Kitabı oku: «Невозможно устоять», sayfa 2
Глава 3
Подруги заливаются смехом, их лица раскраснелись, Яся даже слезы утирает. А я брови хмурю осуждающе, глядя на это безобразие и воплощение предательства.
– Девушки, можно потише, – шикнули на нас с соседнего столика, и я не смогла не поддержать незнакомку, кивнула, всем видом показывая подругам, какие они невоспитанные.
А эти змеюки еще громче расхохотались, постанывая при этом.
– Если что, я вас не знаю, – буркнула я обиженно.
– Ой, умора! Как п-перестать смеят-ться? Живот уже б-болит, – всхлипывая смогла произнести Яся.
Роксана глубоко вдохнула, надула щеки, задержала дыхание, но… губы её задрожали, и они снова принялись хохотать. А на нас, кстати, уже администратор антикафе грозно смотрит!
– Девочки, блин, – шикнула я.
– Прости, – простонала Роксана. – Но это такой пипец! Севилька, ты такой чудик!
– Давайте я покажу вам сиськи за зачёт, – вытирая новую порцию слез прохохотала Ярослава.
– Я не так ему сказала!
– Угу, ты еще и раздеваться начала. Ну, Севиль! Ну, скромница!
– Ай, ну вас. Знала бы, что вы так отреагируете – в жизни бы не поделилась с вами, – я скрестила руки на груди и отвернулась к окну, окончательно разобидевшись.
– Севилька. Ну Севиль! Ладно тебе, не дуйся.
– Прости нас, дуры мы, но, – Роксана хихикнула, быстро зажала себе рот ладонью, и спустя пару секунд продолжила, – но мы просто не ожидали, что ты можешь так отжечь.
Я – ноль внимания на предательниц. Смотрю за окно, на улицу, вся скорби преисполненная. Как мне теперь в университет идти? Ветров со вторника у нас теорию разрушения будет вести и, кажется, еще один предмет. О, ужас!
Может, отчислиться? Сейчас этот вариант мне кажется привлекательным, даже несмотря на то, что папу и дедушку это убьёт. Но мучительнее их убьёт понимание, какая я испорченная, так что отчислиться будет более гуманно.
Да! Отчислюсь, скажу Эльнуру, что не нужно ждать со свадьбой до окончания университета. Свадьбу сыграем, сяду дома, буду долму мужу крутить и детей рожать. Может, их я правильно смогу воспитать.
Прокрутила эти мысли, и носом шмыгнула – так жалко себя стало!
– Севилька, прости, прости, прости, – Яся пересела на мой диванчик, Роксана обошла меня со спины, и обе кинулись обниматься. – Давай мириться!
Я фыркнула. Моя вера в женскую дружбу отныне мертва.
– Ну хочешь, сними уже видео как ты нас красишь, и выложи ролик на свой канал. Только не обижайся. Согласна? – жалобно спросила Роксана.
– Ладно, – проворчала я. – Постараюсь не обижаться на вас.
– Точно проехали?
– Посмотрим, – дернула я плечом. И ойкнула от щипка. – Да всё, всё, прощаю я вас.
Мы с подругами еще немного похихикали, сделали селфи, и они расселись по своим местам.
– Ты хоть Стасе вломила за её шуточки? – воинственно спросила Ярослава, возвращаясь к теме дня.
Вместо ответа я печально вздохнула.
– Надо ей отомстить. Серьёзно, так нормальные люди не поступают. Это подстава!
– Ясь, но она же не заставляла меня предлагать всякое Корнею Андреевичу. И раздеваться тоже не заставляла. Я всё сама.
– Как ты вообще могла в этот бред поверить?
– Не знаю, – спрятала я пылающее лицо в ладонях. – Сначала не поверила, а потом… правда, не знаю, девочки. Разволновалась из-за того что предмет не понимаю, из-за пересдач этих, из-за того что папа и дедуля могут узнать что я неуч. Еще и срок сдать хвосты – до конца месяца дан, преподаватель новый, опять же, и Стася еще напела мне… Короче, я сама в шоке, но в тот момент я ей поверила. И подумала что легче перенести пару минут позора, постояв без лифчика, чем документы забирать из универа. Ой, ужас, – с ужасом прошептала я на вдохе.
