Kitabı oku: «Кровать любовницы», sayfa 2

Вернувшись в гостиницу, Аксаев думал, что повалится на кровать и заснет. Но не тут-то было. Он забывался на четверть часа и, вздрагивая, просыпался. Поворачивался на другой бок, но вновь дрожь пробегала по телу, и он открывал глаза.

«Да-да! Тысячу раз, да! Я сам знаю, что это глупо – надеяться на свои способности, чтобы пробиться в Москве. Но в каждом человеке, несмотря на искушенность в жизни, уживается вера в чудо с его же полным отрицанием. Это сродни вере в бессмертие души».

Он сел на кровати, уперся локтями в колени и свесил голову.

Отчаяние в молодости, – что летний дождь: тучи едва успеют напугать, как солнце уже разгонит их.

Аксаев ступил на опасный и бессмысленный путь противоречия судьбе. Для нее это сплошная забава. Бросит кусок, когда видит, что тот, чьей судьбой ей поручено быть, вот-вот концы отдаст, и смотрит, как жадно он его поглощает и при этом благодарит ее, верит, глупец, что она наконец-то смилостивилась. Она смилостивиться – если доживешь!

А как же тогда быть? А никак. Суждено: она тебя из сальских степей в президентское кресло усадит, а не суждено: из особняка в миллионы долларов в приют для умалишенных отправит. У нее ведь все заранее прописано.

Может, судьба Саши Аксаева с б ольшим удовольствием утопила бы, удушила бы его, но, взглянув в очередной раз в путевой лист, выданный ей при рождении ведомого ею субъекта, увидела, что должна протянуть ему руку помощи. И протянула.

ГЛАВА 3

Саша к тому времени уже довольно намыкался. Жил вместе с такими же неудачниками, как он сам, в одной из квартир дома, ожидавшего капитального ремонта. Спали на полу. Избегали встречи с полицией, так как не было регистрации. А надо было выглядеть на все сто! Надо было мелькать на презентациях, выставках, на какие удавалось попасть. Надо было писать остроумно, легко, захватывая внимание читателя с первой строки.

Если бы миром правила Справедливость, то она воздала бы должное таланту Аксаева. Но она не то, что не правит, а даже торжествует крайне редко.

В тот вечер Саша натянул потертые не модой, а временем джинсы, старательно растрепал волосы, постриженные подругой приятеля, работавшей уборщицей в парикмахерской, надел новую рубашку, купленную по дешевке, благо, что фигура у него была отличная и глаза большие, задумчивые до отрешенности. Он последнее время все размышлял: «А может, вернуться?» «Невеста» уже вышла замуж и даже родила второго ребенка. Но как? Как появиться, не преуспев? Его место в редакции было давно занято. И никто не примет в объятия журналиста, потерпевшего полный крах в столице. Он уже подготавливал себе легенду, чтобы уехать в какой-нибудь провинциальный город и там попытаться начать сначала. Только удастся ли? Ругал себя последними словами, − а знал он их много, − за то, что слишком верил в свои силы и покинул Ростов, не подготовившись к затяжной осаде столицы, которую намеривался взять штурмом.

Саша вышел из метро и хотя убеждал себя, что мода сейчас необыкновенно демократична, тем не менее прекрасно понимал, что все эти домотканые сумки через плечо, рюкзаки – котомки ходоков – все эти дешевые джинсы, шорты, кроссовки, маечки, шапки с зверячьими ушами – все это преподносится в качестве классных или, как их еще называют сами потребители, смешных вещей только для того, чтобы большая серая масса пребывала в уверенности, что быть кое-как одетым – это определенный стиль; чтобы ни один из толпы не задался вопросом: «А кто же носит то, что выставляется в дорогих бутиках?», мимо которых они проходят, кося глазами. Правда, они и сами побаиваются выглянуть из-за своих психологических шор. А то такое увидят и, не дай бог, задумаются!.. А так, главное, чтобы мобильник был и плеер подавал в уши звуки, которые одурманивают мозг и не дают возможности думать ни о чем, кроме секса. Тем более что сейчас все сексуальное. Ведущие теле-радио программ, проводя ежедневный психологический тренинг населения, твердят наперебой: «Голос сексуальный, улыбка сексуальная, взгляд, волосы, походка…» Собственно, другие определения для человека уже излишни, как-то: он начитан; у него широкий кругозор… Вместо этого: «У него такая сексуальная лысина!»

