный из серого камня, сейчас, ночью, он казался таким же древним как сам полуостров. То есть сначала был он – на голой земле, а потом лес и все остальное. Конечно, так быть не могло, но Рите пришлось собраться с силами, потому что к горлу тошнотной волной подкатило ощущение кромешной жути.

Нечего было и думать о том, чтобы подняться по невысокой массивной лестнице, ведущей к главному входу. Рита поняла, что, поглощенная увиденным, она опять выпустила призрака из поля зрения. Агриппина же стояла где-то сбоку дома, и силуэт ее теперь отливал зеленым мертвенным светом. Он усилился возле дома, будто именно отсюда призрак получал силу.

Примерно двадцать шагов. Двадцать шагов по освещенной площадке до спасительной тьмы. Рита не умела молиться, ее этому никто не учил. И сейчас она лишь на несколько мгновений сильно зажмурилась, сжала кулаки, а потом метнулась туда, где ее ждали.

А вот теперь призрак был рядом. И всё это происходило наяву, не во сне. Стоило протянуть руку….И это не какое-то лазерное шоу «три дэ». Образ Агриппины был стилизованным – так упрощенно рисуют на могильных памятниках. Но этот зеленый цвет, как болотные огни, но этот холод, что шел от фигуры, это неподвижное лицо, без на намека на мимику. И взгляд – не Риту, а прямо перед собой. Призрак протянул руку, и длинный палец указал на дверь, полуподвальную, которую Рита бы и не заметила. И всё – никого уже не было рядом, и тьма разом сгустилась.

Дверь могла быть заперта, и даже должна была, Рита помнила, как тщательно бабушка относилась ко всему этому. Но когда молодая женщина толкнула дверь – она открылась, и Рита вошла внутрь.

Это было маленькое помещение, что-то вроде площадки, и к изумлению Риты тут был лифт, а еще – вниз вели лестничные ступени. Лифт непременно двигался бы с шумом, и молодая женщина предпочла спуститься по лестнице, стараясь двигаться как можно тише.

Она вспомнила почему-то, что давным-давно, когда она училась в школе, их класс возили на экскурсию, на ГЭС, и на всех произвел впечатление огромный зал, и то место, куда их водили и давали посмотреть, как вертится самая верхняя часть турбины. Риту же заворожил момент, когда открылся лифт, в него вошел один из рабочих, и девочка увидела множество кнопок.

– А самый нижний этаж – это что? – спросила она.

– Это – потерна, подземный коридор.

Почему сейчас это пришло на память? Да, и сейчас она спускалась в подземный коридор, только над головой ее теперь не ревела вода, перемалываемая турбинами, но было что-то еще, более страшное.

Спускаться пришлось глубоко. Снова что-то вроде лестничной площадки. И еще одна дверь. А за ней. За ней Рита увидела длинный узкий коридор, по обеим сторонам которого были установлены решетки. А за ними находились камеры. И в камерах были люди. Это напоминало – может быть – тюрьму, в которой Рита никогда не была, и ей не с чем было сравнивать, разве что с виденным в фильмах.

Можно было ожидать, что эти обитатели камер-могил, увидев чужого человека – а посторонние люди тут, наверное, и не появлялись никогда – поднимут шум. Но они находились точно в заторможенном состоянии. В одинаковых балахонах серого цвета, с бритыми головами они пребывали в своем собственном мире. Кто-то лежал – в камерах были топчаны, кто-то сидел на корточках, кто-то произносил заунывно и неразборчиво какие-то слова. Появление Риты не вызвало никакой реакции.

Она пошла по этому коридору, вглядываясь в лица, и думая, что вот сейчас-то, наконец, начался сон, потому что в реальности этого быть не может. Да, эти люди различались телосложением, чертами лица и, судя по всему, возрастом.

А вот выражение лица у них было общим – отсутствующим. Они напомнили Рите тех самых кукол-реборнов, которых так легко принять за живых, но на самом деле жизни в них нет. И есть те люди, кто никогда не сможет взять реборна в руки – мертвый ребенок, да и только.

Сколько их тут? Рита не считала, но чаще всего в каждой камере находился один человек. Реже – двое. Не меньше пятидесяти пациентов… или подопытных.

А потом из какой-то боковой двери в конце коридора вышла бабушка. Нет, она не слышала, что кто-то вошел, она сама спешила по делам. В руках у нее были бумаги.

