Kitabı oku: «Голуби над куполами», sayfa 2
Глава 2
Ориентирование на местности
Лялин ощупывал стены, всматривался в щели, изучал встречающиеся на пути груды мусора. Завернули за угол. Впереди был длинный неосвещенный коридор. Слева – ниша с какими-то странными металлическими конструкциями.
– Что это за фигня? – поинтересовался опер.
– Понятия не имею, – сдвинул плечами Бурак. – Похоже на гидранты для пожаротушения.
– Соображаешь! Они родимые. Плюс вместительный пожарный шкаф. И что там в нем? Дай-ка сюда фонарь. Тааак: огнетушитель, пожарный ствол, рукав и вентиль. Интересно, что они делают в пустой бетонной коробке? Чему тут гореть? В любом случае, шкафчик сгодится в хозяйстве, огнетушитель тоже. Таким, если врежешь по темени, башка враз превратится в скворечник.
Через десять метров обнаружился следующий объект. Открыв входную дверь с наклейкой, на которой был изображен желтый треугольник с черной молнией внутри, Бурак щелкнул выключателем. Натужно загудев, зажглись лампы дневного освещения. Маленькая комната, больше похожая на кладовку, по всему периметру была уставлена металлическими шкафами с панелями, усеянными многочисленными проводками, ручками и кнопками.
– Электрощитовая, – предположил Лялин. – Надо будет с ней разобраться.
– Зачем? – не понял Бурак.
– Мало ли… Если, к примеру, свет вырубится, не сидеть же в темноте несколько дней. Ладно, пошли дальше.
Следующее помещение оказалось огромным и совершенно пустым, если не считать густой бахромы из паутины и огромной зловонной лужи на полу. Потоптавшись на пороге, мужчины вернулись в коридор.
– Наш сортир, он же душевая, – махнул Иван фонарем в сторону открытой металлической двери.
Это комната освещалась ржавой люминесцентной лампой, издающей звук, похожий на сигнал зуммера. «Стартер козлит, – скривился капитан, не переносивший сбоев в работе техники. – Если сдохнет – хана. Придется гадить с фонарем».
В сравнении с рабочим помещением, туалет был вполне сносен. Вдоль левой стены – три писсуара, вдоль правой – три умывальника. К крану одного из них ржавой проволокой примотан старый потрескавшийся шланг. По всему видать, – заявленная «душевая точка». Капитан повернул вентиль, потекла ледяная вода. «Мдааа, мыла нет, полотенец нет, горячей воды тоже. В помещении – холодрыга. Тут выбор невелик: либо становись йогом, либо ходи вонючкой», – промелькнула в голове паническая мысль.
Юрий перевел взгляд на толчок. На небольшом возвышении – две ступеньки вверх – выстроились три кабинки без дверей. Внутри каждой – самое настоящее «очко»: наступаешь на рифленые следы для ног, принимаешь позу полного приседа и метишь в дырку. Судя по следам окаменелого дерьма, «снайперов» среди здешних обитателей немного.
Высоко над головой нависал чугунный сливной бачок. Вниз от него змеилась металлическая цепь, увенчанная тяжелой фарфоровой ручкой. «При необходимости ее можно использовать в качестве «головоломки», – подумал Лялин. – Нужно сделать прочную петлю для ладони, и… нунчаки отдыхают. А, если к ней присобачить полутораметровое древко, то и средневековый кистень нервно закурит в сторонке».
– Значит, щетки для чистки отхожего места у вас не имеется, туалетной… да никакой… бумаги – тоже. Чем же вы, пардон, задницу вытираете?
Бурак молчал, опустив глаза на коричневые квадраты неглазурованной керамической плитки пола. Откровенничать на эту тему ему не хотелось.
– Усы мужчину украшают.
Усами улицу метут.
Усами жопу подтирают,
Когда бумажку не найдут,
– показался в дверном проеме заскучавший в одиночестве Паштет. – Никогда не мог понять, почему мусора и «сапоги» так любят носить усы. Теперь, наконец, уяснил.
– Конем отсюда! Настохренел уже!
– Сам – конем! Я здесь – по нужде, – стал Пашка расстегивать ширинку.
