Kitabı oku: «Па-де-де», sayfa 15
Глава 2
За всю жизнь Саша попадала в больницу только один раз, после аварии. И в прошлое свое пребывание в больнице она больше месяца лежала в палате одна. Саша подозревала, что это Ольга, используя какие-то свои связи, договорилась, а может быть заплатила денег. На этот раз в палате было вместе с Сашей шесть человек. И самой младшей из соседок было лет шестьдесят. Остальные были еще более возрастными пациентками от семидесяти и выше. Саша слегка приуныла, представив одновременно четыре Екатерины Андреевны, собравшихся в ограниченном пространстве на достаточно продолжительный срок. Но старушки оказались веселые, даже неожиданно озорные. Подтрунивали друг над другом по поводу болячек, шутили насчет «мальчиков» докторов. Как-то раз вечером прибежала медсестра и отругала обитательниц палаты, за то что они своим хохотом мешают отдыхать другим пациентам.
Александр Александрович, ежедневно осматривающий Сашу, держался холодно, продолжая сердиться на нее. Разговаривал резко, еще более «стремительно» чем всегда, без намека на шутки, как было до этого. Несколько раз не примкнув напомнить, что она здесь исключительно по своей вине.
– Строгий он у тебя какой! – шамкала беззубым ртом восьмидесяти трехлетняя Марья Гавриловна, которой должны были ампутировать часть ступни. Что не мешало ей сохранять жизнерадостность и практически юный задор. – А ведь глазками-то простреливает, кобель. Серьезный, а то и дело посмотрит. А еще бы ему и не посмотреть, такая конфетка, молодая, красивая. Он ж, хоть доктор, а то ж мужчина. А мужики то, они все как один кобели. А это он себе серьёзности придает, так строго разговаривает. Чтоб значит солидней выглядеть. Одно слово, мужик… Ох, вот помню, когда помоложе была, Степка тракторист наш, все на меня, не хуже твоего доктора все глаза-то таращил. Он как меня увидит, лицо такое серьёзное сделает. И не подходи к нему. А сам все глядит, глядит, значит.
Старуха вздохнула устремив в пространстве мечтательный взор полуслепых глаз. Повспоминав немного, она махнула морщинистой рукой и злорадно хмыкнула.
– Ну вот и догляделся. Я то замуж вышла, за другого, а он то так гордый да неприступный и остался ни с чем. Вот и весь сказ…
Ее соседка, занимавшая соседнюю койку, еще одна старушка-веселушка той же возрастной группы, что и Марья Гавриловна махнула на нее и засмеялась ломким дребезжащим смехом.
– Вспомнила! Старая карга! Как мужики на нее глядели. Теперь-то на нас уж ни один кобель не посмотрит. Ни молодой, ни старый. На таких красавиц-то, старых хрычовок. Вот, разве что доктор когда поступает – старуха зашлась от смеха сотрясаясь иссохшим телом.
Марья Гавриловна махнула на нее и тоже закатилась скрипучим каркающим смехом.
– Ну не знаю, не знаю. Может ты и старая хрычовка, а я-то еще ничего. Прям невеста.
– Ой, невеста! Аааа!… Невеста без места. Ты, главное, смотри, не рассыпься, как в следующий-тр раз по нужде пойдешь, невеста. Женихов-то нет чтоб тебя собирать обратно.
Бабки махали друг на друга скрюченными руками, хохоча так, что из подслеповатых глаз по изборожденным морщинами щекам текли слезы.
–Тише вы, все никак не уйметесь! Совсем ума лишились на старости лет! Все об мужиках думают, рехнулись… – беззлобно ворчала третья возрастная обитательница палаты Лидия Антоновна, по сравнению со смешливыми соседками считавшаяся «еще молоденькой», так как ей было только чуть больше семидесяти.
