Kitabı oku: «Воскрешающий легенды», sayfa 7

Да где он, черт подери?! Мысленно чертыхнувшись, он тут же прикусил язык. Не помогло. Стон привлек внимание обитателей преисподней. По нутру пробежал мороз. Сердце бешено заколотилось. На всякий случай сарбаз даже затаил дыхание, чтобы сойти за мертвого.

К его удивлению, черти заговорили на вполне человеческом языке. Мирасу даже показалось, будто он уже слышал это наречие. К этому моменту мысли стали приходить в порядок. Неужели он пропустил всю битву? А его братья, возможно, погибли, пытаясь сдержать вражескую лавину.

Мирас лежал аккурат на пути «чертей», преграждая им дорогу к стонавшему. Первый спокойно перешагнул через «труп», а второй больно наступил каблуком на отброшенную в сторону руку. Мирас непроизвольно дернулся, чем сильно усугубил свое положение. Ойрат замер, затем повернулся корпусом и стал вглядываться сквозь темноту во владельца ладони, которую все еще прижимал ногой. Вдруг он резко развернулся, теперь уже полностью, и упер наконечник своего короткого копья прямо в грудь лежавшего на спине Мираса.

Справа послышалась какая-то возня, а затем – странное бульканье. Первый ойрат вернулся и встал рядом со вторым.

Стоптанный каблук продолжал безжалостно продавливать в центре ладони Мираса глубокую вмятину. Еще чуть-чуть, и плоть не выдержит.

Тем временем джунгары принялись вполголоса что-то обсуждать. Закончилось тем, что мучитель перенес вес на другую ногу, облегчив мучения сарбаза. Но копье продолжало больно врезаться в кадык.

– Вставай! – скомандовал мучитель на ломаном казахском.

Делать было нечего. Мирас оторвал голову от земли. Затылок тут же отозвался колющей болью. Ох и натворил дел взбесившийся конь! Пошатываясь, он поднялся на ноги. Голова сильно кружилась. Темно было настолько, что лица ойратов едва проступали. Разглядеть их не удалось, потому что перед глазами снова повис кромешный мрак. Это второй ойрат накинул ему на голову мешок. Когда джунгары стянули руки грубой веревкой, Мирас понял, что попал в плен.

Этого он боялся больше всего. Пленные уже не принадлежат себе. Одна мысль была страшнее другой. Что же дальше? Почему ему не перерезали горло, как тому бедняге? Похоже, этих двоих послали добивать раненых. Значит, казахи проиграли.

Ойраты двинулись дальше. Один шел впереди, держа на привязи пленника. Второй шагал за Мирасом. Временами он отчетливо слышал его сиплое дыхание. Никаких разговоров и лишнего шума. Несколько раз, идущий вслепую пленник спотыкался о кочки. Тогда шедший сзади бесцеремонно поднимал его на ноги. Агрессии не было.

Мирас стал раздумывать над своим положением. Куда его ведут, в принципе, было ясно. Непонятно другое – что с ним собираются делать? Если б хотели убить, убили бы на месте, но ему оставили жизнь. Значит, для чего-то он им понадобился. Точно! Бой еще не проигран! Ойраты, видимо, хотят выведать у него сведения о казахском войске. Стонавший бедняга, скорее всего, был обречен, а Мирас лишь ушиб голову. Вот его и выбрали.

Лучше бы убили! Тогда ему не пришлось бы стать рабом на чужбине.

Глава 34. Омраченная победа

Таким униженным Кульмагамбет не чувствовал себя никогда. Сарбаз, которого он привел, опозорил самого султана Жангира. Так, во всяком случае, считал сам сын хана Есима. Именно Амантай пустил стрелу прямо в лоб ойратскому бахадуру Тэлмэну.

Наследник знаменитого правителя пребывал в бешенстве. Он сидел в своей юрте в окружении батыров, проявивших небывалый героизм в сегодняшней битве. Войско приходило в себя после тяжелого сражения. Казахи сумели отразить натиск врага, но на лице султана читалось недовольство.

Экзекуция Амантая продолжалась уже около часа. Жангир выплескивал на воина все новые порции гнева. Тот лишь молчал, понуро опустив голову.