Опер чертыхнулся и вышел наружу. Из коридора повеяло холодом. Толстый слой грязи на полу, повышенная влажность, чернота грибка, покрывающая потолки и стены, свидетельствовали о полном беспределе грунтовых вод.
– Вот что я думаю, Иван. Туалет – это элемент жилого помещения, а рабочая комната – обычная бетонная коробка. О чем это говорит?
– Ээээ…
– Что никакой это не подвал.
– А что?
– Бомбоубежище или бункер, оставшийся со времен холодной войны СССР с «загнивающим» Западом. А это сильно осложняет наше, и без того незавидное, положение.
Через десять метров справа показалась еще одна дверь со штурвальным механизмом задраивания. Такая же массивная и ржавая, как в туалете.
– Что и требовалось доказать, – похлопал Юрий по штурвальному колесу. – Дверь герметическая. Весит не меньше тонны. Такие устанавливают в бункерах для защиты от проникновения ударной волны. Что за ней находится?
– Не знаю, – захлопал Бурак ресницами. – Дальше туалета мы никогда не ходили.
Лялин попытался провернуть колесо – никак. То ли заржавело, то ли заклинило. Он снял с себя куртку, обернул ею штурвал, изо всех сил потянул его сначала вправо, затем влево. Через полминуты повторил попытку. Наконец дверь выдохнула стравленным воздухом и распахнулась. Внутри – сырость, вонь и темнота.
– Свети! Что застыл на пороге? – вскинул подбородком запыхавшийся опер.
Белорус прошел вперед. Яркий луч фонаря вырвал из мрака три больших резервуара, стоящих на метровых подставках, один – на пять кубов, два других – на три. Мужчины подошли ближе. «Техническая», – гласила надпись на пятикубовом, «питьевая» – на остальных. На каждой емкости – стеклянная трубка, демонстрирующая уровень воды в цистерне.
– Ну, вот и ладушки! Запас живительной влаги нам не помешает. А потому что без воды…
– … и не туды, и не сюды! – подхватил белорус старый киношлягер.
– Пральна, Ваня, дай пять!
Тот освободил от фонаря правую руку, хлопнул ладонью о ладонь Юрия, и они двинулись по лабиринту, который то и дело упирался в тупики. Мужчин восхищала четкая симметрия прямоугольных комнат, расположенных по обе стороны коридора и удивляла форма тоннеля, неоднократно изгибавшегося под углом девяносто градусов.
– Ни фига себе коридорчик, – присвистнул изрядно продрогший Лялин. – Сплошное приволье для диггеров! Здесь можно запросто снимать «Сталкера».
– Или «Сияние» Стенли Кубрика. С удовольствием бы сыграл у него Джека Торренса, – прохрипел Артист, являвшийся крупным знатоком отечественного и зарубежного кинематографа. – А вот и еще одна «Сезам, откройся!».
Помещение оказалось техническим залом, в котором находилась система очистки воздуха. Толстые трубы с вентиляционными фильтрами, множество приборов со стрелочками. Чуть дальше – дизель-генератор. На стене – какая-то инструкция. Ничего интересного, хотя…
– Иван, а что это за дыра слева в стене?
– Сквозная? Ннне знаю… – вытаращился тот. – Не исключено, что – портал в преисподнюю.
– Не чуди, – расхохотался опер. – Это – гермофорточка вентиляционной шахты. Туда только кошка и пролезет. А жаль…
– Если видишь в стенке люк,
Из него течет вода.
Не пугайся – это глюк,
Так бывает иногда, – просочился в комнату Паштет.
– Опять торчишь перед глазами, как забытая клизма? Че те надо, каторжанин?
– У меня к тебе влечение вплоть до умопомрачения, – оскалился Пашка. – Зуб даю на холодец, что не найдешь ты выхода из этих катакомб. Здесь все двери задраены, как на подводной лодке. Надо штурмовать вход в момент прихода чуркобесов. Эффект неожиданности, так сказать.
– Ты что – ниндзя, умеющий бегать по стенам? Обладаешь информацией, сколько их будет и как они вооружены? Тебе известно точное время появления бандитов? У тебя есть хотя бы перочинный ножик? Наша армия – полуживой служитель культа, чахоточный комедиант и полоумный Владик. Ни один вменяемый букмекер на нас в таких условиях не поставит. Любую операцию нужно готовить, если тебя интересует результат.
