Kitabı oku: «Приоткрытая дверь», sayfa 2
Глава 4
И вдруг я его увидела! Только что в салатнице ничего не было – обычные блики на белой оверхности. Но сейчас там совершенно явственно вырисовывался силуэт высокого широкоплечего мужчины с непокрытой головой, одетого, как мне показалось, в военную шинель. Ни разу я не слышала, чтобы кто-то из прапрадедов был военным или погиб на войне.
Я хотела поделиться своими наблюдениями с Лю-лей, но, взглянув на нее, обнаружила, что побледневшая тетка таращится в чашу испуганно и изумленно. Похоже, она сама не ожидала такого эффекта, не ожидала, что ее личный ритуал сработает.
На этот раз она меня не разыгрывала. Скорее всего, вообще забыла обо мне.
Это было настолько неожиданно и оттого страшно, что у меня, как от холода, поднялись дыбом волоски на руках, а по спине прошла ледяная волна.
Я пару раз сильно моргнула и снова уставилась в салатницу. Нет, мне не показалось. Там действительно был мужской силуэт. Если раньше он смотрел прямо, то теперь будто повернул голову в сторону тети Юли. Профиль его был нечеткий, колеблющийся, разобрать черты лица невозможно. Почему-то это особенно пугало. Было ли лицо угрожающим? Или спокойным? Или сожалеющим?
«Наверняка это просто свечки колеблются», – призвала я себе на подмогу остатки скучного разума и смело посмотрела на совсем недавно взволновавшие мое воображение тени от пламени свечей.
Вот только теперь они совсем не колыхались, не плясали. Как такое может быть? Как же тогда видение в салатнице вертит головой, как бы смешно это ни звучало?
– Уходит! – вдруг вырвалось у Люли.
Голос был хриплым, непохожим на ее обычный.
Действительно, мужской силуэт в чаше развернулся и вроде бы начал уходить, но Юлин окрик остановил его… Как это вообще можно было понять всего лишь по размытому силуэту в воде?! Но он действительно обернулся через плечо и посмотрел в тетину сторону.
Мы замерли, едва дыша. Он не двигался, смотрел.
Внезапно раздался громкий треск – одна из свечей вспыхнула, пожирая попавшую в пламя пылинку или что там могло быть. Мы непроизвольно синхронно вздрогнули и одновременно нервно рассмеялись, обнаружив причину.
Был ли это отвлекающий маневр? Может быть, нам стоило молчать, молчать и просто смотреть? Во всяком случае, в салатнице больше ничего не отражалось. Можно, конечно, было предположить, что все дело в сгоревших свечах. И нашем больном воображении.
Но разве можно, не сговариваясь, увидеть в таком зыбком расплывчатом отражении одно и то же?
– Он ушел или остался? – шепотом спросила я, оглядываясь.
Комната была все та же, такая же, как обычно.
Тетя Юля промолчала. Она явно придумывала подходящий ответ, выставляющий ее в лучшем свете. Как всегда.
– Конечно ушел, – наконец твердо прошептала она. Я хотела спросить про шинель, но не успела, потому что тетя продолжила, постепенно переходя на нормальный голос: – Может, это была не шинель, а халат. Но это точно был наш прапрадед.
– Я не говорила про шинель…
– Разве? – рассеянно переспросила Люля и тут же повеселела. – Включай свет! Как я и говорила, все получилось!
Она болтала и болтала, наблюдая, как я задуваю свечи и быстренько хлопаю по клавише выключателя. В этой болтовне явственно слышалось облегчение.
Опять стало слышно тиканье будильника с кошечкой. Где-то на улице громко выругался какой-то пьяница.
– Представляешь, Настя, мы с тобой из всей семьи единственные, кто видел его! Можешь мной гордиться.
И все-таки глаза у тетки были тревожные. Подхватив салатницу, она легко перепрыгнула через круг из потушенных свечей и протанцевала на кухню. Хотелось верить, что отмывать чашу святой водой.
Ко мне опять вернулось противное ощущение реальности. В глаза бросился испорченный расплавленным свечным воском паркет. Неотвратимость наказания сразу пересилила все страхи.
