Kitabı oku: «Публицистика по случаю», sayfa 3

Юность, романтика, экстрим....

Бывают такие дни, а иногда даже и целые периоды жизни, когда, что ни шаг – то катастрофа. И именно такой период катастроф и сплошного экстрима, протяженностью почти в месяц, случился у меня в далекой юности, когда я была увлечена водным туризмом.

ЧАСТЬ 1.

Красота природы, романтика, молодость. Веселая компания, достаточная порция адреналина. Что еще нужно, особенно когда ты еще не обременена обязательствами перед кем-либо, и жизнь прекрасна в каждое свое мгновение просто так, без каких-то поводов и причин.

Мне едва исполнилось 18 и я только окончила техникум, когда наша дружная компания отправилась, на этот раз, на целый месяц в поход по сибирским рекам. В красивейшие и прекраснейшие места. В Саяны.

К месту предстоящего приключения добирались на поезде. Плацкартный вагон, 3,5 суток пути. Надо сказать, что для замкнутого и очень ограниченного пространства, даже в хорошей компании, и невзирая на юношескую бесшабашность, три с лишним дня пути, это достаточно утомительно. Ни удобств, ни особого комфорта. Но так или иначе, добрались мы до славного города Абакана. Оттуда к месту, где запланировано было начало сплава по реке, нас должен был доставить вертолет. Как-то там, через турклуб удалось договориться насчет такого необычного транспортного средства в виде вертолета. Но никак иначе там было бы и не добраться. Абсолютное отсутствие дорог. Тайга, сопки.

Пока старшие товарищи решали на вокзале, как, в свою очередь, добираться до вертолетной площадки, которая, естественно, тоже находилась не прямо рядом с жд путями, я решила посетить местный, пардон, туалет. Видимо засидевшись в поезде, и не имея возможности расходовать бьющую через край, в силу возраста, энергию, я влетела в довольно симпатичное и очень чистенькое строение, похожее на небольшой деревенский дом, и вся такая порывистая так хлопнула за собой входной дверью, чтобы никто, значит, не дай бог, в нее не заглянул, что дверь эта, добротная, сделанная из натурального дерева, как шарахнет мне по пальцам другой руки, которую я с косяка не успела убрать. Удивительно, что пальцы вообще целы остались. В общем, от боли поплыли у меня круги, посыпались искры и звездочки. А дальше «шел, упал, проснулся – гипс». Гипса не было. Был каменный пол, незнакомое помещение и полное непонимание происходящего. Подняла голову, осмотрелась и, по определенным характерным признакам, поняла где я. Сильного провала в памяти не случилось, вспомнила кто я, где я и что произошло. Ну и пошла к своим. Только я подошла, а старшая сестра, которая тогда тоже походно-экстримальными видами отдыха увлекалась, как набросится на меня, мол где меня носит. И гневно сообщает, что меня сорок минут не было. Я-то не знаю сколько меня не было. Для меня время быстро прошло. Дверь – пол – перезагрузка памяти – свои. Пять минут, не больше. Отчехвостила меня сестрица, вся такая из себя строгая. Она же старшая. Ну я ей сообщила про свое «туалетное приключение» и даже намекнула, что вообще-то за такое долгое время моего отсутствия, могла бы сходить проверить где я, раз уж так беспокоилась. Тут все же не Москва, деться особенно некуда. Вокзал, домик с пальцедробильной дверью. И все. Ну потом я даже пожалела, что рассказала, как я «чуть не убилась и не покалечилась», потому как моя старшенькая, не хуже героини «Покровских ворот» заявила – с этого момента «будешь у нас на глазах». И стала и впрямь за мной присматривать 24 часа в сутки. Ужас! Прямо, чуть ли ни в сиамских близнецов превратились, по крайней мере, в первые дни. Правда, от напастей, приготовленных мне тогда судьбой, эта сверхопека не слишком помогла…