Бабушка мало изменилась на эти годы. Да, немного похудела, резче проявились морщины, но и только. Она была в белом халате, в каком Рита видела ее чаще всего. И эти очки, которые Рита помнила с детства. И, конечно, бабушка ее тут же увидела.

Казалось, она не удивилась. Она смотрела поверх очков на Риту с тем вопросительно-недовольным выражением, с каким встречала ее после долгих отлучек – если внучка задерживалась на школьном вечера или возвращалась со свидания позже, чем обещала.

– Ну? – спросила бабушка.

И Рита приняла эту игру, ответив столь же спокойным тоном:

– Может быть, наконец, поговорим.

**

Они сидели в кабинете бабушки, и всё, кроме стен, было тем же самым, что помнила Рита. Тот же письменный стол, тот же кожаный диван в углу – бабушка иногда засиживалась до поздней ночи – подремлет пару часов, и снова садится работать. И те же книги стояли на этажерке.

Вот только с Ритой ей теперь придется говорить как со взрослым человеком.

– Мой ребенок… Ты его взяла? – Рита задала тот самый вопрос, ради которого сюда пришла.

– Чего ты от меня хочешь? – спросила бабушка.

Вот в чем она изменилась. Теперь голос ее звучал без всякой нежности. Наоборот – в нем появились новые ноты. Так можно говорить с человеком, которого ненавидишь.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о матери. Я кое-что начинаю вспоминать, но обрывками. Я хочу, чтобы ты объяснила мне, что ты делаешь с этими людьми, которых держишь в клетках. И, наконец, я хочу, чтобы ты ответила – где мой ребенок. Только не говори, что не знаешь – это ложь.

Теперь во взгляде бабушки было еще одно чувство – интерес. Искорка вспыхнула, когда Рита произнесла «вспоминаю». Аглая достала сигарету, вставила ее в деревянный мундштук и закурила. Насколько Рита помнила – курила бабушка исключительно редко. Всего несколько раз на глазах внучки.

Аглая выиграла еще несколько секунд времени, отгоняя дым.

– Ну-с, подоплеку всего этого я тебе объяснять не буду. Если бы ты стала биологом или врачом, как мы с тобой думали, – она выделила голосом это «мы», – Тогда может быть… А так, без толку. Да, те кого ты видела – это материал. Материал для исследований. Те самые подопытные мыши, или кролики, или что тебе больше нравится.

В какой-то мере мы были как волки. Те – санитары леса, а мы – санитары городских трущоб. Это отбросы, Рита. Видела бы ты их раньше.

– И сколько людей прошло таким вот образом через твои руки?

Бабушка сморщилась:

– Перестань. Ты же не журналист, чтобы устроить из этого сенсацию: «Старая ведьма погубила тысячу человек ради своих опытов».

– Хорошо. Какая цель? Кто-то торгует чужими ор-ганами. А ты, значит…., – Рита почувствовала себя смертельно уставшей.

Бабушка пожала плечами:

– Эксперименты. Опыты. Чаще всего – препараты. Реже – какие -то хирургические манипуляции. Мне многое удалось. И продолжением удачных опытов стало лечение людей, тех самых, что мучаются от психических заболеваний. Конечно, тут уже все добровольно… Сами шли, и деньги мне приносили.

– Но я тебя знаю, – сказала Рита, – Тебе это все нужно было не ради денег. Ради науки. Ты – ее рыцарь, без всякого страха, но что касается упреков.

– Ты правильно думаешь, – бабушка усмехнулась, – И когда меня не станет, все это будет обнародовано. И послужит медицине, и еще как! А сейчас я всё это вытаскивать на свет божий не хочу. Мне не нужны ни сенсации, ни – извини. – суд. Я хочу спокойно доработать, сколько мне еще осталось.

– А Агриппина? – вдруг спросила Рита.

– С чего это вдруг? – удивилась бабушка, – Она умерла. И давно уже… Там еще, на прежнем месте. Там и похоронена.

– Она ведь тоже подопытная? Почему ты ее оставила при себе? Какие были у нее способности?

– Н-ну, она умела… как тебе объяснить… очень неожиданно на нее всё подействовало, Она создавала что-то вроде своего фантома. Сама находилась в одном месте, а люди видели ее в другом.

Рите стоило большого труда сдерживаться. После всего увиденного и услышанного, ей хотелось как маленькой завизжать, и бить кулаками по столу, визжа: «Это всё неправда, этого не может быть!» Но она должна была сидеть и задавать эти сухие бесстрастные вопросы.

