Kitabı oku: «Крокодилий остров», sayfa 4
7
Остров Бумеранг
– Снова ты, Элоиз!
– Данхо, мог быть и повежливей со старым другом. Всё же два года не виделись.
– Что ты здесь делаешь?
– Хочу разгадать тайну одного острова. Для этого мне нужен корабль.
– Острова? А кто там живёт?
– Крокодилы. Но дело явно не в них.
– А твои поиски Фениксов?
– О, тебе и впрямь интересно?
– Да, очень.
– Помнишь, я тебе говорил тогда про одну самку? Информация не подтвердилась. Я до поры приостановил изыскания. Кстати, у тебя есть корабль?
– Есть… Что значит «до поры»?
– Другой надёжный информатор рассказал про блудного Феникса. Но он с той стороны великой реки. Совсем ещё птенец. Вроде как, Рихардом зовут. Мой человек присматривает за ним, могу взять его в любой момент. Поэтому пока что хочу немного поизучать всё тут. Так что на счёт корабля?
– Да. Да… Мальчишка… Бедолага… Да, корабль есть. Куда тебе надо?
– На Крокодилий остров. А плачу вот столько.
– Фьи-иу! Да этого же хватит, чтоб всю палубу перестелить!
– Возьмёте пассажира? Только надо выдвигаться прямо сейчас.
– Аванс вперёд. Отлично. Берём.
– Как называется твой корабль?
– «Прекрасная Элейн».
* * *
Рассвет на Крокодильем острове
– Элоиз, подожди! Куда ты так бежишь?
– Снять пробы грунта, пока всё не остыло.
– Тебе помочь?
– Нет. Это слишком деликатный процесс. Дилетанту вроде тебя не следует ничего трогать своими кривыми руками.
– Ладно-ладно. Не могу помочь – не буду и мешать.
«Люди. Чужаки на моём острове. Что они здесь делают?»
– Данхо, а ведь ты мне соврал. Та… Самка по кличке Элейн, она ведь Феникс. Но я её не трону. Она слишком старая. Мне нужен образец помоложе. Тот птенец мне подойдёт. А знаешь, как я понял? Не зря же я теперь магистр братства Вечности. Волновые колебания. Когда у Фениксов расширяются резко зрачки, от особи исходит резкое тепло. И та самка, когда я сказал про Красные горы, подтвердила это, выбросив волну тепла. Но ты не… Что это?
– Где?
«От них чувствую интерес. Они помогут мне найти новое племя. Я здесь не задержусь. Я хочу увидеть их. Пусть помогут».
– Это! Это! Феникс! Это молодая самка Феникса. Посмотри! Она плохо летает. Мы можем её приманить.
– Зачем?
– Если у меня будет сейчас на руках молодой образец, мне не надо будет пересекать четверть мира ради другого.
– И ты не тронешь мальчика?
– Да на кой он мне нужен… Смотри! Её сносит ветром. И она летит в сторону трупов. Запах. Может, её влечёт запах крови? Данхо, убей себя, мне надо кровью приманить её! Быстро!
– Нет! Ты с ума сошёл?
– Не будь идиотом! Если мы сейчас не поймаем эту самку, мне придётся привезти старый образец!
– Не мели ерунды, Элоиз! Я тебе не позволю… Акхх…
– Смотри на эту каплю и подчиняйся моим приказам!
– Что это… было?
– Игла с одним зельем. Смотри и подчиняйся моим приказам, Данхо. Молчать! Лежать!.. Сидеть!.. Встань!.. Убей тех троих!.. Как всегда безотказное зелье.
«Что они делают? Почему? Почему чужая кровь орошает мой остров? Я должна остановить их! Я должна…»
«Не понимаю… Руки не слушаются… Ноги не слушаются… Почему… Я не хочу… Ребята, пожалуйста, бегите от меня… Бегите… Бегите! Бегите!.. Простите… Простите меня…»
– Лети сюда, птичка. Хорошая птичка. Смотри, сколько крови. Данхо, схвати её и неси в лодку. Спрячемся под завесой миража.
