Kitabı oku: «Мини-модель»

Yazı tipi:

* * *

– Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – донеслось из неведомой дали.

Голос был женский, нежный, вкрадчивый.

Одной лишь интонацией он давал понять, что шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей за превосходные туфли – натуральная кожа, удобный каблук и универсальный бежевый цвет, который подойдет к любому наряду, – это сущая ерунда. Просто смешная цена. И надо не хныкать, тоскливо глядя в кошелек, а весело и радостно доставать из него одну красненькую купюру и две сине-зелененьких. Или банковскую карточку.

Хотя на карточке, кажется, денег почти не осталось…

– Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – настойчиво повторил голос.

Он изменился, сделавшись из ласкового женского раздраженным мужским, и приблизился.

– Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! Кузнецова! Кузнецова, оглохла?!

«Это же мой номер!» – с опозданием дошло до Натки, и она вдруг запаниковала.

В ушах гудело и шумело: топали ноги, скрипели полы, играла музыка, причем трубач фальшивил так, словно его инструментом был слоновий хобот. А может, трубил именно слон. И он же топал: Натка отчетливо ощущала тряску.

– Пошла, пошла!

Ее подгоняли, и она послушно пошла – на звук, на свет, на… сцену? Нет, на подиум!

В лицо брызнули колючие цветные огни, Натка попыталась отвернуться от них, но это было невозможно.

Слепящие зайчики прыгали на нее со всех сторон: рядом, справа и слева, вышагивали-вытанцовывали, высоко вскидывая гладкие блестящие коленки, полуголые девицы, и свет софитов отражался от их лакированных тел и усыпанных стразами купальников.

«Ах, вот оно что – это выход в купальниках!» – поняла Натка.

Это не принесло облегчения.

Выходить куда-либо в купальнике Натка, по ее мнению, была совсем не готова.

Весы в ванной комнате бестрепетно свидетельствовали, что к середине зимы она наела два лишних кило, и разместились они совсем не там, где выигрышно смотрелись бы при подаче в купальнике. Хоть со стразами, хоть без них – блеснуть не получится.

Испугавшись, что сейчас она опозорится, Натка постаралась проснуться.

Кажется, получилось. Фух-х-х…

Или не получилось?

Какофония из музыки, скрипа и топота не прекратилась, и назойливые слепящие зайчики тоже никуда не ускакали.

Недоумевающая и встревоженная, Натка приподняла голову над подушкой и открыла один глаз. В него тут же прыгнул бойкий зайчик, а в ухо ввинтилась музыкальная трель.

– I’m a queen! I’m a queen!¹ – совсем рядом громко голосил кто-то, сам от себя в полнейшем восторге.

Натка открыла второй глаз и посмотрела на самозванную королеву.

Посмотреть было на что.

На длинной низкой тумбе в изножье кровати скакало и кривлялось жуткое чудище. Небольшое, вертлявое, на тонких ножках, но с огромной косматой головой.

На чудище красовался Наткин шелковый пеньюар, высоко подобранный и оригинально подпоясанный шерстяным шарфом, дрыгающиеся задние лапки грохотали каблуками ее же парадных туфель. Не за шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей – а еще дороже!

Натка села в кровати и уже открыла рот, но разораться не успела – чудище ее опередило.

В правой передней лапке у него был фонарик. Чудище поднесло его к щедро напомаженному рту, как микрофон – при этом отчетливо высветилась жутчайшим образом размалеванная рожа, – и манерным писклявым голосом заявило:

– Моя миссия – спасти мир! Красота – это страшная сила! Выбирайте меня – или вам всем конец!

После этого оно выставило фонарик вперед и с криком «Кавабанга! Тра-та-та-та-та!» полило Натку, так и сидящую с открытым ртом, длинной очередью от живота.

Агрессивное шумное чудище с манией величия было Натке совершенно незнакомо.

А вот победный вопль «Кавабанга!» она слышала много раз.

Так кричали черепашки-ниндзя в кино, а вслед за ними – их верный поклонник Арсений Кузнецов, родной и любимый сын Натки. Восемь лет, сбитые коленки, острые локти, светлые вихры, курносый нос, веснушки, голубые глаза-незабудки, бездна обаяния и тонна предприимчивости.