Я же и правда начала раздеваться. И Корней Андреевич меня не останавливал, смотрел, хмурился… а потом в три шага ко мне подошёл, я даже испугалась, перестала пуговицы расстегивать. Даже мысль мелькнула, что сейчас меня будут грязно домогаться, и хорошо бы убежать.
Но увы, я не убежала. Стояла, замерев как кролик перед удавом. Глазами хлопала – дура дурой.
– Кстати, а что там дальше было? – вырвала меня из воспоминаний Яська. – А то у меня истерика началась после того, как ты сказала что предложила преподу грудь показать, и начала раздеваться.
– Угу, интригу повесила, и в кусты. А мы – мучайтесь от любопытства, – поддакнула Рокси.
– А нечего было смеяться надо мной. Ладно, – вздохнула я, – хотите знать, что было дальше? Дальше был еще больший позор. Хотя, кажется, куда уж больше, да?
Когда Корней Андреевич подошел ко мне – я продолжила стоять, руки вцепились в пуговку в районе талии. Меня потряхивало то ли от ужаса, то ли от своей лихой смелости, то ли от пикантности всей ситуации – сама не знаю, от чего именно, но дрожала я как цыплёнок. И всерьез готовилась в обморок грохнуться.
А затем Корней Андреевич сжал мои ладони, заставил меня выпустить пуговицу из пальцев. Будет раздевать сам, – подумала я, и ошиблась.
Мужское прикосновение обожгло кожу на моём животе. Еще и тишина между нами – густая, тёмная – она всё сильнее меня смущала, но я ничегошеньки не могла сказать, голос отказал. Дышала-то через раз! Дрожала, краснела, сглатывала нервно… а потом поняла, что мужчина меня не раздевает. Он меня одевает! Пуговицу за пуговицей застегивает – быстро, ловко, снизу-вверх, к вороту, в злом молчании.
– А что было потом? – Яся прижала ладони к щекам.
– А потом он меня за плечи обхватил, развернул, и довёл до выхода из кабинета. И только тогда сказал… сказал… – я «дала петуха», и раскашлялась от волнения.
Ну как же обидно! Даже не знаю, что меня сильнее задело.
– Что он сказал-то?
– В подобном я не нуждаюсь – вот что, – пропищала я.
Угу, так он и сказал. Холодно, презрительно. Процедил, отошел от меня, подал мою сумку, и выставил вон. А я даже объяснить ничего не могла – онемела в тот момент. Сразу в голове прояснилось, и я поняла очевидное – Стася надо мной недобро пошутила, а я в эту дурь из-за стресса свято уверовала как полная лохушка.
– Козёл этот Корней Андреевич! – возмутилась Яся.
– Мудак, – припечатала Роксана. – Но зачёт-то поставил?
– Держи карман шире. Нет, конечно, – я жалобно скуксилась. – Девчонки, я без понятия, что теперь делать: идти и каяться перед ним, или через декана договариваться о зачёте, или вообще отчисляться.
– А ты не пыталась вернуться на кафедру, и объясниться?
Конечно же нет. Оказавшись в коридоре, я припустила к женскому туалету, в котором заперлась, рыдала, и жалела себя. А потом подумала, что не только я должна себя жалеть, у меня для этого лучшие подруги есть, и позвонила им.
– А ты поговори с ним на паре. Задержись, подойди к нему, и объясни всё, – предложила Яся.
– А если сказать не можешь – записку передай. Или электронку напиши, – кивнула Роксана.
– Или на кафедру подойди.
– На парковке можно его поймать еще.
– Или в фирму его съездить, он же в универе не на полной ставке. Запишись на приём у его секретаря, и толкни ему речь.
– Хотя… а почему это ты должна извиняться! – задумчиво пропела Роксана, будто не она пару секунд назад накидывала мне идеи с покаянием. – Вообще-то, он мог бы и поласковее с тобой обойтись.