– На собственном горбу и на чужом
Я вынянчил понятие простое:
Бессмысленно идти на танк с ножом,
Но если очень хочется, то стоит3,
– пропел Паштет, имитируя игру на воображаемой гитаре. – Или, по-твоему, у нас вообще нет выхода?
– Выход есть всегда. Даже если тебя съели, – их целых два, – и Лялин жестом указал собеседнику на оба. Тот заржал дурным смехом. Следом зашелся и белорус. Вскоре смех последнего перешел в кашель, а затем и в лай.
– Хроническое воспаление легких, – пояснил он новеньким. – Стоит здесь простудиться и – считай калека. Согреться можно, только сидя на трубах. При этом одному месту горячо, другое леденеет. У меня от этого – целый букет болячек: простатит, гайморит, нефрит и еще добрый десяток всяких «-итов». А что делать? Нет у нас ни спирта, ни меда, ни травяных сборов, ни теплой одежды, ни даже одеял. Про антибиотики я вообще молчу.
– Херасе… я в шоке! – зябко передернул плечами Тетух. – У вас же таблеток целые бочки!
Поставив фонарь на пол, Бурак устало присел на корточки.
– В бочках не антибиотики. И вообще не лекарства. Фальшак. Его джигиты гонят из Китая. Контрабандой. А мы упаковываем в бутылочки, коробочки и блистеры. После этого таблетки превращаются в средства от аллергии, отравлений, стенокардии и т. д. Внешне все выглядит довольно солидно: упаковка и инструкции по применению – прямо из типографии, все пузырьки и коробочки имеют специальную голограмму. На деле же, это – мел, которым можно писать на трубах. Еще таблетки можно растирать в порошок, чистить им зубы и присыпать раны… А больных, покупающих это дерьмо, нам, конечно, жалко, но жить-то охота.
На скулах Юрия заиграли желваки.
– Только за это чуркобесам светит от пяти до восьми лет. А по совокупности огребут по самое «не балуй».
– «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется – ни мне, ни тебе», – процитировал Бурак Некрасова.
– Не ссы, отобьемся! – похлопал его по плечу Паштет. – Мы на их похоронах еще не одну гармошку порвем.
В луч света, испускаемый стоящим на полу фонарем, попала какая-то крупная движущаяся точка. Ползла она прямо на мужчин со стороны технического зала.
– Япона мать! – едва слышно прошептал Лялин. – Это что еще за явление?
– Че, мент, дристанул чуток? Это тебе не сокамерников в муке валять.
– Нет, правда, что это? – вжался в стену белорус.
Со словами «щасс познакомимся» Тетух двинул навстречу неведомому существу. Последнее предусмотрительно замерло на месте, прикинувшись камешком.
– Я кукарача, я кукарача,
а я черный таракан.
Я кукарача, я кукарача,
А ну, налей еще стакан,
– заголосил вдруг Пашка, вскидывая ноги высоко вверх. Исполнительницы канкана могли бы ему сейчас позавидовать.
– Еще один артист в звании народного, – хмыкнул опер. – Принимай его, Иван, в свою труппу. Будет у тебя на подтанцовке.
Существо тем временем продолжило движение, неспешно перебирая своими мохнатыми лапками. Оно и впрямь оказалось огромным усатым тараканищем, ярко-фиолетовым и блестящим, как спелая слива.
– Между прочим, это – тропический вид, – Павел поднял вверх указательный палец. – Я по зомбоящику передачу про него смотрел. Там профессор Букашкин втирал, что размножаются они молниеносно, поэтому плотно оккупировали подвалы домов и тоннели метро. Но москвичам не стоит впадать в отчаяние. Если тропиканы уже завелись, все другие виды тут же сливаются. Потому как с ними соседствовать – себе дороже. Это называется эээ… видовой нетерпимостью. Ну, как у нас с муровским правохрЕнителем!
Лялин подошел к таракану и с хрустом размазал по бетонному полу его пятисантиметровую тушку. Белорус вздрогнул. Сам он и муху убить не мог. Потому как та – живое существо. Даже в детстве, когда его ровесники привязывали к хвостам кошек консервные банки и стреляли по воробьям из рогаток, он часами загонял в сачок залетевшую в квартиру пчелу, чтобы потом выпустить ее на улицу. Носил к речке заблудившихся лягушек, уговаривал пауков уходить к соседям, хоронил раздавленных червяков.
