Kitabı oku: «Монастырские тайны», sayfa 2

Глава 3. Раскольники

Ферапонт и Владимир осторожно шли по самому краю балки. Собственно говоря, край этот можно было определить, лишь дотронувшись рукой до почти отвесной стены из земли, глины и песка, из которых кое-где торчали корни старых елей. Сплошняком стоящие мелкие деревца и кусты не позволяли что-либо увидеть дальше вытянутой руки.

Владимир послушно следовал шаг в шаг за бодро передвигающимся Зотовым, ловко уворачиваясь от так и норовивших хлестнуть по лицу веток. Внезапно Ферапонт, идущий впереди, слегка пригнулся, протянул вперед руки, раздвинул густые ветки и исчез из поля зрения. Не ожидавший ничего подобного Владимир тихо ойкнул, потом перекрестился и, повторив движения друга, также «растворился» в сплошной листве.

Сначала он ничего не увидел в полной темноте. Но потом, когда глаза немного привыкли к темени, Владимир смог различить некоторые предметы перед собой. Он находился в небольшой, довольно уютной пещерке, вырытой, видимо, вручную. Высота ее была чуть больше полутора метров, а площадь составляла что-то около двух квадратных метров. Пол пещеры был густо выстлан лапником, а у входа, сбоку, в вырытой неглубокой ямке, тлели угольки костерка. В стены было вбито несколько деревянных колышков, видимо, заменявших хозяину вешалку и полки. На них висели деревянные четки, льняное полотенце, какие-то сухие венички и холщевые мешочки.

– Вот, обживаюсь понемногу, – горделиво произнес Ферапонт, заметив, как Владимир с удивлением оглядывает пещеру. – Садись, где нравится. Сейчас чаем тебя напою, настоящим, из зверобоя с мятой. Сбор прошлого года. С собой взял побаловаться.

Владимир осторожно опустился на лапник и наконец-то перестал волноваться. Только теперь он, отшагавший пешком не один километр, ощутил, как гудят от усталости ноги. Закрыв глаза, он с наслаждением вдохнул свежий запах хвои.

Тем временем Ферапонт, вытащив откуда-то маленький металлический чайник, поставил его на угли. Порылся в мешочках, висящих на стене, и извлек из них несколько сухарей, горсть баранок с маком и даже кусок шоколада. Бросив в закипающий чайник несколько сухих веточек, иеромонах подождал несколько минут и стал разливать в жестяные кружки необыкновенно ароматный напиток.

– Ну вот, милости просим откушать с нами, – весело сказал он. Прошептал молитву, перекрестился и уселся рядом с Владимиром на лапник. Монахи принялись чаевничать.

– Слыхал про инока Димитрия? – заговорил первым Владимир, беря в руку баранку. – Говорят, под поезд его сбросили. Недалеко от Уфы. Возвращался от епископа Феодосия. Хорошо хоть письма успел тому отдать. Жалко его, совсем молодой был. Царствие ему Небесное… – Владимир истово перекрестился и взял в руки кружку с дымящимся кипятком.

– Да, наши сказывали, что кто-то выследил его, но все равно правды не добиться. Официальная версия властей – был пьян, вот и свалился под поезд. Вот ироды. Ничего святого у них нет, – с чувством добавил Ферапонт.

– Да, ты знаешь, чуть не забыл. – Спохватился Владимир. – Евстафий всем просил передать, что на Соборик приедет Могиленко. Так старец опасается провокаций. Сам приехать из-за хворобы не может, но предупреждает, что этот «иеромонах Лазарь», то бишь Могиленко, очень опасная "птица". Евстафий знает Могиленко еще по лагерю и очень плохого мнения о нем.

– Слышал, слышал. Будто он чуть ли не гомосексуалист и псих.

– Ну, насчет этого я не ведаю, а вот что провокатор и плут, то это скорее всего.

– А странно все-таки. Многие архиереи знают, что Лазарь мошенник и доносчик. А все равно согласились, чтобы тот присутствовал на Соборике.