У подъезда с навесом из разноцветного стекла Аксаев достал из кармана приглашение на показ коллекции неожиданно заявившего о себе дизайнера. Приглашение было на имя одного репортера, приятеля Сашиного приятеля. Тот в это время находился на каком-то приеме, и поэтому вместо него взялся пойти Аксаев с условием написать репортаж и получить сорок процентов гонорара. Репортер учел, что на десять процентов Аксаев съест на фуршете. Но тот был так голоден, что намеривался съесть на двадцать и еще процентов на пять прихватить с собой.

«А может, вернуться? – глянув на свое отражение в зеркальной стене, вновь подумал Саша. – На кого я похож! Это ужас! Среднестатистическая потертая единица».

Он вошел вместе с остальными в кабину лифта и принял независимо отрешенный вид.

В большом зале, погруженном в полумрак, по обе стороны бордовой дорожки были расставлены складные стулья. Народу собралось много.

«От безденежья и бесприютности мозг тупеет, – с горечью констатировал Аксаев. – Как бы узнать что-нибудь об этом новоявленном дизайнере? От кого он? Сам по себе нынче никто не бывает. В прессе напишут, что от Бога. Но надо бы точно выяснить: от какого именно. В наше время земные боги живут в Москве и нет надобности обращаться к небесным».

Прохаживаясь по залу, Саша прислушивался к разговорам. Болтали о чем угодно, только не о творце предстоящего показа. Аксаев решил занять хорошее место из тех, которые не были зарезервированы. Ему повезло. Свободный стул оказался как раз на черте между местами для ВИП-персон и просто приглашенными.

Он сел, сложил руки на груди и задремал с открытыми глазами. Его толкнула шумно усаживающаяся ВИП-персона. Не оборачиваясь, она извинилась и продолжила разговор со своей спутницей. Саша невольно прислушался: «О! Да эта дама, кажется, разбирается в вопросах от кутюр». Он взглянул на нее: яркая блондинка; красный жакет и массивная черная брошь. Ее спутница, женщина в безынтересном возрасте − пятьдесят пять или шестьдесят – какое имеет значение? − успевала в словесный водопад своей приятельницы лишь вставлять фразы: «Как ты права! Как ты подметила!»

К ним подошла общая знакомая. Блондинка была вынуждена умолкнуть. Саша воспользовался паузой и спросил: «Вы случайно не в курсе, есть ли уже у дизайнера, чью коллекцию нам предстоит увидеть, свои бутики?»

Дама окинула его неприязненным взглядом. Но, видимо, Аксаев вызвал у нее симпатию, и она ответила, что есть.

– Журналист, – понимающе улыбнулась. – Какое издание представляете?

Саша назвал. Она чуть презрительно сжала губы.

– А вы?

– «Вечные ценности», – с внутренним достоинством и удовольствием произнесла дама.

Саша смог только присвистнуть в ответ.

Она еще раз окинула его придирчивым взглядом и, вынув из маленькой сумочки визитку, протянула ему.

– Благодарю, – с ноткой искренности проговорил он и, подсмеиваясь над собой, хлопнул по карману: – А у меня все вышли.

– Но имя, надеюсь, осталось? – спросила с игривым переливом в голосе дама.

Саша взглянул на ее визитку: «Нелли Мутыхляева».

– О!.. Вы – Нелли Мутыхляева?! Как же я вас сразу не узнал? – и, сам себе поражаясь, вдруг выдал: – Вы в жизни гораздо красивее.

То, как он построил фразу, понравилось Нелли. «Любой другой сказал бы моложе. А так, выходит, что этот вопрос вне обсуждения. Я молода, зачем же об этом говорить?»

– И давно вы работаете в?… – она с очаровательной растерянностью взглянула на него, прося о помощи, – в… простите, забыла…

Саша поспешил назвать журнал.

– Вернее, не я, – признался он, – а мой приятель. Он сегодня никак не мог прийти, пришлось мне его выручить.

