Kitabı oku: «Дед Мороз для брошенки»

Глава 1.

Валя

– Игорь, ну я же просила не есть со сковородки руками! Сядь за стол, сейчас подогрею.

Я ставлю тяжелые пакеты на пол и разминаю ноющую спину. Весь день сидения на неудобной табуретке и таскание тяжестей дает о себе знать.

Муж задумчиво жующий холодную котлету стоя у плиты, недовольно цыкает.

– Мог бы и встретить, раз пораньше пришел, – бубню я и забираю у него котлету, кладу на тарелку, добавляю картофельное пюре и ставлю в микроволновку.

– Злая ты, Валентина, поэтому ухожу от тебя! – вдруг заявляет Игорь.

– Ага, это ты еще злых не видел, – усмехаюсь я.

– Ты не слышала? – повышает он голос, – я от тебя ухожу!

– Слышала, слышала, к дружкам своим собрался? – говорю я, разбирая пакеты и составляя продукты в холодильник.

– Нет к Томочке, Тамаре Петровне… – с вызовом говорит он.

– К своей начальнице? Так она же старая, сказал бы к секретарше, поверила бы, – улыбаюсь я, – и вообще, ты мне тут глупости свои не говори, ты лучше скажи что детям дарить будем? Новый год на носу.

– Она…она не старая! – фальцетом выкрикивает муж, – она…она добрая и понимает меня, у нас любовь!

Я медленно поднимаю глаза и вглядываюсь в красивое лицо мужа. Он из тех мужчин, что с годами становятся только харизматичнее. Жду, что подмигнет, засмеётся, обрадованный что так ловко разыграл меня. Но он молчит, с вызовом смотрит в глаза.

– К Тамаре Петровне, значит? – я присаживаюсь на стул, потому что ноги становятся ватными, – ты же только недавно говорил, что она, старая грымза, снова лишила тебя премии.

– Я был не прав! Она в душе очень молодая и любит меня, не то что ты, – с обидой высказывает он мне.

Жгучая боль появляется в сердце и разливается по всему телу. Сердце колотится как у бегуна, выброс адреналина такой, что тело становится каменным, придавленным тяжестью осознания, это не шутка, не сон, мой муж с которым мы прожили семнадцать лет, уходит от меня к своей старой, но жутко богатой начальнице.

Я должна что-то сказать, что-то сделать. Мой слух улавливает болтовню двойняшек, они о чем то опять спорят. На меня обрушивается ледяной водопад.

А дети? Как они будут без отца? А я? Разве я заслужила такого? В чем я виновата? Я семнадцать лет обслуживала, обстирывала его, ухаживала, а теперь в сорок три года вынуждена остаться одна.

Все эти вопросы роем проносятся в меня в голове, но я молчу.

Бесполезно задавать их мужу, у него своя правда, он даже не извиняется, а старается сделать меня виноватой. Почему? За что?

"Да ни почему! – отвечаю я сама себе, – потому что он кобель обыкновенный, за деньгами побежал, устал от скромной жизни"

– Валька, ты меня слышишь? – настойчиво бьется в уши вопрос.

Оказывается он мне что-то говорит, спрашивает.

– Да, – говорю я, – слышу, иди конечно. Только таблетки от давления возьми свои. А то помрешь еще прямо на Тамаре Петровне, конфуз будет.

– Ну ты…совсем что ли?! – возмущается он, – я спрашиваю вещи мои где?

– В шкафу, где ж еще, спокойно – отвечаю я, неимоверным усилием заставляю себя подняться и продолжаю раскладывать продукты.

– Вообще-то я навсегда ухожу, – предупреждающе говорит муж, – не вернусь!

– Да поняла, я поняла! – отмахиваюсь я, скрывая в холодильнике искаженное от боли лицо, – иди, я ж не против, баба с возу, кобыле легче.

Ох, если бы я правда чувствовала себя так же уверенно как мой голос.

– И что? – опять пристает муж, – ты совсем не расстроена?

– Кукушкин, что ты привязался, с чего бы мне расстраиваться? Подумаешь, от кобеля избавилась, да я только рада, хоть вздохну свободно от твоих носков. Да со сковородки никто жрать не будет, – говорю я глядя как муж жует очередную котлету, вот же неисправимый.

– Пойду вещи тебе соберу, – говорю я и высоко подняв голову выхожу из кухни.