На вертолете нас подбросили почти до берега реки. Почти, потому что сесть прямо у реки не представлялось возможным. Тайга. Так что оставшиеся пару-тройку километров шли на своих двоих. Так как отправились на месяц, рюкзаки были непреподьемные, размером чуть не с меня ростом. Мой вид сзади представлял собой рюкзак и торчащие из под него тоненькие ножки. Мужчины еще и плавсредства тащили. Когда топали по тайге, как-то так получилось, что мы с сестрой оказались «в хвосте» нашего навьюченного предметами цивилизации каравана. На пути попался горный ручей, переходить который нужно было по перекинутому через него бревну. На середине этого самого бревна я слегка потеряла равновесие и вместе с гигантским рюкзаком нырнула в прозрачную, как слеза, воду. Ручей был неглубокий, по пояс. Но вода такая ледяная, что в первый момент казалось, что просто сердце остановилось. Сестра кричит: «Вылезай скорее, застудишься в холодной воде!» А я как представила, как сейчас наши мужики, которым только повод дай поржать, увидят меня такую мокрую курицу, и до возвращения в Москву, так и будут потом, при каждом удобном случае, вспоминать мой заплыв и издеваться. Сестра видит, что я застыла, как статуя, и никуда двигаться не собираюсь, и уже всерьез психует, что такая дура младшая сестра ей досталась. То чуть руки себя не лишила, то с бревен падает и потом сидит в воде. И понимая, что я не в себе, уже с таким явным раздражением, но замаскированным интонацией ласкового увещевания умственноотсталого создания, просит, чтобы я переставала «вести себя как идиотка» и вылезала. А я стою, зубами стучу от холода, реву крокодильими слезами и завываю на всю тайгу : «Не вылезу! Они смеяться будут!…». В конце концов, я окончательно замерзла, а сестра окончательно убедилась, что я того, совсем спятила. Уже и снова поорала на меня, и опять ласково меня выманивала. Обьясняла, почти нежно, что в любом случае, ведь оставаться навсегда в ручье не вариант… Когда пригрозила, что сейчас позовет «наших» и меня хочу я или нет достанут из моего нового места обитания, пришлось вылезти и отправиться навстречу своему позору.

Конечно посмеялись наши мужчины. Порадовала я их, после тяжелого марш броска. Но достаточно по-доброму посмеялись, даже с сочувствием, я ожидала худшего. Я была почти самая младшая из всех, не считая еще двух мальчишек, и естественно, вечной мишенью для упражнения в остроумии взрослых дядек. А вечером у костра, разведенного на берегу небольшого очень красивого горного озера у нас состоялось настоящее шоу. Все дружно сушили мои вещи. Сушили на себе. Развешивать «белье для просушки» в тайге особо не на чем. Да и ночи прохладные и воздух влажный. А с утра уже, по плану, начинался сплав по реке. Так что каждый надел что-то из моего подмоченного гардероба на себя и, улыбаясь до ушей, красовался в таком виде возле специально разведенного большого костра. Учитывая мой 42 размер, видок у моделей, дефелирующих на фоне яркого пламени, в окружившей лагерь со всех сторон темноте, был еще тот. Мужички были, в основном, крепкие и плечистые. Насмеялись все и даже я, уже окончательно отойдя от своей истерики в ручье. Продукты, которые были в моем рюкзаке и которые можно было реанимировать, тоже пришлось сушить. Каждый нес запас еды на 1-2 дня на всю компанию, так что голодать пару дней никому не хотелось. И даже туалетную бумагу наша заботливая и очень хозяйственная и бережливая «завхоз» аккуратно размотала и развесила на ветках деревьев. В разгар нашего веселого бала-маскарада, к костру забрел местный лесничий. Судя по выражению лица, он испытал некоторый культурный шок, при виде здоровенных, и, в основном бородатых мужиков облаченных в крошечные, явно женские шмотки. Доходившие в верхней части до области выше пупка, а в нижней, сильно не доходивших до щиколоток. А уж когда его озадаченный и обеспокоенный взор обратился к развешанной на дереве туалетной бумаге, эффектно подсвеченной отсветами костра, бывалый таежник и вовсе впал в ступор. Один из наших шутников, естественно, неприминул сообщить, что мы бумагу специально стираем , чтобы потом снова можно было использовать.