– Да, может, просто не верят. Ведь его протекционирует сам епископ Андрей. Там, за границей-то, они думают, что у нас любой священник гоним. А этот Лазарь личность наипротивнейшая, все претворяется страдальцем за веру. Мне старец так прямо и сказал: «Берегись его, Владимир». Он и Антония старался убедить. Мол, никто не хотел этого Могиленко постригать. Все с ужасом отворачиваются от Могиленко, потому как явный пособник он безбожной власти, «красной сатаны», а он все равно лезет. Ведь сколько раз и гнали его, и отвергали, даже говорить с ним не хотели, а тому все нипочем. Как с гуся вода. Видно, действительно самозванец он и тайный осведомитель… Ну почему они не отказали ему?

– Да погоди ты волноваться. Может, еще, и не приедет.

– Да как же, не приедет, – с чувством вздохнул Владимир. – Приедет! Он уж такую возможность не упустит. Я, когда письмо епископу Иосию привез, прямо глазам своим не поверил. У него в доме этот самый Лазарь уже вовсю столовался. А Иосий все равно сам не поедет – занеможил он сильно, вот этот «оборотень» Могиленко и поедет вместо него! Подольстился к старику. И ничего не сделаешь тут…

– А остальные-то знают? Что Могиленко на Соборик примазался?

– Да вроде бы я всех оповестил. Но архиереи – те, кто приедут, считают, что не опасен он здесь-то, в лесу. Ну, мало ли, зачем несколько человек встретились? Не приведет же он «хвост» за собой?

– Кто знает, кто знает…

– Ну, уж ты совсем меня в отчаяние приводишь, брат Ферапонт. Не допустит Господь, чтобы «проклятый Лазарь» вред какой причинил пастырям, – разгорячился Владимир.

– Ладно, Господу виднее, – перекрестился Ферапонт. – Мы с тобой уж тут ничем помочь не сможем. Давай-ка лучше отдохни часок, а то нам в подземелье скоро спускаться нужно. Мы ведь должны с тобой все проверить – нет ли где завалов, работают ли воздушные колодцы. В общем, работы будет много. Ты давай поспи пока, а я тем временем запас воды сделаю, снаряжение проверю, да помолюсь за нас, – сказал Ферапонт.

Инок Владимир прилег на еловые ветки, глаза его тут же сами собой закрылись, он начал было про себя совершать молитву, но заснул на полуслове…

И приснилось ему, будто идет он по нежно-изумрудной, залитой солнцем лесной поляне. Кругом колокольчики, ромашки, лютики, фиалки, «куриная слепота» качаются от легкого ветерка. И вроде бы даже идет Владимир по какому-то важному делу, только не помнит, по какому именно…

Вдруг откуда ни возьмись, на небе появляется облако, за ним другое, солнце исчезает и внезапно становится темно и страшно. Вот-вот грянет дождь. Владимир изо всех сил спешит к лесу, чтобы укрыться от уже вовсю хлынувшего ливня, но ноги, словно ватные, не слушаются его. И не бежит он вовсе, а так, еле-еле передвигает ногами. И нарастает какая-то странная, щемящая тоска в его душе…

Все же Владимиру удается добраться до первых деревьев, но из них вдруг с диким криком вылетает огромный филин и начинает кружить над Владимиром. Его большущие крылья почти что касаются лица перепуганного монаха и тот вынужден руками закрываться от осатаневшей птицы. Владимир с ужасом всматривается в ее янтарно-золотистые злые глаза. Что-то знакомое чудится ему в них. Неожиданно кричащий филин превращается в хохочущего Могиленко. Он размахивает руками и то ли кричит что-то, то ли кашляет. Нет, все-таки кашляет. И все громче и громче. Испуганный Владимир не слышит ничего, кроме этого каркающего, злорадного кашля. Внезапно он вскрикивает и….. просыпается…

Сперва Владимир никак не мог понять, где он находится. Сердце его бешено колотилось, по лицу и спине тек липкий холодный пот. Кругом – темно, как во сне. И кто-то кашляет довольно громко и совсем рядом.

– Тебе снилось что-то нехорошее? – услышал он голос Ферапонта и сразу пришел в себя. – Ты стонал во сне.