Хотя нет, Сенькину предприимчивость следовало измерять не в тоннах, а в тротиловом эквиваленте.

– Ар-р-р-рсений! – хриплым спросонья голосом прорычала Натка и резко откинула одеяло.

Чудище с импровизированного подиума будто ветром сдуло. Остались только туфли, все остальное с визгом умчалось прочь.

Не унимая клокочущее в горле рычание, Натка вылезла из кровати и пошла по следам улепетывающего чудища.

Следы были куда более отчетливые, чем хлебные крошки сказочных затейников Гензеля и Гретель. Натка поочередно подобрала с пола шарф, пеньюар и кудрявый парик. Она бросила всю охапку на тумбочку в прихожей и решительно постучала в дверь ванной, где все еще гремела музыка.

– Да, да, войдите, – донеслось из-за плотно закрытой и запертой двери.

– Арсений, выходи!

– Зачем?

– Поговорим!

– Да, знаю я эти разговоры, после них у тебя ладонь болит, а у меня попа! – Музыка стихла, послышался писк, сопровождающий нажатие сенсорных клавиш, и жалобный детский голос произнес: – Алло, это девять-один-один? Спасите меня, я в смертельной опасности!

– Прекрати придуриваться! – потребовала Натка, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – В нашей стране нет такого номера экстренной службы – девять-один-один, это во-первых. А во-вторых, когда это я шлепала тебя так, чтобы у тебя попа болела?

– Я все такие случаи и не вспомню уже, – детский голос сделался совсем тоскливым и печальным. – В последний раз – когда я покрасил соседскую болонку под тигра.

– Йодом! – вмиг рассвирепела Натка.

– В три цвета! – подхватил детский голос, перестав быть печальным и сделавшись восторженным. – Раствор йода был разной крепости, и ведь классно же получилось – прям как настоящий тигр! Только карликовый.

– Бедную собачку пришлось обрить налысо, – вздохнула Натка. – И не факт, что новая шерсть у нее теперь вырастет белой, потому что полосы въелись в кожу, а йод – очень стойкий краситель…

– Так это же круто! – убежденно заявил детский голос. – Марье Дмитриевне не ругаться надо, а радоваться: она же теперь хозяйка единственной в мире полосатой тигровидной болонки!

– Оставим в покое болонку, – предложила Натка, – тем более что она тебя теперь боится и даже близко не подойдет. Поговорим о другом раскрашивании. Зачем ты взял мою косметику, поганец? Я тебе сто раз говорила – это святое, пальцем не трогать!

– Так я же не пальцами! Что я, совсем темный? Я кисточками, пуховкой, спонжиком!

– Сеня! Мальчик твоего возраста и слова-то такого знать не должен – спонжик! – Натка вздохнула и бессильно постучала лбом в стену.

– Да, да, войдите.

– Умойся и выходи, – устало велела Натка. – Обещаю, что шлепать тебя не буду.

– А бить розгами? Пороть ремнем? Ставить коленками на горох? Лишать доступа к компьютеру?

– Да я никогда ничего подобного не делала!

– А вдруг начнешь?

– Не начну. – Натка помотала головой и отошла от двери санузла. – Хотя насчет компьютера надо еще подумать. Где-то же ты всего этого набрался…

В ванной зашумела вода. Натка прошла в кухню, глянула на часы на стене – без четверти пять, вот уж доброе утро! Она включила чайник, села за стол и подперла щеку ладонью.

Раннее пробуждение – это ерунда. Когда Сенька был маленький, он мамочке всю ночь спать не давал. Но вот это всё – пляски в женском платье, туфли на каблуках, парик, раскрашенное лицо… Выглядит странно и сильно тревожит.

Неужели у мальчика проблемы с ориентацией?!

Хлопнула дверь ванной, и в кухню явился мальчик, по виду – совсем беспроблемный, просто идеальный. Чистенький, умытый, влажные светлые кудри аккуратно причесаны, личико ангельское. Он сел на табуретку напротив Натки и отзеркалил ее позу – положил румяную щечку в ладошку.