– А ведь правда. Гадость сказал, выгнал, а ты перед ним раздевалась. Может, ты вообще влюблена в этого Корнея, потому и решилась на такой шаг.
Чем больше я слушала подруг, тем сильнее мне было за себя обидно. А вот не хочу я каяться! Извиняться в моём случае – это еще сильнее позориться.
Я поступлю иначе!
***
КОРНЕЙ
В родительском доме я редкий гость. Каждый раз, приезжая, чувствую дискомфорт из-за редких визитов, и обещаю себе быть внимательнее. Но едва выхожу за порог – меня затягивает работа, и лишь когда мама звонит, и буквально плачет в трубку, я вспоминаю о сыновних обязанностях: приехать, привезти ей цветы, отцу презентовать бутылку «Мартеля», выслушать обоих, покивать на вопросы о внуках.
– Мама, – я вручил ей букет, и склонился, принимая поцелуй в щеку.
– Спасибо, родной. Чудесные цветы. Ты проходи, не стой на пороге. Ой, ты так похудел, сынок, как обычно, плохо питаешься? А всё работа твоя! Скоро прозрачным станешь. И женщины рядом нет, чтобы проследила. Ну ничего, сейчас я тебя накормлю, я столько всего наготовила… И с собой дам контейнеры обязательно… нет, ну как же сильно ты исхудал…
Пока я шел за мамой в гостиную, слушал привычные причитания. По опыту знаю: спорить сейчас бесполезно, маме не доказать, что я не похудел, а наоборот еще сильнее набрал мышечную массу, и что питаюсь я более чем отлично.
– Андрей, сын приехал, – крикнула мама, и закатила глаза. – В кабинете всё сидит. Книгу уже три месяца как написал, но до сих пор редактирует, скоро с ума меня сведёт. Андрей! Да иди же сюда! – мама еще сильнее повысила голос, не прекращая суетиться в гостиной. – А ты садись, мой хороший. Ой, нет, сначала руки мыть!
– Так точно, – ответил я и, посмеиваясь, пошел в ванную. А когда вернулся, отец уже находился в гостиной.
– Надо же, кто пожаловал, – папа протянул мне руку, которую я пожал. – Я уже думал записываться к тебе на приём через секретаря. Или в университете время консультации узнавать, чтобы к тебе прийти.
– Только не на консультацию, – хмыкнул я, вспомнив вчерашнее безобразие с Сафаровой. Как и любой мужчина, занимающийся бизнесом, я повидал много девушек разного сорта. Но еще ни одна не раздевалась передо мной с видом великомученицы.
Интересно, а что это вообще было? Вчера я не спросил, разозлился, и просто прогнал Севиль. Если бы в момент её стриптиза на кафедру вошёл хоть кто-то – у меня были бы большие проблемы. И я не про увольнение из университета, а про репутацию и скандал.
Но всё же мне интересно: что заставило эту студентку с глазами Бэмби вести себя подобным образом?
– Что, студенты уже достали? – «понимающе» кивнул отец. – Ну ничего, привыкнешь.
– Я согласился на эту работу на семестр. Привыкать не придется.
– Сначала на семестр, потом на еще один, а там и не заметишь, как втянешься. И за докторскую возьмёшься, наконец, – отец сел на любимого конька, но ему, в отличие от матери, совесть мне позволяет возразить.
– Докторскую я писать не буду. Мне и кандидатская не пригодилась.
– Посмотрим, – пожал плечами папа.
– Так, не спорьте, дорогие мужчины. Давайте ужинать, – мама поставила передо мной тарелку, на которую я и переключил внимание. – Но я тоже хочу высказаться: у Корнея бизнес столько сил отнимает, а теперь еще и работа со студентами добавилась. Ну и зачем? Откуда сыну столько времени взять, чтобы всюду успевать? Немудрено, что он так исхудал.
– В компанию можно нанять управляющего, а самому сконцентрироваться на преподавании, – заспорил отец.