– Да кто ты такой, чтобы вмешиваться в поединок?! – негодующе вопрошал Жангир, не давая найману возможности ответить. – Что теперь ойраты подумают обо мне? Что я испугался их бахадура?

– Позволь мне сказать, султан… – Кульмагамбет впервые осмелился подать голос.

Жангир лишь окинул его раздраженным взглядом. И хотя разрешения не последовало, бий все же решил вступиться за наймана:

– В поступке Амантая не было дурных намерений. Он лишь опередил ойрата, который собирался пустить стрелу тебе в спину.

– А кто ему позволил это? – Жангир, похоже, не желал никого слушать. – Разве не знают найманы, что никто не вправе вмешиваться в ход поединка?

– Но тебя могли убить! – стоял на своем Кульмагамбет. – Ойрат первым пошел на подлость.

– Ну и что с того? Может, ты думаешь, что я держусь за свою жизнь? Нет ничего хуже, чем потерять свою честь.

После короткой паузы султан обратился напрямую к провинившемуся сарбазу:

– Тебе больше нет места среди нас. Уйдешь сегодня же. Мне не нужны такие воины. Это все.

Не говоря ни слова, Амантай с достоинством поклонился султану и медленно попятился к выходу. Кульмагамбет провожал его взглядом, еле сдерживая эмоции. Бий каржасов не мог понять настроения Жангира. Ведь казахи, в конце концов, одержали победу. Перебив огромное количество врагов, сами понесли минимальные потери. Это ли не повод для радости? Да султан, наоборот, должен был щедро одарить наймана, по сути, спасшего ему жизнь.

Когда Амантай удалился, Жангир перешел к обсуждению плана дальнейших действий. Казахи продолжали охранять вход в Орбулакское ущелье. Основные силы ойратов подошли слишком поздно. Попавший в западню авангард был к тому времени почти полностью уничтожен. Непонятно почему, но джунгары не стали атаковать с ходу, а решили разбить лагерь прямо напротив ущелья.

На всякий случай Жангир не стал снимать стрелков с позиций. Обе сотни, расположившиеся за выстроенными укреплениями, остались на прежних местах. Остальные сарбазы тоже не теряли бдительности. Спали на голой земле, в обнимку с оружием. Жангир всерьез опасался внезапного нападения. Он даже не разрешил врагу собрать трупы погибших, боясь, что под этим предлогом джунгары решатся на новую атаку.

Словом, пока все складывалось более чем удачно. Выместив гнев на несчастном наймане, султан немного успокоился и повеселел. Он даже велел подать всем кумыса, чтобы отпраздновать первую победу. Батыры находились в прекрасном расположении духа. Все живо обсуждали происшедшую бойню, не стесняясь хвалиться друг перед другом собственными подвигами.

И только Кульмагамбет чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Кроме изгнания Амантая, был у него еще один повод для расстройства. Мирас так и не вернулся в лагерь. Карасай на расспросы бия лишь пожал плечами: мол, дело такое, за всеми не уследишь. Глупый мальчишка! И зачем только он вызвался пойти вместе с летучей сотней!..

Когда веселье было в самом разгаре, Кульмагамбет вдруг понял, что ему невмоготу находиться среди приближенных султана. Необъяснимое чувство вины одолевало его. Казалось, он предал Амантая. Однако что он мог сделать? Уйти вместе с ним? Наверное, это было бы правильным. Но он не ушел. Еще большие терзания бий испытывал от мысли о возможной смерти Мираса. И здесь он уже не находил себе никакого оправдания. Не надо было вообще брать его с собой.

Глава 35. В плену

Подрагивающий свет нескольких костров выхватывал из темноты раскосые, похожие друг на друга лица. Словно в один ряд выстроилось немыслимое количество кровных братьев. Перед строем вышагивал невысокий мужчина в остроконечной шапке, отороченной богатым мехом.

Мирас, с которого уже сняли мешок, наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством. Его даже оставило жгучее чувство тревоги за собственную судьбу. Не зная языка ойратов, он мог только догадываться, о чем говорит этот джунгарский вельможа. Его принадлежность к знатному роду видна была во всем, и в первую очередь, в поведении. Разве мог простой ойрат позволить себе кричать на соплеменников, точно на провинившихся детей? Одежда тоже больше соответствовала какому-нибудь степному князю, нежели именитому воину или купцу. Неужели это тот самый Эрдэни, о котором так много говорили казахи? За что же он отчитывает своих воинов?

