Kitabı oku: «Сезон сбора камней. Альманах», sayfa 2

«А город был Ленинград и двадцать было тебе…»

 
А город был Ленинград и двадцать было тебе,
Салютный сыпался град и мы бежали к Неве.
И песня о рыжих плыла, и вывод был в песне чудной…
Тогда ты белёсой была, а стала теперь золотой.
И грянуло солнце на нас, и мы полетели за ним.
Пусть светит огонь твоих глаз всегда, всегда золотым.
 

«Живём мы папаша, в атомный век…»

 
Живём мы папаша, в атомный век,
В атомный век живём.
Быть может и странный я человек,
Но быть мы хотим вдвоём.
И пусть не мешают ни Вы, ни друзья,
Традиции нам нипочём,
Дарите душевность, давайте огня,
А быть мы хотим вдвоём.
Хотим мы, чтоб солнце светило нам
Так просто и хорошо.
И я не один, и она не одна.
Мне надо, что я нашёл.
А если не солнце, а если снег
И трудно идти далеко,
Быть может и странный я человек,
Но вместе нам будет легко.
И пусть не мешают ни Вы, ни друзья,
Традиции нам нипочём,
Дарите душевность, давайте огня,
А быть мы хотим вдвоём.
 

«Я хочу побыть немножечко один …»

 
Я хочу побыть немножечко один —
День стихов сегодня и закончится.
Начался здесь мой ещё не закричавший сын,
Он давно уже стучится: к солнцу, к маме просится.
Он ещё не знает про меня
И про эти милые берёзы.
Как им всё-таки не хочется ронять
Золото на головы прохожих.
(Я люблю их раннею весной,
Когда в рощах ещё много снега
Лишь они с своею белизной
А над ними голубое небо.)
Он не знает, где он побывал
И какая у мальчишки мама,
Как он ей сердечком помогал
В мужество карабкаться упрямо.
Он не знает, что поэзией рождён,
Под поэзией он рос и создавался.
Сколько лучших душ промчавшихся времён
Надо было нам, чтоб он начался.
Я хочу побыть немножечко один —
День стихов сегодня и закончится.
Начался здесь мой ещё не закричавший сын.
Он давно уже стучится: к солнцу, к маме
просится.
 

«Моей девчонке, ещё неловкой…»

 
Моей девчонке, ещё неловкой
Наш мир огромный задрал головку.
Ей интересно и ей непросто
Узнать, а как там у взрослых ростом.
 

«Я ведь не был дома лишь неделю…»

 
Я ведь не был дома лишь неделю
Для меня не очень долгий срок
Одуванчиков головки поседели
И пропал их рыжий волосок.
 

«До чего прекрасен мир, до чего прекрасны люди…»

 
До чего прекрасен мир, до чего прекрасны люди,
Те, которые большие, те, которым много нужно.
Эти люди столько видят, эти люди столько могут.
Быть слабее – с ними стыдно, с ними нужен мир, ей богу.
 

«Как хорошо, что есть на свете такое пятилетье…»

 
Как хорошо, что есть на свете такое пятилетье.
И есть такие люди – легко им, если трудно.
И есть ещё леса, а в них огонь и ты,
И люди, чтоб дарить, придумали цветы.
 

Марина Сорокина

Куда плывут облака

Посвящается русскому художнику, Мастеру

Я спрашивал себя много раз: есть ли в мире такое отчаяние, чтобы победило во мне эту исступленную и неприличную может быть жажду жизни, и решил, что, кажется, нет такого. (Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы»)

Куда плыли облака? Ослепительно белые, освещенные солнцем, недосягаемые, непостижимые. Августовское солнце играло белым светом на листьях берез. И они трепетали серебряными монетками на ветру. Сколько радости от солнца! Оно скрылось ненадолго, но затем опять ярко появилось из-за белого облака, осветило черепичную крышу дома и красные сосны. Ветки яблонь в моем саду согнулись под тяжестью плодов. Яблоки маленькие, зеленые, но их так много, что ветви стелются по земле. Освещены солнцем и цветы уходящего лета.