«Кровь… Страшно… Кровь… Как ночью недра… Извергнулись… Затопили… Как кровь… Это проклятие недр… Это моё наказание… Кровь… Имя… Кровь… Имя… Кровь… Тьма…»
«Горячо… Глупая девочка… Просыпайся, улетай… Я не контролирую себя! И тебя тоже. И тебя он подчинил… Горячая… Какая ты горячая… Совсем юная… Но зато блудный Феникс спасётся. И Элейн… Элейн, я тебя не отдам никому!»
8
Девушка без имени лежала на дне просторной лодки и смотрела на странных чужаков.
Один был худ и встрёпан, похож на голодную цаплю. Он то вскидывал руки, то застывал. Иногда его бледное лицо, совсем не похожее на человеческое с этими двумя большими прозрачными кругами перед глазами, становилось подобно ящериному. И как ящерицы рассекают переливчатое полотно чешуи щелью пасти, так и этот человек внезапно открывал плотно сжатные губы. Он говорил, и говорил непонятно, спутанно, сбивчиво. С такими интонациями бывшие соплеменники девушки без имени обращались друг к другу после того, как всю ночь напролёт пили настой из кокосового молока.
Человек этот странный, совсем не такой, как представляла себе девушка без имени людей за большой водой, казался больным. Нет, одержимым. Будто внутри он держал рыболовный крючок. Может и мог его выпустить, но не хотел. И тянулся к рыбаку, тянулся, по собственной воле, находя в этом нечто полезное для себя.
Другой тоже был странным. Он молчал, глядя вперёд, почти не мигая. Он казался девушке без имени добрым. Ведь он… Нет… Не добрым. Она помнила, что это он убил троих чужаков. А потом ещё одного, перед тем, как сели в эту незнакомую лодку.
Девушка без имени пыталась объяснить себе этого человека и не могла. Большой и недвижимый – это признак ума, житейской мудрости. Но блёклые глаза, поникшие плечи, руки, сцепленные на коленях – так выглядели только люди, потерявшие всё, уставшие от себя и от жизни, отрёкшиеся от самой сути жизни. Так выглядела она сама – девушка без имени.
И тогда она поняла, что в большом теле существуют будто двое: один живой и сильный, а другой мёртвый и послушный. И всё сразу стало понятно. Другой победит. Ведь смерть побеждает всегда.
Девушка без имени не пыталась призвать огонь. Руки были связаны за спиной, на шее – тугая верёвка, второй конец которой опоясывал худого человека. Девушка без имени не хотела за большую воду, не есть, не пить, не жить, не умирать. Желания будто смыло приливом, оставив зализанный берег безмолвной пустоты.
Пустой берег. Серый берег. Песок? Нет. Ведь не видно крокодильих гнёзд. Галька. Мелкая серая галька. Девушка без имени неспешно шла по пустынному берегу внутри себя, не ища никого, не зовя. Просто шла…
… А лодка плыла между берегом и обломками кораблей на юг. Никто не мог видеть лодку с моря, ведь как только земля после ночного буйства стихии остыла, поднялся мираж, и там, где догорали пальмы, где высилась груда тел, где металась одинокая женщина стаскивая на берег троих своих самых верных людей, всем виделись лазурные воды с резкими полосами солнечных бликов.
Девушка без имени шла по серому пляжу, прикрывая глаза ладонью. Но вот что-то шевельнулось на границе видимости. Белое и длинное. Оно было таким реальным, что девушка подскочила, раскрыв широко глаза, и воскликнула:
– О, мудрый Чуирококо, ты пробрался в мои сны! Ты желаешь направить меня, хоть я тебя и покинула?..
Договорить она не успела. Рывок верёвки на шее бросил девушку к ногам худого человека. Никто не понял речей девушки, но большой человек вдруг встал и взялся за весло. Он медленно направил лодку вдоль берега. По днищу то и дело скрежетали камешки, возможно рифы. Девушка без имени прижалась ухом к тёплым, пахнущим незнакомо шершавым доскам лодки, вслушиваясь в говор вод. И вернулся берег, и белый крокодил был там, глядя на последнюю из племени его острова равнодушными красными глазами.
* * *
– Мамы долго нет, – Нгъянурочаче перевесился через борт, глядя туда, где ещё недавно был остров.
– Кровью пахнет. Дурно пахнет, – Джанпришьюрайя коснулся кончиком хвоста спины брата, указывая вправо, где мираж только-только начал затягивать обожжённые пальмы. – Чуешь?