Обремененные тяжелыми пластинчатыми доспехами ойраты были угрюмы и молчаливы. Только голос Батура нарушал ночной покой древних гор. В нем слышались гнев, боль и возмущение одновременно. Ратники молчали. Казалось, хунтайджи выплескивает эмоции на каменных идолов.

Сложно сказать, сколько именно воинов выстроилось перед повелителем. Многочисленные костры, разведенные ойратами, не в состоянии были справиться с густотой ночного мрака. Чем в этот момент занимались остальные обитатели лагеря, тоже оставалось загадкой. И вообще, есть ли здесь кто-нибудь еще? Или перед хунтайджи выстроилось все его войско?

Ночь была холодной, а Мирас перед боем нарочно не стал утяжелять себя теплой одеждой, которая бы сковывала движения во время стрельбы. Временами по его телу пробегала крупная дрожь. Изо рта валил густой пар. Двигаться он не мог – руки по-прежнему стягивала веревка. Хуже всего дело обстояло с кистями. К холоду снаружи добавился покалывающий морозец изнутри. Мирас уже не мог пошевелить обескровленными пальцами. Ноги тоже были связаны, правда, слишком слабо, чтобы перекрыть приток крови.

Пленник молча сносил мучения. Оба надзирателя, приведшие его сюда, стояли рядом. Было понятно, что они ждут окончания отповеди Батура, чтобы доложить о захваченном казахе. И этот момент настал.

Батур закончил речь короткой повелительной фразой, означавшей, что господин больше не желает видеть своих вассалов. В той же звенящей тишине ойраты разошлись. Постепенно лагерь стал наполняться звуками жизни.

В этот момент пленный Мирас и джунгарский хунтайджи встретились взглядами. Приложив невероятные усилия, казах все же выдержал немую дуэль. Батур властно указал пальцем тем, кто стоял за спиной пленника. Мираса грубо толкнули в спину – шагай.

И вновь непонятные вопросы и такие же непонятные ответы. Впрочем, о сути диалога догадаться было нетрудно. Ойраты объясняли, где и как обнаружили пленника. Батур отдал какое-то распоряжение. Из темноты вынырнул воин с факелом в руках. Стало чуть светлее. Хунтайджи смерил Мираса надменным взглядом, медленно перемещая его снизу вверх.

Закончив изучение, Эрдэни потянул из ножен длинную кривую саблю. Дрожь предательски усилилась, когда холодное острие уперлось в подбородок. Невольно повинуясь, Мирас задрал голову.

– Какой имя, казах? – сильно коверкая казахские слова, спросил Батур.

Мирас молчал. Судорожно пытаясь усмирить страх, он старался выглядеть достойно. Вопрос прозвучал снова.

– Я – Мирас, сын Культая. Я из…

– Медленно! – перебил Мираса хунтайджи. – Говорить медленно!

Повисла пауза. Острый клинок впивался в кожу все сильнее.

– Ты радоваться? – спросил Батур. – Дать ответ! Ты радоваться?

– Я не понимаю, – процедил Мирас, боясь, что клинок проткнет ему подбородок.

– Ты радоваться? Казах победить – ты радоваться?

Вон оно что! Мирас мысленно возликовал. Первая хорошая новость за ночь. Значит, братья все-таки выстояли. Теперь и умирать было не так обидно. Уголки губ невольно потянулись кверху. Это вызвало новый приступ гнева у правителя ойратов.

– Зачем ты смеяться? Ты смеяться над Эрдэни Батур? Завтра твой Жангир… – Не найдя нужного слова, хунтайджи провел большим пальцем свободной руки по горлу. – Мы всех убивать! Всех казах убивать. Ваша земля – моя!

Мирас был крайне удивлен, но Батур отстранил клинок от его горла, а потом и вовсе спрятал его в ножны. А он ведь уже не рассчитывал остаться в живых. Надо сказать, избавление пришло вовремя – от неудобной позы шея затекла и начинала ныть.

