Kitabı oku: «Солнечный луч. Фаворитка», sayfa 3

– Вот, Ваше Величество, тут, – в очередной раз поклонился полицейский, избегая смотреть прямо на монарха.

– Благодарю, голубчик, – ответил государь и натянул поводья.

Он спешился, помог мне, а после подозвал хранителя порядка Литена. Полицейский приблизился, поклонился, уже боги знают в какой раз, и вытянулся в струнку, глядя куда-то поверх головы короля.

– Как вас зовут, любезный? – спросил Ив.

– Капрал Штоль, – отчеканил тот и переступил с ноги на ногу. Бедняга волновался столь сильно, что лицо его вдруг побагровело и на лбу выступила испарина.

– Вы опасаетесь меня, господин капрал? – мягко спросил государь.

– Есть маленько, – как-то жалобно признался полицейский, но тут же пророкотал: – И почитаю, государь.

– Это не может не радовать, – усмехнулся монарх.

Я тронула его за плечо, и Ивер обернулся. Я указала ему взглядом на дом градоначальника, предлагая отправиться бушевать, а капрала Штоля оставить мне, его мне было жалко. Уж больно страдал полицейский от усердия и страха. Как бы ни хватил удар… Наш сюзерен хмыкнул, но кивнул и велел, топтавшемуся за нашими спинами барону Говмонду:

– Ваша милость, следуйте за мной и не забудьте прихватить вашу сестру.

– Я следую за вами, государь, – проворковала баронесса, именно проворковала!

Неспешно обернувшись, я оглядела нахалку с ног до головы и, приподняв брови, усмехнулась. Девица была не промах. Она присела в глубоком реверансе, чуть склонила голову, но глядела на короля из-под ресниц до того кокетливо, что в ее девичестве я усомнилась. Передо мной была или прирожденная кокетка, или же особа, уже постигшая науку обольщать.

– Сколько вам лет, баронесса? – полюбопытствовала я.

– Восемнадцать, – распрямившись, ответила она, разом сменив тон на учтиво-вежливый.

– Да? – задумчиво вопросила я. – А манеры… опытные.

Девушка вспыхнула, но вновь перевела взгляд на короля и… улыбнулась, кажется, сразу же забыв обо мне.

– Манерам здесь явно обучают дурно, – констатировал король и чеканно велел: – Следуйте за мной.

Баронесса, подхватив юбки, поспешила за королем, успев на ходу мазнуть по мне пренебрежительным взглядом.

– Уму непостижимо, – удрученно покачала я головой, глядя вслед королю и провинившимся Говмондам. – Невероятная наглость, не находите, господин капрал?

– А… м… ну-у… – промычал он, всё еще потея от волнения.

– Я вам не представилась, простите, – улыбнулась я. – Графиня Тибад.

– О-о, – протянул полицейский. Он резко склонил голову: – Прошу простить, ваше сиятельство, я не знал.

Взяв его за руку, я накрыла ее второй ладонью и произнесла с легкой укоризной:

– Ну что же вы так переживаете, господин Штоль, успокойтесь. Поверьте, я вовсе не кусаюсь. – Полицейский скосил взгляд на собственную руку, мученически скривился, а затем шумно вздохнул. – Вы уроженец Литена?

– Д-да, – с запинкой ответил капрал. – Отец тоже местный, а матушку из деревни привез, там его брат… Ой, простите, – едва выдохнув, он снова покраснел.

– За что? – удивилась я. – Я ведь вас о том и спрашиваю, господин Штоль. Стало быть, ваш дядя из той же деревни, что и ваша матушка? И как же так вышло, что ваш батюшка родился здесь, а его брат в деревне? Или же он уехал туда из Литена?

– Да, – кивнул капрал и тут же отрицательно замотал головой: – Н-нет, никак нет, ваше сиятельство. Дядька не родной, то есть родной, но не совсем…

– Кузен вашего батюшки? – догадалась я.

– Он самый, ваше сиятельство, – кивнул Штоль и утер ладонью пот.