Иногда это забавно – наблюдать за их спорами, я в любом случае всегда поступаю как сам того хочу. И потому на вопросительный взгляд родителей я коротко сказал:
– Как и договорились, я преподаю один семестр, принимаю экзамены и зачёты, и ухожу. К декабрю Андреев должен найти подходящую замену, – напомнил я про совместный на троих разговор с ректором – отцовским другом.
Когда-то этот мужчина выручил меня, и я не смог отказать ему в просьбе взять несколько предметов. Да и самому было интересно себя проверить: смогу ли я не командовать, как привык на работе, а учить? Во время учёбы в аспирантуре я преподавал, но за давностью лет те впечатления стёрлись. Именно поэтому я и согласился на семестр преподавания. И опыт уже начал получать. Очень своеобразный опыт со взятками: то сорокасантиметровую стопку бумаг мне за зачёт предлагают, то неумелый стриптиз устраивают – и всё это одна студентка.
– Вот и правильно. Один всю жизнь отдал науке, – мама кивнула на отца, – хоть сын в своё удовольствие пусть поживёт!
– Корней вполне может получить удовольствие от работы в университете. Студенты умные, студентки – красивые, – подмигнул папа, на что получил хмурый мамин взгляд.
– Может, и красивые, но сейчас такая молодежь – меня бы отец выпорол, если бы я себя вела так как все они.
Я улыбнулся, снова вспомнив Севиль. Чуть ли не рыдала, но блузку расстегивала, вот актриса! Наверное, зря я столько думаю о её мотивах, они понятны: по её мнению я должен был поставить ей зачёт, и быстро вытолкать за дверь, надеясь, что о её стриптизе никто не узнает. Вот только я не робкий пожилой преподаватель, купившийся бы на подобное. Да и за место на кафедре не держусь.
Ловкая девчонка.
И я ведь уже хотел поставить ей этот зачёт! Планировал дать ей тему для эссе – пусть бы накатала что-нибудь, пусть бы даже из сети скачала, плевать. Но теперь хрен ей! Буду строить из себя принципиального задрота-препода.
– … вот и нечего про студенток-вертихвосток говорить, – услышал я окончание перепалки отца с матерью. – Корней, надеюсь, ты сумеешь оторваться от работы, познакомишься с кем-нибудь, и к нам знакомиться приведёшь. Нам бы невестку… ну, желательно от двадцати пяти до тридцати лет, старше не нужно, детки же нужны. Но и младше не стоит – зачем тебе глупышка? Нужна серьёзная, состоявшаяся женщина, нацеленная на семью.
– Составляй список качеств, мам, буду искать, – подколол я.
– А вот и составлю. Или… тут Лерочка приезжает, дочка Ерохиных. Может…
– Нет. Никакого сватовства, никаких Лерочек, – отрезал я, подозревая, что мама снова примется за старое.
Не желает она понять, что жениться я не собираюсь. Меня устраивают временные отношения. А свадьба, дети, пелёнки, распашёнки – это мимо. Не моё.
С родителями я пробыл два часа, и с чувством облегчения, что визит позади, поехал к себе. Едва вошёл в квартиру, увидел голубой пушистый брелок-помпон – его я нашёл рядом со стулом, когда прогнал Севиль с кафедры. И почему-то не выбросил, и даже не оставил на кафедре, а забрал с собой. Как трофей.
Ладно, отдам его Севиль во вторник после пары. Или не отдам, – хмыкнул я, и покрутил брелок на пальце.
Глава 4
В день, когда у нас по расписанию поставили пару Ветрова по теории разрушения, я проснулась взбудораженная.
– Надо поднять настроение, – пробормотала, выйдя из душа, и открыла ноутбук.
Мне всегда помогают и с самооценкой, и с настроением комментарии под моими видео. И первые пять минут я читала их с улыбкой – всегда приятно понимать, что кому-то из девчонок нравится мой голос, другая просит снять ролик про уход за волосами, третья пишет что на свидание красилась по моей инструкции, и свидание закончилось хэппи эндом.
Но один комментарий от Dmitriy2012 спустил меня с небес на землю.