Не могу находиться рядом с ним, боюсь что сломается моя броня, начну рыдать, биться в истерике, просить остаться и требовать ответы на незаданные вопросы. Он только этого и ждет, но я не доставлю ему такого удовольствия. Пусть видит, что мне ни капельки не больно.

Я методично вытаскиваю вещи из шкафа и укладываю в большой чемодан.

Достаю мягкий вязаный свитер и крепко сжимаю его в руках.

Не могу, физически не могу положить его в чемодан. Я зарываюсь в него лицом, вдыхаю родной запах. С этим свитером у нас столько воспоминаний. Я подарила его Игорю на наш первый новый год и с тех пор он надевает его всего один раз в год, на тридцать первое декабря. Это было нашей традицией.

Потом я аккуратно, вручную его стираю, высушиваю на плечиках и упаковываю во влагонепроницаемый пакет. Он конечно уже изрядно истрепался за столько лет, я много раз предлагала мужу купить новый, но он наотрез отказывается, упорно тянет его на себя.

Я разворачиваю его и смотрю на смешную морду оленя.

– Вот так! – говорю я оленю, – хозяин твой родственником твоим оказался, козлом!

Беру себя в руки и сую свитер в чемодан, не до сантиментов.

Вот и все!

Оглядываю пустые полки, вот так и закончилась моя семейная жизнь.

Вытаскиваю тяжелый чемодан и тащу в коридор.

На шум из своих комнат выглядывают дети.

– Мам, ты куда-то уезжаешь? – удивлённо спрашивает дочь.

– Нет, зайка, папа уезжает, – отвечаю я. Нет смысла лгать детям, им уже по двенадцать лет, они имеют права знать правду.

– А куда едет папа? – спрашивает Лешка, не поднимая глаз от своего телефона.

– А вот он сейчас вам и объяснит, – говорю я и веду детей на кухню.

Глава 2

Валя

Мы с детьми заходим на кухню, но Игоря уже там нет. Я даже и не слышала как дверь хлопнула, усвистал только пятки сверкали.

Смотрю на плиту и вижу только сиротливо пустую сковородку.

– И где папа? – Лешка смотрит на меня удивленно, – куда он без чемодана поехал?

“Ну Кукушкин! Ну погоди! Доберусь до тебя! Кобелина треклятый” – матерюсь я про себя.

Но делать нечего, придется все объяснять детям самой, раз папаша слился.

Я тяжело присаживаюсь на табуретку и приобнимаю детей.

– Понимаете, бывают случаи когда люди больше не могут жить вместе…

– Папа ушел? – Алексей пристально смотрит на меня карими, в отца, глазами, – ты его выгнала?!

– Нет… нет, что ты, я его не выгоняла, – поспешно говорю я, судорожно соображая как выкрутится.

Я не хочу говорить детям, что отец ушел к другой, не хочу, чтобы они ненавидели его. Хочу сохранить для них образ настоящего, любящего отца. В памяти всплывает как мама после развода с моим папой постоянно настраивала меня против отца, рассказывая какой он плохой и как подло предал нас, не задумываясь о том как мне больно было это слышать. Хуже некуда осознавать, что ты не нужен кому-то из родителей.

– Папа ушел от меня, но не от вас, дети, он будет приходить к вам, разговаривать, помогать…– мягко говорю я, твердо решив, что если Кукушкин откажется это делать, то я превращу его жизнь в ад.

– Неправда! – кричит Алиса, смахивая слезы, – это из-за тебя он ушел! Теперь у нас нет папы! Это ты виновата!

– Это правда, солнышко, я виновата, но ты поймешь…

– Когда подрасту?! Бла-бла-бла! Слышали! Ты все время нас только учишь и учишь, как будто школы твоей тебе мало! А папа играл с нами!

– Да, но это не значит что…

– Ты и его все время учила и пилила, вот он и ушел! Мы тебя ненавидим! – выкрикивает Лешка и они с Алисой убегают себе в комнату.

К боли предательства добавляется обида, мне хочется взорваться и высказать детям, что папаша их кобель и потаскун, что это он побежал за старой денежной юбкой, потому что устал от скромной жизни в ипотечной квартире, что он так и не повзрослел, поэтому взрослой в нашей семье пришлось быть мне.

Я через зубы выдыхаю, сжав кулаки. Дети ни в чем не виноваты, им сейчас еще тяжелее чем мне.

Слышу звонок в дверь. Тороплюсь открыть, надеясь что Игорь одумался и вернулся, чтобы объясниться с детьми.