Скользнув взглядом в сторону, я поняла причину его скованности. Не только громкий титул собеседника вводил полицейского в ступор, но и взгляды стражников, спешившихся, но не спешивших уйти. Они наблюдали за нами, и капрал опасался открыть рот. Сделав этот вывод, я взяла Штоля под руку, развернула в сторону от наблюдателей и вынудила сойти с места. Он некоторое время шел деревянной походкой, с неестественно прямой спиной, однако, когда мы свернули за угол дома градоначальника, немного расслабился и на мои вопросы начал отвечать охотней.

Вскоре я знала о том, что прадед капрала родом из той же деревни, что и его матушка. Что у деда было семеро детей, из которых три сына и четыре дочери. Два брата подались попытать судьбу в Литен, чтобы облегчить жизнь своей семье. Один из них вскоре ушел искать счастье дальше, а дед капрала удачно устроился в обувную лавку, женился на дочери хозяина и получил эту самую лавку во владение по наследству. Но связи с родней не потерял, потому отец капрала часто бывал у своего деда и там приглядел себе невесту – матушку младшего Штоля.

И вот так, слово за слово, я постепенно разговорила полицейского. И когда посчитала разговор исчерпанным, выудила из своего кошеля золотой и дала его капралу.

– Вашей супруге на новое платье, а детям на сладости, – пояснила я.

– Ох, как-то и неловко, – зарумянился полицейский, но уже без испарины. Золотой он в карман спрятал, кокетничать не стал. Я сделала новый вывод: взятки – дело привычное, но не Штоль был целью для королевского гнева, и его пороки трогать никто не собирался.

– Всего доброго, господин капрал, – улыбнулась я и направилась в дом градоначальника.

Куда идти, я поняла сразу – меня встретил гвардеец, стоявший у лестницы. А когда мы почти достигли второго этажа, я услышала вой. Самый настоящий вой, нечеловеческий, надрывный и леденящий кровь.

– Боги, кто это? – вопросила я.

– Ее милость, – ответил мне гвардеец. – Она вела себя слишком вольно, государь рассердился.

– Что он с ней сделал? – озадачилась я.

– Приказал выпороть, – пояснил мне телохранитель.

Я прибавила шаг. Не скажу, что я нашла приказ жестоким или ощутила сочувствие, но решила поскорей оказаться подле государя. Уже хорошо его зная, я представляла, каким он может быть, когда выходит из себя. Не хотелось, чтобы его ярость видели подданные, далекие от Двора. Это было лишним.

Он обнаружился в гостиной и был, к моему облегчению, спокоен. Увидев, как я вошла в дверь, Ив едва заметно кивнул мне. Кроме него там находился нескладный лысоватый человек, возраст которого я определить не сумела. Мне подумалось, что это и есть градоправитель – граф Иклинг. Его сиятельство стоял, понуро опустив голову, но взгляд то и дело устремлялся к двери, и потому меня он увидел одновременно с государем.

Впрочем, монархом и градоначальником присутствовавшие в гостиной не ограничивались. Молодой Говмонд тоже был здесь. Он стоял на коленях рядом с мужчиной, в котором я без труда опознала его отца – старшего барона Говмонда. Об их родстве говорила схожесть, а разница в возрасте, хорошо приметная, указывала на степень родства.

Глава семейства мне не понравился. Если в его отпрысках было много спеси, то в чертах отца читалось неприятное высокомерие, порочность и алчность. Совершенно неприятная личность. Когда я появилась, его милость, сложив пальцы щепотью, разглагольствовал, явно рисуясь, а то и вовсе наслаждаясь собой. Молчание короля, сидевшего в кресле в расслабленной позе, кажется, толковалось им как одобрение и желание слушать.

– Государь, – говорил старший Говмонд, едва ли не видя в монархе равного себе человека, – вам как никому другому известно, что простолюдинов и всякое быдло стоит постоянно держать в повиновении и напоминании об их месте…

Мое появление прервало его милость. Обернувшись, он чуть приподнял брови в удивлении. После оглядел меня с ног до головы, изобразил галантный поклон и как-то искушающе улыбнулся:

– Доброго дня, прелестная дама. Не имею чести знать вас, но уже покорён…

– Доброго дня, господа, – произнесла я учтиво, игнорируя нежданного поклонника, и подошла к государю. Представлять себя я не спешила.

