Kitabı oku: «И буду век ему верна?»
– Только ничего не перепутай, – с серьезной миной заявила мне Юлька, вычерчивая план будущей клумбы. Я кивнула, не особенно прислушиваясь к ценным советам, уверенная, что справлюсь с нехитрой работой.
Сегодня утром мы с подружкой купили цветочную рассаду, намереваясь украсить палисадник перед ее домом. Юлька подошла к идее со всей серьезностью, мне было все равно, чем заниматься, и я охотно вызвалась ей помочь. Дом подруги находился в пригороде, в полукилометре от него начинался лесопарк, где было озеро, небольшое, но симпатичное, и я надеялась, быстро управившись с посадкой цветов, прогуляться и позагорать.
Однако не успели мы выгрузить рассаду, как Юльке позвонили, с разнесчастным видом она сообщила, что ее вызывают на работу. Ежедневный трудовой подвиг она совершала в небольшой фирме, торгующей сантехникой. Устроилась она туда года полтора назад и явно при неблагоприятном расположении звезд, потому что без ее чуткого пригляда работа там не клеилась, стоило Юльке ненадолго отлучиться, как телефон начинал звонить беспрерывно. Вот и сегодня, в ее законный выходной, приехали партнеры из соседнего областного центра, и Юлькин босс решил, что ей непременно надо присутствовать при встрече, хотя она и не видела в этом никакой необходимости. С шефом, само собой, не поспоришь, и она засобиралась на работу, употребляя выражения, которые не пристало произносить интеллигентной девушке. Я могла бы смыться под благовидным предлогом, но цветочки было жалко, оттого я безропотно согласилась сажать их в одиночестве.
Юлька отбыла на видавшем виде «Ситроене», а я, переодевшись в старый пляжный халат и натянув резиновые перчатки, отправилась в палисадник, на ходу изучая план и прикидывая, как половчее справиться с задачей. Тут выяснилось, что, прежде чем сажать цветы, придется клумбу вскопать. Клумба тут же показалась мне гигантской, но делать было нечего, и я вооружилась лопатой. Вскоре подошла соседка, на редкость болтливая тетка, но сегодня я была ей рада, под переливы ее звонкого голоса работа пошла веселее. Она между делом дала мне пару советов, которые шли вразрез с Юлькиными пожеланиями и оттого ценными мне не показались.
– Должно быть, дождь будет, – в заключение сообщила соседка с тяжким вздохом, и я, запрокинув голову к небу, поспешила с ней согласиться. Она ушла, а я в хорошем темпе занялась посадкой цветов, то и дело поглядывая в сторону лесопарка, над которым нависла туча, готовая в любой момент пролиться дождем, и гадая, что случится раньше: я закончу работу или ливень начнется. В какой-то момент тучу отнесло в сторону, клумба зазеленела, а дождь так и не пошел. Чувствуя ломоту во всем теле, я устроилась на перевернутом ведре и вытянула ноги. В душе царило умиротворение от близости к природе и лицезрения результатов своего труда. Подниматься и идти в дом не хотелось, я разглядывала строения напротив, в основном добротные коттеджи, как-то незаметно выросшие здесь за последнее время и сейчас теснившие десяток скромных домиков, построенных еще в шестидесятых годах прошлого века. Один из них принадлежал в ту пору Юлькиной бабушке, а теперь по наследству перешел к ней. Продавать его подруга не хотела, хотя у нее была квартира в центре города, а за изрядный кусок здешней земли ей предлагали огромные деньги. Юльке дом было жаль, она называла его дачей и намеревалась растить в нем своих детей, которых еще требовалось завести. Задача эта не из легких, учитывая, что на любовном фронте дела ее шли ни шатко ни валко. В общем, я сидела себе на ведре, размышляя о Юльке и ее перспективах выйти замуж, когда из-за поворота показалась спортивная тачка ярко-красного цвета и затормозила возле калитки. Я заинтересованно ждала, что будет дальше, окно со стороны водителя открылось, и я увидела блондинку со вздернутым носиком и огромными, в пол-лица, очками.
– Простите, улица Сосновая – это где? – спросила она.
– Прямо и направо, – ткнув пальцем в нужном направлении, сказала я.
