Kitabı oku: «Песики&Детектив», sayfa 2
3
Выдавать себя за другого человека Андрей Крымов научился сразу после того, как уволился из органов и перешел на вольные хлеба. Приобретая много имен, ты открываешь и много характеров в самом себе, обретаешь новые черты своей натуры.
Главное – не заиграться.
Адрес и телефон Петра Семеновича Рыкова он узнал у друзей в Управлении МВД и скоро уже звонил пожилому краеведу. Андрей Крымов представился журналистом, который изучает жизнь известных дореволюционных предпринимателей, знаковых, так сказать, личностей. Краевед с радостью согласился с ним встретиться.
Рыков, мощный старик-тяжеловес, полная противоположность щуплому Плещееву, тоже жил в старой части Царева, в дореволюционном доме. Недаром Платон Платонович назвал его кошатником: тут был целый зверинец. Острый запах сразу ударил в нос. По квартире Рыкова лениво ходили взад и вперед кошки и котята, две лежали на полках, две на подоконнике. Всего Крымов насчитал штук десять-двенадцать.
– Котеночек не нужен? – едва гость прошел в гостиную, между прочим спросил пожилой хозяин в старом халате. – Два помета в этот раз – многовато для меня одного. Все – красавцы.
– Увы. Я часто бываю в разъездах, а так бы с удовольствием обзавелся.
– А я вот домосед, – объявил крупнокалиберный хозяин.
Одна кошка, трехцветная, самоуверенная, с наглым прищуром, развалилась на столе, среди книг и бумаг.
– Это Зорька, мать племени, – сказал Рыков. – Она с характером, может и цапнуть.
– Уважаю. Привет, Зорька, привет, племя, – поздоровался Андрей с очаровательным зверинцем.
Кошкам было не до него.
– Чаю?
Крымов оглядел общий беспорядок, в котором главными санитарами леса были, несомненно, животные, и сильно засомневался.
– Пожалуй, нет. Только что отобедал.
– Так что вас интересует? – когда они сели в кресла, разделенные журнальным столиком, спросил хозяин.
Крымов достал из кармана диктофон, включил его и положил между ними на старые журналы «Вокруг света».
– Биография вашего знаменитого предка – Никиты Митрофановича Рыкова, фабриканта. Как ему досталось такое богатство. От отца, конечно?
– От отца ему достались только обувные лавки, а вот фабрику он создал своим умом и предприимчивостью. Плюс отцовские деньги.
– Значит, Митрофан… как по батюшке вашего предка?
– Пантелеевич. Митрофан Пантелеевич Рыков.
– Значит, Митрофан Пантелеевич Рыков был сапожником?
– Я бы так не сказал, – отрицательно покачал головой Петр Семенович. – Он любил чинить сапоги, это правда. Хобби. Был изначально мажордомом известного в Цареве графа Оводова, Дмитрия Ивановича, служил ему не за страх, а за совесть. – Его тон стал подозрительным. – Вы об Оводове тоже будете писать?
– Нет, не буду, – честно ответил Крымов. – Оводов – дворянин, а меня интересуют купцы и промышленники, двигатели, так сказать, прогресса, новые люди, как их понимали те же Чехов или Горький.
– И правильно, – согласился Рыков. – Эти дворяне могли только спускать свои имения и наследства, в пыль их превращать, а вот именно купцы и промышленники сколачивали миллионы и строили производства. На их плечах держалась Россия девятнадцатого века.
Они коротенько поговорили о богатом на события девятнадцатом веке, о промышленниках, купцах и их положительном влиянии на экономику царской России.
– Так как же он, ваш предок, из мажордомов да в хозяева обувных лавок угодил? Расскажите, очень интересно! А потом уж и о его сыне – Никите Митрофановиче поговорим.
– Говорить о Никите Митрофановиче – одно, а о Митрофане Пантелеевиче, бывшем графском мажордоме, совсем другое.
– Не понимаю вас.
– Вам интересна история, полная страшных семейных тайн?
– Очень.
– Выключите диктофон.
– Заинтриговали, – выполнил просьбу Крымов.
– Только сразу предупрежу вас: хорошего о графе Оводове вы от меня не услышите, как и обо всем его семействе.
– Меня интересует только истина, – успокоил хозяина разумный гость, – какая бы она ни была.
– Очень хорошо. Случилось так, что старый граф Дмитрий Иванович Оводов полюбил. И предметом его страсти, а это была именно страсть, стала его дальняя родственница – бесприданница Мария Черкасова, из предместий, которую отдали графу на воспитание в город.