В общем, завершение травмаопасного и насыщенного, сплошь нелепым драматизмом дня получилось веселое и очень даже романтичное. Но на этом мои злоключения вовсе не кончились. На самом деле, они только начинались…

ЧАСТЬ 2.

Река, по которой мы сплавлялись по сложности была довольно средненькая. С нашей компанией шла еще одна группа, состоявшая из бывалых водников, для которых это была, скорее, легкая прогулка. Взаимодействие у нас с ними было, примерно, как, у вполне дружественно настроенных соседей по коммуналке. Вроде мы и вместе, но еда «в кастрюлях на плите» у каждого своя, «командный состав» тоже. Заправляла у «бывалых» довольно противная тетка. Несколько мужеподобная «мать-кобра». В своей команде она была единственной женщиной, и подозреваю, что всех остальных представительниц своего пола она, в принципе, презирала и не особо жаловала. Диктаторша местного масштаба. Шедшие «под ее властью» мужички слушали ее спокойно и не роптали, видимо привыкли к ней.

Как я уже сказала, река была довольно спокойная. И когда, наконец, дошли до более-менее сложного участка с порогами, все оживились, обрадовались. Наиболее авторитетные личности важно прошлись вдоль берега, оценивая обстановку и составляя план прохождения препятствия. Не помню, каким по счету шел наш катамаран. Но капитан нашего экипажа был прирожденным экстрималом и абсолютным «адреналиновым наркоманом». Он за время спокойного сплава совсем извелся от бездействия и заскучал просто смертельно, и, думаю, что фарватер прохождения в самом сложном месте не совсем там где нужно, он все же выбрал сознательно. Версии были разные. Но бывалые спецы «матери кобры» недвусмысленно намекали именно на «умысел». В какой-то момент нас закрутило. Попытки выхода с опасного места оказались неудачными и, «не справившись с управлением», наш катамаран перевернулся. И тут, в очередной раз, сработало нависшее надо мной в тот период фатальное невезение. Я застряла в стременах (такие ремни надетые на колени, удерживающие сплавляющегося на катамаране, чтобы он не свалился в воду, когда катамаран мотает и подбрасывает при прохождении порогов или он сильно накреняется). Ну я то не свалилась, а просто была под водой вместе с катамараном, а эти самые «ремни безопасности» ни в какую не желали сниматься. Даже успела подумать, что я еще так молода и даже вполне хороша… В общем, было довольно неприятно и, чего уж там, страшно.

Все обошлось. Вытащили меня. Переворачивалась я до этого уже неоднократно, правда, ни разу не застревала. Но испуг, практически, тут же испарился из моей юной, бесшабашной головы. Жизнь продолжалась и она была прекрасна.

Какое-то время никакого присутствия нависшего надо мной злого рока больше не наблюдалось. Но как-то днем в области живота у меня обнаружился клещ. Вообще-то в детстве мы с сестрой уже побывали, примерно, в этих же местах с родителями. Папа был геологом. И мама рассказывала, что регулярно вытаскивала у нас клещей. Так что присутствие в моем теле вредоносного насекомого меня не сильно напугало. Но старшие товарищи как-то серьезно озаботились возможностью грозившей мне опасностью и «общим советом» решено было гадкую тварь вынимать из меня немедленно. Вынимать, естественно, общими усилиями. Ну, ясное дело, клещ, кровосос, а возможно и переносчик всевозможных заболеваний. Тут нужно непременно всем поучаствовать в акте спасения. Пока каждый давал совет как именно лучше и правильнее извлекать эту гадость (даже не представляете, сколько вариантов было предложено) , наш главный адреналинозависимый экстримал, а по совместительству и главный шутник, схватил здоровенный охотничий нож и, с кровожадным видом размахивая им у меня перед носом, зверским голосом проревел: «Держите ее, я буду его вырезать!» Потом заржал самым бессовестным образом и уже противным ласковым голосочком добавил: «Танька, ты только не ори. Я его быстро достану» И снова помахал ножом и гомерически захохотал. Естественно, резать меня никто не стал. Но специалисты-клещеведы были еще те. И спиртом эту тварь поливали, и маслом и перикисью, и чуть ли не зеленкой мазали. В конце концов, клещ, по-моему, просто не выдержал такого количества буйнопомешанных и отвалился.