И такое счастье разлилось в этом солнце, в полуденном зное и в ярких бликах. И тайная радость, которая скрывалась в моей душе, а затем, совершенно внезапно, распахнулась навстречу любви… Так куда же плыли эти облака? Я знаю – в страну нашей памяти, где мы бережно храним любимых людей и события, не давая им уйти в небытие. «…Ибо всё океан, всё течет и соприкасается, в одном месте тронешь, а в другом конце мира отзовется…»³

Белая церковь. Начало

Она подошла к порогу Юрьева монастыря, что построен на реке Волхов, в окрестностях Великого Новгорода. Река несла свои синие воды куда-то далеко-далеко, в неведомые ей дали. Была середина лета. Она ступила на узкую тропинку, ведущую к монастырю. Трава вдоль дороги была некошеная, высокая: полынь да ромашка. Пахла трава терпко, горько. Ах, какой дурманящий запах земли стоял в летнем воздухе! Пела душа от знакомого духа русской земли.

И вспоминалось детство, и время, когда была еще очень мала, а земля казалась ей тогда огромной. Монастырские ворота были широкие, она вошла в них и остановилась, увидев белую церковь. Церковь стояла в центре двора, похожая на большую белую птицу. У нее возникло чувство, как будто бы ее построили не руки человеческие, а соткался храм Божий святым духом из яркого света. Церковь парила, стремилась вверх, к бегущим облакам и к своему крылатому покровителю Святому Георгию.

Русская женщина всегда «истово верит в Бога». Она подошла и положила руки на белёные, толстые стены храма. Теплая сила, идущая от них, согрела ее, и содрогнулась душа рабы Божьей Марии, до самых недр.

Гриня

Она приехала из Петербурга в Великий Новгород к своему любимому. Он не был монахом и вел довольно богемный образ жизни. Сергей Гриницын, так его звали, был художником. Проживал он на территории монастыря, как и другая художническая братия, «вольным казаком». Рисовал картины, любовался на реку Волхов, несущую свои быстрые воды мимо монастырских стен. Ловил рыбу неводом и мечтал, наверное.

Сереже Гриницыну в ту пору было лет тридцать шесть, не больше. Всем хорош был Гриницын: тонкий стан, гордая, кудрявая голова. Глаза яркие, синие, так и пробирали насквозь женское сердце. Лицо породистое, чувственное, с оскалом, немного хищным. Похож он был на своего кудрявого тезку Сергея Есенина. Только взгляд ярких глаз не мягкий, как у поэта, а пристальный, цепкий, взгляд охотника. Она познакомились с ним в компании художников, вечных бродяг. Подруга, принимавшая участие в судьбе Маруси, как-то заметила ей:

– Тут Сережка Гриницын скучает в одиночестве. Очень из вас симпатичная пара получились бы!

Маруся промолчала в ответ. Но однажды зимним вечером они встретились на одной из богемных вечеринок. Мария увидела Гриницына в толпе друзей и узнала его. А когда Гриницын провожал Марусю домой, она забыла всё на свете… Так бывает, когда всем своим нутром любишь. Потом они сидели у Маруси дома и говорили о жизни и о друзьях. О живописи, обо всём…

Много курили, смотрели в окно на реку Неву, освещенную ночными огнями. Была колючая, питерская зима. А небо в тот вечер было глубокое, темно-синее, и быстро плыли по нему серые, холодные облака. Он ушел ночью, не дожидаясь рассвета. И долго не давал о себе ничего знать. Позвонил Гриницын накануне Нового года. Она ждала его звонка, но как- то спокойно, с внутренним чувством, что он появится. Молодые люди условились о встрече. Она бежала к нему, «не чувствуя под собой ног». Город зажигал праздничные огни. Мастерская Сергея находилась в мансарде старого доходного дома на улице Марата. Лестница, ведущая в мансарду, была темная, узкая, с высокими ступенями. Она взлетела по ней, «как на крыльях».