Тут хлопнула дверь, и из-за машины показался мужчина. Высокий, в дорогом костюме. Стильная стрижка и темные очки. Невероятно, но в первый момент я его не узнала. Только успела подумать, что у блондинки хороший вкус.
– Прямо и направо? – насмешливо уточнил он, а у меня все поплыло перед глазами, потому что стало ясно, кто передо мной. Если он ждал, что я отвечу, то напрасно. Все силы ушли на то, чтобы с ведра не свалиться. Мужчина стоял в пяти метрах от меня, засунув руки в карманы брюк, и ухмылялся.
«Нам бы встретиться с тобой в Ницце. Я жена российского посла, и на мне роскошный туалет, бриллианты величиной с кулак, я бы взглянула на тебя и не узнала. Только у меня вечно все не так, вот сижу на ведре, в линялом халате, на ногах разбитые кроссовки, да и ноги не мешало бы помыть после недавних трудов».
– Милый, – в некотором недоумении позвала блондинка, он направился к машине, но повернулся и выдал свою лучшую улыбку.
– Значит, прямо и направо? – повторил, смеясь, я глупо кивнула, и через мгновение машина исчезла. Я смотрела ей вслед, долго смотрела, потом тряхнула головой, словно намереваясь избавиться от наваждения.
– Это он, – сказала я, самой себе не веря, еще раз тряхнула головой и добавила: – Так не бывает.
Надо было подняться и идти в дом, но сил на это не нашлось. Я сидела, пялилась в пустоту, а память услужливо рисовала картины прошлого, и то, что я старалась забыть, мгновенно вернулось, как будто было вчера…
Я сижу на скамейке в южном городе… да, именно там все и началось…
Я сижу на скамейке, вытянув ноги и закинув руки за голову. Небо голубое, солнце ярко светит, я стойко радуюсь жизни. А чем еще может заниматься летом на южном курорте одинокая женщина? Тем более что эта женщина я? Само собой, я довольна всем миром. Не то чтобы у меня был какой-то особый повод; если задуматься, то выходило даже наоборот, в том смысле что радоваться мне вроде бы и нечему. Я пытаюсь развить эту тему, но полуденное солнце действует на меня усыпляюще, мысли как-то странно растекаются, все, кроме одной: кушать очень хочется. В животе заурчало, и я досадливо поморщилась. Я вспомнила, что в кармане шорт у меня сто двадцать два рубля, однако жить мне на эту сумму нужно еще дня два, это в случае, если денежные переводы все-таки придут. А если нет? Этим вопросом сейчас я совершенно не хочу заниматься.
А народ, между прочим, дружно тянется к точкам питания. Пора всерьез подумать о хлебе насущном. Мимо, косясь в мою сторону, прошли два молодых человека, симпатичные, только вот радости от них нет никакой: денег у парней кот наплакал, а хлопот… Я обозрела окрестности: такое впечатление, что на юге отдыхают только женщины. Ладно, черт с ним, с пропитанием, в конце концов, за пару дней с голоду я не умру. В животе вновь заурчало, я малодушно прикинула: а не податься ли к Валерику? Валерик – тип, который меня сюда привез, в смысле в этот самый город. Отдыхать. Мы вроде бы хотели пожениться. Не самая лучшая идея. Еще худшая – выяснять с ним отношения вдали от отчего дома. Само собой, закончилось это для меня плачевно. На счет «три» я вылетела из гостиницы без чемодана и средств к существованию. Правда, кое-какие средства у меня все же были: жизненный опыт научил хоть немного денег всегда иметь при себе. Этого «немного» хватило заплатить хозяйке за угол на три ночи и отбить телеграммы дорогим родственникам с просьбой оказать посильную помощь. Проще было бы позвонить, но объясняться с дорогими и близкими не хотелось. Телеграмма, с моей точки зрения, куда действеннее заполошного звонка. Мобильного у меня нет, так что либо гражданам придется выслать деньги, либо мучиться неизвестностью, лелея надежду когда-нибудь меня увидеть. Счастье, что я встретила добрейшую женщину – мою хозяйку. Кто бы еще пригрел девицу с придурью, зато без чемодана и паспорта? Идти к Валерику совсем не хочется. Вероятность получить назад свои вещи весьма невелика, а зануда он страшный. Когда я уже твердо решила голодать ближайшие два дня, передо мной появился роскошный «Мерседес» и плавно затормозил. Мой взгляд замер на номере машины, и сердце сладко екнуло: прибыл этот самый «Мерседес» из моего родного города. Приятно на чужбине встретить земляка. В животе опять весьма некстати заурчало. Задняя дверь распахнулась, и появился «земляк», очень симпатичный тип, между прочим. А за моей спиной раскинулся сквер, через него пролегал кратчайший путь в забегаловку, которую местные остряки называют лучшим рестораном города. Мужчина поднялся на три ступеньки и оказался рядом со мной.