Хунтайджи опять перешел на свой язык, отдавая конвоирам какое-то распоряжение. Оба ойрата с готовностью откликнулись. Судя по всему, допрос подошел к концу. Оставалось только узнать, как правитель велел поступить с пленным казахом. Ждать оставалось недолго.

Глава 36. Во мраке

В кромешной тьме раздалось зловещее хлопанье крыльев. Рядом вспорхнул черный ворон, ставший благодаря ночи невидимым. Он улетал, громким карканьем посылая проклятия тому, кто нарушил его трапезу. Хунтайджи вздрогнул и инстинктивно отпрыгнул в сторону. Наступившая на что-то мягкое нога едва не подвернулась. Посмотреть, что лежало под ногами, не было никакой возможности – вокруг ни малейшего проблеска света.

Бьющий в лицо прохладный горный ветер был наполнен смрадом. Этот густой тошнотворный запах показался Батуру знакомым. Двигаться дальше хунтайджи остерегся – неизвестно, чем грозит ему следующий шаг. Он решил выждать паузу, надеясь, что глаза хоть немного привыкнут к темноте. Так и вышло.

Первым делом Эрдэни стал вертеть головой, чтобы понять, какая местность его окружает. По обе стороны от него высились скалистые горы, образующие узкий коридор. Остальное скрывал мрак. К своему великому удивлению, Батур вдруг обнаружил, что тьма постепенно рассеивается. Жуткую черноту ночи мало-помалу вытеснял теплый красноватый отсвет, непонятно откуда появившийся в противоположном конце ущелья. Постепенно свет разрастался, и вскоре от недавней темноты не осталось и следа. Казалось, будто на том конце скалистого коридора разгорался пожар.

Только теперь Батур смог осмотреться более основательно. Едва он успел это сделать, как тут же пожалел о том, что тьма покинула эти места. Прямо перед ним возвышалась гора сваленных друг на друга человеческих тел. Причем взгляд владыки степей упирался лишь в центр этой горы, чтобы обозреть ее всю, ему пришлось бы изрядно повертеть головой. Люди лежали в тех же позах, в каких встретили свою смерть. Сосчитать количество трупов представлялось невозможным.

И вдруг… Глаза одного из мертвецов показались Эрдэни знакомыми. Черт возьми! Это же Тэлмэн! Поганец Тэлмэн, из-за которого он потерял добрую половину своего авангарда! Однако гнев хунтайджи тут же сменился диким суеверным страхом. Когда он узнал, что его воины разгромлены, то разразился самыми страшными проклятьями в адрес своего верного полководца. Сейчас эти проклятья могут выйти ему боком.

Тэлмэн продолжал смотреть на него остывшими глазами. Он лежал у самого основания жуткого холма. Вернее, полулежал, прислонившись спиной к своим сваленным друг на друга воинам. Прямо посреди могучего лба торчала длинная стрела с испачканным кровью опереньем. Запекшаяся красно-бурая струйка на его лице тянулась почему-то не вниз, а в сторону – к виску. Выглядело все так, словно кто-то нарочно уложил здесь ойратского богатыря уже после смерти.

Необычным было и выражение его лица, будто он умер вовсе не от попавшей в него стрелы, а от удивления. Именно это чувство отчетливо читалось на покрытом шрамами лице Тэлмэна.

Ворон, которого спугнул хунтайджи, вскоре понял, что единственный живой человек не представляет для него опасности. С разъедающим нутро карканьем он вернулся к месту пиршества. Похоже, этот падальщик, довольный своей находкой, приглашал собратьев разделить с ним щедрую трапезу. И те незамедлительно явились. Налетев с радостными криками, птицы стали рвать из тел мертвых ойратов куски мяса. Те, кому повезло больше, наслаждались поеданием глаз, остальные хватались клювами за что придется. Прошло совсем немного времени, и адские создания облепили всю эту необъятную гору, образованную человеческими телами.

Словно зачарованный, смотрел на происходящее правитель и не понимал, почему не может оторвать взгляда. Пиршество было в самом разгаре. Казалось, вороны всего света слетелись полакомиться свежей мертвечиной в это жуткое ущелье.