– Кровь перемещается, – заметил Нуро, попробовав воздух раздвоенным языком. – Папина кровь.
– Мама будет ругаться, что ты его так называешь, – фыркнул Джан.
Почти сразу, как Данхо появился в их команде, он сблизился с той, кто однажды спасла их. И потому, не желая других имён и званий, они обращались к тому, кто был старше их всего на три года, как «папа». Данхо это даже нравилось. Он не упускал случая поговорить со своими великовозрастными «детишками», никогда не ругался с мамой, и вообще его все любили. Вот только запах папы изменился после вчерашнего вечера.
Также было и три года назад, когда долго гостили на плавучем рынке.
Страх. От папы пахло страхом. Джан и Нуро ненавидели этот запах. С ним всегда приходили кровь и боль. Особенно боль. И сейчас, учуяв неладное, Ангуис окликнули команду, предупредили и скользнули в воду, не подняв и всплеска.
Игривые волны окутали сильные тела. Руки гребли равномерно. Хвосты скользили, удерживая между течений. И было в этом особое единение природы, которое Ангуис чувствовали как свободу. Но единственная свобода, которой им хотелось, была на их корабле «Прекрасная Элейн» рядом с мамой и папой.
Братья хлопнули по ладоням друг друга и разделились. Джан, который больше всех не любил запах страха, отправился по его следу. Мама всегда учила преодолевать свои чувства. Оттого догнать папу стало целью Джана. Нуро не менял курс. Там впереди, отделённая пеленой крови, была мама. И даже если её не надо спасать, Нуро спасёт, заберёт её оттуда домой. Ведь нет ничего важнее мамы, которая всегда рядом, которая говорила ласково, никогда не ударяла даже в шутку и совсем их с братом не боялась.
Мираж рябил. Вблизи он был похож на плёнку масла, налитого на стекло. И таких слоёв было несколько. А что за ними – непонятно. Но тревога за маму и папу обострила чувства детей. И мираж, и рифы, и остовы кораблей не получили жертв, не зацепили крепких тел, не задержали ни на миг.
Нуро добрался до берега. И по коже прошёл озноб. Чешуйки по бокам хвоста, такие чувствительные к направлению, температуре и ветру, встали дыбом, а глаза и мозг ещё не распознали того, что было впереди. Только руки, четыре сильных руки бережно прижали к мокрому торсу тонкое тело мамы, которая плакала. Нуро слушал, не перебивал. Скрутив хвост в кокон и посадив в середину маму, он впитывал её слова и чувства, осознавал, успокаивал, берёг. И одновременно, в точку, где змеиный капюшон вокруг головы переходил в человеческую кожу на спине, Нуро ощущал эмоции брата. Его гнев, его удивление, его выбор.
Багряной полосой рассекая лузурные воды, Джан следовал параллельно лодке. Острые доски развалившегося надвое старого корабля надёжно скрывали Ангуис от тех, кто был окружён запахом страха. Джан ощутил тепло на верхней половине спины – чувства брата коснулись его: Нуро нашёл маму, с ней всё хорошо. Значит, следовало поторопиться и разобраться с папой.
* * *
Девушка без имени прижималась ухом к доскам палубы. Глубокий плеск моря, перестук гальки по песку, скрип обуви чужаков, всплески весла, бой крови в ушах – все звуки были простые и понятные, но вкралось в них нечто… Опасное, затаённое, живое. Оно рядом. Оно охотилось на них.
Мудрый Чуирококо на пляже в сознании девушки повернулся к серо-голубой воде, замерцал и пропал. И тут же берег затопило алым. Девушка без имени, не помня себя от страха, забилась между лавкой и стоящим мёртвым внутри себя чужаком с веслом.
Лодка затрещала, накренилась. Худой чужак закричал, дёргая верёвку на себя. Девушка без имени захрипела, не сводя взгляда с красной чешуи, с огромной змеиной морды, с четырёх человеческих рук, которые будто пытались отломать кусок лодки. И было понятно, что им это под силу.
– Красный крокодил, – просипела девушка и дёрнулась сильнее, когда лапа чужака рассекла верёвку на шее. Человек с веслом грёб, не оборачиваясь, внутри он становился лишь мертвее.