– Ее сиятельство – графиня Тибад, – негромко произнес младший Говмонд, улучив момент, пока на него не обращали внимания.

– О-о, – донеслось негромкое восклицание старшего барона. – Хороша…

Государь, успевший подняться мне навстречу и усадить в кресло, с которого встал, обернулся и окинул старшего Говмонда непроницаемым взглядом. После занял другое кресло, стоявшее рядом с моим, закинул ногу на ногу и велел с обманчивой любезностью:

– Продолжайте, ваша милость, очень познавательно.

Не поняв подвоха, его милость благодарно склонил голову и продолжил навлекать на себя неприятности.

– Я и говорю, Ваше Величество, разве же мы заслужили высочайший гнев, коли стремимся удержать ваш народ в повиновении и страхе перед вашей властью? – его на мгновение прервал усилившийся вой, и отец скорбно вздохнул.

– Экзекуция уже идет? – спросила я Ива, без всяких извинений прервав барона.

– Еще нет, – ответил государь.

– Что ж она так воет? – изумилась я.

– Ее милость, должно быть, полагает, что чем громче, тем жалобней ее страдания, – усмехнулся государь. – Вам ее жалко?

– Мне жалко времени, которое у нас отняли, – ответила я. – А еще мне жаль литенцев, вынужденных терпеть ежедневно то, что мы наблюдали на тракте. И пока я сочувствовала всему городу, моя жалость иссякла. Похоже, она не беспредельна.

– Но Сурди – девица! – не выдержал жених баронессы. – Она нежна и невинна! Молю, государь…

– Так о чем вы там говорили, ваша милость? – не обращая внимания на графа, спросил монарх. – Вы продолжайте-продолжайте, у вас недурно получается. Так что там с моим народом и вашим радением за мою власть?

Барон открыл рот, но отчего-то не решился исполнить повеление короля. Должно быть, до него наконец дошло, что происходит. Его милость невразумительно хмыкнул, одернул рукава сюртука и вдруг переспросил с неожиданным подобострастием:

– Что продолжать, Ваше Величество?

– Ваше сиятельство! – градоначальник шагнул вперед. Его взор был устремлен на меня: – Вы ведь женщина, вы же понимаете, как ей, бедняжке, сейчас страшно. Прошу, замолвите слово за баронессу. Она не выдержит истязаний!

Я промолчала. В гостиной находился государь, и он принимал решение о чье-либо участи, как и раздавал право, кому спросить, а кому ответить. Нарушать этикет в доме градоначальника Литена я не собиралась.

– Госпожа графиня, молю!

– Ваше сиятельство, вас в хлеву воспитывали? – не глядя на графа, вопросил монарх, после устремил на него взор и уже не сводил, продолжая чеканить: – Или вы почитаете себя превыше всех законов?

– Позвольте высказаться, государь, – наконец заговорила я. Король кивнул, и я развернулась к нему, так показав, что отвечать градоначальнику я не собираюсь, но желаю говорить с самим монархом, и Ив поглядел на меня: – Смею заметить, Ваше Величество, что его сиятельство законы почитает, и первый из них – требования будущего тестя и его взбалмошного семейства. Так что если уж у кого-то и спрашивать отчета, то у хозяина его сиятельства – барона Говмонда. И желание, чтобы городские стражи сопровождали баронессу, принадлежало именно ее отцу, а будущий зять не сумел возразить. Он души не чает в своей невесте.

– Это ложь! – округлил глаза барон. – Мы…

Я повернула голову и окинула его милость взглядом, будто впервые обнаружила его присутствие. После приподняла брови, хмыкнула и отвернулась, так ничего и не ответив на обвинение во лжи. Капрал Штоль немало выболтал в нашей дружеской беседе, а ему я верила. Что же до слов зарвавшегося барона, то я была выше их. Меня не задело.

– Как жаль, что невеста не отвечает жениху взаимностью, – усмехнулся государь. – Стало быть, мой дорогой граф, вы бросили свою жизнь и свою честь к ногам легкомысленной особы?