Натка хмыкнула.

– И чегой-то тебе, девка, не спится? – с интонациями знакомой деревенской бабушки напевно вопросил ангелочек.

– Потеряла покой да сон, на тебя глядючи! – язвительно ответила Натка и тут же сменила тон: – Сын, нам нужно серьезно поговорить.

– Сейчас? – Ангелочек выразительно покосился на часы и демонстративно зевнул, паршивец.

– Может, лучше бы не сейчас. – Натка тоже не удержалась – зевнула, а внутренний голос добавил: «Может, лучше бы и не здесь, а сразу в кабинете у психиатра». – Но раз уж мы тут сидим, давай-ка задушевно поговорим за чашечкой чая.

– С конфетами?

По тону ангелочка было понятно, что степень задушевности разговора будет прямо пропорциональна количеству конфет.

– С одной конфеткой, – разрешила Натка.

В конце концов, обстоятельный сеанс психоанализа лучше действительно доверить специалисту, а пока только так, прозондировать почву.

– Тогда мне «Красную шапочку», – решил Сенька.

Выбор конфеты Натку снова насторожил.

– Тебе нравятся нарядные девочки? – осторожно поинтересовалась она, поднявшись, чтобы заварить чай.

– Мне нравятся красивые девочки, – ответил Сенька и развернул выданную ему конфету. – А почему ты об этом спрашиваешь? Всем мальчикам нравятся девочки, разве нет?

– Да! – Натка возликовала было, но тут же пригасила радость. – Но не все мальчики наряжаются девочками…

– А, ты про это? – Сенька кивнул на комнату, где Натке явилось чудище. – Это же был просто конкурс красоты. «Мисс мира». К слову, я победил. – Он сунул в рот «Шапочку» и зажмурился от удовольствия.

Натка поставила на стол чашки с чаем и села напротив сына.

– Сеня, конкурсы красоты – «Мисс мира» и подобные – это для девушек. Мужчины соревнуются в конкурсе «Мистер Вселенная».

– Знаю, не дурак. – Сенька кивнул, сунул мордочку в чашку, похлюпал.

– Не дурак, а поросенок, – ласково ругнулась Натка.

– К сожалению, конкурс «Мистер Вселенная» мне не подходит. – Сенька вынырнул из чашки, поискал глазами еще конфеты, не нашел и опечалился. – Чтобы стать мистером Вселенная, надо из спортзала день и ночь не вылезать. У этих парней такие мускулы, будто их велосипедным насосом накачали! А я самый маленький в классе и подтянуться на турнике могу всего два раза. Так что мужской конкурс мне не подходит, а вот девчачий я выиграю запросто. Чего там? Ходи по подиуму, кривляйся, главное – накраситься поярче и нарядиться получше.

– Да зачем тебе это, Сенечка?

– А зачем это всем, мамочка? – Ангелочек посмотрел на Натку как на ненормальную. Как психиатр на пациента! – У нас в классе Лиза, Ника и Ася ходят в школу юных моделей. А Эвелина Тапкина выиграла конкурс «Принцесса красоты», пришла такая красивая – в короне, с лентой через плечо – и похвасталась, что теперь у нее будет бесплатный тур по стране, а еще ей подарили огромного плюшевого медведя и золотые украшения!

– «Принцесса Эвелина Тапкина», как звучит-то, – пробормотала Натка. – Сеня, я и сама могу купить тебе огромного плюшевого медведя, только зачем он такому большому мальчику? И в турпоездку мы летом обязательно отправимся, дядя Костя твердо обещал. А золотые украшения тебе и вовсе ни к чему, я полагаю…

– Конечно. – Сенька энергично кивнул, и влажные вихры привычно разлохматились. – Мне нужно другое: саморез… нет, как это? Самрелиз…

– Самореализация? – подсказала Натка, округляя глаза.

О-о… Восемь лет – самое время задуматься о саморез… тьфу, о самореализации!

– Она, да! – Сенька снова кивнул, и аккуратная прическа окончательно вернулась в сотояние первобытного хаоса.

– Но почему ты уверен, что должен реализоваться именно на подиуме?