Глава 5
Остаток ночи прошел без происшествий, хотя периодически мучила мысль о закапанном вечами паркете. Она преследовала меня даже во сне. Будто сидим мы с теткой в свечном круге, вдруг тихонько открывается дверь, и в комнату крадучись, едва слышно ступая, заходит папа. Он ничего не говорит, но я вижу, как искажается гневом его лицо. Лучше бы он наорал и сразу успокоился, как обычно. Но папа так же молча пятится и уходит, прикрыв за собой дверь, оставляя меня с ухмыляющейся Люлей. И на душе неприятный осадок – стыдно.
Вообще странно, конечно, что я так испугалась родного отца. Он никогда не был сторонником физических наказаний, срывался очень редко, но и тогда лишь сильно кричал и делал злое лицо (пугалась только бабушка, которая обзывала его маньяком). Обычно все заканчивалось лишением меня смартфона на две недели (взамен выдавался кнопочный телефон, старенький).
Вот так, испорченный паркет волновал меня гораздо больше, чем непонятно как проявившийся дух прапрадеда. Про деда-то мало что было известно, а про паркет родители хвастались, что он из ценного дерева и не менялся со времен заселения, хотя кое-где рассохся и покоробился, да и скрипел неимоверно под ногами. Конечно, тетя Люля беспечно отмахнулась и велела мне не заморачиваться, но я-то отлично знала, кого вздуют за эти восковые пятна.
Поэтому утром я первым делом с помощью канцелярского ножа отскребла, как сумела, все следы нашего неудачного, как мне тогда казалось, спиритического сеанса. Если приглядеться и точно знать, куда смотреть, то кое-где воск все же остался. Но в целом результат меня удовлетворил. А по царапинам от ножа я старательно прошлась ластиком, так что теперь оттертые паркетины выделялись своей подозрительной чистотой.
Чтобы скрыть этот слишком сияющий паркетный островок, пришлось даже помыть пол в родительской комнате, к сильному удивлению бабушки, заставшей меня за этим занятием. Была бы здесь мама, непременно заставила бы вымыть полы во всей квартире, раз уж начала. Но бабушка никогда меня не заставляла ничего по дому делать. Она своих-то дочерей не могла как следует приструнить.
Бабушка только спросила, не прокрадывалась ли я сейчас к ней в комнату, и добавила, что она действительно испугалась и больше не надо так.
Но я не прокрадывалась.
Люля, проснувшись, как всегда, ближе к полудню, пришла посмотреть на мои труды и со свойственной ей язвительностью оценила их на четверочку с минусом. Мне сразу захотелось ее чем-нибудь пристукнуть.
Целый день бабушка упрекала меня за дурацкие шуточки. Будто бы я крадусь за ней едва слышно, а потом прячусь. С трудом мне удалось убедить ее, что у меня есть занятия поинтереснее, чем ходить за ней следом и пугать ее, как малый ребенок.
Пользуясь отсутствием моих родителей, Люля пригласила к себе очередного «постоянного» своего поклонника. Не то чтобы мои папа с мамой как-то мешали ей устраивать личную жизнь, разве что иногда беззлобно шутили над ее ухажерами, но тетя Юля все равно предпочитала принимать гостей без лишних родственников в квартире. Я так и не могла понять, чего она стеснялась сильнее – показывать обожателям сестру с зятем или показывать нам своих обожателей.
Я лично ничего не имела против отдельных теть-Юлиных молодых людей. Поодиночке они вели себя очень скромно и уважительно даже по отношению ко мне. Норовили помочь бабушке, сыпали комплиментами, робко шутили со мной. То есть пытались через нас добиться Люлиного расположения и заработать себе дополнительные очки.
Когда же собиралась компания теткиных приятелей, то они всем скопом, вне зависимости от пола и возраста, вели себя шумно и развязно, постоянно гремели бутылками, дымили на кухне и занимали туалет. Громко слушали странную музыку с заумными текстами, которая мне совершенно не нравилась, и при этом спорили, пытаясь переорать ее.