Градоначальник, вдруг вспомнив о правилах, опустился на одно колено и склонил голову:

– Позвольте возразить, государь, Сурди любит…

– Не стоит стараний, ваше сиятельство, – отмахнулся Ивер, – я верю своим глазам, а они мне ясно показали, что из себя представляет девица, готовая предлагать себя первому встречному, даже если этот встречный король. Порка вашей невесте необходима, и будем надеяться, что она извлечет из нее хоть какой-то урок. И оставим это, дело баронессы закрыто…

– Но она не…

– Довольно, – с ноткой металла в голосе ответил монарх. – Вам бы не о юной куртизанке заботится, а о себе. Если баронесса Говмонд виновна лишь в собственной глупости и распущенности, то с вас спрос будет иным.

Старший барон Говмонд неожиданно ожил. Он кашлянул, привлекая к себе внимание, а после, поклонившись, произнес:

– Ваше Величество, мы с сыном не смеем вмешиваться в дела государственной важности. Позвольте нам откланяться…

– Стоять! – резко произнес государь.

Он поднялся на ноги и неспешно направился к наглецу. Я наблюдала за тем, как король приблизился к старшему барону, превышавшему короля в росте на голову, заложил руки за спину и полюбопытствовал:

– Куда же вы торопитесь, ваша милость? У нас с вами была столь увлекательная беседа, что расставаться с вами я пока не намерен. Впрочем… – он склонил голову к плечу, и я ясно представила кривую ухмылочку, хорошо знакомую мне в минуты, когда государь над кем-то издевался, – я, пожалуй, все-таки отпущу вас ненадолго.

– Ваше Величество, – барон прижал ладонь к груди и галантно поклонился, – благодарю за милость…

– Ко мне! – не слушая его милость, повысил голос король, и в гостиную вошел гвардеец. – Отца и сына Говмонд на рыночную площадь, – приказал монарх, – к позорному столбу, и по двадцать плетей каждому. После отвезете в острог и закроете каждого в отдельную камеру. Исполнять, – и, потеряв интерес к барону, чье лицо вытянулось, развернулся и направился обратно к градоначальнику.

Я видела, как побагровел старший Говмонд. Он судорожно вздохнул и кинулся за королем.

– Государь! – гвардеец оказался проворней. Он нагнал барона в двух шагах от короля, ударил его милость по затылку, и когда тот упал, скрутил руки за спиной.

Младший Говмонд дернулся было, но благоразумно удержался от еще одной глупости, ему и без того уже хватало обвинений. А то, что монарх не намерен ни шутить, ни просто журить, ему хватило ума понять. И потому молодой барон послушно поднялся с колен, когда другой гвардеец сжал его плечо, и направился на выход.

– Мы будем опозорены-ы! – взвыл родитель не хуже своей дочери.

– Вы так долго пестовали моих подданных, – мазнув по нему взглядом, произнес государь, – что народ заслужил посмотреть, как будут пестовать вас. – Он вернулся к градоначальнику, по-прежнему стоявшему на одном колене, и склонился над ним: – Вернемся к вам, господин граф. – Ухватив его сиятельство за подбородок, монарх задрал голову градоначальника и заглянул тому в глаза: – Вы хотя бы осознаете, что ждет вас?

– Пощадите Сурди, государь, – ответил граф, и король, отдернув руку, выпрямился.

Из глубин особняка доносился вой девицы Говмонд, если она, конечно, всё еще была девицей. Слишком уж развязано она вела себя, слишком нарочито строила глазки королю. Впрочем, ее жених был ослеплен любовью и не видел того, что было заметно даже тем, кто впервые видел Сурди Говмонд.

– Эй, кто там, – позвал Ив, и в дверях появился один из оставшихся телохранителей. – Пора прекратить страдания нашей пары. Баронессе всыпать пять плетей поверх одежды, ей и страха хватит с лихвой. После выпроводить прочь. Графа в острог. Узнали, что я велел? – Гвардеец кивнул. – Уже ждет? – последовал второй кивок. – Пусть войдет, когда велю. Исполнять.