– Да чудной и жуткий сон мне приснился. Сначала филин¹¹ летал перед лицом, потом превратился он в Могиленко и начал хохотать и кашлять жутко.

– Это я закашлялся. – Смущенно улыбнулся Ферапонт, но видно было, что сон Владимира произвел на него впечатление. – Извини, что разбудил. Но нам уже пора идти. Времени не так много у нас. Через пару часов стемнеет, как тогда колодцы проверять будем? Пойдем, благословясь. Фонарики у меня.

Ферапонт взял большой холщовый мешок, повесил его на плечо и, перекрестившись, вышел из пещеры. Владимир спохватился, что долго спал и, устыдившись, быстро выскочил вслед за ним.

Глава 4. Подземелье

Ферапонт и Владимир прошли сначала немного вдоль балки, потом свернули в чащу и начали продираться сквозь еловые колючие ветки, иногда пребольно хлеставшие по лицу, стоило чуть только зазеваться.

Наконец они подошли к какому-то бугорку, заросшему густой шелковистой травой вперемешку с редкими кустиками черники. Ферапонт, наклонившись, протянул руку, поднатужился и, уцепившись за какой-то корешок, открыл заслонку, оказавшуюся крышкой огромного люка.

– Ух ты, ничего себе, – восхитился Владимир.

– Давай, спускайся за мной, здесь есть ступеньки, – скомандовал Ферапонт, и исчез в люке.

Владимир осторожно просунул в дыру ноги, потом, уцепившись локтями за край дерна, пошарил ногами, нащупал нечто, похожее на ступеньки, и осторожно стал спускаться.

– Да не бойся ты, – тихо рассмеялся откуда-то снизу Ферапонт, – сможешь сам закрыть крышку люка или мне подниматься?

Владимиру пришлось немного снова подняться, чтобы, балансируя над неизвестной пустотой, захлопнуть над собой заслонку, поросшую травой. В нос сразу пахнуло спертым воздухом, слегка смешанным с запахом тления. Владимир непроизвольно поежился и поднял вверх голову, чтобы прийти в себя.

Едва последний солнечный лучик, проникающий через открытый люк, исчез, на мгновение на инока опустилась кромешная тьма. Но через пару секунд Владимир различил в воцарившейся темноте некое свечение откуда-то снизу. Догадавшись, что это Ферапонт включил фонарик, он пришел в себя и, вспомнив, что у него самого имеется подобный фонарик, включил его и  довольно ловко спустился на ровную поверхность. Став твердо на ноги, он посветил  фонариком вверх и понял, что глубина этого хода всего метра три, не больше.

– Выключи свой фонарик, – услышал он откуда-то справа строгий голос Ферапонта, – а то вдруг мой перегорит, а нам еще идти немало. Я, правда, захватил на всякий случай с собой свечку, но лучше будет поэкономить.

Владимир послушно выключил фонарь и свернул на ощупь куда-то вправо, откуда слышался голос Ферапонта. В слабых лучах фонарика он различил и самого монаха, который ждал его.

– Ну, давай, брат, иди потихоньку, за мной. Учись, как нужно осматривать стены и потолок, – сказал ему Ферапонт и, не спеша, пошел вперед. Луч фонарика заскакал по узкому коридору, иногда забираясь на потолок. И тогда Владимир мог увидеть, как отделан деревом полукруглый свод туннеля.

– А куда ведет этот ход? – с интересом спросил он у впереди идущего Ферапонта.

– От самого храма в Воздвиженском в сторону леса, где мы встретились с тобой, а также в противоположном направлении. Еще в шестнадцатом и семнадцатом веках было прорыто два хода.

– Кто ж их рыл?

– Монахи, насколько я правильно понял преподобного отца Первушина. Он рассказывал, что давно-давно здесь где-то в лесах, тогда еще очень глухих и почти непроходимых, был мужской монастырь. И монахи десятилетиями рыли эти тайные ходы, чтобы в случае набегов татар, башкир и других каких иноверцев или разбойников можно было спрятать монастырские реликвии и золотые украшения.

– Надо же, а я и не знал ничего, – прошептал Владимир завороженно.