К Рыкову прыгнула молодая рыжая кошка, потерлась о его руку и улеглась на коленях.
– Сима, – представил ее Рыков. – Умница.
– И красотка, – кивнул Крымов.
Поглаживая рыжую кошку, хозяин домашнего зверинца продолжал:
– От слуг разве что утаишь? Граф был настойчив, и Мария Черкасова, едва повзрослев, стала его любовницей.
– Старый граф и Мария Черкасова? Вы уверены?
– Разумеется, уверен. Причем стала не без охоты. А почему нет? Такая связь обещала многое. Возможный брак. Конечно, они всячески скрывали свою связь, но, повторяю, как такое скроешь от домочадцев? И тут появляется молодой граф. Он приезжает из-за границы – морской офицер, красавец, – и точно клин входит между отцом и молодой женщиной, с которой он был знаком еще с юности. Дмитрий Иванович заказал портрет своей любовницы, он есть в музее Оводова, кстати. Художник точно уловил ее настроение – она там в смятении чувств. С крестом в руках, будто вымаливает у Господа пощады. Сердце разрывается, когда смотришь на нее.
– Я когда-то видел ее портрет, но это было давно, – легонько соврал Крымов.
– Значит, вы в курсе. С появлением молодого офицера все смешалось в доме Оводовых. Оказывается, у девочки была давняя влюбленность в молодого графа, но потом тот исчез, и она почти забыла о нем. А он, вернувшись, увидел в юной красавице свой идеал. Который принадлежал его отцу. И тут случилась сцена, о которой упоминал мой прапрадед – Митрофан Пантелеевич Рыков. Однажды он проходил по второму этажу дома и услышал громкий хлопок двери. Он понял, чья это была дверь. Марии! Но она явно не могла так садануть ею о косяк. А вдруг случится дурное? Митрофан на цыпочках подкрался к покоям Черкасовой и тотчас услышал в комнате Марии громкий и нервный разговор. Говорили мужчина и женщина. Как и все слуги, Митрофан был любопытен. Такова природа лакеев: они должны быть в курсе домашних перипетий. Он прильнул ухом к двери и услышал властный голос: «Ты – моя и будешь принадлежать только мне!» Но кто говорил, отец или сын, оставалось неясно. Голоса их были похожи. Митрофан прильнул глазом к замочной скважине и увидел яркий красный свет – почти кровавый. Словно плеснули кровью! Но это были просто шторы в комнате Марии Черкасовой…
Крымов слушал его как завороженный. «Да, да!» – твердил он про себя. Его ясновидческий сон вновь разом вспыхнул в памяти: и кровавый цвет штор, и фигура женщины, метавшаяся от окна и обратно. Все так и было! Она наверняка ждала мужчину! И он вошел к ней с этим стуком. Призрак пса Арчибальда привел его, Андрея Крымова, именно туда, где он и должен был оказаться в те роковые минуты. А не слышал он звуков в своем сне, не увидел огней, потому что оказался на территории безвременья. Но именно в самый важный час, когда вершились эти события.
– А потом Митрофан услышал шум и возню, – продолжал Рыков. – Или даже борьбу? Что-то вроде того. Потом все смолкло. Сильно скрипнула кровать, всеми пружинами – так, словно на нее повалились разом. Потом он вновь услышал: «Прошу тебя, нет! Нет же! Я так не могу!..» – «Сможешь, никуда не денешься!» – грубо и глухо сказал мужчина. Было ясно: женщину брали силой! И тут мой предок Митрофан Пантелеевич понял, что пора уносить ноги. Все остальное его точно не касалось. Он быстро убрался на первый этаж, в свою комнату, и забыл об этой истории до срока.
– Думаете, Марию Черкасову изнасиловали?
– Уверен, господин журналист.