– Странная девка, – зачем-то начала я читать коммент вслух. – Она пародирует кавказский акцент, или реально оттуда? А волосы почему не чёрные, покрасила? Короче, стрёмная, и макияжи – отстой. И вообще… – тут губы мои задрожали, дочитывать сил не хватило, и крышку ноута я захлопнула. Никак я не могу научиться реагировать на хейтеров без эмоций. Напишут, скажут мне гадость – и всё, настроение пропадает на весь день.
Может, макияж и правда отстойный получился? Наверное, стоит курс по визажу взять, и оборудование для съемки купить профессиональное.
– Доброе утро, – буркнула, войдя в кухню. Вздохнула, наклонилась, и поцеловала папу.
– Доброе. Что вздыхаешь?
– Пап, у меня сильный акцент?
– По-азербайджански ты говоришь отлично, без акцента.
– Я про русский, пап.
– Ай, глупости не спрашивай, – отмахнулся папа, его айфон завибрировал, и он, встав из-за стола, принял звонок: – У аппарата.
– Только твой папа айфон аппаратом называет, – захихикала мама, войдя вместо папы на кухню. – Что ты про акцент спрашивала, Севаиль-ханым? Он есть, но не сильный, красивая у тебя речь. Если дразнят – значит, завидуют. Это изюминка твоя, поняла?
Я кивнула.
В детстве я сильно переживала из-за русых волос. Пока совсем ребёнком была, волосы не то что русые были, я почти блондинкой была, такое вот чудо природы при том что папа смуглявый и черноволосый. Половина родни в шутку говорили что меня в роддоме подменили. Я даже кремом для обуви как-то волосы вымазала, чтобы на папу стать похожей, комплексовала очень. А как выросла – поняла что глупо это, из-за цвета волос переживать, не синие же они у меня.
И вообще, пошёл этот Дмитрий2012 в задницу! Макияжи ему мои не нравятся… да и хорошо, что не нравятся! За одно этому хейтеру спасибо: я про Ветрова почти полчаса не думала.
– Самир, давай свой аппарат. Сел завтракать – так ешь, какой пример ребёнку подаёшь, – мама, едва папа вернулся, отняла у него айфон, а я, глядя на отца, головой покачала – мол, не виноватая я, и отцовским примером довольна. – Кстати, дорогой, у меня для тебя подарок.
– Какой? – насторожился папа.
– Мы давно не были в отпуске, и… вот, – мама с торжественным видом положила перед папой два листа формата А4, которые непонятно где прятала, руки у неё пустые были. – Представляешь, знаки судьбы получила: Интернет сам мне эти путёвки подсунул. Ну и Севиль тоже посоветовала съездить, отдохнуть от всего. Правда, замечательно? Вылет через неделю, как раз успеешь на работе договориться.
Папа бросил возмущенный взгляд не на маму, а на меня. И я снова головой помотала, открещиваясь от этой инициативы.
– Я не могу сейчас. После Нового Года, возможно, получится вырваться дней на пять, но сейчас…
– Получится сейчас, – отрезала мама. – Деньги обратно не вернуть. Мы летим на три недели.
– Но…
– Иначе, клянусь, я с тобой разведусь! – мама вздернула подбородок, поднялась со стула, и оставила нас с папой наедине.
Обиделась. Мама всегда, обижаясь, про развод заговаривает.
– Может, ты с мамой полетишь? Я договорюсь, на учёбу это не повлияет, помогу нагнать остальных. Лети с мамой, хорошо?
– Думаешь, маму такая замена устроит?
Папа горестно вздохнул.
– Через неделю, получается… и летим на три недели, зачем так долго? И как ты одна здесь жить будешь? К бабушке с дедушкой переедешь… но до университета от них далеко… ой, дочка, ну твоя мама и учудила. Вот что делать?
И только тут я обрадовалась! Это же, получается, я одна поживу! Целых три недели! Одна!
Свобода, неужели!