– Привет, – радостно говорю я.
Он поворачивает голову. Вид моей красной майки и шорт, на скорую руку смастаченных из старых джинсов, не производит должного впечатления. Ясное дело: о Черкизовском рынке парень никогда не слышал, а если и слышал, то вряд ли ему придет охота совершить туда паломничество. На нем брюки из льна и рубашка с коротким рукавом. Как любит выражаться моя сестрица, «в стиле неброской роскоши». Ботинки заслуживают отдельного описания, моего таланта вряд ли хватит, чтобы воздать им должное. Я смотрю на свои сланцы. Угораздило же вырядиться на момент спешного бегства от Валерика.
– Мы что, знакомы? – без улыбки спрашивает мужчина.
На моей физиономии улыбка в тридцать два карата.
– Не-а, просто мы из одного города, если эта машина ваша.
– Вот оно что, – говорит он, но как-то неохотно.
Я продолжаю сиять, как электрическая лампочка, и выкладываю свой козырь:
– Меня Фенькой зовут.
– Это что, кличка?
– Почему? Это имя.
– Серьезно?
«Ты хоть улыбаться-то умеешь?» – с тоской думаю я, однако другого «обеда» поблизости не видно, и я продолжаю сиять.
– В детстве книжку про Феньку читали? Она еще керосин пила?
Через тридцать секунд он отвечает:
– Точно, и гвозди ела, – и улыбается. Улыбка у него блеск, пожалуй, не хуже моей. С этой самой улыбкой он качает головой: – Надо же, и в самом деле помню. Рассказ – нет, а про гвозди и керосин – помню.
– Это своеобразие детского восприятия, – мудро замечаю я, сдвигаюсь вправо, чтобы незнакомец мог сесть на скамейку, и он садится.
– Вас действительно так зовут? – все еще с улыбкой спрашивает он.
– Ага, мама удружила. Ей, знаете ли, не повезло. Родители назвали ее Августой. Другая бы с таким именем свихнулась, а маменька выдвинула годам к двадцати пяти теорию, что только обладатель редкого имени способен стать выдающимся человеком. Меня назвали Ефимией, а мою сестрицу Агатой. Ужас, правда?
Он смеется.
– Ну, почему же? В мыслях вашей мамы что-то есть.
Теперь он меня разглядывает. Я непроизвольно выпрямляю спину, грудь вперед, живот подбираем, впрочем, его и так нет. Улыбка моя достигает устрашающих размеров, а вот с утра надо было расчесаться. Ладно, сойдет и так. Загар у меня сногсшибательный, и вообще я девчонка хоть куда, только барахлишко подкачало. Вернусь домой – выброшу его на помойку.
– Значит, вы здесь отдыхаете?
– Угу.
– Давно?
– Неделю.
– А можно спросить, с кем?
– Да ни с кем. То есть в настоящий момент я одна. Вообще-то я прибыла сюда с другом, но с ним произошла ужасная неприятность. Так что теперь мы отдыхаем врозь.
Мой земляк смотрит на часы – скромный с виду «Ролекс».
– Я собирался обедать. Как вы, составите мне компанию?
– Замечательная идея. Вы в эту забегаловку направляетесь? – Я тычу пальцем за свою спину.
– Да. Вам она не по душе?
– Да нет. Просто меня туда не пустят.
– Это мы посмотрим. Кстати, меня зовут Вадим.
– Очень приятно, – мурлычу я и двигаю рядом с Вадимом к вожделенному месту раздачи бесплатной похлебки. Взять его под руку я не решаюсь. Вадим с персоналом царственно суров, и вопрос об уместности моего присутствия среди крахмальных скатертей отпадает, не возникнув. С радостно бьющимся сердцем я утыкаюсь в меню, сообщив из вежливости:
– У меня зверский аппетит. Как насчет денег?