– А вы?…

– В свободном плавании, – с грустной иронией ответил Аксаев. – Я вообще-то в Москве не так давно. Приехал, знаете ли… – Он хотел дать понять именитой журналистке, что был бы рад, если бы она вдруг, бывает же такое, оказала ему содействие. Познакомила бы с кем. Порекомендовала. Хотя и понимал всю тщетность своих до неприличия прозрачных намеков.

В это время бордовая дорожка, подобно гигантской змее, уползла, а под ней оказалась молочно-белая сверкающая поверхность, по которой заскользили разноцветные круги. Показ начался.

Саша напряг все свои силы, чтобы хоть что-то понять в этих сменяющих друг друга разодетых девушках. Но вместо того чтобы оценивать творения дизайнера, он оценивал манекенщиц. Временами журналист поглядывал на Нелли. Большей частью ее лицо выражало благосклонную насмешку, но несколько раз она улыбнулась и чуть наклонила голову, как бы говоря: «А вот это хорошо. Интересно. По-своему, насколько это возможно при твоих посредственных способностях».

Аксаеву понравилась независимость Мутыхляевой от окружающих. Обычно люди в зале словно ждут чьего-то сигнала, чтобы зааплодировать. И хочется им и как-то неудобно. Когда же раздастся чей-то первый хлопок в ладоши, они радостно присоединяются к нему. Нелли не прислушивалась к реакции зрителей. Она громко захлопала, когда ей понравился вечерний наряд, и лишь слегка поводила плечом, как бы выражая недоумение, отчего это другие приходят в восторг, когда ей не нравится.

Показ окончился появлением дизайнера, которого вывела за руку модель в огненно-красном подвенечном наряде. Дизайнер кланялся, принимал букеты. Публика рывками начала перемещаться к фуршетным столам. Саша думал, что Нелли и здесь проявит свою независимость, но она, вместо того чтобы подойти к дизайнеру, поспешила угоститься.

Приглашенных оказалось значительно больше, чем столов с закуской. Саша протиснулся лишь к выпивке и схватил с подноса у официанта шпажку с сыром и оливкой. Утолив первый голод, публика отпала от столов и разбрелась по залу.

Бродя между жующих и болтающих, журналист приблизился к Нелли, которая о чем-то горячо спорила с толстым бородатым мужчиной.

– Надо бы подойти к юному мэтру, − прервала она спор. − Поздравить. Кстати, – обратилась к Саше, – а вам коллекция понравилась?

Бойкий, ловкий Аксаев не узнавал сам себя. Четыре года, что он провел в столице, стремясь выбиться из серой массы в группу тех, кто определяет актуальный момент, или, как говорили в старину, задает тон, оглупили его, превратили в усталого, неуверенного в себе человека. Он замялся.

Нелли расхохоталась и победоносно посмотрела на толстяка:

– Вот, – быстрым жестом указала на Аксаева, – молодой «незамыленный» взгляд. Он не может с ходу найти слов, чтобы не обидеть этого подельщика от моды.

– Но ты же сама говорила, что кое-что тебе понравилось, – возразил толстяк, и кусочек креветки в майонезе упал с вилки прямо ему на живот. – Фу ты, черт!

– Ну, вот с этим кое-чем я его и поздравлю. Что поделаешь, – посетовала Саше, который увязался за ней, – рецензия должна быть положительной. Но я умею писать так, что заказчик придраться не сможет, а читатель поймет, что речь идет об очередном дутом таланте. Я это умею! – повторила она с самодовольным видом.

Потеснив кое-кого из окружавших дизайнера гостей и кого-то прервав на полуслове, Мутыхляева громко выдала:

– Признаться, не ожидала!

Дизайнер потупился. Но этот «приступ скромности» длился лишь мгновение. Он с жадностью был готов слушать льстивую речь известной журналистки, купленной его спонсором.

– Не ожидала! – повторила Нелли. Взяла паузу для эффекта и на подъеме интонации: – Удивил!