– Это жестоко, – прошептал градоначальник и выкрикнул: – Жестоко!

Монарх развернулся к нему и сухо полюбопытствовал:

– Что именно?

– Нельзя пороть девицу…

– Жестоко было бы приказать ее осмотреть, а после опозорить на всю округу, объявив результат осмотра, – отмахнулся Ив. Он нагнулся над графом, вгляделся в лицо страдальца, кажется, не желавшего понимать того, что говорил ему сюзерен, и рявкнул:

– Очнись, дурак! Тебя ждет каторга!

– Сурди…

– Распущенная особа, – выплюнул государь, и градоначальник, ослепленный злостью, указал на меня и воскликнул:

– А кто тогда она?! С чего бы ей получить графство, если не за любезность…

Ответ последовал так быстро, что я едва успела выдохнуть, когда Ив наотмашь ударил графа. Перстень государя порвал его сиятельству губу, и кровь потекла по подбородку. Монарх сжал щеки градоначальника пальцами и прошипел:

– Не смей равнять шлюху с благородной женщиной…

Я поспешила покинуть кресло и подойти к королю. Иклинг сделал то, чего я опасалась – разжег в короле ярость. Не дожидаясь, когда монарх распалится еще больше, я накрыла его плечо ладонью. Ив порывисто обернулся. Его глаза полыхнули бешенством, и я сжала его кулак между ладоней. Государь замер, пойманный в ловушку моего взгляда. Я отрицательно покачала головой и мягко произнесла:

– Не надо. Он уже наказан слепотой, не стоит бить калеку.

Монарх медленно выдохнул, а после повел плечами, кулак его расслабился, и пальцы переплелись с моими пальцами. По-прежнему глядя только на меня, Ив велел:

– Увести. Без церемоний.

Мы не смотрели, как гвардеец утащил градоначальника. Не слушали, как вой баронессы перешел в визг, когда приговор короля привели в исполнение. Я подняла руку и провела ладонью по щеке Ива, продолжая успокаивать зверя, пробужденного опрометчивыми словами графа.

– Я с тобой, – негромко сказала я. – Я рядом.

Он притянул меня к себе, мягко сжал подбородок и повторил то, что говорил уже много раз:

– Не отпущу. Я тебя не потеряю, – и накрыл мои губы своими губами.

Глава 3

Темнота сковала землю, когда мы еще не доехали до границы Лакаса и Тибада. В Литене мы задержались дольше, чем рассчитывали. Учинив первую расправу над виновными, государь призвал того, кого отыскали для него гвардейцы – врага графа Иклинга. Он был необходим, чтобы сохранить в неприкосновенности все бумаги бывшего градоначальника до прибытия барона Сейкка – главного королевского ревизора, и его людей, за которыми был отправлен один из телохранителей еще в тот момент, когда мы поехали в Литен. Город ждала большая проверка, результаты которой можно было предсказать уже сейчас: растрата городской казны, злоупотребление положением и прочие сопутствующие прегрешения. Но власть на то и власть, чтобы опираться не на досужие суждения, а на неоспоримые факты. Их-то и должен был собрать Сейкк.

И пока барон со своими служащими доберется до Литена, другой барон – Айевенн, тот самый недруг графа Иклинга, получив временно должность градоначальника, должен был уберечь от уничтожения документы, которые являлись свидетельствами вины Иклинга. И как только его милость получил должность, он начал действовать. Гвардейцы короля вместе с верными барону людьми устремились в город, чтобы произвести аресты тех, кто был назван Айевенном как пособники графа и семейки Говмондов.

Король в это время выслушал тех, кто спешил донести на бывшего градоначальника, всё равно без своих телохранителей он не мог двинуться дальше. То, что мне рассказал Штоль, я успела передать государю до того, как он пообщался с временным градоначальником. И когда я закончила, Ив усмехнулся:

– Как ты это вытащила из бедолаги? Он же боялся рот раскрыть.

– Мы просто поговорили о его семье, о том, как им живется, в общем, пообщались по душам. Ты же знаешь, когда есть хороший собеседник, готовый слушать с интересом всё, что ему рассказывают, желание говорить становится непреодолимым. А я хороший собеседник, – ответила я.