Внезапно один из воронов встрепенулся. Потом его снова что-то вспугнуло. Птица отлетела на безопасное расстояние и возвращаться на прежнее место уже не стала. Батур посмотрел туда, где еще секунду назад пировал падальщик. В бесформенной куче чьих-то рук, ног и голов что-то зашевелилось. Откуда-то изнутри стал пробиваться тоненький лучик света, ударивший прямо в глаза. Он становился мощнее и шире, раздвигая трупы своим сиянием. Это не было похоже на свечение солнца или луны. Никогда прежде Батуру не приходилось видеть такого яркого света.

Глазам стало больно. Эрдэни выставил вперед ладонь, чтобы не ослепнуть. Когда свет наконец погас, Батур опустил руку. Перед ним опять оказалось уже знакомое существо – дух нерожденного брата, являвшийся ему в бреду. На этот раз он обрел более отчетливые очертания.

Эфемерный светящийся карлик с непомерно большой головой повис в воздухе прямо перед его лицом. Он молчал. Глаза были закрыты. Тоненькие ручонки сложены на взбухшем животе. Ножки чуть согнуты. Дух плавно покачивался в воздухе, не издавая ни звука.

– Опять ты! – не выдержал Батур.

Карлик резко открыл глаза. Хунтайджи вздрогнул. Из двух узеньких щелок на него взирали белки глаз, ставшие алыми. Они стекали из глазниц двумя тоненькими струйками, но все никак не могли вытечь полностью.

Стало так тихо, что Батур слышал, как колотится собственное сердце. Его бросало то в жар, то в холод. Волосы на голове зашевелились. Он не мог двигаться. Но все же сделал над собой усилие и спросил:

– Почему ты молчишь? Где я? Скажи, что это кошмарный сон и ты мне только снишься.

– Вам, смертным, не дано знать, что есть сон, а что – реальность, – загадочно ответил дух знакомым тоненьким голоском. При этом его маленький безгубый рот оставался неподвижным. – Всех этих людей погубил ты! А многих ли из них ты можешь назвать по имени?..

Карлик продолжал отповедь хунтайджи, но слышать его леденящий душу голос Батуру было не под силу. Он зажал уши руками и зажмурился, надеясь, что кошмар исчезнет. Этого не произошло. Дух висел на прежнем месте.

– Ответь же наконец, что тебе нужно от меня? – в отчаянии завопил Эрдэни.

– Не повышай голоса! Ты не уважал этих людей, когда они были живы, так прояви уважение хотя бы к их смерти. Мне от тебя ничего не нужно. Поверь, общение с тобой доставляет мне такое же удовольствие, как и тебе. Ты сам виноват во всем. Я предупреждал тебя, но ты не придал нашей первой встрече значения. Еще не поздно остановиться. Уведи людей! Не губи свое войско!

Последние слова призрака вернули хунтайджи способность мыслить. Хотя страх все еще владел его сознанием.

– Чушь! Под моим началом самая сильная в Степи армия. Любой, кто встанет на моем пути, будет уничтожен. Глупец Тэлмэн сам во всем виноват! Я дал ему два тумена отборных воинов! Это он погубил их, не я!

Из глаз карлика продолжали сочиться кровавые слезы. Он ответил не сразу.

– А ведь Тэлмэн до конца оставался верен тебе! Он погиб за твои идеи. Погиб, как герой! С оружием в руках. Очень скоро ты пожалеешь, что так бездарно распорядился достойнейшим из своих полководцев.

Батур не знал, что сказать на это. Обстоятельства гибели Тэлмэна, на самом деле, оставались для него загадкой – те, кому довелось наблюдать его смерть, вскоре сами покинули Мир людей³⁰.

– Я пришел не за тем, чтобы отобрать чужое, – стал оправдываться Батур. – Я пришел за своим. Все народы Степи обязаны признать мою власть.

– Зря я надеялся переубедить тебя, – обреченно вздохнул карлик. – Тебе и твоим детям предстоит пролить еще много крови, но мечта так и останется мечтой.

Последних слов Батур не расслышал из-за громкого стального лязга, эхом пронесшегося по скалам. Призрак обернулся на шум и тут же растаял. Все вокруг снова погрузилось во мрак.