– А почему нет? Смотри, я идеально подхожу! – Сенька вскочил и покрутился, позволяя рассмотреть себя со всех сторон. – Я худой, гибкий, красивый – все девчонки говорят, что Кузнецов симпотный. У меня дикция хорошая, а как я стихи читаю! Уже два конкурса выиграл! Разве не ясно, что мне прямая дорога на сцену? Ну, или на подиум. Или в кино. В телик тоже можно, ведущим или в сериал какой-нибудь, и насчет радио можно подумать, почему нет…

– Я поняла, поняла! – Натка подняла руку, останавливая затрещавшего, как сорока, покорителя сцен, подиумов и телика с кино. – Мне нужно об этом подумать, а тебе – еще немного поспать. Продолжим разговор за завтраком, идет?

– Да, меня это устроит, – важно ответил мистер конгениальность и пошлепал в свою кровать, на ходу одергивая пижамные штанишки, видимо, высоко подвернутые, чтобы не торчали из-под платья-пеньюара.

Было начало шестого. Натка вернулась в постель, поворочалась, поняла, что не сможет уснуть, и открыла ноутбук.

Она забила в строку поиска запрос «детский конкурс красоты», открыла выданную статью под заголовком «Кровавый бой за корону», пробежала глазами первую фразу: «Детские конкурсы красоты из милых демонстраций талантов превратились в жестокие гладиаторские бои, где заботливые мамочки не только отбирают у малышей детство, но и калечат их психику», раздумала читать дальше.

– Не детское это дело – конкурсы красоты, – сказала она вслух и, разумеется, вспомнила свой недавний сон, в котором сама вышагивала по подиуму.

Фантазия с готовностью дорисовала картинку, дополнив ее скудный наряд конкурсантки, состоящий из одного купальника и пары туфель, шелковой лентой через плечо и искрящейся короной.

Сидя в кровати, Натка непроизвольно приосанилась.

Она никогда не сомневалась, что красива, однако ей было бы приятно получить такое весомое тому подтверждение, как полкило бриллиантов в виде изящной диадемы.

Закономерно захотелось сравнить себя с другими, уже статусными красотками, и Ната снова полезла в интернет.

А лучше бы не лезла!

Коронованные и титулованные красотки в половине случаев были так себе. Мимо таких на улице пройдешь – не оглянешься.

Но это еще ладно, как говорится, красота – в глазах смотрящего, кому что нравится. Гораздо больше, чем сомнительная прелесть некоторых титулованных мисс, Натку огорчила их судьба.

Русская народная пословица «Не родись красивой, а родись счастливой» определенно была правдива, как искренне кающийся грешник с рукой на Библии, клеммами детектора лжи на лбу и сывороткой истины в крови.

Статистика смертности победительниц конкурсов красоты оказалась просто пугающей!

Мисс Интернэшнл – 1991 Агнешку Котлярску, признанную самой красивой девушкой Польши, зарезал ее тайный поклонник и преследователь.

Русская красавица Александра Петрова, победившая в национальном конкурсе в 1996 году, стала жертвой криминальных разборок и была застрелена вместе со своим сожителем-бизнесменом за два дня до собственного двадцатилетия.

Мисс Россия Светлана Котова, коронованная в 1996 году, стала подругой легендарного киллера Александра Солоника и была убита вместе с ним. Расчлененное тело двадцатидвухлетней красавицы нашли в чемодане, брошенном в лесу.

Мисс Венесуэла – 2004 Моника Спир вместе с мужем погибла при вооруженном ограблении.

Мисс Южная Каролина Лесли Маццара была убита приятелем подруги, который в момент совершения был настолько пьян, что даже не смог объяснить полиции мотив совершенного преступления.

Филиппинская красавица Мелоди Гершбах, Мисс Интернэшнл – 2009, спустя год после получения титула трагически погибла в ДТП.

Мисс Африка – 2010 Лайну Кеза зарезал ее сожитель.

Королева красоты Ирландии Микаэла Мак-Ариви во время своего свадебного путешествия на Маврикий была задушена проникшими в номер отеля ворами.