– О деньгах не беспокойтесь.
Я решила себя осчастливить. Через час взгляд Вадима становится изумленным, я поглощаю содержимое тарелок ритмично и не сбавляя темпа, сам он лениво ковыряет вилкой в салате. Что он там хочет найти, интересно? Я слегка расслабляюсь и начинаю к нему присматриваться.
До сих пор он был для меня абстрактным «обедом», теперь же приобретает черты симпатичного мужика, сорока с небольшим лет, крупного, холеного, с моложавым лицом и явно шальными деньгами. У него замечательная улыбка и лишних килограммов шесть, хотя живот подобран и держится Вадим молодцом.
– В теннис играете? – спрашиваю я, улыбка у меня будто приклеенная.
– Играю. А вы?
– И я. Иногда.
– Почему иногда?
– Когда деньги есть. Но их почти никогда нет.
Он смеется.
– А чем вы вообще занимаетесь? Учитесь где-нибудь?
– Побойтесь бога, – фыркаю я. – Я взрослая девочка. – За роскошный обед я чувствую себя слегка ему обязанной и сообщаю в порядке ценной информации: – В родном городе я служу на телевидении. Передачу «Каждый день» смотрите? Вот, я как раз помогаю ее готовить. – В том, что я говорю, есть доля правды, последняя запись в трудовой книжке тому свидетель, хотя я до сих пор не пойму, в чем, собственно, заключалась моя работа. Помнится, я резво бегала по этажам и заваривала кофе на всю братию. Но чаще всего пристраивалась в каком-нибудь уголке с книжкой в руках, от души надеясь, что обо мне никто не вспомнит. В общем, мои знания, умения и опыт там совсем не пригодились, но Вадиму сообщать об этом ни к чему.
– Интересная у вас работа, – говорит Вадим, видимо имеющий смутное представление о службе на телевидении.
– Ага, – радостно соглашаюсь я. – А вид у меня несерьезный из-за этих идиотских шорт и майки. К сожалению, вещи остались у моего друга.
– Кстати, что за неприятность с ним произошла? – спрашивает Вадим.
Я улыбаюсь еще лучезарней, если это вообще возможно.
– Он со мной поссорился. И теперь живет с моим чемоданом и паспортом, а я – с майкой и шортами. Правда, у меня еще есть купальник, без него жизнь на юге чрезвычайно тосклива. Как вы считаете?
Вадим смеется.
– Ясно. А я удивился вашему аппетиту. Ничего, что я об этом говорю?
– Ничего. Я беру пример с шотландских горцев, они едят впрок все, что дают, зато потом живут как верблюды.
– У вас есть какие-то родственные связи с шотландскими горцами? – ухмыляется Вадим.
– Нет, просто любовь к приключенческой литературе. Сразу видно, что в детстве вы не читали Вальтера Скотта.
– Я не большой знаток литературы. Значит, вы любите приключения? И часто вы оказываетесь вдали от дома без чемодана и паспорта?
– Впервые. Обычно мне везет.
Я к этому моменту съела все, что могла, усладила слух Вадима интересной беседой, и по всему выходило, что мне пора двигаться к выходу, о чем я изысканно намекнула. Намек был понят, и мы быстренько очутились на улице возле серебристого «мерса». Тут вышла заминка: Вадим, видимо, гадал, что со мной делать дальше. Сама я с удовольствием соснула бы часика полтора после такого плотного обеда, а в четыре отправилась бы на пляж.
– Что ж, – бодрым голосом говорю я. – Спасибо вам большое, встретимся в родном городе – обед за мной.
– Я могу что-то для вас сделать? – вежливо спрашивает Вадим.
– Нет, все в порядке. – Сейчас у меня одно желание: поскорее от него избавиться.
– Какие у вас планы? – опять спрашивает он, видимо так и не решив, как со мной поступить. Я сообщаю о своих планах. – Тогда, может быть, я отвезу вас домой?