От дизайнера точно сияние пошло. Но надо было знать Мутыхляеву: она тут же умело ужалила:

– Далеко не все, конечно. Я бы даже сказала несколько моделей. Точнее, две, – дизайнер с трудом удерживал на лице выражение почтительного внимания. – Но зато эти две стоят коллекций некоторых других. Не буду называть имен. К чему засорять эфир? – Окружение дизайнера согласно закивало. – Поистине талантливо то, что ново, – с расстановкой, ценя произносимые ею слова, говорила Нелли. – Нашему юному мэтру удалось нас удивить. Предлагаю выпить за его успех! – она подняла бокал.

Осознавая свою нелегкую миссию, возложенную на нее судьбой, Нелли, завладев дизайнером, от чистого сердца старалась направить этого, наделенного какими-то осколками таланта, молодого человека на верный путь.

– Минимализм – это не твое. Слишком сложно. Это высший пилотаж дизайнерского искусства, – строго проговорила она. – Но ты не лишен масштабности мышления. – Отставила пустой бокал и взяла новый. Отпила и продолжила с еще большим вдохновением: – Пусть другие занимаются джинсами и майками. Ты неси гармонию на космическом уровне. Вот! – ударила рукой по спине стоявшего рядом Аксаева. – Журналист из провинции. Недавно в Москве. Потрясен твоей коллекцией. Я ему говорю, что много повторов, туфты, короче, – по-свойски сказала гадость Нелли, – а он в восторге. А что такое провинция? Это наша страна. Зачем лезть на Запад? Там такая рутина! Такая!.. Я там была. Знаю! – с напором утверждала она. – А ты иди в провинцию и через нее завоюешь Москву. Короче, потряс! – глядя на дизайнера мутными глазами, безостановочно говорила Мутыхляева. – У тебя впереди будущее! У тебя могучий талант.

Дизайнера временами коробило от высказываний журналистки, он с тревогой думал, за что же его спонсор заплатил ей, и ухватился за последние слова, чтобы именно на них она сделала акцент в своей статье.

– Вот так бы и написать, – вставил он. – Коллекция, по-моему, удалась. Я доволен. Работал на подъеме. Идеи, словно обступали меня. Из-за ограниченности во времени я сумел воплотить только малую толику и…

Нелли не была расположена слушать. Выпив еще шампанского и скрыто икнув, сказала:

– Я напишу. Заткну глотки всем твоим недоброжелателям. Ты же знаешь мою объективность. Мы им всем покажем! – она чуть пошатнулась. Саша поддержал ее.

Заговорчески подмигнув дизайнеру, Нелли оттолкнула Сашу и пошла. Дизайнер с приоткрытым ртом и недосказанной фразой на языке шумно сглотнул. Аксаев тоже было собрался выдать ему дифирамб, но того не интересовало мнение журналиста из провинции. Он, как и все, собирался покорять Запад, а не свою страну.

Бедный Запад! Надо отдать ему должное за стойкость. Сколько русских, в течение скольких веков с невероятным упорством покоряют его, а он все такой же – надменный и недоступный.

Саша хотел нагнать Нелли, но, увидев, что она направилась в туалет, вернулся к заметно опустошенным столам и принялся доедать, что осталось.

Припудренная, с заново обведенными карандашом губами Нелли остановилась на пороге зала, раздумывая к кому бы подойти.

– Ну что? – спросила, заметив Аксаева. – Каково впечатление? Что напишешь?

– Не знаю. Но что-нибудь напишу.

– И чего вы все ищите в Москве? – оглядывая его с головы до ног, спросила она. – Ведь там, откуда ты, тебе было лучше.

– О! Там я был не последним человеком.

– А чего ж в последние понесло? Думал: приехал и покорил.

– Думал, – просто ответил Саша.

Он выпил, поел, и ему захотелось вернуться в свою уютную квартирку, к маме под крылышко, а не в угол в доме под снос. Незаметно для себя он, опустив голову, глубоко вздохнул.

– Вот, теперь вздыхаешь. А еще говорят провинциалы зело злые, лезут напролом. А ты, значит, так и не устроился? Болтаешься между небом и землей… – Нелли в задумчивости провела несколько раз пальцем по подбородку. – Надо тебя порекомен…

Саша весь вытянулся в струнку и впился глазами в журналистку, но тут раздался голос:

– Неллечка, едем. Муж уже звонил снизу.

Высокая худая женщина оборвала Мутыхляеву на полуслове.