Кстати, со мной, хоть и приключались то и дело неприятности, но все они, по большей части, были достаточно незначительные и дурацкие, а вот один из шедших под началом матери-кобры, подцепил в том же походе клеща и по возвращении в Москву заболел инцифалитом. Так что мне-то, можно сказать, очень даже повезло.

Сейчас уже не помню подробностей, но в один из дней мы пересеклись со сплавляющейся по реке группой американских студентов. Самое удивительное, что один из их русских проводников оказался знакомым члена нашей команды. Мир тесен. И не только тесен, но и непредсказуем. Встретились не в Москве, где оба живут, а за тысячи километров от нее, в глухой тайге. Американцы сплавлялись на больших быстроходных надувных лодках рафтах. Везли с собой запас питьевой воды в большущих канистрах. И просто невероятное количество вещей. Даже специальные емкости, чтобы при чистке зубов не реку засорять, а культурно, в емкость пасту сплевывать. Все заокеанские борцы за экологию были молодые, шумные, веселые и немного суетливые. Вполне симпатичные ребята. После этой встречи они остались на «дневку» (продолжительная стоянка на сутки или двое), а мы двинулись дальше.

По пути, в непосредственной близости от реки, находилась заброшенная деревня. Несколько домов, прямо посреди тайги, сложенных из толстых бревен, приобретших серо-серебристой оттенок от времени. Очень живописно. В деревне проживала одна единственная бабулька. Один из членов команды «матери кобры» уже когда-то сплавлялся по этой реке и рассказал, что в тот раз их компания как-то так вышло, нечаянно спалила у этой бабульки баню. В общем, когда мы остановились рядом с деревней «на постой», он перешел на нелегальное положение и всячески скрывался, опасаясь праведного гнева местной обитательницы. Бабуля оказалась приветливая. У нее уже имелась новая баня, и она даже милостиво позволила нашей многочисленной компании в ней попариться. Правда, упомянула, что как-то попались «такие паразиты», которые ей баню спалили. Так что мы должны быть поаккуратнее. Мы клятвенно заверили, что мы не такие и будем очень осторожны. Так что посреди тайги напарились мы все от души в бане «по черному». Кроме, разумеется, этого самого нашего проштрафившегося нелегала. Ночевать остались возле деревни. В тех местах удивительное ночное небо. Как будто черный бархат прямо над головой, усыпанный множеством звезд. И то и дело проносятся среди них «падающие звезды». После ужина посидели у костра, немного попели под гитару. Был у нас великий песенник, игравший как бог и знавший невероятное количество песен. Баня всех расслабила и разморила. И «старичье», ближе к тридцати и чуть за тридцать, расползлось по палаткам довольно рано. Я и наш певец отправились на холм рядом с деревней смотреть на звездопад. Красиво было просто необыкновенно. Так, наблюдая за звездами, болтая, досидели до самого рассвета. И когда решили, что не мешало бы немного поспать, выяснилось, что всю эту такую романтичную и прекрасную ночь мы просидели на полувысохшей лепешке коровьего навоза. «Вот так и в жизни. Думаешь, что смотришь на звезды, а на самом деле сидишь в дерьме», – грубовато, но не без философской глубины, заметил мой собеседник. С утра, перед тем как мы снялись со стоянки пришлось устроить постирушки. Мой гардероб, как и я сама, совершенно очевидно, постоянно страдал в этом путешествии.

С бабулей из лесной деревни мы простились очень по дружески. Потом даже из Москвы отправляли ей лекарства, которые она попросила. Так что мы ей запомнились с хорошей стороны. Не то что «те паразиты», оставившие ее без бани.