– Но кто же это был, отец или сын? С отцом у них и так была связь…
– Сколько вопросов, правда? Но слушайте дальше: самое интересное впереди! Прошло какое-то время, и назрела новая ссора. На этот раз все случилось в той же комнате красавицы Марии Черкасовой, но теперь их было трое. Нет, четверо! Четвертым стал пес Арчибальд. В комнате Марии ругались мужчины – отец и сын. Мария умоляла их остановиться. Прогремел выстрел, завопил от боли мужчина, затем раздался второй, и вскрикнула женщина. На этот раз Митрофан помчался к дверям Марии, на свой страх и риск распахнул их. И вот что увидел мой предок и рассказал сыну, а тот приказал записать рассказ отца… С одной стороны, слева, едва держался на ногах молодой граф Павел Дмитриевич с окровавленной рукой и искаженным от боли лицом, он зажал левую кисть здоровой рукой. С другой стороны застыл старый граф Дмитрий Иванович с револьвером. А на полу лежали мертвыми Мария Аркадьевна Черкасова и пес Арчибальд. Что между ними произошло в эти секунды? Кто был прав, а кто нет? Этого Митрофан так и не понял. Но револьвер был у старого графа. «Послушай, Митрофан, – сказал Дмитрий Иванович. – Ты ничего не видел и не слышал. Если сделаешь все так, как я тебе скажу, и поможешь мне, я награжу тебя с избытком. Отпишу тебе село Борское, откуда ты родом. Станешь богатым человеком. Но ты можешь погубить нас всех – и остаться нищим… Что ты выбираешь?» Такие предложения делают не каждый день. Митрофан Пантелеевич выбрал состояние и свободную ото всех хозяев на свете жизнь. Он помог похоронить пса во дворе дома, он стал свидетелем того, как старый граф навсегда изгнал из своей жизни несчастного Павла Дмитриевича, рука которого была изуродована. Митрофан Рыков лично свидетельствовал, что Мария Аркадьевна Черкасова, сильно простудившись, занемогла и быстро отошла в мир иной. Ее тело отвезли на границу Царевский губернии, в село Елесеево, где была худая усадебка разорившегося отца Марии – Аркадия Борисовича Черкасова. Там ее и похоронили на местном деревенском кладбище. Но более мой предок находиться в доме Оводовых не мог. Он купил дом на другом конце города и с большим состоянием отбыл на волю вольную подальше от графа. А сыновьям сказал: «Избегайте, дети мои, графьёв Оводовых – это порочный корень, дьявольский. Убивцы они».
– Да-а, история, – пробормотал Крымов. – Видишь, как оно все было-то! Но как, по-вашему, погиб пес Арчибальд?
– Поймал пулю, я думаю. А как еще? Ну-ка, Сима, прости старика. – Рыков поднял молодую рыжую кошку, задремавшую на его коленях, пересадил на журнальный столик, погладил по голове и, кряхтя, встал. – Сейчас я вам кое-что покажу. – Он отправился к полкам, порылся там, выудил журнал «Англия» за какой-то стародавний год и вернулся на место. В середине журнал был заложен старинной фотографией. – Посмотрите на это фото, господин журналист…
– Так, смотрю, и… – Крымов чуть было не проговорился, потому что хотел сказать: «Узнаю Павла Дмитриевича Оводова. Как живой». – И кто это?
– Это Павел Оводов, молодой граф, – пояснил старик. – Сын Дмитрия Ивановича. А вот фрегат «Королева Виктория», – продолжал он с раскрытым журналом в руках. – Совершает путешествие вокруг обеих Америк. Командирский состав. Капитан Джеймс Портридж, старпом Пол Гадфлай. Взгляните…
Крымов с превеликим интересом перехватил журнал и сразу узнал в бывалом моряке, английском офицере, все того же молодого графа – его аристократическое лицо, горделивое, с ямочкой на подбородке, ни с каким другим перепутать было невозможно. Даже если граф был в военной форме чужого государства.
– «Гадфлай» в переводе с английского означает «овод», «слепень». «Задира, надоедливый человек».
– Мне стоит подтянуть английский, – серьезно заметил Крымов.
– Итак, Пол Гадфлай – Павел Оводов. А теперь обратите внимание на пальцы его левой руки.
– Так, и что?
– Он не подогнул их, как может показаться на первый взгляд. На трех его пальцах не хватает верхних фаланг – мизинце, безымянном и среднем. Помните, что видел мой предок Митрофан Пантелеевич, когда вошел в комнату Марии Черкасовой после двух роковых выстрелов? Когда истошно закричал молодой граф?
– Павел Дмитриевич держался правой рукой за левую, из нее обильно текла кровь. Так?
– Все верно. Отец отстрелил ему три пальца.
– Одной пулей?
– Всякое бывает.
– А еще убитая собака?
– Не знаю, что там случилось доподлинно, все-таки сто двадцать лет прошло, но факт остается фактом: пальцев молодой граф лишился.
– Вопрос… – пробормотал Крымов.
– Что ж, пора кормить мой зверинец, – вдруг свернул разговор Рыков.
Последние десять минут кошки то и дело подходили и терлись о ноги хозяина, желая привлечь его внимание.