– Иду, – отозвалась та.

– Нелли! – возопил Саша и бросился за ней. – Нелли, – задержал он ее у лифта. – Вы хотели… – он растерялся. – Может быть, вы могли бы мне как-то помочь? – чувствуя всю глупость своей просьбы, тем не менее проговорил он.

Нелли хорошо подвыпила и потому ответила откровенно:

– Ха! С какой такой радости? Делать мне что ли нечего? Сам не можешь, так и не лезь!

– Да как же сам?! – возмутился вдруг Саша. – Я же не в пустыни. Куда ни ткнусь – всюду люди. И все места заняты этими людьми.

– Значит, опоздал, дружок, – Нелли провела языком по верхней губе, наслаждаясь нешуточной растерянностью сильного молодого мужчины. Не спуская с него взгляда, она вошла в лифт. Он – за ней.

В кабину набилось столько народа, что едва не произошел перегруз. Нелли притиснули к Саше. Ей пришлось отвести голову, чтобы не испачкать ему рубашку своей губной помадой, и тут у нее защекотало внутри, точно шарик озорной перекатывался между ног. Она прикинула, что месяца два не была с мужчиной.

На улице Мутыхляева замешкалась, высматривая машину. Саша, сам не зная почему, не отставал от нее.

Раздался сигнал, из окна автомобиля высунулась голова приятельницы.

– Нелли! – крикнула она. – А я подумала, что тебя подвезет твой молодой человек, и мы взяли Машу.

– Но я же сказала, что поеду с тобой, – не скрывая возмущения, выпалила Мутыхляева.

– Вот сука! – процедила она сквозь зубы. – Машу, эту проститутку, они взяли…

– Ну, там, на заднем сиденье потеснятся. Иди, садись!

– Нет уж, спасибо.

– Ну, Нелли…

Мутыхляева отмахнулась и зашагала в сторону дороги, чтобы остановить попутку.

– Вот же сука! Ну, я им покажу, – яростно бубнила она себе под нос.

Как назло, машины не останавливались, чтобы подбросить домой подвыпившую даму не первой молодости.

– А давайте на метро, – предложил Саша. – Я вас до самого дома провожу.

Она обернулась и с удивлением увидела Аксаева.

– Ты еще не ушел? Видел, подруга! Сука! Сука!

– Да плюнь на нее! – каким-то до смешного серьезным тоном произнес Саша.

Нелли расхохоталась и впрямь плюнула вслед удалявшейся машине.

Сидя в вагоне рядом с молодым журналистом, Мутыхляева подумывала: «А ни пригласить ли его на чашку кофе… в постель?…»

Но когда они подошли к подъезду, Нелли захотелось спать. К тому же, жутко болели ноги в новых туфлях.

«И на кой мне этот провинциал? Еще какую-нибудь заразу подхвачу. А с презервативом, что за удовольствие».

– Ну, пока-пока, – помахала она пальцами и, быстро набрав код, скрылась за дверью.

Улегшись на широкую кровать, Нелли с блаженством подумала, что тут же заснет, но, поворочавшись с боку на бок, включила торшер и пожалела, что рядом никого нет.

«А он видный собой. Крепкий торс, как мне нравится. И чего это я?… Старею, что ли? Да нет. Противно, что не меня ищут, а во мне заискивают. А с другой стороны, что в этом плохого? Мое положение в обществе стало равноценным моей женской привлекательности. То есть, моя привлекательность как бы соединилась с моим положением, и люди уже не отделяют их друг от друга».

− Одни желают получить удовольствие от моего тела, другие – выгоду от моего положения. Но это же все сочетается во мне. Все это я!.. – пьяным голосом, икая, начала рассуждать вслух Нелли.

С трудом ворочая языком, она перекатилась на живот и задремала. Минут через пять вздрогнула, открыла глаза, подумала: «Надо бы потушить свет» и заснула.

ГЛАВА 4

Саша, перед которым захлопнули дверь, буквально ощутил, что значит остаться с носом. Он все-таки рассчитывал, что подвыпившая мадам рассиропится, разнежится и захочет ласки. Мало того, что он не получил приглашения на кофе, так еще больно щелкнули по его самолюбию. Он – молодой, красивый; она – вышедшая в тираж. И вдруг такой самоуверенный фортель.