– Да и не только монахи, но и местные жители помогали прорывать эти ходы, потому что рассчитывали укрываться от врагов вместе с семьями. Монахи никому не препятствовали и всегда принимали помощь от жителей окрестных сел. Многие купцы сами, конечно, не рыли, но давали деньги на строительство. Ты, наверное, еще не увидел, но заметь, здесь не везде пол земляной. Иногда попадается и каменная кладка. Она вообще сделана на тысячелетия, наверное, на деньги этих самых купцов, которые стремились избежать разграбления своего богатства в случае вторжения и охотно помогали монахам… Так-то. Я тут все исходил вдоль и поперек, пока жил один в лесу, – сказал довольный собой Ферапонт.

– А что воздух здесь какой-то тяжелый, спертый?

– Так правильно, откуда бы здесь свежему воздуху взяться? – удивился Ферапонт. – Ведь мы, голубчик, находимся с тобой на глубине трех, а где и четырех метров под землей. Здесь, кстати, даже через несколько метров свеча погаснет. Поэтому я и захватил фонарики.

– А как же они, я имею в виду, жители сел, которые скрывались здесь с детьми от нападений, дышали таким вот воздухом? – еще раз удивился было Владимир.

– Так для того, чтобы много народу дышало свободно, и были придуманы специальные воздушные колодцы. Их-то мы с тобой и будем в основном проверять.

– Воздушные колодцы? А что это такое?

– А это, брат, такая штука, которая с земли почти и не видна, если не приглядываться. А на самом деле дыра в земле, из которой свежий воздух поступает в подземный ход.

– А как же строили, что даже речку смогли обойти? Ведь здесь по лугам все время петляет лесная речушка, – сказал Владимир, – я, когда шел к тебе, прямо измучился ее обходить, один раз даже вброд пришлось идти.

– А никто и не обходил речку, – весело отозвался Ферапонт, – если я не ошибаюсь, то сейчас мы как раз с тобой под этой самой речкой и проходим.

– Как так? – испугался Владимир.– А вдруг провалится земля, да вода хлынет?!

– Не хлынет, брат, здесь все продумано до миллиметрика. Мне преподобный Первушин рассказывал, что для строительства этого подземного хода даже приглашали специального ученого из Англии. Он тут все чертежи им расчертил, да все научно доказал, что не провалится…

– Смотри-ка, а это что? Неужели крепления для факелов? – опять не мог не удивиться Владимир.

– Да, – отозвался Ферапонт, – как раз сейчас мы и сделаем первую остановку. Здесь где-то должен быть воздушный колодец.

Он посветил фонариком куда-то вправо, и Владимир заметил, что в подземном ходе имеется ответвление. Он вошел туда вслед за Ферапонтом, и уже через несколько метров они стояли перед тупиком.

– Вот здесь-то и располагается первый колодец, – сказал Ферапонт, – сейчас посмотрим, почему воздух не проходит.

Он полез куда-то вверх по выдолбленным прямо в земле ступенькам и скомандовал Владимиру:

– Ну-ка попридержи меня, чтобы не упал. Да на тебе фонарик, свети вверх.

Владимир поднял голову вверх и увидел, как Ферапонт обеими руками уперся в потолок. Что-то заскрипело, сверху посыпались опилки и земля. И сразу нос его почувствовал приток свежего воздуха.

– Вот, – удовлетворенно произнес Ферапонт, – а то, понимаешь, завалило нам колодец.

Он еще с силой надавил на потолок и, наконец, крышка люка поддалась, и Владимир увидел кусочки неба над головой, перекрываемого со всех сторон ветками.

– Между прочим, – весомо сказал Ферапонт, – эти воздухоотводы не только помогают выжить в подземном ходе, но и еще являются запасными тайными входами и выходами.

– Как хорошо воздух-то свежий пошел, – благостно произнес Владимир, заполняя легкие кислородом.

– Но закрыть мы его все равно сейчас вынуждены будем, – деловито сказал Ферапонт, – эти тайные лазы никто не должен видеть посторонний.

– А вдруг грибник какой мимо пойдет? – испугался Владимир, – ведь он может заметить.