Мансарда, словно голубятня, расположилась под крышей дома. Входные двери были толстые, железные, с огромными засовами. Сергей открыл дверь и взглянул на Марусю настороженными глазами. Но она не увидела этого взгляда. Сердце ее очень сильно стучало в тот миг. Она старалась унять его, как могла, но ей ничего не удавалось. Она робко зашла в дом. Из окон мастерской Маруся увидела зимнее небо. На фоне его темнели старые печные трубы и антенны домов. Зажигались огнями небольшие окошки соседних мансард. Петербургские пейзажи, сумрачные и родные… Гриницын важно показывал свою мастерскую гостье.

– Эх, Гриницын, Гриня, кудрявая голова…

Потом он зажег свечи и стал целовать ее. Ложе для них он сделал на полу. Положил огромную, белую доску на деревянный паркет, сверху устлал ее матрасами, белыми простынями… Маруся сняла резинку с волос, тряхнула головой, и темные длинные волосы упали шелковым каскадом на спину и руки. Сбросила быстро с себя всю одежду и засветилась бело-розовым светом в темноте комнаты.

Ее светлая кожа сияла от любви и волнения. Она легла на спину и смотрела, как он приближается. Свечи ярко горели, и комната сделалась вся коричневого, теплого цвета. Две длинные человеческие тени сливались на освещенной стене. Она целовала его лицо, с любовью всматриваясь в глаза… И не могла понять выражение его лица. Он всё время молчал. «Как бы мне насмотреться на твое лицо на всю жизнь, любимый!» – думала она.

Сретение

Зима уходила, дни были солнечные и теплые. Наступало Сретение. Она увидела его картины в тот вечер. Он был Мастер и как-то совсем необычно писал свои холсты, белые картины. На них белые стены православных храмов с вытянутыми, узкими окнами стояли на зеленой траве, смотрели лики русских святых, люди и звери….

Некоторым может казаться, что белый – вовсе и не цвет. Но это не так. Именно белый цвет жил на этих картинах и всё объединял! Он был цветом жизни, светом. Люди всегда видели белый свет в темном пространстве ночи, он везде окружал их. Он выводил их из темноты.

Белый и черный – короли цветов. Белый цвет сталкивался с черным, красным… чтобы быть поглощенным и отброшенным. И тогда возникали свет и тень. Белый свет давал видеть все цвета мира. «Ведь в белом свете есть духовное начало и рождение духа…»⁴ Солнечным, белым светом пронизаны все мы.

– Что такое «Сретение», Сережа? – спрашивала она.

– Это Встреча, – Гриницын отвечал, не поворачивая головы от холста. Он заканчивал писать работу. Картина стояла на полу. Гриницын писал низ холста, согнувшись и присев на корточки. Он говорил с Марусей и не отрывался от работы.

– На картине встреча старого и нового, Марии и Симеона. Посвящение Богу младенца Христа. Только на сороковой день после рождения Мария и Иосиф принесли младенца в Иерусалимский храм. Маруся увидела, как на фоне белой стены святой Иосиф протягивал руки к Марии и младенцу Христу.

«Здесь белый цвет менялся, под ним появлялся черный цвет, затем опять белый. Всё было в волнообразном движении. Всё пронизано красными лучами». ⁵Возникающий цвет можно было назвать теплой, живой охрой с красным, цветом жизни. И им была написана на картине фигура святого Иосифа.

«Из смешения этих трех цветов возникал образ и цвет инкарнат – живой образ души». ⁶Мария, склонившись, передала младенца Симеону. Мария была на картине в черной одежде. Как будто ушла жизнь. Но сиял дух ее в храме.