Перспектива тащиться по жаре пешком меня не очень-то прельщает, и приглашение Вадима оказалось весьма кстати. Я сажусь рядом с ним на заднее сиденье «Мерседеса». За рулем молодой парень бандитского вида бросил на меня косой взгляд и хмыкнул. Само собой, ему все ясно. В другое время я его непременно бы озадачила, но после обеда я дружу со всем миром, и его хмыканье меня не волнует. Через пятнадцать минут мы оказываемся возле моего жилья. Вадим с сомнением смотрит на весьма ветхое строение за шатким забором.
– Значит, здесь вы и живете? – говорит он голосом человека, обнаружившего в котлете таракана.
– Побойтесь бога, – отвечаю я. – Кто ж меня в дом-то пустит? Во дворе есть два сарайчика. В одном из них стоит моя раскладушка. Привет.
Я выкатываюсь из машины, машу рукой и скрываюсь за забором. Во дворе за столом соседи играют в карты. Их пятеро: трое парней и две девчонки. Девчонки в преферансе сущие дуры, и мое появление вызывает оживление у мужиков.
– Фенька, садись четвертой!
Себя я считаю непревзойденным игроком в преферанс. Играют без ставок, просто для удовольствия, оттого приглашение я принимаю.
– Мы здесь место нашли – закачаешься, – сообщает Наташка, занятая нанесением боевой раскраски на физиономию. – И народу ни души. Поедешь вечером с нами купаться?
Я пожимаю плечами.
– Посмотрим.
К вечеру начался дождь, ребята отправились в клуб, а мне в голову пришла бредовая идея прогуляться по набережной. Дождь перешел в тропический ливень, я рванула к дому со скоростью локомотива, при этом сланец с моей левой ноги соскользнул, смешно хрюкнул и, подхваченный потоком, нырнул в люк для стока воды, который, само собой, оказался без решетки. С любопытством заглянув в черную дыру колодца, я мысленно шепчу «это судьба» и бросаю туда второй сланец. Вечер выдался явно неудачный.
На следующее утро я встаю ровно в семь и умываюсь во дворе, плеснув в чугунный умывальник воды из колонки. На крыльце появляется хозяйка, святая женщина по имени Маша, и говорит:
– Фенька, вымой окна в доме, обедом накормлю.
Я вооружаюсь ведром и тряпками с приятной мыслью, что бог есть и он меня любит. К десяти часам работа выполнена с присущим мне блеском. Я подтираю полы и выхожу в сад, чтобы выплеснуть воду. Возле калитки тормозит «Мерседес». Это для меня неожиданность, правда, я ничего не имею против неожиданностей, если они приятные. Появление Вадима из категории приятных. Я висну на заборе и говорю:
– Привет.
– Привет, – отвечает он, а я тем временем вспоминаю, расчесалась ли с утра, и пытаюсь представить, как выгляжу. Наверное, все-таки неплохо, потому что на лице Вадима ничего, кроме удовольствия от созерцания моей особы, не замечаю.
– Как дела? – говорит он, видимо, чтобы что-то сказать.
– Нормально. Обеспечила себя обедом.
– Жаль. А я рассчитывал, что мы пообедаем вместе.
– Я бы с удовольствием, но мой скромный туалет лишился весьма существенной части.
– Купальник потеряла? – смеется Вадим.
– Бог миловал. Лишилась обуви… – Я демонстрирую свою голую пятку, надо признать довольно грязную.
– Это не проблема, – вновь смеется Вадим, по всему видно, что у человека хорошее настроение.
Я появляюсь из-за забора и беру его под руку. Мы не спеша идем по нашей улочке, а серебристый «Мерседес» едет сзади, тоже не спеша. Я чувствую себя супругой президента.
– Фенечка, – говорит Вадим, – а почему бы нам не отправиться к вашему другу и не забрать вещи?
– У него характер скверный, – отвечаю я. – К тому же я не уверена, что он все еще здесь.
– Ну, так давайте проверим.
Через полчаса мы уже в гостинице, я двигаю по ворсистому ковру коридора рядом с Вадимом и его шофером Сережей. Валерка встречает нас в купальном халате. Вадим ловко оттирает его плечом от двери, и мы проникаем в номер. С чувством глубокого удовлетворения я вижу свой чемодан, сиротливо стоящий у стены. А я-то думала, что он плещется в нейтральных водах Черного моря. Лицо у Валерки злющее-презлющее.