– Плохая примета, – прохрипел Иван. – Нельзя так обходиться с хозяином подземелья. Будет мстить.
– Кончай бредить. Нам дела нет до чужих тараканов. У нас собственные строем маршируют, – почесал Юрий висок, глядя на Пашку.
Тот недовольно засопел, но от реплики воздержался.
Следующая дверь, пятнистая от осыпавшейся краски, тоже оказалась закрытой. И опять заржавевший штурвал нельзя было сдвинуть с места. Когда Лялин окончательно выбился из сил, на смену ему пришел Паштет. Минут через пятнадцать коллективными усилиями мужчины добились проворота. И только. Штурвал бестолково вращался на круглом штыре, а дверь все не открывалась. Тетух вытер со лба пот, выматерился. Потом достал из кармана свои астрагалы, подбросил их вверх: 6/5 – скорее всего, желание сбудется. «Интересно, каким образом, – произнес он вслух. – Гранату, что ли, под дверь швырнуть…».
– В эту дырочку, под штурвалом, нужно засадить гвоздь, шпильку или кусок проволоки, – догадался опер. – У вас есть что-нибудь похожее?
Артист отрицательно замотал головой. Павел же завел руку за спину и, как фокусник, достал из-за пояса джинсов стальную канцелярскую скрепку. Затем выпрямил ее верхнюю часть, присел на корточки и вставил острие в нужное отверстие. «Вошла, как свечка в попку», – потер он руки, услышав щелчок.
С лязгом и скрежетом дверь отворилась. Новый объект дохнул на узников сыростью, затхлостью и … резиной. Света в помещении не оказалось. То ли лампочки перегорели, то ли их там и не было.
– Прометей, твой выход! Публика с нетерпением ждет! – подтолкнул Лялин Ивана в спину. Тот поднял фонарь вверх и без особого энтузиазма нырнул в темноту.
– А че табло такое скорбное? – «участливо» поинтересовался Паштет. – Ты ж у нас – служитель Мельпомены, призванный улучшать окружающим настроение.
– Вы перепутали, – насупился белорус. – Мельпомена – это муза трагедии. А музу комедии зовут Талия.
– Извиняюсь, виноват.
Из деревни – быковат.
– Лирик, блин! Ни дня без куплета, – чихнул Юрий, вдохнув висящую в воздухе взвесь из пылинок и микрочастиц осыпавшейся побелки.
– Лирик-не лирик, а на конкурсе рэп-исполнителей мой трек в свое время занял третье место. Если б не обстоятельства, я б уже… Не срослось, короче.
– Дали мешалкой под зад? Понятное дело, это тебе не мелочь по карманам тырить.
– Во тебя плющит! – оскалился Тетух. – Ты что, меня за руку ловил?
– Да у тебя диагноз – поперек лица. Я таких столько насмотрелся, что ни с кем никогда не перепутаю.
– Шел бы ты, мусорюга, в пешее эротическое, пока я тебе скрепкой гляделки не выколол.
– Не по Хуану сомбреро! – раскатисто рассмеялся. Лялин. – Чтобы что-то кому-то выколоть, надо бицепс полировать, а не пивасик сосать да на харю давить.
Пашка удивился прозорливости мента, ведь он, действительно, обожал пиво и поспать часиков десять-двенадцать. А почему нет? На работу ходить не надо. Он – свободный предприниматель, хозяин трех киосков, торгующих подержанными телефонами. Один колотит ему копейку на рынке «Южные ворота», другой – на Козе4, третий – на Абельмановской, возле кафе «Академия». «Это – зависть, – успокоил себя мужчина. – На пивбары у мента нет денег, а на сон – времени. Впахивает, как конь педальный, зарабатывая себе орден Сутулова».
Помещение оказалось мусорной свалкой. Оно было доверху набито старыми автомобильными покрышками, металлоломом, пустыми деревянными ящиками и поддонами. Порывшись в кучах хлама, опер обнаружил там массу полезных вещей: моток электрокабеля, шесть защитных строительных касок, несколько металлических прутов, десятка два рогожных мешков, набитых технической ватой, два мотка проволоки, тридцатисантиметровый огрызок собачьей цепи, невероятное количество пластиковых полуторалитровых бутылок, тучу хозяйственных полипропиленовых мешков, частично изгрызенных крысами.