Святую Анну Гриницын написал в красном покрывале. Этот равномерный красный цвет был спокоен. Но это было только остановившееся движение красного в картине. На самом деле красный цвет пел в Марусе в тот миг, и его было не остановить. В один из дней Гриницын пригласил ее в гости в Юрьев монастырь, где жил весной и в летнее время. Она была несказанно рада этому приглашению.

В келье

В Юрьевом монастыре смелость ее улетучилась. Она долго стояла у церкви, смотря на белые стены. Но внезапно увидела идущего по двору человека и окликнула его… Это был бородач среднего возраста. Маруся набралась смелости и сказала:

– Извините, как я могу найти Сергея Гриницына?

Мужчина улыбался.

– Пойдем, милая, я провожу тебя.

Они вошли в одну из дверей старого, одноэтажного здания и двинулись по длинному темному коридору с множественными комнатами. Бородач поймал ее взгляд и сказал:

– Это кельи.

Какой только братии не было на территории монастыря, особенно в летнее время! Художники, археологи, писатели… Да, разный русский люд находил пристанище в этих стенах. Жили здесь и монахи. Как-то соседствовали все, дружили, пили вино и рыбачили.

Некоторые разбили свои огородики в большом монастырском дворе. Стены здания были толстые, мощные. Они подошли к одной из дверей, бородач постучал в нее. Дверь открыла молодая женщина с ребенком на руках.

– Лина, – обратился он к женщине, – Сергей где? К нему гостья.

– А Сергей на рыбалке, – последовал ответ.

Сердце Маруси упало и глухо застучало от взгляда на женщину с ребенком. Она слышала только звук своего сердца и больше ничего. Женщина радушно улыбнулась Марусе и пригласила войти. Но Маруся быстро попрощалась и устремилась к выходу. Она вышла на улицу и глубоко вздохнула. «Что делать?» – стучало в висках. Она как будто потеряла равновесие и парила в воздухе, не зная, к чему прислониться, чтобы не упасть. Она вышла с территории монастыря и побрела по высокой траве к дороге, ведущей в Новгород.

Только сейчас она заметила, что наступала ночь. Маруся подумала, что до города ей уже не добраться и идти ей некуда. Она вдруг успокоилась и вернулась вновь к монастырю. Навстречу ей шел монах, видимо, он направлялся к реке. Маруся подошла к нему и стала сбивчиво рассказывать свою историю.

– Бежала, бежала и прибежала. Несла чашу с дарами и расплескала. Опустила руки, и чаша моя разбилась. Черепки можно склеить, да примета плохая. А дары мои где? А они ведь, как вода, утекли. Монах стоял и слушал историю, а затем ласково произнес:

– Не грусти, Мария! Есть у нас для тебя кров и ночлег.

И они направились к невысокому дому. Неожиданно в дверях появился Гриницын, он шел в компании рыбаков. Сергей радостно и широко улыбался. Затем открыл объятия и расцеловал Марусю. Так же весело сказал монаху, что теперь сам отвечает за гостью, и повел ее в свою «келью».

Это действительно была келья, оборудованная под жилую комнату. Гриницын соорудил полати с деревянной лесенкой, ведущей на второй этаж. Гриницыны накрыли праздничный стол. Маруся сидела на деревянном диванчике, изнывая от тоски. Она не любила «делать вид», когда на душе было так плохо. Маленькая Соня качала белокурой головкой и что-то лепетала, разглядывая гостью. Маруся подумала: «Какой прелестный ребенок у них. А я что? Зачем я здесь? И что у меня есть? Ничего…»

Она уже не чувствовала боли, просто равнодушие. Праздничный ужин закончился… Сергей отправлялся на рыбалку, в ночное. Маруся была приглашена. Компания собралась большая и шумная. А ночь выдалась лунная и торжественная. Яркая луна освещала реку Волхов золотым светом. Ветра не было. Ночной воздух, напоенный ароматами лета, сделался прохладным и звонким.