Бабушка почему-то относилась к ним снисходительно, а вот папа с мамой гоняли эти сборища только так.
Самое противное было, когда теткиным приятелям взбредало в голову пригласить меня в свою компанию и начать учить жизни. Все они, несмотря на то что были не сильно старше, чувствовали себя умудренными опытом и точно знали, что мне, как представителю подростков, нравится исключительно одно говно. Если у нас вдруг совпадали вкусы или мнение по какому-то вопросу, то это, по их мнению, была просто случайность или же их благотворное влияние. Было обидно, снисходительный тон дико выбешивал, так что после пары раз я просто перестала откликаться на любые, даже самые заманчивые приглашения в их тесный круг, за что прослыла неформалом и букой.
К сожалению, тетя Юля никак меня не защищала и даже получала, похоже, удовольствие, что выглядит на моем фоне жутко умной и интересной. В обычной нашей домашней жизни она такой вредной не была. Выпендриваться было не перед кем.
Так что, когда пришел всего лишь один Алексей, я была довольна.
Он, кажется, учился на актерском и заодно где-то подрабатывал. По мнению тети Юли, Алексей был слишком приличным, и известность ему не грозила, раз уж до сих пор он даже блога в Инстаграме не завел. Зато он всегда приходил с цветами и готовой едой, за что мы с бабушкой за глаза прозвали его «кормилец наш». Еда всегда была кстати, учитывая нелюбовь Люли к готовке.
Когда я зашла на кухню налить себе чаю, там уже сидел за накрытым столом кормилец наш и пялился куда-то в угол коридора. При виде меня он как-то неловко изобразил веселье.
– Какой занятный у вас кот. – Люлин поклонник кивнул в коридор.
– Кот? – переспросила я, не особо интересуясь.
– Или кошка. Я сначала решил, что у нее человеческое лицо. Как у старичка, знаешь. У гнома.
Я хотела было поинтересоваться в шутку, не наркоман ли он, но не стала.
– В подъезде видел? – вместо этого спросила я просто из вежливости.
– Да нет, у вас же. Буквально перед тобой прошмыгнула в комнату.
– Вообще-то у нас нет домашних животных.
На лице Алексея отразилось беспокойство.
– Странно. Я точно видел. Серенькая такая, небольшая. Лицо прям как человеческое, но вроде кошка… Ерунда какая-то…
Он словно не мог поверить тому, что видел, пытался призвать меня в свидетели. Браво, Алексей, отличная актерская профессиональная игра!
– Бывает, – как можно равнодушнее кинула я, демонстративно хлебнула свой чай, цапнула со стола тарелку с бутербродами и ушла с кухни.
И этот туда же, хочет из меня дурочку сделать. Не выйдет!
Забравшись в кровать с маминым планшетом (она разрешала пользоваться им для школьных дел, но никогда не проверяла) и выключив свет, чтобы бабушка не доставала нотациями, я с удовольствием принялась смотреть сериал, про который в нашем классе мне прожужжали все уши. Так что я, можно сказать, занималась именно школьными делами.
Но я успела посмотреть всего две серии, как начал совершенно безбожно скакать интернет. То зависал, то еле-еле теплился, то вообще пропадал напрочь. Раньше у нас такого не бывало, чтобы сеть совершенно не работала.
Следовало, конечно, пойти перезагрузить роутер, но вылезать из теплой кроватки совершенно не хотелось, поэтому я просто прекратила киносеанс и завалилась спать.
Глава 6
Кажется, мне уже снились сны, когда на кровать что-то упало. Я вздрогнула, просыпаясь, и обнаружила, что не упало, а село.
Села.
Люля сидела в ногах кровати и молча смотрела на меня. Дверь в коридор была открыта, там горел свет.
– Что такое? – недовольно спросила я, приподнимаясь на локте. – Сколько времени?
– Где-то час ночи. Спи, спи спокойно. – Тетя заботливо поправила мне одеяло.
Очень мило, сначала разбудить, а потом уговаривать спокойно заснуть!
– Все в порядке, все в порядке. Спи спокойно, – вдруг послышался из коридора тихий мужской голос.