– А это что такое? – достал Бурак из-под покрышек какие-то железяки.
– Походу, двусторонние баллонные ключи для снятия с автомобиля колес. Шиномонтаж тут раньше был, что ли? – предположил опер. – Надо б их с собой прихватить. Если в нижнее отверстие пропустить шнур и сделать для руки петлю, получится идеальная «головоломка».
Вытащив в коридор деревянные ящики, мужчины обнаружили на них маркировку: «Партия № 20. VIII 1979».
– Екарный бабай! – стал отряхивать запыленную одежду Тетух. – Тут все древнее, как дерьмо мамонта. Мне ж только три года тогда было.
– А мне – четырнадцать. Самый паскудный возраст – биопоросль, находящаяся в контрах со всем окружающим миром, – припомнил свой пубертат белорус.
– В семьдесят девятом мне тоже было три года, – выбрался в коридор Лялин, с ног до головы обмотанный паутиной. – Япона мать! Новый же был костюм. Второй раз надел, – присел он устало на ближайший к нему ящик. – Перекур, мужики.
Те хохотнули, поскольку курить было нечего. Сам Юрий вел здоровый образ жизни. Бурак за годы плена успел отвыкнуть от вредной привычки, зато Паштет без курева буквально лез на стену. Потому и скандалил на пустом месте.
– Павел, я могу вас о чем-то спросить? – робко поинтересовался белорус.
– Чего тебе надобно, старче?
– Вы всегда носите с собой скрепки?
– Всегда.
– Зачем, если не секрет?
– Полезная вещь. При определенной сноровке ею можно открыть множество замков и защелок. Например, полицейские наручники.
– Отстал ты от моды, болезный, – ехидно хмыкнул Лялин. – Таким способом можно было открыть лишь старые ППСовские браслеты. У оперов же сейчас – современная модель с заглушкой на внутренней стороне. Клешни сжимает намертво. А еще имеются пальцевые. Их надевают на большие пальцы рук. Как ни изощряйся, не отожмешь. А недавно из Пиндосии пришли образцы одноразовых пластиковых «стяжек». Урки сильно впечатлены. Говорят, полный кайф для мазохистов. Так что, на каждую хитрую жопу найдется свой болт с резьбой.
Последняя реплика взбесила Пашку. Зона приучила его к непереносимости шуток на тему однополого секса. Тюремные нравы требовали от сидельцев немедленной ответной реакции. Если таковая не поступала, могли и опетушить. Тетух, конечно, понимал, что здесь – окружение совсем иное, но многолетняя, доведенная до автоматизма, привычка осталась – автогеном не выжечь. Уж три года, как на вольняке, а флешбэчит до сих пор.
– С Марухой своей будешь эту тему тереть, врубился, окорок? – выпучил он глаза, как мышь, сидящая на горшке.
– Маньяк с сезонным обострением, – постучал по лбу опер. – Бульбаш, ты че-нить понял?
Тот лишь сдвинул плечами, решив не вмешиваться в процесс установления иерархии.
– Че скалишься? – не унимался Паштет, наступая на сидящего на ящике Юрия. – По щам давно не получал?
– Дав-нооо, – протянул капитан, приподнимаясь.
– Могу напом… – и Пашка взлетел вверх. Мужчина пронесся метров пять, грубо приземлившись рядом с трупиком «хозяина подземелья».
Какое-то время он лежал плашмя, уставившись в мокрое место, бывшее недавно кукараччей. Повторить судьбу насекомого ему, конечно, не хотелось, но позорная капитуляция перед «мусором» в его планы тоже не входила.
Кряхтя и охая, Паштет принял сидячее положение, сложил ноги кренделем и, сплевывая кровь на пол, зловеще процедил:
– Как говорят хоккейные комментаторы, настоящие спортсмены играют до конца матча.
– А футбольные комментаторы утверждают, что каждый играет так, как ему позволяет соперник, – отчеканил опер, не поворачивая головы в сторону поверженного противника. – Пойдем, Иван, дальше, а то желудок уже марш играет. Мне тот сухарь, которым я позавтракал, – что слону дробина. Надо закругляться с первичным осмотром, – и они неспешно скрылись за углом.