Аксаев пешком побрел в свой угол, метро уже не работало. Придя, упал на надувной матрас и решил, что останется в Москве до первых холодов. Больше не имело смысла мучиться. Раз уж не сложилось сразу, значит, какие-то пазлы из мозаики его судьбы были утеряны или недоданы изначально. А без них нет никакой возможности составить картину успешной жизни.

Потеряв кураж, Саша уже просто плыл по течению, чтобы протянуть время до осени. Он перестал рваться на вечеринки, выставки, заглядывать в лица, просить рекомендации. Он бродил по столь полюбившейся ему Москве, прощаясь с ней. «Не пришелся по сердцу», – с грустью глядя на переливающуюся огнями столицу, думал он.

Утренники становились прохладнее, и Саша с головой заворачивался в одеяло. Он даже со злорадством начал относится к бытовым неудобствам, потому что мысленно уже был у себя дома. Но иногда накатывало какое-то странное ожесточение, от которого перехватывало дыхание. Неужели он, сильный, молодой, умный, образованный, талантливый не сможет отвоевать себе жизненного пространства там, где ему хочется? Если он смирится, вернется обратно, то не простит себе этого малодушия никогда. Но проклятые мысли, все разъясняющие до пугающей, не оставляющей надежды ясности, говорили ему о тщетности его усилий.

– Надо иметь одну извилину в мозгу, в которую, словно чип, вставлена одна цель – и это залог успеха в ее достижении. А я не могу, точно баран, биться в одни ворота. Я иду искать другой вход. Но, видимо, едва я отхожу, как открываются заветные ворота и пропускают другого, – бреясь перед мутным зеркалом, бормотал одним серым утром Саша.

Он вышел из дому, если так можно назвать коробку с выбитыми стеклами, чтобы выпить кофе из пластмассового стаканчика (каков стаканчик, таково и содержимое), в кафе за углом и отправиться бродить по Москве. Просто так, без цели, чтобы протянуть время до ночи.

– И зачем мне это? – проговорил, усаживаясь за столик. – «Опять ноги сами приведут на Казанский вокзал, и я буду с завистью наблюдать, как уезжают другие. Сначала я их свысока жалел, а теперь искренне сочувствую и… завидую». – Саша чертыхнулся, рассердившись на свои неспокойные, вечно находящиеся в движении мысли.

– Привет, – неожиданно раздался чей-то голос. Аксаев поднял глаза и увидел одного знакомого репортера. Вид у того был еще тот.

– Привет, – буркнул без особой радости.

Репортер поставил на стол свой завтрак, сел, отпил кофе и помотал головой.

– Фу-ты, черт. Вчера перебрал. Вернее, не столько перебрал, сколько не доспал. Стерва попалась. Представляешь, выставила меня чуть свет. Мотай, давай! Я вчера ее честно, без халтуры, оттрахал, а она даже чашки кофе не налила. Хамлюга! А мне теперь – сиди и жди, когда моя уберется на работу. Не дай бог, увидит меня таким, сразу крик поднимет. И никакие отговорки, что всю ночь ждали в Шереметьеве футбольную команду из Дюссельдорфа, не помогут. – Он вяло принялся жевать бутерброд. – И ведь не жена, так – сошлись, живем. Зачем? Да лучше я один буду квартиру снимать. Пусть дороже, зато без проблем. – Он откинулся на спинку стула и потянулся. – Тут еще сегодня вечером надо тащиться в «Покер». «Рос-Эйр» устраивает презентацию нового класса обслуживания для крупнейших туроператоров. А у меня самого в голове такая презентация…

– Хочешь, схожу вместо тебя, мне все равно делать нечего. На днях в длительную командировку уезжаю.

– Не шутишь? Слушай, ну с меня, как полагается. Только не забудь отметиться.

– Не волнуйся.

– А завтра пересечемся где-нибудь. Ты там чиркни пару строк. Ну, сам знаешь. Дай-ка номер твоего мобильника. Я вобью в память. Да, а как тебя зовут? Я чего-то подзабыл.

– Аксаев Саша. А тебя?