Глава 37. Изгнанник

– Мама, я скоро встану. Еще чуть-чуть полежу и встану… – спросонья пробормотал Мирас. С трудом, лишь на мгновенье, разлепив глаза, он снова погрузился в дрему.

Хунтайджи великодушно позволил своим людям самостоятельно решить судьбу захваченного ими казаха. Последние, так и не придя к единому мнению, отложили этот вопрос до утра. Ойраты не особо заботились о своем пленнике. Мираса привязали к большому деревянному колесу какого-то обоза и оставили сидеть на промерзлой земле.

Спустя какое-то время кто-то снова принялся его тормошить. Чья-то сильная рука трясла худое плечо юноши. От этого бессильно упавшую на грудь голову стало бросать то вверх, то вниз. Только тогда Мирас проснулся. Не имея возможности протереть глаза, чтобы окончательно снять с них сонную пелену, он часто заморгал. Тряска прекратилась. Железная хватка ослабла.

Разглядеть человека, бесцеремонно ворвавшегося в мир его снов, Мирас не смог – рассвет близился, но вокруг все еще властвовала ночь. При этом каржас явственно ощущал на себе тяжелый взгляд. Будто тот, кто разбудил его, видел в темноте, как кошка. Он был совсем рядом – на расстоянии вытянутой руки.

– Кто здесь? – первым спросил Мирас на родном языке.

Послышалось какое-то движение. Незнакомец подался вперед. Вынырнувший из темноты силуэт показался пленнику знакомым.

– Мирас?.. – неуверенно прошептал пришелец. – Так ты жив!

Амантай! Вот кто вернул его в реальность. Сын найманского бия, непонятно как очутившийся в самом логове врага, в один миг превратился для Мираса в самого родного на земле человека.

– Мирас, это в самом деле ты? – нетерпеливо, но все так же тихо переспросил найман. – Чего молчишь? Это ведь я – Амантай.

– Что ты тут делаешь? – тоже шепотом спросил Мирас, проигнорировав вопросы батыра.

– Братишка! Как я рад тебя видеть! – Амантай снова принялся трясти полусонного Мираса. На этот раз обеими ручищами. – Сейчас, погоди, я освобожу тебя.

После недолгой возни путы ослабли. Пленник высвободил руки и бросился в объятья своего спасителя.

Никогда прежде Мирас не испытывал ничего подобного. В эти минуты Амантай был для него одновременно и отцом, и братом, и лучшим другом. Его порыв не был похож на обычную благодарность. Между двумя молодыми людьми в одночасье возникло ощущение сильной привязанности друг к другу. В том, что это чувство было взаимным, Мирас почему-то не сомневался. Он даже ощутил, что к горлу подкатывает здоровенный ком, а уголки глаз наливаются тяжестью, – вот-вот заплачет. Нелегко дались пареньку первые в жизни серьезные испытания.

Чтобы побороть секундную слабость, Мирас сам ослабил объятья.

– Так что ты тут делаешь? – повторил он свой вопрос.

– Пришел за головой джунгарского хана, – как бы между прочим ответил Амантай.

– За какой еще головой? Погоди! Ты что, один?!

– Один. Жангир изгнал меня. Ничего другого мне теперь не остается.

– Изгнал?! За что?

– Слишком мало времени, братишка. Тебе нужно уходить. Скоро взойдет солнце.

– Так не пойдет! – запротестовал Мирас. – Я без тебя никуда не пойду. Я – с тобой…

– Слишком много слов. У наших братьев сейчас каждый сарбаз на счету. Твое место там. А я смогу вернуться, только если принесу Жангиру голову его врага.

– О чем ты говоришь! Это невозможно. В одиночку у тебя ничего не получится. Даже если ты убьешь его, живым тебе не выбраться.

В полной тишине Мирас почувствовал, что его новый друг чему-то улыбается.

– Значит, такова моя судьба. Я умру здесь, а ты расскажешь остальным, что я не трус и не предатель… – Только теперь его голос слегка дрогнул. – И пусть тогда мудрые акыны сложат обо мне песни.

Мирас хотел было снова возразить, но Амантай не дал ему раскрыть рта.