Там лабиринт заканчивался, упираясь в последнюю дверь. История со штурвалом повторилась, только теперь рядом не было Паштета с его скрепкой. Пришлось возвращаться к свалке, где у двери лежала куча добра, признанного «годным». Бурак вытащил из нее моток проволоки и потопал обратно к пыхтящему в тупике Лялину.
Пашка растерялся. С одной стороны, ему было интересно, что находится за последней дверью. А, с другой, нельзя было после ссоры идти на контакт первым. Не по понятиям это…
Прислушавшись к звукам, долетающим из-за поворота, он понял, что проволока недругам не помогла. Тетух подбросил вверх кубики: 2/2 – «нет ни малейшего шанса». «Гыыыы!» – злорадно потер он руки и налегке отправился обратно.
У опера с Петровки порядок с подготовкой,
Захват, подсечка, самбо, карате.
И сердце замирает, когда он вынимает
Из кобуры свой табельный ТТ,
– заполнило гулкое эхо коридоры лабиринта.
Глава 3
Притирка
Батюшку с Владиком Паштет застал за работой. Те восседали на перевернутых набок дощатых ящиках над горой муки, высыпанной на пол из пятидесятикилограммового рогожного мешка. Зачерпывая зерновой продукт большими мерными стаканами, мужчины рассыпали его в яркие бумажные пакеты, украшенные рисунком мельницы. Видя, как Владик то и дело засовывает в муку грязные, в язвах, руки, предварительно почесав ими давно не мытую голову, Тетух с трудом сдерживал рвотные спазмы. Присмотревшись внимательно, он понял, что продукт лежит не на голом полу, а на прозрачной полимерной пленке. Из такой же пленки на работниках были защищающие одежду самодельные пелерины. Но их руки, ноги, волосы, лицо были белыми и пушистыми, совсем как у реликтовых гоминидов йети.
Фасовщики работали споро, их действия напоминали движения роботов: раз – зачерпнули, два – высыпали, три – сорвали защитную пленку и зажали пальцами самоклеющееся отверстие пакета. При этом они что-то бубнили себе под нос. Павел напряг слух – ну да, не показалось: монах разучивает с Владиком девяностый Псалом «Живые в помощи». Он уже слышал его на зоне от одного сидельца. Посмеялся тогда над набожностью нестарого еще мужика, а слова молитвы – поди ж ты! – запомнил…
– Что ж вы так долго? Мы уж волноваться начали, – всплеснул Русич испачканными мукой ладонями. – А где же ваши товарищи?
– Тамбовский волк им товарищ! – харкнул Паштет на пол. – Дай че-нить пожрать.
– Свежего завоза не было. В ассортименте – все тот же блевонтин, – в голосе монаха не было ни малейшей иронии.
– Давай блевонтин!
– У нас не принято в одиночку трапезничать. Вот придут остальные, тогда и…
– Че за гонево, Жорик? У меня – язва. Если я с утра за ворота ниче не закину, через час-другой начинаю блевать вприсядку. Оно тебе надо?
– Не Жорик я, а отец Георгий. Именем сим наречен при постриге в малую схиму в честь преподобного Георгия Исповедника.
– Вот те нате – хрен в томате! – присвистнул Павел. – А как тебя мамка с папкой звали?
– Александром.
– Гыыы… И чем же тебе родное имя не потрафило?
– Оно относится к прошлой, мирской, жизни. Дав Богу обет безбрачия, послушания и нестяжания, я начал новую духовную жизнь с новым именем, – кротко улыбнулся он бесноватому придурку.
Пашка присел рядом на свободный ящик. Протянул руку к стопке бумажных пакетов. «Мука пшеничная цельнозерновая специального помола. Высший сорт. Масса нетто 2 кг. Наполни выпечку здоровьем! – прочитал он вслух. – Мдааа… Со здоровьем, канеш, круто загнули. Если выйду отсюда, никогда не куплю в магазине ничего сыпучего. Буду жрать только в Макдональдсе». Крест на пузе!
– А там, по-вашему, мука откуда? – ухмыльнулся Русич в бороду.