Я с воодушевлением принялась что-то втолковывать отцу, сама не вслушиваясь в свою речь, до того зажглась. Меня одну до четырнадцати лет не оставляли: всегда под присмотром родителей, брата, сестры, деды с бабой, других родственников была. В четырнадцать впервые одна на три часа осталась – папа с мамой в гости пошли без меня, а я себя героиней «Один дома» чувствовала. И эти несчастные три часа наедине с самой собой – максимум, который мне был позволен вплоть до восемнадцати лет, когда меня отпустили на посвящение в студенты до позднего вечера. Чтобы вместе со всеми ехать в снятый коттедж – об этом и речи быть не могло, но вечер я отгуляла.
А тут три недели! Смогу ходить по квартире в белье, песни распевать, просыпаться буду когда захочу, ложиться спать – тоже. И музыку буду громко слушать! Нет, ОЧЕНЬ ГРОМКО!
– Деньги на дорогу есть? – спросил повеселевший от моих утешений папа.
– Меня Эльнур отвезёт. Он подъехал уже.
– Привет ему, – выкрикнул папа, и вроде что-то еще добавил, но я, схватив сумочку, уже выбежала из дома, на крыльях неслась до машины жениха, и быстро запрыгнула внутрь.
Эльнур принял поцелуй в щеку, и недовольно головой покачал:
– Даже дверь не дала себе открыть. Севиль, неприлично так носиться, ты же не ребёнок.
– Бу-бу-бу, заводи, давай, – расхохоталась я. – Да, я уже не ребёнок, и у меня для тебя новость: папа с мамой через неделю улетают. Квартира в моём распоряжении останется. Когда мы уже сексом займёмся? Неприлично, знаешь ли, в двадцать лет, имея жениха, оставаться девственницей!
Женихом моим Эльнур считался с детства: наши дедушки еще в Баку дружили, затем отцы продолжили дружбу уже здесь, в Москве, и росли мы вместе. Лет, наверное, с четырех я Эльнура помню, и когда моих брата и сестры не было рядом, именно ему поручали приглядывать за мной, защищать, оберегать. Называли нас женихом и невестой, шутили, да мы и сами воспринимали слова взрослых как подтрунивание.
Изменилось всё, когда мне исполнилось четырнадцать. Эльнур стал смотреть на меня иначе, взгляд его из дружеского превратился в тягучий, обжигающий. Эльнур стал строже: если раньше он позволял себе поучать меня из-за заботы, то теперь – нет, для него я перестала быть навязанной обузой, став, как он признался, любимой девушкой.
Его признание я приняла как что-то неизбежное, само собой разумеющееся. С родителями Эльнур объяснился сам, попросив разрешения ухаживать за мной, и родители это разрешение дали легко. А в семнадцать лет я получила предложение и кольцо на палец. Думала, отец и дедушка обрадуются еще сильнее, но папа почему-то попросил не торопиться, хотя Эльнур ему как второй сын, я знаю.
Обещание я дала, да и сама хотела отучиться, хоть немного успеть пожить вольной жизнью, и уже потом чтобы свадьба, дети, быт… а Эльнур расстроился, что ждать придется.
– Севиль, – вздохнул он, выезжая с парковки.
– Что Севиль?
– Мне дико слышать от тебя такое предложение.
– Оно не первое, – буркнула я, и отвернулась от жениха.
– Я думал, в прошлый раз ты перепила.
– Я бокал вина выпила всего! – воскликнула, вспоминая как для храбрости выпила на своё девятнадцатилетие, которое мы праздновали в конном клубе. Старшие тоже контроль из рук выпустили, танцевать пошли, молодость свою вспоминали. И я решилась: Эльнур ведь жених, а не кто попало! Всё равно мне только с ним и суждено быть, так зачем ждать первой брачной ночи?
Да и тело начало требовать, особенно ночами, не во сне, а в том самом странном состоянии полудремы по телу волнами пробегала нега, заставляющая облизывать губы, выгибаться, вдыхать глубоко-глубоко, требуя покалывающим губам поцелуев, коже – прикосновений, и… чего-то большего – того, что только мужчина дать способен.