Вот этого я никак не ожидала!
Вытаращилась на дверь, а там, похоже, Алексей! На ночь остался!
Раньше я не замечала, какой он, оказывается, высокий. Потолки у нас под три метра, а Алексей занимал полностью дверной проем, загораживая почти весь свет из коридора, из-за чего казался только черным силуэтом в рамке двери. Еще больший объем Алексею придавал длинный халат, который он на себя напялил. Я такого не припоминала у нас. С собой, что ли, принес?
Удивительно!
– Да и так все в порядке, блин! – возмутилась я окончательно. – Идите давайте, спать не мешайте!
Поскольку Алексей не уходил, рукой ему помахала: мол, катись. Что за манеры?
Люля тоже повернулась к кормильцу нашему, а потом опять ко мне и очень странно на меня посмотрела.
– Все, идите уже! Я спать хочу!
Демонстративно завернувшись в одеяло, я даже немного всхрапнула, прямо как бабушка.
Тетя Юля еще немного посидела со мной, потом вздохнула и вышла.
Алексей так и стоял, загораживая проход, и я даже думала, что не выпустит Люлю, но он все же отступил куда-то в сторону, и дверь закрылась.
– Странные! – Я пожала плечами и быстро отрубилась.
Утром, когда я встала, из бабушкиной комнаты раздавались преувеличенно бодрые голоса ведущих очередного ток-шоу. На кухне звякала посуда.
Старинная тяжелая бронзовая люстра с витыми лапами, с растительным орнаментом, с четырьмя круглыми матовыми плафонами висела на надежном железном крюке ровно посередине потолка в гостиной. Совсем в детстве мне представлялось, что этот крюк сняли с башенного крана, настолько он внушительно и надежно выглядел (да и являлся таковым). Даже когда соседи сверху устраивали пляски, как рассказывала мама, тряслось все, кроме люстры. Ну и трамвай тоже никак на нее не действовал.
И вот теперь этот символ надежности тихонько поворачивался по кругу, словно ярмарочная карусель. Полный оборот медленно по часовой стрелке, пауза и следующий оборот против часовой стрелки.
Я смотрела на люстру как завороженная. Сначала даже показалось, что это у меня голова кружится, ведь такого никак не могло быть! Я еще поняла бы, если бы был сильный сквозняк. В конце концов, ничто не вечно. Поток воздуха вполне мог вертеть люстру. Одно только но – никакого сквозняка я не ощущала.
А потом в какой-то момент люстра вновь незыблемо застыла.
Наверняка мне все привиделось. Просто не могло быть иначе, правда?
Помня, что Алексей остался на ночь, а значит, в пижаме не разгуляешься, я быстренько переоделась и пошла выяснять отношения. Люля на кухне, бездумно таращась на стену, пила кофе.
– Что это было? – едва поздоровавшись, требовательно спросила я тетку.
– Что? – томно проговорила она.
– Вы зачем оба приперлись? Ночью? Совершенно не стоило этого делать.
– Почему оба?
– Это у тебя надо спросить почему. Вы что, поссорились?
– Не понимаю тебя. Кто с кем приперся и кто с кем поссорился? – Тетка даже чашку отставила.
– Да с Алексеем же твоим! Меня зачем в это вмешивать? Зачетный у него халат, кстати.
Тетя Юля посмотрела на меня как на идиотку. Криво улыбнулась.
– Вообще тебя не понимаю. Какой халат? Ни с кем я не ссорилась.
– А ночью… Разве он ушел?
– Настя, Алексей вчера поехал к себе домой или куда там еще. Я не интересовалась. А ты ночью кричала, маму звала. Бабушка, конечно, ничего не слышит, вот я тебя и побежала спасать. Разбудила меня криками своими. Я тебя успокоила и дальше пошла досыпать. Никого не было, кроме нас троих. Ни Алексеев, ни Андреев, ни Александров. Только мы. И на крики твои пришла я одна.
– Ничего я не кричала…
– Рассказывай кому другому, – хмыкнула Люля и снова принялась смаковать свой кофе. Потом бросила на меня быстрый непонятный взгляд и, заметив, что я слежу за ней, добавила: – Насмотрелась своих ужастиков на ночь… Все Санде расскажу про тебя!