– Ну, грибник – это еще полбеды, – рассмеялся Ферапонт, – другие вот «следопыты» страшны…Но в принципе все эти колодцы расположены в бурьянах всяких, где трава выше роста человеческого, так что вряд ли сюда грибники пойдут. Все продумано было еще много веков назад, – горделиво подбоченившись, произнес он и слез со ступенек.

Долго они еще бродили по подземному ходу, проверяли воздушные колодцы, иногда отдыхали, привалившись к каменной кладке спиной. Скоро под ногами у них захлюпало.

– Что это? – вновь забеспокоился Владимир. Он все еще никак не мог привыкнуть к путешествию по подземному ходу шестнадцатого века.

– А-а, это мы подходим к конечному пункту нашего следования. Скоро вода будет почти по колено. Ты рясу-то подоткни, – посоветовал ему Ферапонт, – а то замочишь. Здесь вода проникает из местной речки, уже не лесной, но сделано так хитро, что никаким способом она хода не размоет. Вот, смотри, – он показал куда-то вверх.

Владимир глянул туда, куда показывал его товарищ и удивился еще больше. Над головой у него был бетонный свод, что-то вроде тех «колец», которыми укрепляют колодцы, только гораздо больше.

– Это уже в нашем веке сделано было, – пояснил Ферапонт. – Здесь наверху болотце располагается небольшое, даже и не болотце, а небольшой пруд, заросший тиной. Трава там выше человеческого роста, кусты ивовые, да грязь по колено. Поэтому не каждый сюда сунется искать вход-то в подземный ход. Не бойся, пошли, покажу.

Через какое-то время они вышли наружу. Правда, сперва Ферапонт осторожно высунул голову в отверстие. Потом, убедившись, что за ними никто не наблюдает, вышел сам и помог выбраться из лаза Владимиру.

Солнце уже зашло, и вокруг сгущались сумерки. Над ухом беспрестанно зудели комары, один даже успел пребольно укусить Владимира. «Наверное, изголодался тут без людей», – подумал весело инок, вдыхая полной грудью свежий вечерний воздух. Он оглянулся на лаз. Свод был сделан из огромных валунов. Сразу и нельзя было понять, что это тайный вход в подземелье, а не просто груда камней и кусты полыни и чертополоха.

– Ну, что, брат, надышался? – весело прошептал Ферапонт, – тогда пошли обратно. Нам еще долго возвращаться. А завтра рано встать нужно. Преподобные, наверное, уже приехали, а к утру и у нас будут. Встретить их нужно, как подобает, чтобы, как говорится, комар носу не подточил.

Они стали вновь спускаться в катакомбы…

– А что, много народу-то будет? – спросил Владимир, когда монахи, уже вернувшись в пещеру, вновь сидели на мягком лапнике возле слабо горевшего костерка.

– Да человек семь-восемь, наверное, наберется. Я, правда, не знаю, приедет ли епископ Меркурий… Все-таки возраст у него уж слишком почтенный. Да и натерпелся он в лагерях-то поди немало…

– Ну, возраст, – улыбнулся Владимир, – еще не помеха. Гляди, вот епископ Владимир, казалось бы, тоже восьмидесятилетний старец, а завтра председательствовать будет. И «андреевскую» линию отстоит опять. И будем мы до конца дней своих по скитам и ущельям мыкаться, – снова погрустнел он.

– А что ж ты предлагаешь? На пули или нары кидаться? – возмутился было Ферапонт, но, взглянув в печальные глаза друга, лишь вздохнул, – не время еще, братец, надо погодить, авось разберутся там, на небесах, чья власть должна быть на земле – Бога или Сатаны… – И Ферапонт, продолжая глядеть затуманенным взором на горящие уголья, перекрестился.

Где-то вдали глухо крикнула сова. Монахи вздрогнули и молча уставились друг на друга.

– Не нравится мне все это, – мрачно произнес Владимир, укладываясь поудобнее на лапнике, – да и сон мой давешний теснит душу каким-то стальным кольцом…

– Не паникуй, Владимир, поспи немного, а я подежурю часок, – сказал в ответ Ферапонт, вновь ставя чайник на уголья. – Спать мне сегодня не с руки, скоро уж отправлюсь за преподобными.