Через несколько дней у одного из наших товарищей был день рождения. Круглая дата. 30 лет. Именинник был из тех, кто, периодически, любит слегка повредничать и привлечь к себе внимание. И в день своего рождения он, естественно, не мог упустить шанс и не начать капризничать, на этот раз, как он полагал, на законных основаниях. На праздничный обед было решено приготовить грибы с картошкой, раздобытой у бабульки из заброшеной деревнии. «Хочу лисичек!» – нахально заявил наш именинник. Грибов было полно – тайга. Подберезовики, подосиновики, белые. А вот с лисичками как-то не очень хорошо. В общем, делегация грибников отправилась вглубь леса на поиски тех самых, заказанных лисичек. День был очень солнечный и теплый. Мы развесили на просушку все наше барахло. И место стоянки стало один в один напоминать цыганский табор. Осталось только начать кому-нибудь отплясывать ай-нане и сходство было бы полное. Так как с лисичками явно было надолго, мы с моей мачехой ( второй женой отца) , которая и приобщила нас с сестрой к походам, решили провести время с пользой. Отдохнуть «активно».

На противоположном берегу реки были очень живописные скалы с довольно удобными плоскими карнизами, по которым вполне можно было пробраться. Мы взяли «мелких» – сына мачехи, моего сводного брата, и двух мальчишек, сыновей одного из «крепостных» матери-кобры, и переправились на другой берег, чтобы полазить по этим самым скалам. Все было отлично. Дух захватывающего приключения, и мы такие бесстрашные покорители горных вершин. В какой-то момент, когда, казалось бы, «ничего не предвещало», у меня сьехала нога с карниза и, теряя точку опоры, я попыталась ухватиться за росший среди камней кустик. Вместе с кустиком, крепко зажатым в руке, мы и полетели вниз. Я вот сейчас пишу и думаю, что вообще можно было догадаться, что непременно что-то произойдет. Ну почти на каждом шагу меня подстерегали какие-то дурацкие напасти. Вот чего я поперлась на эти скалы? Но это сейчас понятно. А тогда все казалось нормально и прекрасно и так увлекательно.

Приземлилась я на жесткую, но более-менее ровную поверхность, идущую у подножия скал. Благо упала не с очень большой высоты. Видно, Бог дураков бережет. И дур тоже. Сначала я даже не особо и чувствовала, что где-то сильно больно. Сверху жалобно подвывали испуганные мальчишки, перед этим радостно и неутомимо поддразнивавшие меня весь поход. Мачеха, поначалу, голоса не подавала, очевидно боялась что я лежу с растекающимися по камням мозгами. Чтобы, не дай бог, мои малолетние спутники не вздумали лезть за мной следом, меня спасать, я вполне бодро сообщила, что все нормально, я цела. Кажется. Коллеги-скалолазы спустились. Я тоже кое как поднялась к этому времени. Рука болела и распухла, нога тоже болела, и задница, пардон, по ощущениям была сильно отбита. Короче, все болит, кроме безмозглой головы. Поковыляли мы к берегу, обсуждая, как назад переправляться будем. Течение сильное. Я грести не могу. Из дееспособных гребцов мачеха с сыном. Двое других совсем салаги. Один из салаг причитает, стараясь говорить, как обычно, презрительно – я же девчонка, а у самого голос дрожит и глаза на мокром месте: «Че, сильно больно тебе, да?…»