И закрылась чашкой, чтобы я не заметила ехидную ухмылочку. Что тут смешного?
Постояв, я пошла в ванную и, умываясь ледяной водой, никак не могла понять, как можно не заметить огромного мужика, который перекрывал собой свет. Да она же почти врезалась в него! Он же разговаривал!
И сон мне снился нормальный, не страшный…
Когда я выбралась из ванной, Люля с бабушкой обсуждали ночное происшествие. Тетя, разумеется, не могла не развить тему с моими галлюцинациями. Я быстренько вмешалась, сообщив свою версию событий. И потребовала объяснить, что за мужчина был у нас ночью. Но Люля не видела его, не слышала и даже не почувствовала. Хотя потом, спустя время, принялась рассказывать, будто бы тогда внезапно ощутила пристальный взгляд в спину, холод и мурашки по спине. Лично я никакого холода и мурашек не помню, и страха тоже, потому что вся сцена была абсолютно обыденной, даже в голову не могло прийти, что тут что-то не так.
– Домовой! – вынесла вердикт бабушка, у которой иногда случались приступы мистицизма (понятно, в кого младшая дочь пошла).
Мы с Люлей переглянулись. Что-то не было до этого у нас никаких домовых.
– Это он к тебе добрый, Настюшка, потому что ты полы помыла. – Бабушка, как всегда, в любой ситуации искала положительные моменты. Но она тут же переключилась на насущное: – Люлечка, жаль, что Алеша ушел. У меня с телевизором что-то случилось, вот бы он посмотрел.
Тетя Юля терпеть не могла, когда кто-то загружал своими проблемами ее или ее приятелей. Так могла поступать только она сама, и исключений не было. Поэтому вместо интересных для меня обсуждений ночного происшествия Люля пустилась в препирательства с матерью.
– С какой стати Алексей должен разбираться в твоем телевизоре? Приедет Павел, все тебе починит. Это его прямая обязанность!
Павел – это мой папа. Дальше я слушать не стала и ушла, для надежности отгородившись от них наушниками с музыкой.
К слову, вечерние проблемы со связью никуда не делись, и страдала не только бабушка с телевизором. Домашний интернет постоянно прыгал, а качал с такой черепашьей скоростью, что я так и осталась без сериалов и роликов.
Тете Юле было фиолетово, работает интернет или нет. Иногда она относилась к нему пренебрежительно, иногда считала главным врагом человечества. В какой-то момент она вдруг начала наводить порчу по фотографии. Или все же лечить? Не помню точно, зато помню, как она активно принялась удаляться из социальных сетей, закрывать доступ к своим профилям и стирать все фотографии со своим лицом. Впрочем, к приятелям-друзьям и родственникам это никак не относилось. Иначе кто бы восхищался Люлиным видом настоящей ведьмы?
С фотографиями – и цифровыми, и бумажными – вообще была особенная суета. Какой-то особой иглой, отобранной у бабушки и подвешенной на особую шерстяную нитку, тетка колдовала над снимками, пытаясь узнать прошлое и будущее.
Обнаружилось, что через фотографию можно украсть душу, поэтому Люля категорически запретила мне выкладывать наши физиономии в Инстаграм и даже отругала за какой-то фильтр, где можно было старить свое лицо.
Я посмеялась, вспомнив, что в «Симпсонах» была такая серия, про кражу души через фотографию, они там еще еретика на костре сжигали. Но тетя Юля совершенно серьезно прервала меня:
– «Симпсоны» – это, конечно, прекрасно, но есть исследование ученых, которые смогли считать ауру с изображения человека и даже изменить ее!
– Британские ученые, конечно? – напрасно пыталась я превратить все в шутку.
Но Люля, уже переманившая на свою сторону бабушку, не унималась. Мама после разговора со своей младшей сестрой просто запретила мне выкладывать фотографии с собственным изображением в интернет, но объяснила это безопасностью.