Пришло время гостю прощаться с умудренным опытом краеведом. Он от всего сердца поблагодарил хозяина дома, который пролил немало света на эту таинственную историю.
– Благодарю за рассказ, – обуваясь в прихожей, сказал детектив. – Если возникнут вопросы, я к вам обращусь, Петр Семенович, не обессудьте.
– Буду только рад.
Пока Крымов ехал домой, в голове у него крутилась только одна схема: трагическая сцена в комнате Марии Черкасовой. Как ни переставлял Андрей в своем воображении персонажей семейной драмы, а комнату он успел выучить наизусть, ничего не складывалось. Любая сцена буквально рассыпалась на глазах. Как случилось так, что была убита Мария Черкасова, погиб пес, а у Павла Оводова оказались отстрелены пальцы?
Три выстрела, как минимум. Но было только два. Там случилось что-то другое, о чем не знали ни Плещеев, ни Рыков. И что ему, Крымову, предстояло узнать.
Дома Андрей немедленно сел за компьютер и стал искать любую информацию, связанную с фрегатом «Королева Виктория», неоднократно совершавшим путешествия по морям и океанам. К счастью, информация посыпалась на него, как из рога изобилия. Статьи и воспоминания вылетали одно за другим. Да, было такое трехмачтовое судно с тридцатью пушками большого и среднего калибра, под командованием капитана Джеймса Портриджа прославившее и адмиралтейство Великобритании, и храбрый экипаж. Один раз у берегов Южной Америки оно вступило в битву с бразильскими пиратами, у берегов Южной Африки, недалеко от Касабланки, дало достойный отпор пиратам из Марокко. Судно трепали шторма, но всякий раз оно выдерживало выбранный маршрут.
Только один раз, когда «Королева Виктория» огибала Африканский континент и проходила у мыса Доброй Надежды, на фрегате случилась настоящая беда. Бунт! Что может быть хуже? С такой напастью никакие пираты не сравнятся. Чем был вызван бунт, Крымову осталось неясным, зато он узнал, как звали зачинщика – это был старпом Пол Гадфлай по кличке Фингерлес мэн, что означало «Беспалый».
4
Поздним вечером того же дня третьей по счету отмычкой Крымов отпер ворота, ведущие во двор краеведческого дома-музея Оводовых. В этот момент один из его коллег, старший лейтенант полиции Константин Яшин, занимал разговором охранника. С подсказки частного сыщика Яшин представился инспектором пожарной охраны и объяснял, что именно в эту ночь возможны скачки напряжения по всей электросети города; если где-то проводка старая, жди беды. Яшин, опытный следак, умел разговорить подозреваемого, но все-таки стоило торопиться.
Лунный свет таинственно освещал дворик. Слева – двухэтажный особняк Оводовых, в глубине – одноэтажный кирпичный дом для прислуги, справа – подсобные помещения. Между ними – часовенка. Позади – высокие арочные ворота.
За спиной Крымова горбом топорщилась объемная спортивная сумка с важными предметами для любого кладоискателя. Там лежали саперная лопатка, изящный ломик, небольшая кирка, сборный металлоискатель, широкая малярная щетка, большой фонарь, перчатки. При ярком свете осенней луны и так все открывалось как на ладони. Можно было обойтись даже без фонаря. Он понадобится чуть позже.
Крымов подошел к краю газона, из которого, с другой стороны, рос древний тополь. Где же старый граф мог похоронить любимого пса? Которого он, возможно, сам и убил. В каком месте? Под деревом? Вряд ли. Там корни. Но было ли это дерево сто лет назад? Тоже не факт. А если место захоронения захвачено асфальтом, как быть тогда? Крымов усмехнулся: отбойного молотка он не захватил.
– Не мог он закопать любимую собаку просто так, – покачал головой детектив. – Должен был придумать что-то особенное. Могильную плиту, например…
В доме на первом этаже вспыхнул неяркий свет – он шел из глубины помещения. Крымов быстро пробежал дворик, подкрался к окну и тут же получил СМС. Он взглянул на экран телефона. «Затаись на минуту, – писал ему старший лейтенант Яшин. – Сторож пошел к счетчику». «Ок», – ответил коллеге Крымов и вновь заглянул в окно, прикидывая маршрут, по которому передвигался сторож. Он даже увидел силуэт, проплывший по коридору. Напугал Яшин бедолагу капризами электричества. Что ж, издержки производства.