Мисс Туризм – 2012 Генезис Кармона из Венесуэлы погибла на уличном митинге: ей в голову попала пуля, которую выпустили то ли представители оппозиции, то ли полицейские – это осталось невыясненным.

Мисс Гондурас – 2014 Мария Хосе Альварадо накануне вылета в Лондон для участия в конкурсе «Мисс мира» была застрелена ревнивым поклонником сестры: тот убил и свою подружку, и Марию, ставшую свидетелем первого преступления.

– Опасное это дело – участвовать в конкурсах красоты! – поежившись, сказала Натка и закрыла для себя эту тему.

И тема вроде закрылась, а глаза – нет.

Натка долго лежала без сна и все думала, думала…

Сенька ведь не о красоте говорил, а о самореализации. Он уверен, что у него есть талант, хочет развить его и добиться успеха.

Что в этом плохого? Ничего.

Даже хорошо, что ребенок к своим восьми годам определился с будущей профессиональной деятельностью, а не пришел к маме накануне последнего звонка, как герой известного стихотворения Маяковского: «У меня растут года, будет и семнадцать. Где работать мне тогда, чем заниматься?»

Натка знала сколько угодно случаев, когда великовозрастные отпрыски не демонстрировали склонностей к какому-либо виду деятельности, доводя до отчаяния своих родителей.

У Веры Палны, бухгалтера редакционно-издательского центра, где работала Натка, таких оболтусов было двое: мальчик и еще мальчик. Они с разницей в два года окончили среднюю школу с хорошими аттестатами и замерли в растерянности – куда дальше?

Старший, запаниковав, поддался на уговоры Веры Палны и пошел в экономический вуз, откуда благополучно сбежал через два года, внезапно открыв в себе дар художника-флориста. А младший, уже девятнадцатилетний, до сих пор топтался на перепутье, перебиваясь работой в «Макдоналдсе» и дожидаясь, пока что-то про себя поймет. Видите ли, пример старшего брата показал ему, что призвание важнее, чем образование.

А еще перед глазами у Натки была соседка Аида, чудо в перьях неполных двадцати лет. Вечно наряженная во что-то странное, она гуляла по району, шурша расписными тканями, гремя браслетами и бусами, мило улыбаясь и вежливо здороваясь даже с незнакомыми людьми – искала себя, собственный путь и свою, как она говорила, стаю. Натке представлялось, что Аиде следовало бы гулять где-нибудь в окрестностях Калькутты, там она сошла бы за свою. А может, и не сошла бы. Натка никогда не бывала в окрестностях Калькутты и не знала точно, много ли там таких, как Аида.

И Петенька Орлов! Был же еще Петенька! Наткин одноклассник, первый ученик, отличник-зубрила, окончивший школу с золотой медалью и разрыдавшийся, как дитя, на выпускном, когда его под объективом камеры местного телевидения спросили о дальнейших планах. Оказалось, что Петенька, как та обезьянка в бородатом анекдоте, разрывался на части, терзаемый многообразием предоставленного выбора. В итоге он двинул на филфак, оттуда перевелся на иняз, потом пошел учиться на психолога, еще на какие-то курсы – и в результате всех метаний оказался на средней должности в кадровой службе так себе заводика.

Родному и любимому сыну Натка желала совсем другой судьбы.

Ей хотелось, чтобы карьерный рост Сеньки шел строго вверх, как истребитель вертикального взлета. Прямо к самым-самым высотам! И неважно, в какой конкретно области. Какая разница, кем станет ее мальчик – знаменитым киноактером, олигархом или президентом страны? Как сказал поэт, все работы хороши – выбирай на вкус!

И раз уж мальчик что-то выбрал, ее святой материнский долг ему помочь.

Найти какие-нибудь обучающие курсы, может, даже специальную школу. Готовят же где-то юных артистов?

В конце концов, пусть Сенька попробует. Если не понравится или не получится, можно будет убрать из уравнения тот вариант светлого будущего, в котором заслуженный артист России и Голливуда Арсений Кузнецов в свете софитов машет ей, Натке, со сцены золотой статуэткой. Тогда останется выбрать между олигархом и президентом, уже не такой большой разброс…

Приняв решение и успокоившись, Натка сама не заметила, как уснула.