Саша с улыбкой смотрела на резвых старушек. Если бы не переживания, каким будет результат предстоящей операции, она даже воспринимала бы свое пребывание здесь, как своеобразный отдых. От всего. Можно расслабиться, и ничего не делать. Отключиться от всех забот на некоторое время. Отсутствие суеты, спокойствие и милые, приятные, пусть и слегка чудаковатые бабульки.
Накануне операции Александр Александрович провел небольшой «инструктаж». Сообщил запланированное время начала операции, запретил начиная с самого утра есть и пить. Сообщил, что рано утром ей измерят температуру и возьмут анализ крови. Если все будет нормально то тогда все пойдет по намеченному плану. Все это он говорил глядя «мимо» нее, в своей быстрой манере. На этот раз не сердито, а отстраненно безразлично и монотонно. Закончив свою короткую речь, он , все же, наконец, взглянул на свою пациентку.
– Я надеюсь, Вам все ясно? Вообще сложно что-то учудить в данном случае, но я все же на всякий случай предупреждаю, что нужно серьезно отнестись к тому что я сказал, если хотите, чтобы Вас прооперировали и все было нормально. Надеюсь, Вы понимаете серьезность ситуации…
– Я понимаю, – твердо сказала Саша. – Я хотела Вас спросить, а следы от операции… останутся? В смысле, будут заметны.
Он посмотрел на нее с явным раздражением, а также со смесью презрения и жалости.
– Следы?! Вы бы лучше беспокоились насколько вообще хорошо будет функционировать Ваша конечность. Может, знаете ли, и хромота на всю жизнь остаться. – в его взгляде было чуть ли не злорадство. – Особенно, если Вы будете продолжать нарушать врачебные предписания, как Вы любите.
Саша закусила губу. Она боялась что на этот раз все же не выдержит и расплачется. Как же ее работа? Это все, что у нее осталось от ее и так разрушенной, несостоявшейся мечты. Это вообще все что у нее осталось…
Словно почувствовав ее состояние он взглянул на нее нормальным, обычным взглядом, а не тем презрительно сердитым, как все последнее время.
– Я уверен, все будет нормально, – голос у него стал чуть мягче, хоть он и продолжал все так же хмуриться. – Все, что зависит от меня я сделаю, а Вы уж постарайтесь, сделать то что зависит от Вас.
– Я буду стараться, правда, – ответила Саша и отвернулась, потому что предательская слезинка все же выкатилась, несмотря на все усилия удержать ее.
Саша не привыкла засыпать так рано, как положено по больничному распорядку. После «отбоя» она подолгу не могла уснуть. Старушки храпели на разные голоса. Анна Дмитриевна, которая была самой старшей из обитательниц палаты, страдала бессонницей и почти не спала по ночам. Она просто обожала бесконечные рассказы про свою родню и близкую и дальнюю. Даже когда все уже давно уснули, неутомимая сказительница продолжала вещать свои бесчисленные и нескончаемые истории.
В этот вечер, рассказав про племянников, свояков, кум и прочую дальнюю и очень-очень дальнюю родню, старуха решила слегка разнообразить репертуар и начала подробно рассказывать про обстановку своей собственной комнаты.
– Обои у меня светлые в мелких букетиках. Комната от них нарядная такая… У окна стол. Рядом с ним диван, обитый плюшем. Хороший диван. Удобный. Подлокотники мягкие, широкие. Спинка высокая – голове удобно. Нравится мне. Все как нужно… Раньше то у меня кровать была. Старая, такая с высоким изголовьем деревянным. Да матрац такой толстый, только продавался весь от времени. Внучка сказала «Старая кровать, бабуль, и матрац совсем никуда не годится». Вот, купила мне диван. Она хорошо зарабатывает, внучка-то. Молодец. Ее языкам выучили. В специальной школе училась, репетиторов родители нанимали. Потом в институте еще училась. И все с языками связано. Вот теперь работает… И мне вот, значит помогает. Молодец. Хорошая внучка у меня… А покрывало на диване значит светлое такое. Красивое. Мягкое. Внучка сказала цвет называется «Беж». Бежевое, значит… Хорошо смотрится. Занавески на окне тоже подходят под покрывало. Тоже светлые, с полосками чуть потемнее с такой нитью, как золотой… – не умолкая журчала Анна Дмитриевна, ей вторил аккомпанемент разнообразных всхрапов, богатырских рычащих, тоненьких поскуливающих и негромких напоминающих стоны. – … А в углу у меня белый шифанэр…
Саша почувствовала, как ее начинает душить неудержимый истерический смех.