– Я тебя искал, – говорит он.
Я выдаю самую ослепительную улыбку из своего арсенала.
– Я за вещами.
– А это кто?
– Друзья.
– Так, – голос Валерки похож на раскат грома, – уже пристроилась.
– Сережа, возьми чемодан, – приказывает Вадим, а я, оставаясь на безопасном расстоянии от своего бывшего друга, прошу:
– Паспорт верни.
– Он в чемодане.
Я качаю головой:
– Не пойдет. Повода появиться в родном городе в моей квартире у тебя не будет.
Валерка, заметно нервничая, извлекает из ящика стола бумажник, а из него мой паспорт. Все-таки он очень разозлился, потому что швырнул паспорт на пол. Меня такие вещи трогают мало, и, сказав «спасибо», я грациозно наклоняюсь, но Вадим меня опережает. С видом бывалых гангстеров мы покидаем гостиничный номер.
Возле машины я открываю чемодан: все вещи на месте, деньги целы, я издаю победный клич команчей. Пока я развлекаюсь таким образом, Вадим, сидя рядом с шофером, изучает мой паспорт. В разделе для особых отметок стоит свеженький штамп о моем последнем разводе. Слава богу, что я поменяла паспорт, обилие штампов, как правило, производит удручающее впечатление на граждан.
– Интересно? – спрашиваю я.
Вадим смотрит с ласковой улыбкой.
– Знаешь, я рад, что ты в самом деле Фенька и в самом деле из моего родного города.
Ясно, значит, до сих пор у него были сомнения. Я не люблю оставаться в долгу и заявляю:
– Я рада, что ты рад, это первое. Теперь второе: я приглашаю тебя в ресторан. Вроде бы я твоя должница.
– Что ж, приглашение принято. – Он протягивает мне паспорт. – Держи, Ефимия Константиновна.
– Ага, – киваю я. – Правда, меня так никто не зовет. Фенька я.
Обедаем мы по-европейски поздно. Вадим ждет в машине, пока я привожу себя в подходящий случаю вид. Одеваюсь я долго, минут сорок, беготня в драных шортах заметно сказалась на моей квалификации. Однако результаты все-таки неплохие, потому что мой выход из сарайчика сопровождается изумленным свистом любителей преферанса. В ответ я, проходя мимо, демонстрирую пару движений, которые считаю танцевальными, а мой папа неприличными. Вкусы у нас разные.
Вадим выходит из машины. Я довольна произведенным эффектом, мое ярко-желтое платье нанесло очередной сокрушительный удар.
– Фенечка, – говорит он. – Никогда не думал, что одежда способна так изменить женщину. – То, что на мне полкило косметики, он вроде бы не замечает. – Ты и в шортах выглядела потрясающе, но сейчас… у меня нет слов.
– В хороших тряпках любая женщина чувствует себя немного королевой.
Мы садимся в машину, и я минут двадцать читаю лекцию о женской психологии, выдавая чужие мысли за свои. Трепаться я умею, это единственное, что я делаю почти профессионально. Сережа больше не хмыкает, физиономия у него грустная – надо полагать, у парня голова разболелась от большого количества незнакомых слов. Вадим шарит по мне глазами, мои внешние формы интересуют его несравненно больше внутреннего содержания.
В ресторане я продолжаю демонстрировать хорошие манеры и глубокий ум. На мой вкус, в этой забегаловке нет женщины красивее меня. Надеюсь, все это уже поняли. Вадим смотрит с заметным волнением. Однако я еще не успела очухаться от недавнего романа и заводить новый не испытываю ни малейшего желания. Поэтому твердо следую намеченной линии добрососедских и дружеских отношений. В словесных баталиях я поднаторела несравнимо больше Вадима, и он, как ни старался, сбить меня с занимаемых позиций не смог, потому в десять минут первого жмет мне руку возле моего жилища настойчиво, но вполне пристойно. Мой папа был бы доволен.
В девять утра меня нагло расталкивает Наташка:
– В дельфинарий с нами поедешь?
Я вспоминаю, что очень люблю морских котиков, и соглашаюсь. Пока пять человек дружно подгоняют меня воплями, я натягиваю белую юбку, зеленую футболку, собираю волосы в хвост над левым ухом и любуюсь на себя в зеркало. Жизнь на юге мне по душе.