– Вот будет тебе восемнадцать, тогда и делай что хочешь. Как я! – обычная Люлина присказка в ответ на все подряд. Она думает, что это отличное утешение.
Обиднее всего, что они хором принялись запрещать мне выкладывать свои фотки, хотя отлично знали, что я и раньше не выкладывала и сниматься не люблю, поскольку в какой-то момент увидела, что стала совершенно нефотогеничной. Даже из чувства противоречия, назло, я не смогла найти ни одного приличного снимка…
Глава 7
– Настя! – Папин голос не предвещал ничего хорошего. – Я тороплюсь! Ты куда убрала мой галстук?
– Пап, я не брала ничего. Какой галстук? – заглянула я в родительскую комнату.
Папа стоял у раскрытого шкафа, уже совсем готовый к выходу, но сильно рассерженный.
– Я его повесил вот сюда! – Папа с силой хлопнул по спинке стула, так что тот затрещал. – Пять минут назад! Я опаздываю, это совсем не смешно!
Не мешкая я позвала маму. Даже не обиделась, что в краже галстука папа решил обвинить именно меня.
Я не знаю, какая тут работает магия, но мама всегда находит наши пропавшие вещи. Ты можешь два часа перетряхивать шкаф в поисках нужной футболки, а мама приходит и просто, даже не глядя, находит ее именно там, гдде ты больше всего ррылась, и спрашивает: «Вот эту ищешь?»
Но сейчас это не сработало. Мама, слегка обескураженная, предложила:
– Может, наденешь другой галстук?
– Да почему я должен надевать другой, если я выбрал именно этот и положил его на спинку вот этого вот проклятого стула! – бушевал папа. – Проклятье! Я уже даже под диван лазил, нет нигде! Как провалился!
Я тоже полезла под диван, и под шкаф, и под стол, проверила в ванной в корзине с грязным бельем, пока мама срочно подбирала папе другой галстук взамен пропавшего.
Идиотская ситуация. Галстука нигде не было. Папа вообще очень аккуратно относился к своим вещам, гораздо внимательнее, чем, например, мы с мамой. Но больше всего папу расстроило, что он в своих собственных глазах выглядел идиотом. Ведь специально заранее достал этот дурацкий галстук.
Мы только удивленно переглядывались. Бабушка даже у себя в шкафу порылась – ну мало ли…
Уже умчался на работу все еще раздраженный папа, ушла мама, завозилась разбуженная нашей суетой тетя Юля. Я перед уходом в школу заглянула в родительскую комнату и остолбенела. На спинке стула, который только чудом не развалился от папиных яростных перетряхиваний, висел аккуратно выглаженный галстук. Очевидно, на том самом месте, куда его повесил папа.
Я даже подошла потрогать его. Нет, не показалось. Галстук тот самый. Один из папиных любимых.
Позвала бабушку, которая долго ахала и всплескивала руками. Сфотографировала на телефон и отправила маме (папу решила не нервировать лишний раз). Мама даже перезвонила, настолько это было из ряда вон выходящее событие.
– Мистика какая-то! – раз пять повторила она. – Надо все вещи теперь, как в магазине, чипами увешать!
Но это, как потом выяснилось, были еще цветочки…
С родителями ничего особенного не случалось, и к паранормальщине и «барабашкам», как говорила мама, они всегда относились скептически.
«Пока я своими глазами не увижу и не потрогаю, не поверю!» – заявлял папа.
По его мнению, бывали только случайные совпадения и психически неуравновешенные люди. Мама из всего необычного могла припомнить только свою работу в отделе книгохранения одной крупной библиотеки. Она там проходила практику, когда училась в школе.
– Основное библиотечное здание расположено в старинном особняке с подвалами, лестничные перила – с грифонами. Все знали, что там водится призрак тетки Достоевского, ну, дом когда-то раньше ей принадлежал. Но она мирная, говорят, была. Появлялась только поздно вечером на одной из главных лестниц. Может, шла к себе в опочивальню или куда там еще. И библиотекарей не трогала. Даже некоторые припозднившиеся читатели ее видели, думали, что костюмированное представление. Или ничего не думали, потому что мало ли какие библиотекарши бывают. Зато шаловливых детишек видели только ночные коменданты. В основном-то призраки только их и доставали. Но тетку коменданты не боялись – чего мирную бояться? А вот бегающих ночью по коридору детишек почему-то стремались. Хотя те тоже никого не трогали, бегали себе, хохотали. В полной темноте. За спиной. Но я лично никого из них не видела и не слышала. Хотя люди вроде адекватные про них рассказывали. Или просто я очень доверчивая была.