Тетух печально вздохнул, комкая в кулаке жесткий бумажный пакет с яркой мельницей на этикетке. Повторив манипуляцию с еще двумя экземплярами, засунул их в карман.
– Павел, что вы делаете? У нас же все лимитировано!
– Подтирачку для задницы заготавливаю. Впрочем, с вашей хавкой гадить все равно нечем.
Подивившись наглости новенького, монах развел руками.
– Я бы, на вашем месте, не дразнил бандитов понапрасну.
– Волков бояться – в хате ср… опорожнять кишечник! – ощерился Тетух. – Или вы тут совсем в быдло превратились, непротивленцы хреновы? Учил же вас классик по капле выдавливать из себя раба…
– На все воля Господа! Кто мы такие, чтобы спорить с нею? – провел Русич пальцами по усыпанной мукой бороде.
Пашка уже настроился на дискуссию, но тут из-за угла показались навьюченные трофеями Лялин с Бураком.
– Бог в помощь! – шутливо бросил опер фасовщикам.
– Во славу Божию! – на полном серьезе ответил ему монах. – Давайте, братья, перекусим и совместно добьем дневную норму.
Быстро сварили пшеничную кашу и липкие сосиски, обрезали гниль с помидоров и огурцов, вскипятили чай. В этот раз никто не жаловался на отсутствие аппетита. Голод, как известно, не тетка, пирожка не поднесет.
После обеда все уселись кружком вокруг мучной кучи. Поскольку совков и мерных стаканов на всех не хватило, Паштет был назначен «старшим по заклейке», а Лялин – упаковщиком малых, двухкилограммовых, пакетов в большие хозяйственные мешки из полипропилена. Спустя несколько часов все свободное пространство помещения было заполнено готовой продукцией.
– Давайте закругляться, мужики! – стопорнул Пашка коллег, направившихся за новым мешком. – Если джигиты зафиксируют наш трудовой энтузиазм, обязательно поднимут норму выработки. Оно нам надо?
– Он прав! – поддержал его Лялин. – Не будем рвать жилы. Посмотрим, как пролезет первый блин. Отряхиваемся, моем руки, убираем рабочее место. И это… мы с бульбашом приволокли много разного добра, которое, надеюсь, улучшит наши бытовые условия. Надо только приложить к этому руки и голову. Где тут у вас инструменты? От их наличия напрямую зависят и наши возможности.
Владик махнул рукой в сторону большого фанерного ящика, подпирающего наполненные мукой рогожные мешки. Там оказались: топор, несколько молотков, ножовка по металлу, пила, коробка с гвоздями, гайками и шурупами, набор отверток, плоскогубцы, кусачки, шило, ножницы, стамеска, долото, зажимы, дрель с набором сверел и прочая дребедень, при помощи которой они в прошлом году мастерили санки и детские коляски.
– Что ж, на безрыбье и рыба – раком, – вздохнул Лялин, перебирая поступивший в его распоряжение арсенал. – Попробуем довести облик нашего узилища до уровня мировых стандартов.
Для начала нужно было составить список обнаруженного в подвале добра и наметить фронт работ. В привычной для себя роли писаря выступил Бурак. Зачерпнув из бочки пригоршню таблеток, он вместе с Лялиным направился к горячим трубам, на которых уже сушились найденные на свалке мешки с пластами технической ваты.
Каллиграфическим почерком артист вывел на трубе цифру 1 и вопросительно уставился на опера.
– Слышь, Иван! – вскинулся тот, дотронувшись ладонью до шершавой металлической поверхности. – Может ли быть такое, чтобы трубы были горячими, а воды горячей в помещении не было?
– Я не по этому делу, – поправил Бурак очки. – В туалете есть только холодная. Для помывки мы греем воду на плитке.
– С тобой все ясно, лицедей батькович! Пошли шукать нужный вентиль.
– Спроба – не хвароба5, – буркнул тот, топая за правоохранителем.
Искомое обнаружили не сразу. Пришлось провернуть около десятка спрятавшихся среди труб вентилей. Когда же наконец из крана потекла теплая жидкость желтоватого цвета, по коридорам подземелья пронесся победный крик. На шум сбежались все обитатели темницы. Не веря своему счастью, мужчины тут же устроили в умывальниках помывку и постирушку. Без мыла, без шампуня, без стирального порошка, зато с горячей водой, совсем, как в «мирное» время.