– Будем знакомы еще раз, – приподнимаясь и протягивая руку, расхохотался репортер. – Сергей Кошелев. Ты, главное, не забудь, какой журнал представляешь, «Интимный друг».

– Не забуду. Бывай, Серёга, – бросил Саша и, выйдя из кафе, с тоской посмотрел по сторонам, выбирая в какую бы направиться.

Проходя через сквер, остановился у пруда. Смотрел на лебедей и ни о чем не думал. Непривычно, но покойно. Вечно метущиеся мысли, словно испарились. Но вдруг: «А может, у меня исчезли все извилины, кроме одной?» – неосторожно подумал Саша и началось!

«Все-таки надо бороться! Другим тоже несладко. Кто-то же добивается. Устраивается. А ты?!..»

Заморосил дождь.

«Да какая тут борьба, когда холода наступают, а крыши над головой нет», − и опять в голове стало покойно.

Устав от бесцельного хождения по городу, Саша пообедал в Макдональдсе и дождался вечера. Приободрившись, направился в «Покер». Перед столиком, за которым две девушки отмечали аккредитованных журналистов, собралась толпа. Каждый, отталкивая других, стремился отметиться первым. Саша одной девушке показал свое удостоверение, а другой назвался Сергеем Кошелевым. Но не успел он войти в зал, как услышал:

– А совсем недавно вас звали Александром.

Он вздрогнул от неожиданности и улыбнулся, увидев Нелли Мутыхляеву.

– Здравствуйте. Вы?

– Ты, я вижу, опять за того парня.

– Что поделаешь…

– А я вот решила отдохнуть на все сто. Напишу статью об одном туроператоре, и мне в бартерном порядке организуют поездку на Искью.

Она цепким взглядом окинула Аксаева.

– А ты так и сидишь в луже. Трудно, провинциал, трудно. Ну, удачи, – энергично повиливая бедрами, она втерлась в толпу.

По окончании официальной части начался банкет. Саша был голоден, поэтому ел сосредоточенно, не глядя по сторонам. Да, собственно, и высматривать ему было некого и нечего.

Насытившись, он повеселел, вновь появилась решимость побороться за свое место в столице, несмотря на то, что перед внутренним взором, точно табличка, маячило: «Мест нет».

Аксаев стал переходить от одних беседующих к другим, прислушиваться, что-то говорить. Но ни с кем не удалось завести разговор. Однако уходить не хотелось. «Побуду до конца», – решил он и вновь наполнил тарелку.

Проходя мимо Мутыхляевой, остановился послушать. Нелли, уже хорошо принявшая на грудь, оживленно жестикулируя, рассказывала о своем ужасном отдыхе в Турции.

– Я!.. – восклицала она. – Оказалась по сути дела в помоечном отеле. Меня не обманул ни мраморный холл, ни выхоленный вид персонала. Я им устроила!.. Ничего! Они меня надолго запомнили. Засуетились. Забегались. Переселили в новое здание на первой линии. Думали меня провести. Видите ли, в моем ваучере указано название «Ла Роз», а их отель называется «Ла Розе». Они перепутали. Зато я сразу разобралась.

Нелли была в ударе: говорила много и охотно. Заметив Аксаева, усмехнулась:

– Что, выбрал себе подходящий тур? Да ты не дрейфь. Пробьешься! – протянула бокал, и как-то незаметно они разговорились.

– Проводишь меня? – спросила, оглядев пустеющий зал.

На улице Саша взял то и дело спотыкающуюся Нелли под локоть. Прикосновение молодого мужчины вызвало у нее желание.

«Я никогда не занималась протежированием молодых ребят. Считала, что это удел старых теток. Но, видно, как не крути, возраст берет свое. Тем, кто старше меня или ровесникам, я не нужна. Для них тридцать лет – предел. Дальше перебор. И как все быстро! Совсем недавно смотрелась в зеркало и налюбоваться собой не могла, а теперь умудряюсь краситься и так в зеркало смотреть, чтобы как бы себя и не видеть. Глупости какие! – одернула она свои что-то уж больно разгулявшиеся мысли. – Я достаточно молода, чтобы иметь успех. Просто как-то получилось, что на данный момент я оказалась одна. Поэтому, отчего не познакомиться с этим Сашей поближе? А там видно будет».