Глава 3
– Вы волнуетесь? А в руке, в том месте где укол сделали жжение не чувствуете?
Саша видела только глаза анестезиолога, все остальное было скрыто маской. «Интересно, когда мне скажут считать от одного до десяти?» – подумала она. В каком-то фильме она видела, как пациенту, которому ввели наркоз велели считать, чтобы понять когда он отключится.
– Так чувствуете неприятные ощущения в месте укола или нет? – Повторил вопрос анестезиолог, впрочем без особого интереса, словно просто хотел поддержать беседу.
– Нет…
– А пальцами пошевелить можете?
Саша собиралась ответить, что да, конечно может и провалилась в небытие.
Над ней был белый потолок и немного криво повешенная люминесцентная лампа, и уже знакомое пятно на белой поверхности потолка рядом с лампой, по форме напоминающее собачку. Сознанию потребовалось некоторое время, чтобы окончательно вынырнуть обратно из небытия и понять где она находится и что вообще происходит. Когда в памяти восстановилась цепь событий, Саша с удивлением подумала, что вроде только мгновение назад она видела перед собой глаза и маску доктора и он задавал казавшиеся ей странными вопросы, и вот она уже снова в своей палате, на своей кровати.
– Ой, красавица наша проснулась, – прошамкала Марья Гавриловна. – Как ты, Сашенька?
– Нормально, – каким-то не своим «шелестящим» голосом ответила Саша. Было странное ощущение словно она вообще не чувствует тело. Она пошевелила руками. Потом здоровой ногой, а затем попробовала осторожно слегка пошевелить прооперированной. Ей казалось странным, что она совсем не чувствует боли.
В палату заглянула медсестра.
– Ага… – подходя к Сашиной кровати, сказала она. – Все нормально?… Не тошнит? Голова не кружится?
Саша отрицательно покачала головой.
– Не вставать, с боку на бок не ворочаться. Позже зайдет доктор и все скажет…
– Как себя чувствуете? – встав напротив Саши Спросил Александр Александрович.
– Нормально. А когда мне можно будет вставать?
– Сегодня нельзя. Завтра, если все будет нормально, можете очень осторожно доходить до туалета и обратно. Пока больше никуда ходить нельзя. Дальше будем смотреть по состоянию. Ясно?!
– Да, – кивнула Саша.
– Надеюсь, что так, – без тени улыбки сказал он и пошел к двери палаты.
«Интересно, он теперь всегда будет злиться и разговаривать со мной как со слабоумной?» Ей казалось, что доктор как-то уж чрезмерно сердится на нее за ее безответственность. Это уже скорее похоже на обиду, и как-то даже немного глупо. Как надувшийся мальчишка. Почему-то ей вспомнился Игорек, с его вечными обидами. Наверное, все мужчины немного похожи. Не выносят, когда кто-то не слушает и не делает беспрекословно так как они говорят. Хотя, конечно, доктор прав, она проявила безответственность. Ощущая непонятно откуда взявшуюся сильную усталость, Саша прикрыла глаза и почти моментально уснула…
Возможно, это было остаточным проявлением из за полученного наркоза, но в этот вечер, несмотря на то, что почти всю вторую половину дня она спала, Саша снова уснула сразу же, как только в палате погасили свет.