Рыбаки закинули свои сети в воду и побрели вдоль берега, о чем-то переговариваясь, смеясь. Маруся вглядывалась в их силуэты, пыталась понять их неспешный разговор. Но были слышны обрывки каких-то фраз.

И вдруг ей сделалось нестерпимо душно. Разочарование обжигало душу все сильнее. Она разделась, вошла в воду и поплыла в холодной, быстрой реке. Смотрела неотрывно на полную, желтую луну и на темный лес на горизонте. Она погружала свою горящую голову в прохладу, и боль уходила, как будто холодная река забирала ее с собой.

Маруся вышла из воды под удивленные возгласы шумной компании, быстро оделась. Она более не чувствовала холода и тоски, быстро шла в веселой, хмельной компании, пытаясь не отстать от рыбаков. Сергей улыбался и качал головой. Они вернулись в монастырь глубокой ночью.

Гриницын проводил ее в келью и ушел. Каким странным показалось Марусе ее пристанище. Комната была длинная, с невысоким потолком. В ней стояли деревянный стол, грубо вытесанная кровать. Хозяйка комнаты уехала в город, и Марусе любезно предоставили временное жилище. Свет в комнате был тусклый. Она неподвижно сидела на кровати, думала. Наверное, о том, что разбились ее мечты и что надо бежать отсюда как можно скорее.

Неслышно приоткрылась дверь, пришел Сергей. Он сел на краешек кровати и стал гладить ее по плечу, поцеловал. Маруся вздрогнула и погладила ответно его кудрявую голову. «Искушение в монастыре…» – подумала она.

– Не могу, Сережа, уходи.

Гриницын пожал плечами и ушел. Маруся выключила свет, а затем легла на высокую, жесткую кровать. Она не спала, смотрела в темноту. Маруся лежала в келье Юрьева монастыря и думала о том, какая сила привела ее в этот монастырь и как жить дальше… Она вспомнила церковь Святого Георгия, похожую на белый остров. И ей стало хорошо от этих мыслей. Как славно находиться в этой церкви, как будто бы она приехала ради того, чтобы увидеть ее. Стало легче…

Святой Георгий

И образы, звуки убегающего дня стали проплывать перед ней беззаботно и быстро, совсем без печали. Маруся заснула. Ночь раскрыла свои объятия, и она увидела святого Георгия на белом коне, победителя. Он был красив. Как хорошо – побеждать! Всадник смотрел на нее так ясно.

Но она вся оцепенела от его взгляда. «Это сон, – подумала Маруся. – Помоги мне победить Змея, Георгий!» Он молчал. Раздвигались стены тесной комнаты, и плыли по небу белые, торжественные облака. Святой Георгий на белом коне медленно и величаво двигался с ними, как со своим воинством света.

Плащ Георгия был алого цвета, пронзительного, как кровь. Ткань плаща развевалась на ветру, она заполонила полнеба. И постепенно стала похожа на яркую, тревожную зарю. Звезды на небе светлели, и вскоре погасла последняя. Восходило Солнце, осветившее русые кудри Георгия золотым огнем.

Засветились доспехи, в которые он был одет, засветился ярко нимб над его головой. И весь молодой лик его сиял. И как по велению высшей воли, белый конь святого Георгия поднялся на дыбы. А воин Георгий осенил себя крестным знамением, поднял копье и нацелился им в темное чудовище, которое ползло по Земле, сея ложь и страх.

И со словами «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» он пронзил чудовище в самую глотку, копьем прижимая к земле. А конь его топтал змея. Георгий молился так неистово, как в далеком детстве, в Бейруте, когда утреннее, золотое солнце освещало вершины Ливанских гор. И мать его, христианка, говорила ему о силе Бога…

И взошло Солнце… Сегодня оно было белое и прозрачное. Надо возвращаться домой. Все пути ведут в дом. И куда только не заводят нас эти пути? А тут еще – распутье… Если бы знать, где упадешь? – думала Маруся.