– А с тобой лично что-нибудь там случалось?
– Да ничего такого… Ну, разве что в книжном хранилище. Да это со всеми, кто там работал, случалось.
– Что случалось?
– Вот представь: книги, много-много томов, хранятся в огромных помещениях, часть которых расположена в подвале. Целые этажи, где довольно холодно и сухо, потому что это полезно для бумаги. Мы все поэтому были вечно сопливые, хотя и ходили в теплых кофтах под синими рабочими халатами. По крайней мере я.
В хранилище вел лифт, такой особенный, чтобы в него вмещалась тележка с книгами. Металлический короб, двери сетчатые, еще с таким грохотом закрывались. И огромные кнопки красные – «пуск». Нажимаешь на этаж, на пуск, и грохочешь вниз. Постепенно смолкает гомон твоих коллег, которые в тепле и на свету принимают книжки, гоняют чаи и сплетничают. А дальше наступает тишина. Только в самом лифте тоненько гудит люминесцентная лампа, противно так.
Лифт с грохотом останавливается, тебя потряхивает. Ты открываешь дверь, толкаешь вперед тележку и сразу нащупываешь выключатель. Такой винт, который надо повернуть, чтобы зажегся свет перед лифтом и немного дальше. На всем этаже по правилам свет погашен. И ты должен за собой всегда свет гасить. Если на этаже светло, значит, тебе повезло – кто-то тоже здесь с книгами возится. Но, может, забыл вырубить электричество, торопился очень сбежать.
– Чего это сбегать?
– Погоди. Слушай. Так вот, чтобы проверить, есть ли кто, надо громко крикнуть. Ну, поздороваться, чтобы человек откликнулся. Помещение огромное, потому могли тебя и не расслышать. Но бывало, что кто-то сидит на этаже между стеллажами, за маленьким столиком, и ярлычки, например, на книги наклеивает. Ему много света не нужно, только лампа. Так вот тогда тоже свет не включали без надобности. Но обычно, когда выходишь на этаж, то все равно отблеск лампы видишь и сразу здороваешься, чтобы не напугать.
И вот ты свой долг у лифта выполнил, то есть крикнул, если свет включен, и пошел по делам. Толкаешь тележку, она, зараза, тяжеленная. Еще по дороге и свет включаешь, если нужно.
Библиотекари в хранении все очень сильные, мускулистые, хотя по ним не скажешь. Думаешь: «Фу, хлюпики собрались». Ан нет. Тележки груженые – это что – тьфу! Есть же еще стеллажи!
Представь себе длинный металлический стеллаж на рельсах, полностью забитый книгами. Он, наверное, тонну весит. И чтобы его отодвинуть, надо повернуть с силой такое огромное колесо типа руля. Отодвинул один стеллаж, застопорил, чтобы не отъехал обратно. Потом другой то же самое, потом следующий, пока не дойдешь до стеллажа с нужным шифром. Идешь расставлять на правильное место книги. Если не туда поставишь – считай, книга пропала. Если не навсегда, то на многие годы. Коллекция-то миллионная.
И тут необходимо быть очень внимательным. Потому что могут случиться две очень большие неприятности. Во-первых, может погаснуть свет. Это неприятно, но не так страшно. Наверняка какой-нибудь твой коллега тоже книги расставлял, тебя не заметил и за собой свет погасил. Тут надо орать погромче, чтобы включили обратно. Иначе придется в полной темноте пробираться и включать свет самому. А это травмоопасно. Можешь задеть книги, они тяжелые и твердые, это больно. Можешь споткнуться и упасть. Но еще опаснее, когда на тебя внезапно начинают наезжать стеллажи. Тут надо ухо востро держать. Как только услышишь, что поехали, сразу выскакиваешь в коридор. Если не успеваешь, то приходится упираться руками и коленями, чтобы тебя не задавило. У меня вечно синяки из-за этого были.