Ей снился просторный зал, битком набитый оживленными нарядными людьми, и высокая сцена в цветных огнях. В перекрестии широких золотых лучей стоял светловолосый голубоглазый красавец в шикарном смокинге. Одной рукой он на манер жезла сжимал золотого «Оскара», а другой утирал скупую мужскую слезу, при этом проникновенно говорил в микрофон:

– Всем на свете я обязан дорогой и любимой мамочке, и свою очередную победу я снова посвящаю ей!

Зрители бешено аплодировали, а прожекторы, метнувшись в зал, высвечивали поднявшуюся Натку – умопомрачительно красивую в облегающем шелковом платье и превосходных туфлях. Натуральная кожа, удобный каблук и универсальный бежевый цвет… Всего-то шесть тысяч девятьсот девяносто рублей…

На лице спящей Натки сияла улыбка.

Звонок будильника она не услышала и опоздала бы на работу, если бы ее не растолкал Сенька. Сын не забыл, что ему был обещан разговор на тему светлого артистического будущего, и поднял мирно похрапывающую маменьку скрипучим воем игрушечной трубы и криком:

– Рота, подъем!

Обычно так же – только без трубы – будил самого Сеньку старлей Таганцев. Не каждое утро, слава богу – Натке не понравилось бы постоянно пробуждаться в казарме, – но в те выходные, когда мужчины отправлялись на рыбалку. Без Натки. Она решительно не понимала, какое удовольствие заключается в том, чтобы мерзнуть, мокнуть и кормить противными червяками рыбу, а собой прекрасной – комаров.

– Труба зовет, откинут полог! – Неугомонный Сенька, вечно полный энергии, как рекламный кролик Энерджайзер, сдернул с мамочки одеяло и ускакал с ним прочь.

– И где-то слышен сабель звон, – машинально договорила Натка фразу из песни, стянула с тумбочки телефон, глянула на дисплей, ужаснулась и вскочила с кровати.

Сабли, не сабли, а стальные очи начальника РИЦ Андрона Мохова сверкнут опасно и грозно. Голову Натке Дрон, конечно, не снесет, но урезать зарплату за очередное опоздание вполне может.

– Завтрак, соня! – покричал с кухни Сенька.

– Я не Соня, я Ната! – Она промчалась в ванную, мимоходом заглянув на кухню – там звенели не сабли, а нож и вилка. Сенька поразительно аристократично завтракал сырыми сосисками. – Чаю налей мне!

С учетом жуткого дефицита времени из ванной она выскочила полуфабрикатной – с влажными волосами и лицом без косметики.

Не беда, простенький макияжик можно сделать и по дороге в метро, а волосы прекрасно досохнут под капюшоном, получатся модные небрежные волны.

Сенька, золотой ребенок, был уже сыт, одет и готов к выходу.

– Запрягайтесь, хлопцы-кони! – бросила ему Натка и, пока хлопец и конь в одном лице пристраивал на спину школьный ранец, успела влить в себя чай и сунуть за щеку конфету.

Сойдет за завтрак.

Лифт был занят, и они не стали его ждать. Сбежали по ступенькам с топотом, как те кони, и понеслись по направлению к школе.

– Ты… обещала… подумать… – на бегу заговорил Сенька.

Натка усмехнулась: вот это настойчивость! Вот это умение продавливать нужные решения! Может, лучше все-таки по политической части парня двинуть? Президент Российской Федерации Арсений Кузнецов – а? Звучит же?

– Я подумала…

– И?

– И решила…

– Что?

Они переговаривались на бегу, держась за руки и глядя на приближающуюся цель – калитку в школьном заборе. Ветер бил в лицо, лужи хлюпали под ногами. Путь в светлое будущее, как всегда, был нелегок.

– Я найду, где учат юных артистов! – Натка остановилась у калитки, развернула сына к себе, поправила на нем перекрутившийся шарф.

– Кузнецовы, сколько ждать? – донеслось со двора, где принимала приведенных родителями второклашек учительница.

– Одну секунду! – хором ответили Кузнецовы.