Ей приснился Шахин. Впервые с того момента, как они расстались. Саше снилось, что она опять бежит по дороге, из его дома, а он стоит впереди в самой середине дороги и взгляд голубых глаз неподвижный и холодный, как будто неживой. И почему-то Саша испытала настоящий ужас при виде этого застывшего взгляда устремленного на нее. Ей казалось, что от него исходит такая ненависть и злоба. Он пошел к ней навстречу. Он широко улыбался, и улыбка у него тоже была страшной. Саша подумала, что если он подойдет и дотронется до нее ей уже не спастись. Он ее не отпустит. Саша попыталась развернуться и бежать в другую сторону. Не важно куда. Главное убежать от этого пустого, мертвого взгляда… Ноги не слушались. Она вспомнила, что ей только что сделали операцию и подумала, что наверное поэтому она больше не может бежать. Шахин вытянул перед собой руку. На его ладони лежала маленькая птичка со свернутой шеей. Саша отчетливо видела застывший круглый глаз. Шахин с силой сжал кулак и захохотал. Саша почувствовала, как волосы у нее встают дыбом от звука этого смеха. Она закричала и проснулась. Ночная рубашка была насквозь промокшей от пота. Она взглянула на часы. Половина четвертого. Ей нужно было умыться. И в туалет. И ей необходимо было хоть ненадолго выйти из палаты, чтобы прогнать воспоминания о приснившемся кошмаре. Решив, что ничего страшного не будет, если она встанет на несколько часов раньше разрешенного ей времени, она осторожно опустила вниз перебинтованную ногу и попробовала наступить на нее. Никаких неприятных ощущений она не испытала. Не вставая с кровати она скинула мокрую рубашку и одела свежую. После этого медленно и очень осторожно дошла до двери, придерживаясь за спинки кроватей. Голова не кружилась, никакой боли она не испытывала. Саша осторожно вышла из палаты. В коридоре горел приглушенный на ночь свет. Где-то в другом конце слышались, едва различимые звуки голосов. Ночная тишина была наполнена характерными для больниц еле-еле слышными шорохами, позвякиванием и запахами лекарств и дезинфицирующих средств.
Саша умыла лицо и шею. Она бы с удовольствием приняла душ, но сомневалась, что ей можно мочить прооперированную ногу, и душевая находилась в дальнем конце коридора, куда ей ходить точно не разрешили.
Закончив нехитрые процедуры по приведению себя в порядок она вышла из туалета и увидела на пороге своей палаты Александра Александровича, у которого, вероятно, сегодня было ночное дежурство . Выражение лица хирурга было весьма красноречивым. Саша застыла от неожиданности и охватившего ее испуга. Подлетев к ней он прошипел:
– Вы нормальная?!
– Я подумала, что раз утром уже можно вставать, то ничего страшного… – пролепетала Саша.
– Какого черта вам понадобилось скакать среди ночи? Любительница приключений, черт бы Вас побрал!… Чтобы сходить в туалет, есть судно, если приспичило!
Она гордо вскинула голову. Сколько можно так с ней разговаривать? Что он себе позволяет, в конце концов!…
– Я не могу ходить на судно. И мне нужно было умыться…
Он сверкнул на нее злобным взглядом.
– Какая тонкая натура! Не можете ходить на судно, – передразнил он. Склонившись к ее лицу он со злостью сказал. – Если Вам плевать на себя, это Ваше дело. Но могли бы хотя бы иметь уважение ко мне, своему лечащему врачу. Мы тут как проклятые оперируем таких как Вы, без выходных, без праздников. Стараемся, как только можем, минимизировать последствия хирургических вмешательств. А вы не можете сходить на судно, цаца какая! А если бы Вы сейчас потеряли сознание и шарахнулись головой об унитаз или о кафельный пол? Мне бы пришлось и голову вам зашивать и по новой делать уже проделанную работу и новые швы накладывать?!
Саша почувствовала что губы у нее дрожат и из глаз, несмотря на все ее старания не заплакать катятся слезы.
– Не кричите на меня! – пискнула она. Ей было ужасно жалко себя, стыдно перед доктором и она чувствовала себя очень-очень несчастной… – Мне приснился ужасный сон. Мне… мне… я…
Она разрыдалась. Доктор шагнул к ней и прижал вздрагивающее худенькое тело к груди.