В дельфинарии, помимо дельфинов, есть два морских котика, и в тот момент, когда я на них пялюсь, моя красота больно ранит местного секс-символа, который вместе с дельфинами резвится в бассейне. В перерыве он подходит ко мне и предлагает ближе узнать его и котиков. Пока я решаю, принять это щедрое предложение или нет, Наташка увлекает меня подальше от мощного торса и ослепительной улыбки. Из зависти, само собой. Я скалю зубы, ем мороженое и много болтаю. В общем, развлекаюсь на всю катушку. Домой приезжаем в восемь вечера.
– Фенька, – говорит хозяйка, – тебе переводы пришли. Я их уже получила.
Забота родственников навевает сентиментальные мысли о родном доме. Переводов три. От папы (весьма щедро, мама, скорее всего, морщила лоб и говорила: «Ох, Костя»), от сестрицы, которая отсыпала монеты недрогнувшей рукой, точно зная, что надо женщине на юге, и пять тысяч от мужа-летчика. Бедняга, видно, страшно страдал с перепоя и не все уразумел, однако постарался, на почту сбегал. Мой последний дражайший супруг вместо денег прислал телеграмму: «Что случилось, я беспокоюсь». Я одариваю Машу за хлопоты и добрую душу и получаю дополнительную информацию:
– Твой мужик на «мерсе» был. Три раза. Сказал, завтра заедет.
Я прикидываю, нравится мне это или нет. Выходит, что мне все равно. Чувствуя себя сказочно богатой, отхожу ко сну.
В 8.30 Вадим уже возле моего дома. Улыбается, но в глазах недовольство. Вот так всегда: один раз обедом накормят, а потом из дома не выйди. Я держу эти мысли при себе.
– Как отдохнула? – спрашивает он.
– Нормально, – пожимаю я плечами и решаю сказать ему приятное: – Правда, без тебя было скучновато.
– Мне тоже. Если тебе так хотелось в этот дельфинарий, стоило только сказать.
Этот день и четыре следующих мы с утра до вечера вместе. Обширная культурная программа идет полным ходом. Я демонстрирую эрудицию, особенно, правда, не увлекаясь: большие знания женщин вызывают у мужиков обоснованное беспокойство. У бедного Сережи не закрывается рот. Вадим все чаще держит меня за руку и как бы ненавязчиво обнимает, однако я не даю заманить себя на стезю разврата.
– Фенечка, – говорит Вадим, – почему бы тебе не переехать в гостиницу?
– Зачем? Мне здесь нравится.
– Шутишь? По-моему, это место для тебя совершенно неподходящее. Если гостиница тебе не по вкусу, можно снять квартиру.
Я отвечаю в том духе, что сарайчик – предел моих мечтаний, и с соседями мне невероятно повезло, они поддержали меня в годину испытаний, и теперь оставить их было бы верхом неблагодарности.
Сережа внезапно обретает голос и наставительно шепчет:
– Чего ты дурака валяешь? Вадим хороший мужик, и денег у него до черта.
Наконец и сам Вадим вечером в ресторане, глядя в мои прекрасные глаза, делает мне вежливое, но откровенное предложение. Жизнь на юге начинает действовать на нервы. Я откидываюсь на спинку стула и делаю грустно-ласковое лицо. После минутной заминки говорю:
– Вадим, у тебя дома, наверное, жена и двое детей, которых ты очень любишь.
– С чего ты взяла? – спрашивает он.
– Ты хороший человек, и все у тебя должно быть хорошо. Следовательно, есть жена и дети. Ну и зачем тебе я, скажи на милость? Я не гожусь для курортных романов. Прости меня, ладно?
Он вроде бы простил, но попыток толкнуть меня на путь греха не оставляет. Я проявляю завидную стойкость.
В конце недели мы расстаемся, Вадим рано утром уезжает домой.
– Кстати, – спрашиваю я, – почему ты приехал на машине?
– Ненавижу самолеты. Служил в десанте и решил: если жив останусь, близко к самолету не подойду.
– Поезда тоже ненавидишь?
Он смеется, обнимает меня. Мы прогуливаемся по улочке, «Мерседес» стоит возле калитки. Я пишу свой адрес, Вадим – свой телефон.