– Так часто стеллажи ездили?
– Не часто. Но частенько.
– А почему?
– Наверное, недостаточно хорошо стопорила. Или просто со мной случалось то, о чем сразу неофициально говорили новеньким сотрудникам.
– Что именно?
– Что, когда ты один, стеллажи могут поехать сами по себе, как бы старательно ты их ни закреплял. И еще могло случиться, что две эти неприятности происходили одновременно: стеллажи и свет. Вот стою я, к примеру, в полном одиночестве, расставляю книжки. И вдруг слышу, что в самом начале длинной комнаты раздается металлический лязг – это начал движение по рельсам стеллаж, наверное, самый крайний. Потом – бум! Это он ударился о другой стеллаж, и по принципу домино они один за другим вместе начали тяжело катиться по рельсам в твою сторону, как полные книг вагоны. И ты книги-то не бросаешь, прижимаешь к груди и бежишь к выходу из пространства между стеллажами, считая про себя все эти «Бум! Бум! Бум!», которые все ближе и ближе. Каждый бум – это стеллаж. Сколько до тебя осталось и сколько у тебя есть времени.
И в этот самый момент гаснет свет.
Просто гаснет, и все. Выключается с характерным щелчком. Поскольку на выключателе необходимо сделать поворот, то самопроизвольного выключения случиться никак не может. Значит, это сделал кто-то из своих. В книгохранение так просто чужих не пускают.
Я начинаю истошно вопить, что я здесь, меня стеллажами сейчас расплющит, но вокруг по-прежнему только темнота и мерные, слаженные бум, бум, бум, бум…
В последний момент выскакиваешь, вся мокрая, как мышь под метлой, мчишь к выключателю, поворачиваешь его и выскакиваешь из комнаты в общий зал возмущенно, чтобы надавать по шее негодяю, тебя бросившему на произвол судьбы.
Только на этаже по-прежнему никого нет, кроме тебя. Лифт не едет, иначе был бы слышен лязг и грохот. Свет горит там, где я его включила.
Возвращаюсь в комнату, а стеллажи уже остановились. Меня бы не расплющило, но слегка прижало бы, конечно. Но почему-то так удачно их движение замедлилось как раз у того стеллажа, на котором я расставляла книги.
Самое интересное, что рельсы, разумеется, расположены не под уклоном. Стеллажи сами по себе кататься не могут, их надо подтолкнуть, да посильнее. Однако такое вот случалось. И со мной, и с другими.
– И что это было? Как это объясняли?
Мама только пожимала плечами:
– Никак не объясняли. Просто все знали, что так бывает. Предупреждали новичков. Особо трусливые ходили парами. Да и веселей так, что уж говорить. Шутили постоянно, даже песни орали. Один книги подбирает или, наоборот, расставляет, а другой стоит на стреме, у выключателя, следит, чтобы стеллажи не поехали. Ну и переговариваются между собой. Я тоже никогда не отказывалась кого-нибудь подстраховать.
Особо одаренные даже ухитрялись на широких подоконниках книгохранения отсыпаться в полной темноте после ночных гулянок. Уйдет такой якобы за книгами, и нет его до обеда. Дрыхнет. И попробуй найди! Телефонов тогда сотовых особо не было, да и связь все равно фиговая была бы – подвал же. А еще наткнешься на такого, вот уж точно вусмерть напугаешься, никаких призраков не нужно!
Я вполне допускала, что в каких-нибудь библиотеках или других старинных помещениях может твориться всякая паранормальщина. В конце концов, там никто не живет. Испугался – и убежал к себе домой. Дома-то все знакомо, ничто не угрожает. Мама с папой спасут. Из дома вообще можно не выходить.
А если что-то произойдет в твоей собственной, родной, до боли знакомой квартире, где ты с закрытыми глазами можешь передвигаться, – тогда куда бежать? Кого просить о помощи?