– Мне идти с тобой? – вновь поднялся на локте уже было задремавший Владимир.

– Нет, поспи, брат, я и один управлюсь. Там меня будет ждать инок Андрей, он преподобных сейчас, наверное, спрятал в деревне, а перед рассветом отведет в подземелье. А я должен встретить их в середине пути. Ты же здесь соблюдай осторожность, не шуми, да не спи много. Если почуешь опасность какую – беги, только прокричи мне иволгой несколько раз. Авось, услышу…

Глава 5. Ночные странники

Над селом Воздвиженским широко раскинула свое звездное покрывало теплая июньская ночь…

Улица опустела, народ, намаявшись за день на огородах и нахлебавшись «бормотухи», давно мирно посапывал на пуховых перинах или на жестких полатях. Изредка слышался собачий лай, но и тот как-то быстро затихал: псам тоже спать надобно. Раза два сонный петух сипло прокукарекал что-то, и повсюду наконец воцарилась полнейшая, патриархальная тишина.

Лишь на самом краю села, недалеко от старой полуразвалившейся церкви, в одной из избушек горела свеча. Жившая в избушке бабка Ефросинья, полуслепая и глухая от старости, давно спала в низенькой комнатке, даже не подозревая о том, сколь важное общество собралось у нее в горнице.

За столом, покрытом старой аляповатой клеенкой, чинно восседало четыре старца, одетых во что-то темное. На стуле у самого окна, положив локоть на подоконник и привалившись спиной к стене, мирно дремал еще один старик. Немного поодаль, на приставленной к стене лавочке, аккуратно сложив руки на коленях, сидели двое мужчин помоложе.

Все семеро хранили молчание, но видно было, что все они находятся в крайней степени волнения. Даже свеча горела не ровно, трепеща от их прерывистого дыхания. Наконец один из тех, кто сидел на лавочке, мужчина лет пятидесяти, щуплой наружности, нервно вскочил и прошептал:

– Господи! Уж скорей бы началось!

Седой старик, по виду самый важный из всех, сурово взглянул на него из-под кустистых белых бровей, и разнервничавшийся было понуро опустился снова на лавку, тяжело вздохнув и перекрестившись при этом.

Звенящую тишину нежданно разрезал скрип. Все вскинули головы. Нервный мужчина тихо ойкнул и снова вскочил на ноги. Дверь распахнулась, и в комнату осторожно вошел молодой мужчина, одетый во что-то темное.

– Все готово, можем идти, – тихонько произнес он. Сидевший за столом старец погасил свечу, и комната на минуту опустилась во тьму. Но вскоре ее очертания стало довольно легко разобрать в лунном свете, льющемся из окна.

– Ну, с Богом! – произнес важный старик и, осенив себя крестным знамением, поднялся.

Кряхтя, поднялись остальные старики из-за стола и тоже перекрестились. Гуськом, следуя за вестником, все вместе, стараясь не скрипеть половицами, вышли на улицу.

На небо стремительно взлетала огромная желтая луна. И теперь было видно, что все семеро были одеты в длиннополые рясы, а человек, которого они так ждали, был облачен в темный костюм.

Все они появились в селе сегодня, но в разное время. Сначала из приехавшего со станции утреннего рейсового автобуса вылезли, тяжело дыша, две полные старухи,

облаченные в длинные платья. Их лица были замотаны по-деревенски белыми платками в горошек по самые носы¹².

На старух никто из деревенских не обратил внимания – мало ли кто к бабке Фене приехал погостить. Да и «Утренняя почта» была в самом разгаре. Не до старух тут каких-то, когда сам Игорь Николаев на экране.

Родственников и знакомых у бабки Фени было разбросано немало по России. Вот и наезжали к ней иногда целыми семьями, жили подолгу, привозили гостинцы. Бабку Феню боялись в деревне, за глаза называя колдуньей. Ефросинья смолоду знала много разных рецептов – как от грыжи избавиться или от рожи, как запойного пьяницу от вина отвадить, да и много еще чего могла… Никогда не брала денег за свою помощь, даже не притрагивалась к ним – только продукты, либо отрез ситца на платье, либо поделку какую, сделанную своими руками. Ефросинья могла отказать в лечении кому-то, если человек ей не понравится. Сказывали, что кто-то видел ее разгуливающей по ночным полям, лугам в одной рубахе и босой. Дети не забегали играть в эту часть села, да и взрослые говорили о бабке Фене лишь шепотом.