Тут ( да вот, прямо как в сказке, но бывают и в жизни такие совпадения) на горизонте появились американцы на своих рафтах. А мне явно нужно в больницу, потому что руку раздуло в запястье и уже никаких сомнений, что у меня перелом. Ну и в любом случае, нам помощь нужна. А река шумит так, что кричать бесполезно. Ни наши товарищи на другом берегу, ни те кто плывут по реке ничего не услышат. А и услышат крики, так решат что это мы их так приветствуем. И тут моя родственница схватила мою сломанную руку и начала энергично махать ей американцам с криком «Помогите! Эй, помогите!…» Такой вой, какой я издала, когда она моей рукой замахала, не услышать было нельзя. Думаю, даже у наших грибников в чаще леса все имеющиеся волосяные покровы дыбом встали. А местная фауна забилась по норам на пару дней. Рафты причалили к нашему берегу. Иностранцы забегали, засуетились. Достали гигантский контейнер, со стратегическим запасом медикаментов. Какую-то таблетку мне сунули в рот. Шину специальную, принимающую форму изгибов тела, наложили. Переправились мы все на другой берег, чтобы уже с нашими решить, как дальше действовать. Не знаю, что за таблетку мне дали. Очевидно, сильнодействующее обезболивающее, но явно еще с чем-то. Потому что меня начало прямо вырубать. И все как-то стало все равно. И я уже как сквозь сон наблюдаю как все чего-то говорят, руками машут, суетятся. А наш песенник-гитарист, кореш мой по наблюдению за астрономическими явлениями на местном небосклоне, вцепился чуть ли не в горло руководителю американской группы и трясет его изо всех сил с воплями: «Что вы дали нашей девушке?! Отвечай!!! Что вы ей дали?!…» а тот только ошалело моргает, не может понять, что сумасшедший русский от него хочет. В общем, цыганский табор превратился в филиал психиатрической клиники, выехавшей на каникулы на природе. Как говорила одна знакомая из деревни, где у нас была дача : «Ну чистая цирка!» вот точно, «цирка». Чуть международный конфликт не случился. Еле оттащили нашего акына, американец уже аж хрипеть начал, то ли от ужаса, то ли и впрямь от удушья.

Потом американцы, оказавшиеся незлопамятными, повезли меня в больницу на рафте, потому что он намного быстрее, да и удобнее. Один из проводников всю дорогу задавал, казавшиеся мне ужасно дурацкими вопросы, чтобы я не отключалась. И очень меня этим раздражал, потому что мне просто до невозможности хотелось спать. Через несколько часов мы добрались до небольшого городка и меня отправили в местную больницу.

Из «своих» со мной откомандировали парня на год меня старше, из «бывалых мать-кобриных». Старшего брата моих подельников-скалолазов. Внешне он был очень похож на Бодрова. Да и поведением напоминал его героя из «Брата». Немного грубоватый, но такой, надежный товарищ. Из тех с кем не страшно и в разведку, если что.

В момент пребывания в больнице я уже совсем очухалась от действия препарата, поэтому, когда явился врач, и окинув меня наметанным профессиональным взглядом, и моментально оценив ситуацию, заорал: «Ну что, допрыгалась!!! Куда вас всех несет, полоумных?!!! Вечно лезете куда-то…» Мне ужасно захотелось еще одну таблеточку, чтобы снова отключиться. Доктор поорал, потом отправил меня на рентген, подтвердивший, что я действительно «допрыгалась» и у меня действительно перелом. Когда, к счастью, уже слегка успокоившись, он начал накладывать мне гипс, в кабинет всунулся мой надежный товарищ и поинтересовался долго ли еще меня ждать. «Я есть хочу», – нахально добавил он. От вопля: «Вон отсюдаааа!!! » – задрожали стекла, я подскочила чуть не до потолка, а мой проголодавшийся спутник невозмутимо пожал плечами и закрыл дверь.

Я вышла из кабинета недружелюбного доктора, хромая на отшибленную ногу. В области мягких тканей пятой точки была не слишком большая, но болезненная «рваная» рана. На руке гипс из которого выглядывали чумазые пальцы. Да еще и одна нога оказалась каким-то образом без обуви. Мой спутник хмуро посмотрел на меня и молча поднял меня на руки и понес. На слабую попытку стыдливого девичьего протеста с моей стороны, мол не надо, я сама, он в своей милой манере, безо всяких там сантиментов, заявил: «Ты пока дошкандыбаешь, сто лет пройдет. Есть охота». Так мы и прошествовали через милый провинциальный городок от больницы до места встречи с нашими, с заходом за питанием для моего оголодавшего рыцаря-провожатого.