– Уж кому как не мне это знать, – хмыкнул государь. – Я сам столько раз попадался на эту уловку. Даже не знаю, остались ли у меня от тебя хоть какие-то тайны. Но то я, на меня твой взгляд производит поистине магнетическое воздействие. Впрочем, я рассчитывал на нечто подобное, потому и оставил тебя с капралом.

– Поэтому я попросила тебя оставить его мне, – поправила я монарха. – В общем, я спрашивала, он отвечал, потом говорил сам, уже не обращая внимания на то, что рассказывает. Хотя об Иклинге и Говмондах он напрямую и не рассказывал, но так как жизнь Литена плотно связана с ними, Штоль выдавал секреты графа, а я слушала и делала выводы. Теперь ты их знаешь.

В результате в дорогу мы отправились уже вечером. Можно было бы заночевать и в Литене, но не хотелось тратить на этот городишко драгоценное время, которое и без того было значительно упущено. Потому часть пути мы промчались в галопе, пока лошади, отдохнувшие за время стоянки, могли нас нести. Но потом пришлось опять плестись, и у дорожного указателя, сообщившего, что наконец добрались до моих земель, мы оказались далеко за полночь.

С того момента, как стемнело, гвардейцы и сам государь достали кристаллы-накопители, заряженные магистром, и над нами вспыхнули «светлячки». Их заряда хватило до границы Тибада, но вскоре они начали тускнеть, и пришлось спешно искать место для ночлега. Телохранителя государя, ускакавшие вперед, вернулись с сообщением, что неподалеку находится поместье Мерит, туда мы и направились. И успели добраться до усадьбы как раз в тот момент, когда последний «светлячок» погас.

Обитатели Мерита не имели титула, предок нынешнего владельца поместья получил дворянство и землю в награду от одного из государей за верную службу. Таких помещиков в Камерате было немало. И хоть они считались дворянами, высокородная знать роднилась с ними редко, но чаще, чем с коммерсантами. Все-таки полублагородная кровь в помещиках имелась. Впрочем, происходило это по той же причине, как и с дельцами: титул в обмен на деньги.

Помещики не гнушались коммерческих предприятий и зачастую сколачивали недурное состояние. Они наращивали капитал, скупали земли и дома, так что и без титула могли поспорить с иным аристократом в богатстве, да и род свой вели, может, и не от древних предков, но и поколений в дворянстве насчитывали немало.

Чета Мерит не была особо зажиточной, об этом ясно дало понять их ветшающая усадьба, однако и дыр в крыше не было. Государь посчитал, что эта усадьба величие короля Камерата вполне выдержит. Я была с ним совершенно согласна. Во-первых, усталость оказалась неимоверной, а во-вторых, хотелось поглядеть на тех, кто живет в моем графстве, и не только на высокородные семьи, но и на обитателей попроще, тем более именно на них я и собиралась делать ставку в своих деяниях. И потому улыбалась Меритам совершенно искренне.

Конечно же, появление короля на пороге дома, еще и в компании хозяйки графства, стало для помещиков глубочайшим потрясением. Они не понимали, как им вести себя и что предложить, чтобы не обидеть августейшую особу, ну и мое сиятельство заодно.

– Просто накормите нас чем-нибудь легким, прикажите подать горячей воды и подготовьте спальни, – устав от бестолковых метаний, сказал государь. – И пусть позаботятся о моих людях.

– Да, Ваше Величество, – заверил монарха господин Мерит, и направление заботам о нежданных гостях было положено.

Чтобы не было лишних разговоров, мы с Ивом легли в разных спальнях. И это было впервые с того времени, как я добровольно разделила с ним не только его ложе, но и покои. Мы жили бок о бок уже так долго, что остаться одной в постели оказалось непривычно. Я не сразу смогла уснуть. Обнаружилось, что мне не хватает теплого тела, обычно прижавшегося к моей спине, и руки, обнимавшей меня, тяжесть которой раздражала, но сейчас без королевской длани сон не шел.