С Эльнуром мне всегда было приятно целоваться. Я любила ходить с ним под руку, жених у меня красивый, не стыдно за него: высокий, яркий, черноволосый, губы такие пухлые, что даже завидно! С ним можно, – подумала я, – только с ним! И с ним должно быть приятно, ведь как иначе?
И момент был удачный: праздник, никакого контроля от старших, вино, и Эльнур с таким восхищением смотрел, целовал бесконечно, а потом… оттолкнул! Как только я захотела дальше пойти – остановил меня!
Ох, как стыдно мне было. Но больше – обидно, вот только высказать ему обиду я не могла, стеснялась. А Эльнур на следующий день вёл себя так, словно ничего не случилось: также сопровождал на праздники, водил на свидания, целовал, просил ускорить свадьбу.
– Я и тогда хотела, и сейчас хочу, – заявила я упрямо. – А ты не хочешь, вижу. Я что, страшная?
– Севиль, не разочаровывай меня.
– Чем? Предложением заняться сексом? А что, от другой получаешь, потому от меня не надо?
– Ты себя как девка ведёшь сейчас – тем и разочаровываешь, – процедил он, прибавив скорость, превышая на разрешенные двадцать километров. – С больной головы на здоровую не перекладывай, от другой я получаю? А может ты сама вместо учёбы от однокурсников получаешь то, что от мужа положено получать?
– Ты больной? – крикнула я.
Не сидел бы за рулём – пощечину бы влепила.
– Я? Нет, не больной. Я, как раз, здоровый. И хочу невинную невесту.
– Так убедился бы, что я невинная! – мятежно заявила я, хотя уже ничего не хочу от этого козлины.
– Севиль, давай уже свадьбу дождёмся. Раз так хочешь – это повод не ждать до диплома, можем за пару месяцев всё организовать, и по правилам поступим. Иначе я не смогу в глаза твоему отцу смотреть, понимаешь ты это?
– Не понимаю, – дернула плечом.
Обида еще сильнее, чем в мой прошлый день рождения. Тогда было мало слов, больше действий, и из-за этого всё воспринималось не так болезненно. А сейчас мне прямым текстом парень сказал: хочешь секса – становись женой. Маньячкой озабоченной себя чувствую, хотя просто хотела взрослой стать, наконец.
Есть ли, интересно, еще одна такая неудачница на нашей планете, которая жениху себя предлагает, а он из раза в раз отказывает? Видимо, одна я такая.
– Севиль… – Эльнур открыл дверь, помог мне выйти, и потянулся за поцелуем, но я увернулась, не хочу сейчас его прикосновений, я себя сейчас не девушкой чувствую, а бесполым созданием, нежеланной. – Севиль!
– Пока.
– Вечером…
– Планы изменились, вечером я занята, – буркнула, не глядя на него.
Разумеется, я прощу Эльнура. Сумею проглотить обиду. Слишком долго мы вместе, и Эльнур – правильный он, меня хочет уважать, потому так и ведёт себя. Я всё понимаю, да, но может… чёрт бы с этим уважением? Мне бы любви!
– Севилька, ну что, зачёт получила? – прыснула Стася.
Вот сучка!
Я вздёрнула бровь, и прошла мимо них с Тоней. Никогда я не расскажу им, что повелась на враньё, и грудь хотела показать Ветрову… ой, ну зачем я вспомнила еще и про этот позор?! Что я вообще за человек такой пропащий: жених не хочет, Ветров сам на моей блузке пуговицы застегивал, лишь бы не видеть… может, этот хейтер Дмитрий2012 был прав, и я попросту стрёмная? Рост, вроде, средний, метр шестьдесят шесть – не много и не мало. Грудь – троечка полновесная, талия – тонкая, бедра могли быть и полнее, но и восемьдесят шесть сантиметров объёма – это не так уж мало. А вот лицо странное, наверное: русые волосы, и при этом чёрные глаза, еще и нос с небольшой горбинкой…
Мне всегда говорили, что я очень красивая, но может, это не так, и я страшненькая?
– Эй, пс-с-с, Севилька, следующая пара – теория разрушения у Ветрова, – шепнула Стася.