– Понимаю. К тебе приезжали люди, привозили своих больных родственников, и ты им помогала.

– Излечивала, – сказала бабушка с невольной гордостью.

– Излечивала, – согласилась Рита, – Переходим ко мне. Зачем тебе нужна была я, и почему ты не хотела меня отпускать?

Бабушка стряхнула пепел с сигареты:

– Ну, как ты, наверное, уже понимаешь, ты вовсе не моя внучка. У меня никогда не было детей. Твоя мать – она какая-то хиппи… или как там называются эти субкультуры – извини. Это не моя сфера. Так вот, она тебя мне просто продала. Ко мне иногда попадали дети. Не часто, но работать с ними было интересно. А ты – ты была моим первым удачным экспериментом.

– Отсюда и стертая память, да? И то, что ты хотела наблюдать за мной на протяжении всей моей жизни?

– А что ты вспомнила? – вопросом на вопрос ответила бабушка, и опять в голосе ее прозвучал подлинный интерес.

– Молодую женщину с волосами, выкрашенными в розовый цвет. Мы едем с ней в поезде…

Бабушка удовлетворенно кивнула.

– Правильно. Она тебя привезла мне. Ты была больна, Рита. Единственное, что тебе светило – интернат – просит – для пс-ихов. Твоя мать была очень молодой. Она где-то услышала обо мне, приехала на последние деньги, хотела, чтобы я тебя вылечила. Тогда все еще было так зыбко, я не знала, получится ли у меня…. И я убедила твою мать, что ты должна остаться здесь. Что ты будешь получать лекарства пожизненно и у тебя будет все необходимое. Я дала ей денег. Она согласилась, а значит, она тебя мне отдала.

Рита некоторое время сидела с опущенной головой. Потом взглянула на бабушку.

– Я предлагаю тебе договор, – сказала она, – Я интересна тебе как удачный опыт. Я остаюсь у тебя. Можешь посадить меня в клетку и никогда не выпускать. Можешь ставить любые эксперименты. Но ты отдашь девочку моему мужу. Он здесь, спит сейчас в палатке у озера.

Бабушка будто колебалась:

– Моя девочка – нормальна. Поэтому она совершенно неинтересна для тебя. А я останусь с тобой до смер-ти – твоей или моей.

Сейчас все было не весах. Прошло несколько томительный минут. Бабушка взяла телефон:

– Кирилл, зайди ко мне.

Когда на пороге вырос человек двухметрового роста, Рита поняла как на самом деле звали Карла.

**

– Вот так все и кончилось, – Андрей поглаживал пальцами резную шкатулку, – Этот громила принес мне тебя, и записку от Риты. Она писала, что не вернется. И если я стану противиться ее решению, тогда не выпустят ни меня, ни ребенка.

Потом я стоял на дороге, вызывал того самого таксиста, который привез нас сюда. Казалось, прошли не сутки, а целая жизнь. Он помог мне погрузить вещи. Посмотрел на тебя, совсем крохотную и спросил без задней мысли:

– А где ж вы маму потеряли?

И вот тут я заплакал.

Вика какое-то время смотрела в окно, сдерживая слезы, справляясь с собой. Потом спросила:

– Мы же будем ее искать? Маму?

– Я дал слово, что нет.

– Но я-то не давала. И если вот таким чудом шкатулка пришла ко мне в руки… Это ведь мамин почерк? – и когда Андрей кивнул, она продолжала убежденно, – Значит, всё. Это знак. Сначала нужно узнать, что сталось с бабушкой. Вернее, с не-бабушкой… Что ты про нее знаешь? Если у нее было хоть какое-то имя в науке, и если она уже умерла… Это должно быть известно. Не могло же пройти незамеченным…. Мы всё перевернем, но мы ее отыщем.

**

Они нашли её через два года, когда Андрей уже почти потерял надежду, но Вика еще не сдавалась. Прежде отовсюду, из всех научных учреждений, с которыми профессор была когда-то связана, и куда они делали запросы, им отвечали, что след Аглаи Степановны затерялся. Вика стала писать на форумы, в группы в соцсетях, посылала фотографии, и однажды ей прислали сообщение, в котором не было уверенности:

– Вроде бы она похоронена у нас на кладбище.

Они немедленно выехали в указанное место и действительно нашли могилу. Это был небольшой город, далекий от злополучного полуострова. Значит, за минувшие годы Аглая Степановна еще раз переехала. А может, и не раз.