– Все, успокойтесь, успокойтесь, – повторял он, гладя ее по голове, как маленькую.
– Я… я… – она сама не знала что хочет сказать. Казалось, что все сразу выплескивается в этих неожиданных для нее самой слезах.
– Все хорошо. Успокойтесь. Все хорошо…
Он проводил ее в палату и подождал пока она уляжется.
– Не вставайте больше, хотя бы до утра. – Он улыбнулся. – А то мне придется отправить Вас в отделение интенсивной терапии и попросить, чтобы Вас привязали к кровати.
Саша все еще продолжается всхлипывать улыбнулась.
– Извините, – сказала она, имея ввиду и то, что нарушила его указания, и то что расплакалась перед ним.
– Ничего. Отдыхайте…
На третий день Саше разрешили прогуливаться от одного конца коридора до другого. Не торопясь и осторожно. Спрашивать, когда ей можно будет начинать делать хотя бы самые простые упражнения на растяжку и для поддержания мышечного тонуса она боялась. Вдруг хирург снова начнет говорить о ее безответственности. Но самое главное что очень радовало Сашу, что никакой хромоты, которой ее пугал врач, вроде как не наблюдалось. Она передвигалась чуть медленнее и чуть менее уверенно чем обычно, но только потому, что нога все еще заживала и была забинтована, и Саша опасалась что может повредить результатам сделанной операции, или швы могут разойтись от нагрузки.
Как самая молодая и подвижная из соседок по палате, Саша с самого начала взяла на себя обеспечение бабулек, любящих попить чайку или кофейку, кипятком. Она брала два термоса имевшихся у соседок и отправлялась к кулеру, находившемуся в другом конце коридора за кипятком. Когда ей разрешили прогулки по коридору, она возобновила эту традицию. На этом небольшом маршруте имелось одно неудобство. Дверь, которая, несмотря на то что была «распашной», но довольно тяжелой и поэтому нужно было приложить определенные усилия чтобы пройти через нее, и при этом придерживать ее, чтобы створка не ударила проходившего, возвращаясь в свое прежнее положение.
Набрав кипятка, Саша дошла до коварной двери. Побоявшись, что дверь «хлопнет» ее сзади, а обе руки у нее заняты и держать ее проблематично, Саша решила открыть ее и придержать ногой. Она поставила один из термосов на стоявшую рядом каталку, приоткрыв створку и уперевшись в нее ногой, она изогнулась, чтобы дотянуться до термоса.
– Может организуете секцию акробатики для остальных пациентов, а то им скучно тут лежать? – сказал сзади нее злой голос. Саша испуганно втянула голову в плечи. Ну почему он всегда появляется именно в такие моменты? Каждый раз непременно заставая ее на месте маленьких «преступлений».
– У Вас совесть есть?! Про соображение я молчу, – придерживая подлую дверь и пропуская ее вперед сказал Александр Александрович.
– Я не делала никаких усилий, правда… – она хотела добавить, что она же понимает, что делает, но он только что дал четко понять, что уверен в обратном. – Извините… А вообще это очень странно, что в больнице, где много стариков, и люди после операции, сделали такую неудобную дверь…
– Странно, что попадаются такие пациенты, которые не слушают лечащих врачей, – рявкнул он и быстро пошел вперед.
«Черт! Нужно было опять так влипнуть…» – с тоской глядя в спину своего врача, подумала Саша. Он, наверное уже ее ненавидит и правда считает полной дурой.
Глава 4
В день выписки, Саша раздала бабулькам сладости и прочую провизию, принесенную ей в большом количестве, за время пребывания в больнице. Матерью, теткой, и даже Федькой Щукиным, которые, судя по скопившимся запасам, явно решили, что пациентов вообще не кормят.