– Негодяй, и тут жизнь усложнил, – проворчала я и как-то сразу уснула, найдя в своем недовольстве умиротворение.

А вот утро принесло неожиданность. Открыв глаза, я потянулась, улыбнулась новому дню, раскинула руки и…

– Ты ударила короля, – проворчал справа до боли знакомый голос. – Если это покушение, то я буду вынужден подавить сей бунт в зародыше.

– Ив? – изумилась я. Развернувшись, я обнаружила Его Величество на привычном месте. – Что ты здесь делаешь?

– Сплю, – ответил он, приоткрыв глаз. – И собираюсь спать дальше, если мой покой, конечно, кого-то волнует, – изрек государь.

Он натянул одеяло, почти полностью скрывшись под ним, однако я была полна праведного возмущения, даже негодования, потому ткнула в монарший бок кулаком и вопросила:

– Что ты тут делаешь, пожри тебя псы?

Монарх открыл оба глаза.

– Фу, как некрасиво, – поморщился Его Величество. – Такая хорошенькая, а бранишься, как какой-нибудь Дренг.

– Но ты в моей постели, – возмущенно прошипела я, стараясь не привлекать внимания хозяев к нашему пробуждению.

– А где мне быть? – искренне изумился венценосный наглец, приподнявшись на локте. – Я там, где мне лучше спится. Один я не смог уснуть и пришел сюда. А вот ты спала, – обвиняюще произнес король, нацелив на меня палец. – Это возмутительно, ваше сиятельство. Пока ваш государь страдает бессонницей на холодной простыне, вы сладко сопите в одиночестве, ни о чем не переживая. Теплая, милая и совершенно бессовестная. Я негодую.

– Это я негодую, – фыркнула я. – Я хочу, чтобы приличия соблюдались…

– Они и соблюдаются, – отмахнулся король. – Гвардейцы стоят у дверей, они никого не пропустят ни к тебе, ни ко мне, а значит, никто не сможет открыть нашего совместного ночлега, если, конечно, ты не продолжишь сообщать об этом всему дому. – Я открыла рот, чтобы ответить, но государь поднял руку, остановив меня, и продолжил сам: – И знаешь еще что, дорогая моя бунтарка? Я не могу оставить без внимания всё, что ты успела сотворить с момента своего пробуждения. Итак, – он сел и поднял руку со сжатым кулаком: – Ты ударила своего короля – это раз, – Ивер начал поочередно отгибать пальцы. – После ты осмелилась диктовать свою волю и не дала мне уснуть – два. Потом ты вновь ударила повелителя – три. Еще ты повысила на меня тон и требовала отчета – четыре. Ты бранилась – пять. – Он поднял второй кулак, еще сжатый, в отличие от первого: – Усомнилась в моей порядочности и благородстве – шесть. И наконец, ты спала, когда я не мог уснуть в одиночестве – семь. Семь прегрешений, и это не может остаться безнаказанным. За сим повелеваю: означенную бунтовщицу – Шанриз Тибад-Стренхетт-Тенерис-Доло, признать виновной и наказать жесточайшим способом. Госпожа графиня, вы будете пронзены королевской шпагой. Прямо сейчас. Примите свою участь с достоинством.

– Вот еще, – фыркнула я. – Не желаю принимать ни вздорных обвинений, ни наказаний за них…

Однако встать мне не удалось. Едва я обозначила свои намерения, как была откинута обратно на подушку вероломным нападением монарха. Он навис сверху и ухмыльнулся:

– Пощады не будет. Приговор окончательный и обжаловать его невозможно, ибо судил вас сам государь. Клинок тверд и готов к воздаянию.

– Похабник! – возмутилась я, и рот мой был заткнут поцелуем…

Никто так и не понял, что мы ночевали в одной постели. Гвардейцы не только не подпустили к дверям ни слуг, ни хозяев, но даже в то крыло, где нам предоставили ночлег. Горничной позволили войти ко мне только после того, как государь удалился, чтобы привести себя в порядок и одеться. Вот тогда один из телохранителей крикнул прислугу, и нам принесли горячую воду, а после миленькая девушка, почти ребенок, по имени Сойли помогла мне одеться и уложить волосы.