– Тебе пора. Караульные, на которых я наткнулся, когда шел сюда, спали. Я заколол их. Иди как можно тише. Держись подальше от костров.

Тяжелый груз лежал на сердце молодого казаха, пробиравшегося в потемках к своим сородичам. Несколько раз он останавливался, всерьез подумывая над тем, чтобы вернуться в ойратский лагерь, из которого чудом выбрался. И всякий раз он заставлял себя идти дальше. Мирасу не давал покоя вопрос: действительно ли он должен был уйти, или тем самым проявляет трусость? Еще больше его терзала другая мысль: чем храбрый Амантай мог так разгневать султана Жангира?

Размышляя над этим, молодой сарбаз даже не заметил, как начало светать. Две высокие скалы, образовавшие узкий проход в земли казахов высились совсем близко. Он уже не боялся собственных шагов, так как теперь враги вряд ли могли его услышать.

Возвращаться было поздно. Мирас зашагал увереннее, и когда все сомнения, хоть и не без труда, были отброшены, до его уха докатился едва уловимый шум. Он исходил со стороны ойратского лагеря, оставшегося далеко позади. Мирас сразу все понял. От страшной догадки по щекам двумя тяжелыми ручьями потекли предательские слезы. Где-то там, в самом логове хищного врага, давал последний бой человек, спасший ему жизнь.

Глава 38. Утро второго дня

Ранее солнце еще только пробивалось в скалистый проем, где окопалось маленькое казахское войско, а четвертый сын покойного хана уже пребывал на ногах. Голова султана была ясной. Это не могло не радовать. Жангир понимал: от того, как сложатся дальнейшие события, зависит вся его жизнь.

По случаю вчерашней победы он оделся понаряднее и, учитывая важность момента, перед выходом вгляделся в свое отражение в продолговатом бронзовом зеркале с серебряной ручкой. Никогда не покидавший султана Маралбек молча ожидал, когда повелитель завершит свои приготовления. Больше в главной юрте никого не было.

Снаружи уже раздавались задиристые голоса возбужденных успехом сарбазов, стекавшихся к ставке. На смену ночному караулу выдвинулся дневной. Совет планировалось начать на рассвете. По желанию султана, в обсуждении дальнейших действий должны были участвовать не только именитые батыры, но и простые сарбазы. Жангир впервые за все это время намеревался выступить перед своими воинами.

Предводитель казахов передал зеркало толенгиту и поднялся с места. Он намеренно отклонил помощь услужливого Маралбека – не стал опираться на его руку. Когда тот, выйдя из юрты первым, открыл перед ним полог, лагерь затих. Жангир с величественным видом вышел наружу. Все присутствовавшие, включая батыров и биев, встали на колено и склонили головы, прижав ладонь к сердцу.

– Ассаламуагалейкум, братья!

Султан высоко поднял руку в приветствии. При этом его средний и безымянный пальцы прижались к большому, а указательный и мизинец оттопырились. Этот древний жест, имитировавший волчью голову, означал единство потомков прародителя тюрков. Сарбазы ответили тем же приветствием.

– Братья, вчера был хороший день. Мы выстояли. Сумеем ли мы выдержать натиск ойратов сегодня, когда они собрались с силами и готовят новую атаку? Об этом известно только Аллаху. Жалантос-бахадур еще в пути. Нам нужно выиграть время. Вот мое решение: я отправлю к ойратам послов с предложением. Прежде чем я скажу, что это за предложение, я хочу знать, каждый ли из вас готов отдать жизнь за свою землю?

Сарбазы снова оживились. Началось с передних рядов. Не сговариваясь, воины, издавая ритмичные ухающие звуки, поднимали и опускали свои копья. Движение вскоре подхватили и все остальные. Султан довольно улыбнулся. Жестом остановил своих сарбазов и, когда все затихли, заговорил снова:

– Я горд вами, братья! Потомки будут слагать легенды о вашей храбрости и силе. Вы все заслуживаете уважения, но сейчас мне нужен только один. Мы вызовем недругов на поединок. Условие таково: если победит казах, то Эрдэни уведет свое войско и граница между казахскими и ойратскими кочевьями останется прежней. Если победит ойрат, я признаю власть хунтайджи и присягну на верность Батуру…

На этом месте Жангир сделал паузу. Опустив голову, он едва заметно скривил гневную гримасу, суть которой выяснилась, когда он продолжил:

– Вчерашний поступок одного из моих сарбазов лишил меня возможности самому выйти на поединок с Батуром. Джунгары теперь не поверят мне. Поэтому я обращаюсь к вам. Кто из вас готов выступить от имени всех казахов?

