Учитывая, что вторая часть «Генриха IV» охватывает гораздо больший временной промежуток, чем первая, получилась она действительно более… скажем так, разделённой на отдельные эпизоды. Генрих Болингброк уже серьёзно болен и мучается бессонницей; Хэл и Фальстаф за время пьесы почти не встречаются, Хэл всё больше задумывается о том, что вскоре ему предстоит принять корону, а Фальстаф – что ж, Фальстаф остаётся прежним. Кстати, трогательной получилась сцена Фальстафа с Долли Тиршит. И примечательным – момент, когда Хэл почти ловит на слове (и вынуждает юлить и оправдываться) Пойнса, который перед этим (вроде как) хвастался, что принц собирается жениться на его сестре. И великолепной – перебранка Фальстафа с судьёй в начале пьесы.
И заканчивается всё полной накала сценой, когда Хэл думает, что его отец уже мёртв, забирает корону, пришедший в себя Болингброк сперва обвиняет его в стремлении к власти и во всех смертных грехах, а затем окончательно примиряется с сыном, благословляет его и умирает (за кадром), – ну, и «преображением» молодого короля Генриха V и сценой, полной едва ли не большего накала, когда он прогоняет от себя Фальстафа. И – чёрт, да, мне упорно хочется их помирить. Несмотря ни на что (и даже на объективность, к чёрту объективность). Не давать Фальстафу, конечно, той власти при молодом короле, на которую он рассчитывал (и обретения им которой боялись все придворные), но помирить. К чёрту, я пристрастен. И тоже вхожу в число тех, кому эта сцена разбила сердце так же, как Фальстафу.
Если сравнивать две части пьесы – первая мне по сердцу больше. Хотя, безусловно, сама по себе и вторая не хуже.
Yorumlar
2