Скромный гранитный памятник. Две даты, и та самая фотография, которую всегда публиковали в журналах, когда печатали работы старухи.

Андрей и Вика долго стояли у могилы.

– Может быть – это всё инсценировка, – сказал Андрей, – Она сама была сумасшедшей, и вполне могла инсценировать собственную гибель.

– Всё может быть, но эту нить нельзя потерять. Надо связаться с похоронной конторой. Кто-то же оплачивал похороны, а там всегда спрашивают телефон, какие-то то контакты…

Вот так они и сделали последний шаг. Получили искомый телефон, и через короткое время уже беседовали с пожилым грузным мужчиной, который сказал, что в последние месяцы жизни Аглаи Степановны работал в клинике чем-то вроде администратора. Старуха ушла неожиданно для всех, обширный инфаркт, и распоряжений относительно того, что делать после – оставить не успела.

– Там у нее были пациенты, довольно много – их определили в интернат, ну этот, который для пс-ихов. Даже, кажется, в несколько интернатов. В одном вряд ли бы нашлось сразу столько мест.

– А эту женщину вы не помните? – и Андрей положил на стол фотографию Риты.

– Да они там все на одно лицо были. Худые, лысые, – начал было дядька, но потом вгляделся, – А, эта… Ее вроде бы в цирк взяли. Она фокусы разные делала. Мысли могла читать. Спрятанные вещи находить… Забавная девчушка.

Андрей и Вика переглянулись:

– В какой цирк, не помните? – умоляюще спросила Вика.

– Нет, – честно признался дядька, – Но там еще номер интересный был, с дрессированными козочками. Одна коза по проволоке ходила, как канатоходец. А у нее на спине обезьянка сидела в костюме наездника. В красном таком ….Я детей водил. Они так смеялись!

**

– Я нашла, – сказала отцу Вика, – Почти на сто процентов речь идет о вот этой труппе. И своего сайта у нее, конечно, нет. Можно только узнать, где они сейчас гастролируют, и поехать. Смотри, вот эти фотографии. Коза, проволока, обезьяна-наездник. Хорошо, что хоть эта зацепка у нас есть.

Они узнали, что труппа в эти дни на юго-востоке, в небольшом степном городе, и будет там еще неделю. Немедленно они засобирались в путь.

– У меня такое чувство, что мама там, – говорила Вика, – Вот прямо уверенность.

– Но после смерти бабушки Рита стала свободным человеком, и она даже не сделала попытки вернуться к нам. Я не знаю, что и думать.

– Может быть, она думала, что ты ее не простишь? Ведь она тебя вроде как бросила?

– Глупость какая, – сердился Андрей, – Даже если обо мне тут забыть. Вспомни, что она прошла ради тебя. И тут она решила к тебе не возвращаться?

Цирк-шапито давал представление каждый вечер. Андрей и Вика остановились в первой попавшейся гостинице, и решили пойти именно тогда, когда выступают артисты. Так они смогут сначала увидеть Риту со стороны.

– А вдруг ты ее не узнаешь? – беспокоилась Вика.

– Ты сошла с ума? Меня тревожит другое. Рита никогда не умела делать никаких фокусов. Никаких сверхспособностей у нее отродясь не было. Обычный человек. Значит, что? Бабка продолжала ставить над ней эксперименты?

– Сейчас узнаем.

Андрей заметил, что, когда он застегивал рубашку, у него сильно дрожали руки и пуговицы не попадали в петли. Вика помогла ему одеться.

– Может, купим цветы? – предложила она.

– Не надо. Я боюсь сглазить. Мы купим их потом.

Был первый теплый вечер весны. И это само по себе казалось праздником. Возле площади, где стоял цирковой шатер, раскинулся парк. В этот час там было столько детей, что разбегались глаза. Матери с колясками, малыши, которые недавно начали ходить – их бережно придерживали за ручки родители. Ребята постарше, на трехколесных велосипедах. Весь парк звенел детскими голосами. Кто-то пришел на представление, кто-то просто гулял, радуясь теплу после долгой зимы.

Вика и Андрей купили билеты.

– На первом ряду! – просила девушка.

– Нет, – возражал отец, – Я не хочу, чтобы она нас увидела неожиданно…вот так, во время номера. Подойдем к ней после. А у тебя предчувствие, что мама там?

– Еще какое предчувствие!