Она встала рано. Торопливо оделась, закрыла дверь и вышла во двор. Маруся посмотрела на спящие окна домов, на белую церковь и на ясное, утреннее небо. Тишина стояла в воздухе. Затем подошла к монастырскому колодцу, зачерпнула холодной воды и умыла лицо.

– Ну, вот и всё. Прощайте, – сказала она и быстро пошла к воротам.

Вот и узкая тропинка, ведущая к большой дороге. А вдоль дороги всё полынь-трава да дикая ромашка растет. Маруся шла через высокую траву, вдыхая ее аромат, и вспоминала… Затем она встала на дорогу и долго смотрела на серо-голубое, блеклое небо и белое солнце.

– Ну что же, начинаем всё сначала, – сказала она.

Старенький, провинциальный автобус нескоро показался на горизонте. Водитель подобрал одинокую путницу на пыльной монастырской дороге.

– Что так рано в путь собралась, девушка, бежишь от кого? – шутил шофер.

– Всё просто – не сошлись дороги. И никто мне не стал ближе и не вернет назад, – тихо ответила Маруся.

Послесловие

Она шла по улице, всматриваясь в незнакомые лица. Маруся всегда замечала лица прохожих. Такая странная привычка художника – изучать людей. Ярко светило июльское солнце, с залива дул свежий морской ветер. Она чувствовала себя красивой и легкой. Прохожие оглядывались на нее. Маруся видела их внимательные взгляды.

Она вернулась из Новгорода недавно. А сейчас спешила на встречу к новому другу. Они познакомились на днях, быстро сошлись. Между ними возникло притяжение, которое ее очень устраивало. Любить одного, чтобы встретить другого… Она старалась не думать об этом. Маруся опаздывала и шла очень быстро. Затем она вбежала в метро и остановилась только на лестнице эскалатора. И неожиданно она услышала громкий крик, обращенный к ней:

– Мария!

Ее имя зазвучало под сводами оглушительно громко, как на весь свет, и прокатилось эхом по залам. Потом долгое время она помнила этот крик. Хотя, что было в том? Наверное, радость…

Маруся увидела его сразу. Гриницын стоял на эскалаторе, поднимающемся наверх, и радостно улыбался ей. Маруся помахала ему рукой и долго смотрела вслед. Она всё поняла только в тот миг, когда он крикнул ее имя… Но их параллельные пути никак не могли пересечься тогда, как ни стремились друг к другу. А может быть, где-то параллельные линии все-таки сойдутся, – где-то там, в бесконечности, в далеких мирах? И люди этого просто еще не доказали?

Мадонна в гроте

Светлому гению Леонардо да Винчи…

«Где дух не водит рукой художника, там нет искусства»

Леонардо да Винчи

Жизнь – начало, весна. Я шла через цветущие долины неизвестной страны, шла к голубым горам, которые видела на горизонте. Я думала: – Что это за пейзаж, и где видела его? Это моё прошлое или моё будущее? Ранняя Весна разбудила Землю. Всё просыпалось и звучало неповторимой музыкой. Я рождалась вновь Весной под знаком Равноденствия. Вскоре, я увидела Море в окружении голубых скал. Совершенно фантастический пейзаж… Воздух был светло – синим и звенящим, может это чувство возникало от взгляда на весеннее, синее Море и голубые скалы. Никогда не видела столько светло – синего цвета…

Я не встретила ни одного человека на своем пути. Но мне не было одиноко и холодно. Я растворилась совершенно в мире, и чувствовала себя одним целым с этими поющими птицами, цветущей Землёй и Весной. Я хотела спуститься ближе к Морю, но местность была скалистая. «Спуск к воде может быть опасен», – подумала я. И отправилась вверх по дороге в горы. Дорога была широкая, и идти по ней было легко и свободно. Я увидела грот и вошла в него. Зеленая, водяная трава и плывуны устлали пол пещеры. Бледные, белые ирисы виднелись в траве. Было странно увидеть эти цветы среди суровых и острых скал. Небольшой родник пробивался среди камней. В пещере было немного сыро и зябко. И как – то совершенно необыкновенно благоухали ирисы тонким ароматом.