– Еще раз покажешь ему сиськи? Это он видел в прошлой серии, показывай что-то новое.
– Подумаю над твоим советом.
– Думать, кстати, полезно, – ответила я в полный голос, звонок прозвенел, мы все поднялись, и принялись собирать конспекты по сумкам.
Следующая пара – у Ветрова. Я увижу его после моего эпичного выдворения с кафедры. А может, не ходить? Может же у приличной девушки живот заболеть?
Нет, – отрезала я мысленно. – Я пойду, и сделаю вид, что ничего не было. И вообще, сделаю так как девчонки посоветовали – буду демонстрировать свою обиду. Почему я одна должна из-за того недоразумения страдать? Будем страдать вместе: я – от стыда, а Ветров пусть свою вину почувствует за весь мужской род, да!
Из воинственных мыслей меня выдернул звонок от мамы.
– Алло.
– Доченька, тут Эльнур к нам приехал, – мама сразу перешла к делу. – С Самиром разговаривает, – на этих словах я испугалась. – Представляешь, беспокоится, что ты одна будешь жить, пока мы в путешествии будем.
– Эльнур что, хочет, чтобы я у него пожила? С его семьей? – спросила неверяще, неужели Эльнур передумал, и хочет от меня того, чего уже я сама не хочу.
А что: если Эльнур попросит папу, чтобы я пожила в его семье эти три недели – папа поймёт, чем дело кончится: рано или поздно мы окажемся наедине, и… ясно что будет. Эльнур решил быть настолько правильным, чтобы отцу дать понять, что мы решили сексом заняться? Папа у меня вполне прогрессивный, но всё равно это слишком, я бы не хотела, чтобы он был в курсе.
– Нет. Севиль, Эльнур сейчас Самира просит, чтобы ты эти недели с бабушкой и дедушкой жила под присмотром. Говорит, что нехорошо тебя одну оставлять.
– Что?
Вот ведь предатель!
Нет, он серьёзно? Решил меня к ба и деду сбагрить, а то вдруг придет в гости, а я накинусь, и начну насиловать. Эльнур такой меня считает?
– Мама, скажи папе, чтобы он не слушал Эльнура!
– То есть, вы не договаривались об этом? Просто твой папа сам хочет, чтобы ты под присмотром жила. А я наоборот. Тебе пора учиться самостоятельности.
– Мы с Эльнуром не договаривались, мам, – пропыхтела я возмущенно.
Как же я зла на него сейчас! Да Эльнуру я не то что сейчас, я ему и в брачную ночь не отдамся. Год буду из себя недотрогу строить, отомщу ему за контрол-фрик.
– Хорошо, я потому и позвонила. Тогда сейчас вернусь к Эльнуру и Самиру, и попытаюсь тебя отстоять.
– Мам, спасибо. Ты давай там, покажи этим мужикам!
– Хорошо, – рассмеялась мама.
Люблю её! А Эльнуру надо было несмотря на дорогу пощёчину влепить.
На пару к Ветрову я вошла с опозданием, и злющая как тысяча чертей. Зато смущение куда-то подевалось. Я сейчас в принципе против всего мужского рода настроена.
– Извините, – сказала холодно, и пошла мимо Корнея Андреевича, который, кажется, удивился моему поведению. В упор уставился… на мою грудь.
Я устроилась за партой, поправила блузку под мужским взглядом, и… вспомнила свою цель. Подарила Корнею Андреевичу оскорбленный взгляд, он даже брови поднял, лоб наморщив… ха! Так тебя! Лучшая защита – нападение. Еще сам за мной будешь бегать, и уговаривать зачёт поставить, а я – носом стану воротить. Но, скорее всего, не стану.
Половину пары я строила коварные планы о том, как вызвать в Ветрове еще большее чувство вины, чем то, которое уже должно было проклюнуться в нём из-за моего вида. А на второй половине пары я опомнилась, и попыталась понять предмет. Тщетно. Ладно, дома почитаю пособие, и всё-всё пойму.
– Какой же он секси, – услышала я шепот Стаси за моей спиной, и вздохнув, не смогла не согласиться.