Когда я пришла в столовую, куда меня сопроводила Сойли и два моих телохранителя, там уже находился посвежевший и довольный жизнью монарх, а также чета Мерит. За столом сидел один государь, а супруги стояли неподалеку, больше напоминая прислугу, чем хозяев дома. Помещики были смущены и скованы. Я приветливо улыбнулась им и направилась к столу.

– Однако вы заставляете себя ждать, ваше сиятельство, – невозмутимо изрек государь.

– Прошу простить меня, Ваше Величество, – я присела в реверансе. – Но так уж устроены женщины, нам требуется время, чтобы полностью подготовиться к выходу.

Он кивнул мне на стол, и я проследовала к приготовленному для меня месту. Присев, я расправила на коленях салфетку и любезно улыбнулась, глядя на монарха. Лакей поспешил обслужить меня, и пока мне наполняли тарелку, я хранила молчание. Однако к завтраку не приступила, вместо этого подняла взгляд на хозяев усадьбы.

– Государь, позволите ли обратиться к нашим гостеприимным хозяевам? – спросила я согласно этикету.

– Спрашивайте, ваше сиятельство, – кивнул Ив.

Я улыбнулась обоим Меритам сразу. Мой взгляд прошелся по хозяйке поместья. Она показалась мне внешне приятной женщиной. Красавицей я бы ее не назвала, но черты помещицы были мягки и гармоничны, пожалуй, немного портил лицо женщины тяжелый подбородок, но в остальном она была очаровательна. И короткие кудряшки светлых волос, не попавших в аккуратный пучок на затылке, и милый румянец смущения, игравший на щеках, и чистые васильковые глаза – всё это мне нравилось. А ее округлый живот, выдававший положение госпожи Мерит, вызвал даже умиление.

– Это ваш первенец? – спросила я.

Помещица накрыла живот ладонью и смущенно улыбнулась:

– Это наш третий ребенок, ваше сиятельство, – ответила женщина. – Нашему старшему сыну исполнилось десять, дочери – семь.

– Как мило, – ответила я искренне. – И кого же ожидаете в этот раз?

– Это решать богам, – сказал господин Мерит. – Кем бы он ни был, мы уже любим его, ваше сиятельство.

– Хорошо сказано, господин Мерит, – произнес король, промокнув уголки губ салфеткой. Он посмотрел на меня. – Ваше сиятельство, помнится, вам не терпелось добраться до поместья.

– Да, государь, – я покорно склонила голову, однако к завтраку так и не приступила. – Скажите, господин Мерит, как обучаются ваши дети?

– Сыну преподает приглашенный учитель, – ответил хозяин усадьбы. – А Глэди будет сама учить нашу дочь. Она прекрасно образована и потому даст девочке всё необходимое.

Я окинула госпожу Мерит задумчивым взглядом. Она была приятной женщиной, но отчего-то мне казалось, что ее прекрасное образование заканчивается на шитье и варке варений. Возможно, она знала какой-нибудь язык, а может, даже умела танцевать несколько танцев и музицировать, однако этого было явно недостаточно, чтобы назвать образование прекрасным.

Кивнув с улыбкой чете Мерит, я наконец взялась за столовые приборы. Сами они, должно быть, успели позавтракать, а может, попросту стеснялись садиться с нами за стол, и, чтобы не порождать еще большей неловкости, неволить их не стали. Дальше беседу вел Его Величество, пока я насыщалась. В разговор я не вмешивалась, потому как мой рот был сейчас занят, но слушала внимательно, чтобы составить о супругах мнение не только по их внешности, но и потому, как отвечали, как держались и какие темы готовы были поддержать. К окончанию разговора я утвердилась в том, что вывод о поверхностном образовании был верен.

Впрочем, это было вполне обычным делом. Чем дальше от столицы, тем меньше знаний было и в семьях аристократов, а от мелкопоместного дворянства никто и не требовал блестящего образования. Они были ближе к среднему классу, чем к благородному. Так что воспитаны Мериты были неплохо для помещиков, но недостаточно, и это не только на мой взгляд, но и по известным мне меркам.