Но главным чудом было то, что я увидела в гроте юную женщину с двумя младенцами, они сидели на траве. Правой рукой она обнимала одного младенца, левой осеняла другого.

Женщина была одета в синее платье. На ней был накинут плащ, которым она покрывала одного из младенцев. Он молитвенно сложил ручки. Другой младенец строго поднимал пальчик. Рядом с ним расположился коленопреклоненный светлый Ангел. Он увидел меня первый. Затем, женщина подняла голову, улыбнулась и посмотрела мне в глаза. «Боже мой, это же Царица Небесная,» – подумала я.

Мария, Матерь Божья сделала жест рукой, приглашая подойти. Я приблизилась к ней и присела на траву. Мария провела своей рукой по моей голове. Её прикосновение согрело меня, как ласка матери. Тогда Матерь Божья спросила. – Что привело тебя к нам?

– Я не знаю, как мне двигаться дальше по пути моей жизни. Время как – будто остановилось для меня. – Отвечала я.

Через несколько секунд Мария обратилась к сидящему у ног её Ангелу.

– Архангел Уриэль, посланник «Спасения», на челе твоём радуга и белый свет, который несёшь с собой. Ты стремишься сотворить Рай на Земле. Ты исцеляешь, и даёшь силу людям двигаться по новой дороге без страха, одариваешь мудростью распускающегося цветка, который точно знает своё предназначение. Освети путь!

Я заглянула в глаза младенца, сидящего рядом с Уриэлем. Я запомнила навсегда его глаза. У него были золотисто – карие глаза любви… Уриэль встал и протянул мне руку. Затем, он вывел меня из пещеры, не отпуская моей руки… Я оглянулась, ища глазами Марию и двух младенцев.

– Мария, Иисус и Иоанн покинули своё убежище. И мы покидаем его, – сказал Уриэль.

И мы пошли по узкой тропинке, ведущей в гору. Наш путь был долгий, и дорога узкой и тернистой. Руки исцарапаны в кровь от острых скал. Голубые горы остались далеко позади, уже не было цветущих растений, мы не слышали пение весенних птиц. Только острые, тёмные скалы вокруг нас.

Когда я смотрела вниз, моя голова не кружилась от страха. Потому что Уриэль держал всё время мою руку. Показались снежные вершины гор. И небо дышало так близко от нас. Ослепительно голубое, безоблачное небо простиралось над нами. И когда мы вышли на небольшую площадку огромной, суровой горы, Архангел Уриэль вытянул свою руку вперёд, говоря. – Смотри, мы на Вершине.

– Как жаль, что у меня нет крыльев, как у тебя, чтобы лететь над Миром. – Говорила я Уриэлю.

– Ты просто должна убрать все свои страхи, и почувствовать свои крылья. Они у тебя за спиной, ты просто забыла о них. Вспомни, как ты летала в детстве. Это нетрудно. Вспоминай… – Он отпустил мою руку и ждал. Я не напрягала свою волю, просто наполнила сердце радостью и свободой. Затем, немного подпрыгнула вверх, чтобы почувствовать силу земного притяжения. О, чудо, моё тело оказалось лёгким, почти невесомым.

От сознания, что земная тяжесть не тяготит меня больше, крылья мои расправились, я взмахнула ими и полетела над удивительным Миром. Уриэль махнул рукой мне, он остался стоять на Вершине…

– Вам понравилась моя картина «Мадонна в гроте», синьора? – Спросил меня величественный мужчина, одетый в чёрные, средневековые одежды.

– Да, Мессир Леонардо, она заставила меня забыть о силе земного притяжения. – Ответила я.

Леонардо был доволен моими словами. Он медленно произнес.

– «Испытай один раз полет, и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречён тосковать о нём».⁷