– Не обманешь? – прищурился Сенька. – Ты мне новый велик обещала – взяла подержанный на «Авито». И смартфон не купила, а отдала старый Сашкин. Как тебе верить после этого?

– Клянусь своей треуголкой! – Натка хлопнула себя по вздыбленному капюшону.

Ой, что там за прическа получится…

Сенька засмеялся – про треуголку ему понравилось.

– Кузнецовы!

– Иду! Мам, пока! – Сенька нырнул в калитку.

– Хорошего дня! – Натка помахала сыну рукой, спохватилась, что не надела перчатки, и порысила к метро, на ходу проверяя карманы.

Так, мобильник взяла, ключи с собой, перчатки – вот они…

Здравствуй, новый трудовой день!

Вблизи метро ручейки из таких же, как Натка, простых честных тружеников, спешащих к станции, сливались, образуя поток с отчетливым течением. Двигаясь в русле, Натка краем глаза заметила обширное яркое пятно и повернула голову.

На большом рекламном щите только что заменили картинку. Парни в рабочей одежде – свитера, плотные комбинезоны, вязаные шапочки, перчатки в пупырышках – возились у толстой металлической ноги конструкции, складывая лестницу и собирая обрывки прежнего изображения. С оборванного просторного лоскута на прохожих пугающе скалилась неведомо чья улыбка.

– Чеширский Кот живее всех живых, – вслух подумала Натка и посмотрела на новую рекламу.

Там были изображены дети – девочка и мальчик. Оба до невозможности чистенькие, гладенькие, миленькие и хорошенькие, какими настоящие дети никогда не бывают, потому что не родился еще на свет тот парикмахер, который смог бы сделать идеальную прическу, способную пережить полет с крутой горки с торможением в живот случайного прохожего, прыжки на батуте или яростное карусельное кружение, доводящее до тошноты профессиональных космонавтов. Да и дети, способные от всего этого отказаться, еще не родились.

Где вы видели восьмилетних детей, мальчика и девочку, чинно шествующих рука об руку в сияющих белизной одеждах? С безупречными – волосок к волоску – прическами и важными лицами, сверкающими чистотой?

Только в рекламе и несбыточных родительских мечтах.

Над головами рекламных деток в белом не хватало только нимбов. Вместо них вилась надпись: «Школа юных звезд «Олимп» объявляет набор детей с 7 до 16 лет». Снизу, под ногами идеальных детишек, помещались облака с оттиснутыми на них крупными цифрами телефонного номера.

Продолжая двигаться в потоке, Натка вытащила мобильный и сделала фото рекламы.

Потом ее затянуло в открытые двери станции и понесло по привычному маршруту.

На работу она не опоздала – вошла в холл минута в минуту! Успела бы даже взять себе, как обычно, большой американо в мини-кофейне на входе, но там почему-то было закрыто.

– Всем привет, что случилось, почему кофейня под лестницей не работает? – бросив сумку на стол, недовольно поинтересовалась Натка у коллег в РИЦе.

– Заработает, когда найдут новую девочку, – успокоила ее Ольга, тоже работавшая верстальщицей.

– А что случилось со старой девочкой?

– Катя уволилась, потому что больше не может совмещать работу с учебой. – Ольга, как обычно, была в курсе всего. Еще бы, с ее-то манерой бегать на перекур двадцать раз за день!

– С какой еще учебой? – Натка вовсе не курила, но тоже кое-что знала, потому что дамы в РИЦе обожали перемывать косточки всем знакомым. – Она же вроде хотела стать актрисой, но провалилась на экзаменах в Щукинское.

– Угу, а теперь она пошла в платную мастерскую актера, чтобы готовиться к поступлению в вуз. Три месяца интенсивных занятий, пятьдесят тысяч за весь курс. – Ольга встала в позу и провозгласила: – Ключевой фактор для поступления – тщательно подготовленная чтецкая программа, доведенная до увлекательного и убедительного просмотра, а также правильные ответы на вопросы мастеров!

Натка подняла брови.

– Я эту рекламу верстала, – нормальным голосом объяснила Ольга и развернулась в своем кресле к монитору.

И вовремя: в коридоре зашаркали знакомые шаги. Приближался начальник РИЦ Андрон Мохов. Кроссовки сорок девятого размера шлепали по плиточному полу, как тюленьи ласты.