Несмотря на свой бойкий характер, Нелли несколько смутилась, когда Аксаев перешагнул порог ее квартиры.

«Он – мужчина, я – женщина. К чему этот мелочный подсчет, кто кого на сколько? В конце концов, если люди могут доставить друг другу несколько приятных минут, то незачем подводить баланс. И вообще пора ломать стереотипы. Однако этот, возрастной, надо признать, один из самых устойчивых. Вот даже я чувствую какой-то дискомфорт».

– Проходи в гостиную, – бросила Нелли. – Я кофе сварю.

Когда она купила квартиру, то сразу занялась поиском неизвестного, а значит, пока неизбалованного богатыми клиентами дизайнера. Нашла пару, мужа и жену. В обмен на статью о них в журнале и протекцию те выполнили дизайн ее двухкомнатной квартиры. Мутыхляева вынудила их подобрать все − вплоть до мыльницы в ванной. Они потратили на нее уйму времени и сил. Статья же не принесла ожидаемого результата. Нелли, правда, рекомендовала их своим знакомым, но на этом все кончилось. Пара так и не пробилась в узкий круг топ дизайнеров.

Получив квартиру под ключ, Мутыхляева, как личность яркая, принялась вносить свои ноты бытия. Она понаставила вазочек, жардиньерок, понавешала картин, зеркал. Застелила кровать пледом под леопарда.

«Да, несколько эклектично, – соглашалась, лучась довольством, – но в этом я. Стиль – всего на всего застывшая форма, а эклектика несет в себе смешение, живость».

– Друзья говорят, – войдя в гостиную и увидев, что Аксаев рассматривает фигурку Меркурия в его знаменитых сандалиях с крылышками, – что я по своей сути родственна этому непоседливому богу.

Она поставила на стол кофейник и две фарфоровые чашечки.

– Славные, правда? Хозяин бутика уверял меня, что это Китай, начало двадцатого века. Представляешь, сто лет назад какие-то важные китайцы пили из них чай, а теперь мы будем пить кофе с ликером.

Нелли наполнила рюмки и, по возможности элегантно плюхнувшись в кресло, принялась смаковать напиток и подливать вновь.

Она много говорила, громко смеялась и, ударяя себя ладонью по круглой коленке, приговаривала: «Самое то будет».

Огоньки вожделения в ее глазах разгорались все ярче. Нелли, как писали в ромах девятнадцатого столетия, отчаянно кокетничала с Аксаевым. Он заставил ее позабыть сколько ей лет, и она чувствовала себя озорной, рискованно заигрывающей с мужчиной молодой женщиной, которая в ответ на его страсть предложит ему свое упругое тело.

– Если, как утверждают, старинные вещи хранят энергетику тех, кто ими пользовался, то мы можем стать похожими на китайцев, – сказал Саша, выпивая третью чашку кофе.

– Скоро мы станем похожими на них и без старинных вещей, – ответила Нелли. – Хотя кое-чему у китайцев не мешало бы поучиться. Я на досуге перечитала «Цветы сливы в золотой вазе». Что ни говори, а в стародавние времена, когда течение жизни было более размеренным, люди умели дарить друг другу радость.

На последней фразе она задумалась, представив, что бы они делали сейчас, если бы последовали примеру персонажей этой книги. «Уж конечно, не торчали бы до сих пор в гостиной…»

Аксаеву было приятно, полулежа в кресле, пить ликер, болтать с Нелли и как-то не то, чтобы вовсе не хотелось, но и не так, чтобы уж очень, вкусить от ее женских прелестей.

Нелли поднялась и пошла в кухню. Саша проводил взглядом ее перекатывающиеся под юбкой ягодицы. Встал, догнал в коридоре, обхватил за бедра и прижал к стене.

Из ее рта пахло кофе с ликером. Это его успокоило. Он боялся несвежего дыхания немолодой женщины. Она ответила ему жадным, долгим до бесконечности поцелуем. Ее возбуждение от предвкушения соития с молодым сильным мужчиной достигло своего апогея. Нелли принялась отталкивать его, отрывисто шепча:

– Сначала в ванную.

Она боялась нечистоплотности, свойственной юности.