– Как же теперь твой доктор-то без тебя будет, Сашенька? – ухмыльнулась неугомонная Марья Гавриловна. – Заскучает , небось, без своей красавицы. Тут, все больше-то, старухи вроде нас.
Саша улыбнулась.
– Докторам некогда скучать. У них работы много.
Александр Александрович, как всегда стремительно вошел в палату и протянул Саше выписку.
– Раз в два дня делать перевязку. Через неделю ко мне на осмотр, – сказал он уже снова направляясь к двери.
– Вы ж наверное без нашей Сашеньки скучать будете? – хихикнула говорливая бабка. Александр Александрович усмехнулся.
– Она очень беспокойная пациентка. Мне будет спокойнее, когда за ней будут присматривать ее домашние.
– Ну-ну, – хмыкнула Марья Гавриловна, одаривая доктора хитрым взглядом, мол знаем, знаем, говори что хочешь, а хоть ты и доктор, а такой же кобель как и все.
Через три недели Саша приехала на «заключительный» осмотр, чтобы снять швы.
– Все прекрасно, – сказал Александр Александрович. – Сейчас рубцы еще свежие, но со временем кожа восстановится и следы шрамов станут почти незаметными. Я, как и обещал, старался. – Он засмеялся, – хотя Вы и пытались мне всячески мешать.
Саша залилась румянцем и улыбнулась.
– Извините… Спасибо Вам! За все…
У него было усталое лицо. Вокруг улыбающихся глаз залегли морщинки. Саша испытала желание погладить его по щеке и может быть даже обнять. Она вспомнила тепло его тела, когда он прижимал ее к себе и успокаивал…
– А Вы, знаете, – он улыбнулся, – а старушка из Вашей палаты была права. – Я действительно скучаю.
– Я тоже… – она с улыбкой смотрела на него и на душе отчего-то было так легко и радостно, и одновременно грустно…
– У меня сумасшедшая работа. Я никогда не могу выспаться, меня могут в любое время выдернуть откуда угодно на срочную операцию. У меня достаточно дурной характер, как Вы сами убедились. Который еще усугубляется вечной усталостью и раздражением. – Он не отрываясь смотрел на нее. И Саша подумала, что он впервые говорит с ней не быстро-быстро, а как все другие люди. И улыбка у него не иронично-насмешливая, а немного смущенная. – Если все это вас не очень пугает, и если меня не вызовут, в очередной раз на работу сегодня вечером, может быть Вы сходите со мной куда-нибудь, к примеру поужинать?
Саша засмеялась.
– Если Вас вдруг вызовут на работу, мы можем сходить куда-то в другой день.
Он тоже засмеялся.
– Отлично. – губы его расплывались в беззаботной мальчишеской улыбке. – А то я подумал, что раз в пол года это слишком редко для встреч, а учитывая, что Вы любите пропустить пару посещений, так и вообще…
– Я надеюсь, что Вас все же не вызовут никуда сегодня вечером. – Глаза ее сияли тем внутренним светом, который как она сама думала, давно остался в прошлом.
– Я тоже очень на это надеюсь, – к мальчишеской улыбке прибавился озорной взгляд. – Потому что, так как у меня постоянная страшная нехватка времени, признаюсь Вам заранее – я собираюсь поцеловать Вас на первом же неофициальном свидании. И хотелось бы чтобы это произошло сегодня.
Саша смотрела на смеющееся лицо и думала, что наверное впервые в жизни она не рисует для себя никакой образ, просто принимает так как есть человека вызывающего у нее симпатию и собирающегося поцеловать ее.
Солнечный летний день заполнил светом и теплом огромный город. Молодой человек, как и большинство обитателей столицы, с сосредоточенным видом спешивший по своим делам, не удержавшись, обернулся вслед случайно повстречавшейся ему девушке, чтобы полюбоваться невероятно красивой, легкой, словно бы воздушной походкой. «Прямо как балерина…» – подумал он и поспешил дальше, сам не зная чему улыбаясь, ощущая переполнившую его своим волшебством необъяснимую радость.
2022г.