Сначала вполголоса, затем все отчетливее воины стали выкрикивать имена батыров. Громче всех звучало имя шапрашты Карасая и аргына Аргынтая. Повинуясь воле большинства, оба вышли вперед.

Султан поднял ладонь, и все снова затихли.

– Итак, выбор сделан, – подытожил Жангир, – но вас двое, а мне нужен один.

Друзья переглянулись, после чего Карасай, не говоря ни слова, сделал шаг назад. Несуразно сложенный, низкорослый Аргынтай остался в одиночестве.

– Так тому и быть. Послов возглавит Кульмагамбет из рода Каржас. Он мудр и найдет нужные слова. Кулеке, возьми с собой двух-трех сарбазов и, как только будешь готов, выдвигайся. Все остальные – занимайте свои позиции. Батур может не согласиться, а мы должны оказать ему прием не хуже вчерашнего. У меня все.

Сарбазы стали расходиться. Первым делом Жангир направился к бию, которому предстояло отправиться в стан врага. При приближении султана Кульмагамбет второй раз за утро склонил голову.

– Простите, Кулеке, больше некого отправить, – начал с извинений Жангир.

– Все нормально, султан, – с достоинством ответил бий. – Я благодарен за доверие.

– И все же прости, – настаивал Жангир. – Если хунтайджи отклонит предложение, живым тебе не выбраться.

– Не переживай за меня, султан. Даже если такое произойдет, не беда – я свое пожил.

– Да прибудет с тобой Аллах! – пожелал Жангир на прощанье и двинулся было дальше, но Кульмагамбет его остановил:

– Позволь задержать тебя, султан! Тот жигит, которого ты вчера изгнал, Амантай…

– Не хочу ничего слышать о нем! – раздраженно махнул рукой повелитель.

– …Ночью он пытался убить Батура.

Эти слова заставили султана измениться в лице. Не давая ему опомниться, Кульмагамбет продолжил:

– Он пробрался в их лагерь, убил несколько караульных и даже успел освободить Мираса – нашего сарбаза, попавшего в плен. Помог ему бежать. Ты должен помнить Мираса. Он получил от тебя в подарок меч.

Жангир кивнул, давая понять, что вспомнил паренька, о котором идет речь.

– Зачем ты говоришь мне об этом?

– Я хочу, чтобы ты знал: Амантай предан тебе.

Так и не ответив, Жангир пошел дальше. Оба понимали, что своим поступком Амантай только усложнил задачу послам. Получалось, что сын Есима отправлял людей на верную смерть. И Кульмагамбет был готов принять ее…

Глава 39. ДОГОВОР

Кульмагембет не питал никаких иллюзий по поводу решения, которое должен принять ойратский владыка. По большому счету, Жангир вел себя очень дерзко. Он не только отогнал грозного врага огненной метлой. Казахский султан устроил покушение на хунтайджи и убил одного из главных его полководцев. Так, во всяком случае, это выглядело со стороны. А бия каржасов почитали как раз за то, что он умел видеть любую ситуацию не только изнутри, но и со стороны.

По обе стороны от Кульмагамбета сидели два его свояка: Жомарт и Таймас. Переговорщики явились в ставку Батура к полудню и были немало удивлены тем, что ойратское войско как будто и не готовилось предпринять новый штурм злополучного ущелья.

Пока все шло так, как того требовал степной кодекс чести: послов допустили к правителю и даже не стали обыскивать. А ведь это решение могло обернуться для джунгар настоящей проблемой – у каждого из казахов за голенищем сапога был припрятан длинный кривой кинжал. Бий не хотел погибать смертью жертвенного барана и решил: если уж ему уготовано погибнуть от рук врага, то он сделает это с оружием. Ни Жомарт, ни Таймас возражений не выказывали. Главное – они пошли с ним.