И тут Крымов услышал знакомый тихий рык за спиной. Он стремительно обернулся – даже проскреб сумкой о кирпичную стену. И тотчас сухой мороз остро прокатил по его спине. На газоне, широко расставив лапы, стоял черный пес и смотрел на него – не было сомнений, это был доберман Арчибальд. Или его призрак? Те же острые уши, широченная бойцовская грудь. Шкура черного зверя на спине и темечке золотилась в свете яркой луны.
– Чур меня, – пробормотал Крымов. – Я так не играю. Это уже не сон. Нет, не сон? Или я сплю?
Нет, он не спал – это была явь. Прокравшись сюда из тайного коридора, ведущего в небытие и обратно, доберман стоял и смотрел на него в упор, чего-то ждал. Глаза его светились все тем же ровным кровавым светом, как и в недавнем сновидении.
– Что ж я косточку не захватил? – совсем тихо риторически спросил Крымов. – Может, все-таки сплю? Пес, давай договоримся, а? Я же тебе не враг…
Он плотно закрыл глаза. Да просто зажмурил, как со всей непосредственностью делают дети. А когда открыл их, черного пса не было. Только осенняя лужайка золотилась в свете луны.
– Фу, – выдохнул Крымов, – пронесло… Стоп!
Он понял все и сразу. Место, где стоял пес, и было ему зна`ком. Крымов обернулся на окно – свет потух. Сейчас Яшин продолжит терроризировать сторожа. Андрей вышел на середину лужайки: справа от дохлого кустика и стоял пес. Он быстро поставил сумку, достал лопату, надел старые кожаные перчатки и взялся энергично выворачивать землю большими пластами. Десять сантиметров, пятнадцать, двадцать… Удар лопаты пришелся на камень. Он быстро проскреб периметр каменной плиты. Теперь пришла очередь малярной щетки. Крымов смахнул землю, выбил ее изо всех щелок и ударил в центр плиты ярким лучом фонаря. Надпись была старинной, с ятями: «Спи спокойно, мой верный друг».
Да! Черный доберман навел его на свою могилу. Призрак Арчибальда сделал свое дело. Если, конечно, все это не было его, Андрея Крымова, буйной фантазией. Он подкопал плиту со всех сторон, вытащил из сумки ломик и кирку, зацепил ими плиту и стал расшатывать ее. Вскоре она поддалась. Андрей вывернул плиту, опрокинул ее. И тут же получил СМС от Яшина: «Торопись, кладоискатель, сторож нервничает».
– Так точно, – пробормотал Крымов.
Под плитой был огромный сгнивший деревянный ящик – собачий гроб. Что ж, не каждый пес удостаивается чести быть похороненным таким образом! Лопатой сыщик быстро разбил верхние доски, торопливо выломал их и ударил лучом фонаря в могилу. Да, пес был именно тут! Вернее, то, что от него осталось. Жалкие полуистлевшие кости. Но оставался череп и был виден широкий костяк груди.
Крымов включил металлоискатель и стал аккуратно водить им от одного края гроба к другому. И вскоре прибор ожил тонким писком.
– Есть! – тихонько воскликнул детектив.
Металлоискатель остановился как раз напротив грудной клетки скелета пса. Понадобилась еще пара минут, прежде чем Крымов вытащил из костей то, за чем сюда и пожаловал. Это был кусочек деформированного свинца, скорее похожий на камушек. Он положил его в заранее приготовленный полиэтиленовый пакет, сунул в карман, быстро забросал остатками сгнивших досок разворошенный гроб, опрокинул плиту, забросал могилу землей. Уровнял лопатой землю, поспешно утоптал ее ногами и даже листья разбросал. Конечно, было видно, что тут начинал копаться заблудившийся крот, но вовремя сбежал. Пусть так и будет. И тут пришло третье СМС: «Сторож подозревает неладное – смывайся».
Побросав инструменты в сумку, Крымов подбежал к забору, но, поддавшись импульсу, обернулся.
В центре газона, прямо над своей могилой, стоял в лунном свете черный пес и смотрел на него – ночного расхитителя гробниц. Глаза призрака светились приглушенно-кровавым огнем, но отчего-то прошло то напряжение, которое чувствовалось во всем, что, так или иначе, было связано с этим зверем. Будто бы он все сделал так, как и следовало. Как этого хотел сам графский доберман. Но прощаться с призраком Арчибальда было рано, это Крымов тоже понял. Он открыл дверь, запер ее снаружи той же отмычкой, послал Яшину СМС: «Я ушел!» – и поспешил к своей машине, которую оставил на всякий случай за углом.