Заиграла музыка, резко стихли разговоры… Отец с дочерью не отрывали глаз от арены. Номер сменялся номером. Но Риты не было. Не было даже никого похожего на нее. Андрей взглянул на Вику и увидел, что девушка готова заплакать. Остался только один аттракцион «Мотоциклы», когда Вика не выдержала:

– Пойдем отсюда!

– Подожди, – Андрей цеплялся за последнюю надежду, – Мы сейчас кого-нибудь спросим. Шапитмейстера, что ли…

Билетерша показала им высокого мужчину в черном жилете:

– Вот он тут главный.

– Посмотрите, – Андрей протянул ему фотографию Риты, – Эта женщина у вас не работает. Фотография старая, много лет прошло…

Он был готов к тому, что мужчина лишь покачает головой – мол, не видел, не знаю. Но тот крепко взял Андрея за локоть:

– Что вам от нее нужно?

– Пойдемте, поговорим… Пожалуйста, пойдемте хоть на несколько минут, – Вика сжала у груди руки в умоляющем жесте.

…Они втроем стояли за цирковым шатром, выбрав место, где музыка звучала тише. Нелегко было уложить их историю в несколько минут, как обещала Вика. Но они старались.

Мужчина медленно провел рукой по лбу.

– Да, она у нас. Когда мы взяли ее к себе, она была не то, чтобы больная… Просто она ничего не рассказывала о себе. Не помнила, или говорила нам, что не помнит.

Фокусы? Какие там особенные фокусы… Да, она могла угадать, в какой руке спрятан предмет, иногда угадывала чужие мысли удивительно верно. Но это случалось далеко не всегда. С таким нельзя выступать. Кое-чему она научилась уже здесь.

– Почему же вы ее взяли? – в волнении спросил Андрей.

– Она утром сидела возле наших вагончиков. Бог весть, откуда взялась. Попросилась ухаживать за животными… да вообще любую работу. А зарплаты у нас маленькие, и всегда нужны люди вот такие, «подай-прими». Видно было, что она очень голодная. Вот так она у нас осталась.

– Где она сейчас?

– Я вас очень прошу, – мужчина потерял свою невозмутимость, – Она правда ничего не помнит. И если вы сейчас придете со своим прошлым, вы можете еще раз сломать ей жизнь.

– Как же так?! – Вика выкрикнула это как-то странно, по слогам, – Я же ее дочь…

– Вы понимаете, сколько лет прошло, – мужчина смотрел на Вику с жалостью и в то же время умоляюще, – Всё уже не так… все изменилось… у нее теперь другая семья.

Вика не поняла, но понял Андрей:

– Рита вышла замуж?

Мужчина кивнул:

– Она мне жена…

– Но хоть издали увидеть ее можно? – Вика от потрясения не могла говорить, так что вопрос задал Андрей. Самое важное для него было знать, что Рита действительно есть, что она жива.

Мужчина помолчал с минуту, а потом сказал:

– Она в парке. С сынишкой гуляет.

Он подвел их в ограде:

– Вон, видите, в красной кофточке.

Расстояние было большим, но Андрею будто дали бинокль. Он увидел Риту – незнакомую, Совсем уже не юную, какой он помнил ее… Риту, с короткой стрижкой вместо длинных волос. Она сидела на скамейке, а у ее ног играл мальчик лет пяти.

– Спасибо, – сказал Андрей мужу Риты.

Он понял, что не подойдет к ней. У этой, новой Риты, лицо было умиротворенным. И легкая улыбка, с которой она смотрела на ребенка, говорила, что Рита вполне счастлива. Как же можно было все это сломать.

Но Вики уже не было рядом. Никто не заметил, как она исчезла. Девушка шла к матери и одновременно расстегивала сумку. Она достала резную шкатулку и положила ее на ладонь.

– Это не ваше? – спросила она Риту, поняла, что голос не звучит, откашлялась и повторила вопрос.

Рита взяла шкатулку и поворачивала ее с радостным удивлением. На девушку она посмотрела лишь мельком, и, конечно, ей даже в голову не пришла мысль, что… Хотя Вика и была удивительно похожа на нее молодую.

– Моя. А откуда она у вас? – спросила Рита.

Вика сказала, что шкатулку купила на блошином рынке.

– В каком городе? – уточнила Рита, – А, да… там мы гастролировали. Эта вещица всегда со мной, как талисман. Я так расстроилась, когда ее у меня украли.

Вика стояла и молча смотрела на мать, не в силах произнести ни слова.