– У тебя действительно нет мобильного? – с сомнением спрашивает он. – Хочешь, подарю?
– Блага цивилизации лишают человека свободы, – ухмыляюсь я.
Он опять обнимает меня и говорит:
– Поедем со мной. Ну что тебе эти три дня?
Я качаю головой:
– У меня билет. Поеду поездом. Увидимся дома, хотя, может, ты и не захочешь.
– Желал бы я знать, чего хочешь ты.
– Господи, да этого даже я не знаю.
Прощание наше трогательное и довольно продолжительное. Под конец, явно испытывая некоторую неловкость, Вадим извлекает из машины два объемных пакета.
– Это тебе на дорогу, – говорит он. – Ешь регулярно и постарайся не потерять чемодан. До встречи.
Он машет рукой и хлопает дверцей «Мерседеса», я с пакетами остаюсь посреди улицы. Когда машина сворачивает за угол, я кидаюсь вдогонку, голос мой способен поднять мертвого. Вадим оказывается рядом, а я пытаюсь подобрать слова.
– Извини, – говорю я. – Наверное, это глупо… – Я и в самом деле чувствую, что веду себя по-дурацки. – Я хотела сказать тебе спасибо. Ну, за то, что ты купил все это, не предложил мне деньги, а купил, и вообще… Мне будет очень плохо, если в родном городе ты меня забудешь.
Наши объятия и прощальный поцелуй ничего общего с братскими не имеют.
Родной город встречает меня ужасной жарой. Само собой, такси поймать не удается, я еду с чемоданом в битком набитом троллейбусе, футболка липнет к телу, и от запахов кружится голова. Вываливаюсь на своей остановке и, удивляясь собственной живучести, плетусь к дому. Лицо у меня горит, дыхание прерывистое, а настроение ни к черту. И это называется вернуться домой! Взбираюсь на второй этаж, отпираю дверь и оказываюсь в своем коммунальном раю. Дражайших соседей не наблюдается. Их у меня двое: Дуся, еще ничего себе женщина неопределенного возраста и занятий, с хронической мечтой о замужестве, и покинутый женой алкоголик, по совместительству слесарь нашего ЖЭКа Петр Алексеевич, он регулярно свинчивает кран в ванной на очередную опохмелку. Ванная ассоциируется у него с буржуазной роскошью, и убедить его оставить кран в покое совершенно невозможно. В двери моей комнаты торчат три записки. От папы: «Ефимия, как только приедешь, сразу же зайди домой. Сразу же». Ясно, мне предстоит допрос с пристрастием. Вторая записка: «Фенька, где ты? Я скучаю». Само собой, это муж-летчик. И третья: «Эффи (последний муж, Олег Викторович, зовет меня на европейский манер), позвони, как приедешь, очень волнуюсь».
Я бросаю чемодан и двигаю в ванную, сердце замирает в недобром предчувствии. Однако кран на месте, я лезу под душ, испытывая к Петру Алексеевичу благодарность, граничащую с обожанием. Душ поднял мне настроение, я завариваю чай и пою. Громко, тихо петь я не умею. Попутно выясняю, что Петр Алексеевич съел весь запас макарон, которые я по неосмотрительности оставила в кухонном столе. Слава богу, до холодильника в комнате он не добрался. Пока я пью чай, появляется он сам с радостной улыбкой на багровом лице.
– Здорово, Фенька! – орет сосед. – Приехала? Заждались, заждались. Отдохнула, значит? Красавица. Как жизнь на курорте?
Я рассказываю про жизнь на курорте, а Петр Алексеевич одобрительно кивает.
– А сувенир мне привезла? – спрашивает он.
– Нет, – потерянно отвечаю я.
Лицо его становится обиженным.
– Вот так, ждешь ее тут, ждешь, а она нет чтобы о соседе подумать, мол, ожидает человек и все такое. Красивая ты баба, Фенька, а дура дурой, без понятия, вот от тебя мужики-то и бегают. А я ждал, кран вон в ванной поставил.
Мне мучительно стыдно, я иду в свою комнату, Петр Алексеевич двигает за мной, перечисляя мои грехи. Я вспоминаю, что денег у меня вполне достаточно, и решительно жертвую на восстановление моей пошатнувшейся репутации.