Поэтому епископ Владимир и протоиерей Первушин, а это были именно они, вошли в избу к Ефросинье в своих маскарадных костюмах, никем не замеченные. Встречавший их у калитки инок Андрей, «по совместительству» внук бабки Фени, радостно закивал им и, проводил их в дом, угостил чаем на травах и медом, помог переоблачиться и отвел в небольшую прохладную комнатку, пахнущую сосной и мятой, отдохнуть с дороги.

К полудню в дом бабки Фени постучались два заблудившихся грибника. Ими оказались переодетые епископы Меркурий («единоверец») и Кирилл («климентовец»). Андрей впустил их в дом и тоже угостил чаем. В корзинах у них вместо грибов, оказались две черные рясы, в которые «грибники» тут же и облачились.

Когда после обеда пошел крупный теплый дождик, все селяне попрятались по домам и улица опустела. Лишь только один путник, казалось, не убоялся быть промоченным. Помогая себе самодельной деревянной клюкой, он уверенно вышагивал меж пузырящихся луж по направлению к дому бабки Фени. Так «иосифлянин» епископ Серафим добрался «под прикрытием» дождя никем незамеченным.

Вечерним рейсом автобус привез в село еще одного тайного участника предстоящего Соборика. Им оказался весьма уважаемый старообрядец епископ Амфилохий.

И уже когда стало темнеть, на попутной машине в село прибыл тот самый беспокойный человек, что все время нервно вскакивал с лавки в часы ожидания в доме бабки Ефросиньи.

Одет он был в светлый льняной костюм и шляпу, долго спрашивал у нелюбопытных, сонно позевывающих селян, где находится дом бабки Фени, его дальней родственницы, и, наконец, тоже разыскал избушку. Последний гость в миру носил фамилию Могиленко, выдавал себя за иеромонаха Лазаря, а за свои последующие деяния получивший звучное прозвище «могильщик катакомб».

И вот теперь все семеро путников, освещаемые холодным светом луны, шли за своим проводником по узкой тропинке, ведущей наверх, к темневшему зданию церкви. Не доходя каких-то пятидесяти шагов до ее потрескавшихся стен с облупившейся краской, инок Андрей остановился и, обернувшись к остальным, тихо произнес:

– Осторожно. Здесь ступеньки.

Приоткрыв потайной люк на холмике, поросшем бурьяном, он первым исчез в зияющей пустоте. Через пару минут он, видимо, зажег свечу, потому что жерло люка немного осветилось снизу, и стала видна довольно крепкая лесенка, ведущая в подземелье.

Один за другим, путники осторожно спустились по лесенке. Последним в люк запрыгнул иеромонах Лазарь. На секунду голова его повернулась куда-то по направлению к белевшим колоннам церкви и чуть-чуть кивнула. Хотя, может быть, он просто покачнулся, потому что, лихорадочно схватившись руками за крышку люка, не сразу полез вниз, как бы восстанавливая нарушенное равновесие. Наконец и Лазарь исчез в темной дыре.

Инок Андрей, отдав свечу пятидесятилетнему епископу Кириллу, снова взобрался по лестнице и прислушался, высунув голову из люка. Ничего. Тишина кругом. Слышен слабый плеск лесной речушки, сваливающейся за каменный порожек перед деревянным мостом, да скрежет козодоя на дальнем лугу. Удовлетворенный увиденным и услышанным, инок осторожно закрыл крышку люка и спустился к ожидавшим его монахам.

– Теперь уже скоро, – радостно сообщил он им, зажигая еще одну свечу и направляясь куда-то вправо, – пойдемте, скоро нас должен встретить иеромонах Ферапонт. Вот знак, что ход проверен, – и Андрей указал на крест, начерченный мелом прямо на каменной плитке пола.