В этот вечер к нам на ужин пришли мои спасители американцы. У нас же, как никак, был юбилей, хоть и отмечаемый слегка не по программе. Девушки были в юбках и красивых сандаликах, аккуратно причесанные и даже накрашенные. Молодые люди тоже как-то приоделись и выглядели очень прилично. Мы были все в той же потрепанной походной одежде. А я, так и вовсе, со своим гипсом и походкой «я старый солдат и не знаю слов любви», чувствовала себя совершеннейшей чучундрой. Американцы за время своего путешествия выучили несколько русских слов. Они без конца поднимали вверх большой палец и радостно говорили: «Коросо!» Девушки еще, не менее радостно, постоянно говорили друг другу: «Ты толстая корова!» Видно, проводники-шутники расстарались, научили самому важному и необходимому. Они принесли с собой кедровые орехи, и когда одна из американских барышень начала восторженно хрумкать их прямо со скорлупой своими идеальными отбеленными голливудскими зубами и все также радостно показывать большой палец и повторять: «Коросо!», один из наших мужчин не выдержал и сказал: «Ты даже не представляешь, как будет коросо если еще и скорлупу очистить» И показал, что орехи нужно чистить. Очевидно, проводники вообще как-то не особенно заморачивались и волновались, что и как делают их подопечные. А может даже развлекались столь зловредным способом. Вечер прошел вполне мило. Все дружно расписались у меня на гипсе. А наш именинник прочувствованно сказал, что благодаря мне он никогда не забудет свое тридцатилетие. Седых волос у него точно прибавилось. Ну это он уж точно соврал).

На следующий день сестра пошла в больницу за моим снимком, чтобы я показала его врачу в Москве, когда нужно будет снимать гипс. Крикливый доктор с важным видом заявил, что снимки подлежат строгой отчетности и приди к нему «хоть сами американцы!», он бы и им ничего не отдал. Так что некое преклонение перед «западом» наблюдалось еще тогда, в далеком 1990г.

Когда мы вернулись в Москву сестра позвонила нашей маме, без особого восторга относившейся к водно-туристическому увлечению дочерей. Она каждый раз, как и любая другая мама, естественно волновалась и переживала. На вопрос «Ну как вы сьездили?» сестра бодро протароторила, очевидно, стараясь, чтобы мама сосредоточилась исключительно на первом слове : «ХОРОШО- правда- Танька- руку- сломала- со скалы- свалилась- но не сильно….»

Так как это были времена, пусть и почти подошедшей к закату, но все еще эпохи СССР, всем новоиспеченным специалистам надлежало получить распределение по полученной специальности и отработать согласно ему отведенный законом срок. Как уже было сказано в самом начале первой части этого повествования, перед тем как отправиться в свой травмаопасный поход, я только-только окончила техникум. В комиссию по распределению я явилась на месяц позже положенного срока, со справкой из травмпункта, в котором мне снимали гипс. Хмурая тетка неодобрительно рассмотрела справку и давая понять, что я малахольная, умудрившаяся сломать руку у черта на куличках, отпустила меня с Богом, без всякого распределения, так как мест «согласно списка» у нее уже не было. Слишком долго я шла. Чувствуя себя невероятно счастливой и восхитительно свободной, я радостно покинула кабинет. Ура!!! Впереди такая прекрасная и такая замечательная жизнь, в которой я могу делать собственный выбор.

Теперь все это, включая даже и все мои злоключения, милые сердцу воспоминания, вызывающие приятную, легкую ностальгию.

С тех пор очень многое изменилось и в моей жизни и в жизни всей нашей страны. Но две вещи остались неизменны с того момента и по сей день – любовь и благодарность к близким людям и замечательным друзьям окружавшим меня тогда. Пусть со многими из них нас, так или иначе, развела жизнь, но я всех помню и люблю. И еще с тех самых пор появилась у меня непреодолимая боязнь высоты.

С любовью и благодарностью, всем друзьям и близким по далекой и прекрасной юности.