– Сюда б еще коврик резиновый на пол, – размечтался Бурак, – и была б душевая точка не хуже, чем в трехзвездочном отеле.
– Будет! – пообещал Паштет. Он болезненно переживал тот факт, что все сегодняшние успехи связаны с инициативой Лялина, а вовсе не с его, Пашкиной. – Будет! – повторил он, – и исчез за дверью.
Оплетенный паутиной, он вскоре появился в производственном помещении, которое, с его легкой руки, все стали называть рабочкой. В руках у него был ворох больших хозяйственных мешков синего, зеленого и черного цвета.
– Вот! – кивнул он подбородком на доставленный полипропилен.
Мужчины недоуменно переглянулись.
– Навозну кучу разрывая, Тетух нашел жемчужное зерно, – перефразировал Крылова Бурак.
– Не Тетух, а Тетух, – поправил его Пашка. Судя по спокойной реакции последнего, текст басни не был у него на слуху. – Объясняю для дебилов, мешки – рабочий материал для будущих ковров.
В этом месте Владик громко засмеялся. Остальные тоже с трудом сдерживали улыбку.
– Че ржете, как кобылы тыгыдымские? – психанул Павел, ожидавший иной реакции «социума» на свои инициативы. – Как-то в зоновской библиотечке мне на глаза попалась брошюрка «Полезные вещи из мусора». Я, по приколу, ее изучил, делать-то на киче все равно нечего. Так вот, коврикам этим там целая глава посвящена. Изготовить их совсем несложно. Нужно по спирали нарезать из пакетов полоски шириной три сантиметра. Связать их между собой и смотать в клубки. Затем при помощи толстого крючка вывязать цепочку из воздушных петель и обвязать ее столбиками без накида. Форма коврика может быть любой: круглой, квадратной, прямоугольной. Лично у меня лучше всего получаются овальные…
Рассказ Тетуха прервал истерический хохот его друзей по несчастью. У белоруса от смеха слетели с носа очки. Русич своей бархатной шапочкой-скуфейкой вытирал текущие из глаз слезы, а сползший на пол Владик дергался в конвульсиях, как припадочный.
– А крестиком ты, случаем, не вышиваешь? – всхлипнул Юрий, держась за живот.
– У ментов нет мозгов ни на децал, – обиделся Павел. – Причем тут крестик? Лежать на мягком каждый хочет, а как помочь, так всем – по сараю. Зубы они скалят… Вы че, сами не видите, что спать на этих досках просто невозможно? Тут коврики нужны в три слоя… и на пол тоже… и в душевую.
– Да ладно тебе, на обиженных воду возят, – обнял его за плечи Бурак. – Мы очень рады, что вы с Юрием у нас появились, как ни кощунственно это звучит. На самом деле, мы давно так не смеялись, все больше печалились. А помощь тебе мы, конечно, окажем. Говори, что нужно делать.
И работа закипела: монах нарезал ленточки, Бурак связывал их между собой, Владик сматывал сырье в клубки, Лялин вытачивал из металлического штыря крючок.
Тетух был счастлив – наконец-то все вертелось не по ментовскому, а по его, Пашкиному, сценарию. Сам он тем временем приволок с мусорной кучи мешок пластиковых бутылок. Из одной вырезал совок, из шести других при помощи проволоки, гвоздя и палки изготовил вполне приличную метелку. Глава «Поделки из пластиковых бутылок» в брошюре «Полезные вещи из мусора» была его любимой.
После ужина, состоящего из кислого, с душком, творога, подгнивших бананов и все того же жуткого чая, стали готовиться ко сну. На зоне Пашка как «белый человек» всегда спал внизу, но здесь предпочел верхотуру – от проходящей рядом трубы исходило тепло, да и грызуны на второй этаж не допрыгивают.
К ужасу новеньких, выяснилось, что спать придется при включенном свете, иначе не избежать визита крыс. Последние до того обнаглели, что умудряются не только хозяйничать в коробке с продуктами, но и безнаказанно скакать по спящим людям.
– Не, мужики, так не пойдет, – зазвенел металлом голос Тетуха. – Мне световых пыток хватило в следственных изоляторах. Надо что-то другое придумать.