– Атас, девчонки, Ластоногий идет!

Натка шлепнулась в свое кресло, включила компьютер и притворилась погруженной в работу.

– Все на месте? Хорошо. – Мохов оглядел подчиненных. – Оля, Ната, Мила, Римма Ивановна, у вас сегодня реклама для пятничного приложения. Напоминаю: верстку сначала отправляете менеджерам для согласования с клиентами, потом уже корректору, а не наоборот, потому что согласование рекламы без правок – это утопическая мечта, а корректор за двойную работу хочет повышенную оплату.

– Я не знала, простите. Теперь буду помнить, – виновато пробормотала Мила – новенькая в РИЦе.

Натка посмотрела на нее и приложила палец к губам: молчи, мол. Ластоногий Дрон Мохов – ужасный зануда, вот уйдет он – тогда и поболтаем.

Начальник еще немного побубнил, раздал всем сестрам по серьгам и удалился к себе, в персональный кабинет с удобным диванчиком и кофеваркой.

– Да ерунда это все – артисты-мартисты. – Дождавшись ухода Мохова, Римма Ивановна выдвинула ящик своего стола, достала кипятильник – предмет, к использованию в офисе категорически запрещенный, а потому тщательно оберегаемый от глаз начальства, – и вернулась к интересной теме: – Вот сколько этих артистов нужно стране? С учетом того, что театры еще даже не начали нормально работать после карантина? Спектакли сейчас не ставят, кино не снимают. Где тем артистам работать? Деды Морозы и Снегурки всего раз в год нужны, а кушать-то надо постоянно… У меня печенье есть, домашнее, кто хочет?

– Я хочу. – Натка с признательностью приняла кривой коричневый кружочек.

Домашнее печенье Риммы Ивановны было темным, твердым и с виду подозрительно походило на засохшую собачью кучку, но на вкус – если разгрызть и терпеливо размочить сухие крошки во рту – оказалось вполне ничего.

В офисе, как ни странно, влет уходили все те продовольственные неликвиды, которые приносились из дома. «На миру не только смерть красна, но и еда вкусна», – с треском точа печенье, подумала Натка.

Одолжив у запасливой коллеги кипятильник, она сделала себе чаю и, загрузив в программу присланный на верстку текст, взялась за дело.

Верстка в их газете была строго регламентирована, все делалось по утвержденным стилям, фантазировать и проявлять креатив не требовалось, поэтому Натка работала как автомат. Руки у нее были заняты, а голова свободна, что позволяло и слушать разговоры, и участвовать в них.

– Ну, не скажите, Римма Ивановна, – заспорила со старшей коллегой новенькая Мила. – Артистам есть чем заняться. Вот у меня подруга академию культуры окончила, специальность у нее в дипломе – «артист драматического театра и кино». В кино ее, правда, пока не взяли, в театре тоже мест нет, но она устроилась в ивент-агентство, и там у нее творческой работы – завались! По-разному, конечно, бывает: она то на детских праздниках, то на взрослых вечеринках работает, то квесты проводит, то в презентациях участвует, но деньги ей платят нормальные и скучать не приходится.

– Это пока она молоденькая, – не согласилась Римма Ивановна, заправив за ухо пегую черно-седую прядь. – А будет старой бабкой – никто ее ни на утренники, ни на вечеринки не позовет.

– Вообще-то старые бабки нынче очень даже в цене, – заметила Ольга. – Вот я недавно верстала статью про старушек-моделей. Сейчас, одну секунду…

Она порылась в папках на рабочем столе компьютера, открыла нужный файл и прочитала с листа:

– «Кармен Делль’Орефис восемьдесят восемь лет, и она занесена в Книгу рекордов Гиннесса как подиумная модель с самой долгой карьерой! Благородная седина, точеная фигурка и загадочный взгляд Кармен продолжают пользоваться популярностью в фешен-индустрии!»

– А фото есть? – Дамы вылезли из-за компьютеров и сошлись за спиной Ольги. – Да, ничего так бабуля, фактурная…

1.Я королева (англ.)