– Привет, – это Ленка, моя соседка и по-совместительству лучшая подруга, – у тебя соль…

Она осекается, видя мое перекошенное зареванное лицо.

– Тихо…тихо…что случилось? – ведет меня на кухню и усаживает снова на табуретку.

– Кукушкин…ушел…к… Тамаре Петровне, – всхлипываю я тихо.

– Ох ты ж ёк-макарёк, как так-то? – восклицает Ленка, – чего его ёжика конопатого понесло-то?

– Да кто ж его знает, Ленк? Устал видать от нищеты, у Тамарки денег знаешь сколько? Ого-го!

– Так сейчас, – Ленка поплотнее закрывает дверь в кухню, включает чайник, – я вот тебе чай успокаивающий принесла, вот как знала! Щас заварю.

Ленка суетится на кухне, а я устало опираюсь на стену. Хорошо, когда есть кому хоть чаю налить.

– А дети? Дети как? – спрашивает Ленка, ставя передо мной кружку с ароматным напитком. Я принюхиваюсь.

– Коньяк? – спрашиваю строго.

– Обижаешь! Рижский бальзам, последняя бутылочка осталась, да там самая капелька, для расслабления, – говорит она, настойчиво впихивая кружку мне в руки.

– Ладно, давай, – отпиваю чай, вкусно.

– Дети меня теперь ненавидят, они думают что я виновата, – вздыхаю я.

– Так а ты им скажи, мол, папка ваш, кобель, нашел другую…

– Не могу я Лен, кто им выбрал такого папу? Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, я сама повелась на веселого и симпатичного парня, хотя видела что у него ветер в голове и за пазухой, я влюбилась и надеялась, что он остепенится, возьмется за ум. К сожалению Игорь так и остался большим ребенком, веселым, милым, обаятельным, но совершенно безответственным! А дети любят его, для них это сложно будет.

– А ты как же? – участливо гладит Ленка меня по руке.

– А что я? Я выдержу, вытерплю, ради детей, вырву из сердца с мясом.

– Да вернется еще, – машет рукой Ленка, – нагуляется и приползет.

–Нет, Лен, не прощу, не смогу, – твердо говорю я, – ты же знаешь, где раз там и два, а жить с кобелем не хочу.

– Да, сложно это, подруга, но ты крепись, сейчас чайку попей, да спать ложись, утро вечера мудренее. Я твоих сорванцов уложу сама.

Я мгновенно чувствую усталость, тяжелый рабочий день и ужасный вечер просто с ног валят. Подозреваю, что Ленкин рижский бальзам тоже сделал свое дело, но так даже лучше. Хочется уснуть и забыться, может с утра не будет так плохо, живут же как-то женщины после такого, хотя мне кажется, что моя боль самая сильная, что никто не в силах пережить такое и потом жить как ни в чем не бывало.

Я доверяю Ленке, она часто остается с детьми, когда мы на работе, так как находится в декрете и лишняя копейка ей не помешает. Дети ее знают и любят, может она сможет их немного развлечь.

– Только не говори им ничего, – бормочу я, зевая.

– Нет, что ты, это же твои дети, сама поговоришь, когда все немного успокоится, они умные, поймут.

– Надеюсь… Спасибо, Лен, – я признательно сжимаю ее руку.

– Да не за что, Валь, мы ж подруги, ну иди ложись.

Я падаю в кровать в надежде, что завтрашний день будет хоть немного лучше, но зря я надеялась…

Глава 3.

Валя

– Артем, ты опять не выполнил домашнее задание?! – с укором смотрю на хмурого подростка.

Артем Горский всего две недели учится в нашей элитной гимназии и уже нарушает порядок.

– Мне некогда было! – набычившись говорит Артем, – я был занят.

– А чем? – интересуюсь я.

– Не ваше дело! – огрызается он, – вам деньги платят, чтобы вы мне хорошие оценки ставили, вот и ставьте!

Задумчиво смотрю на мальчишку, с ним явно что-то не в порядке, взгляд угрюмый и загнанный, как у зверька. Понимаю, что грубость – защитная реакция, что-то происходит с ним, нехорошее.

Понимаю, что он новичок, человек новый в классе, возможно это причина нервозности, но я хорошо знаю детей своего класса, в большинстве это хорошие, добрые дети, значит о травле здесь речь не идет. По моим наблюдениям, Артем сам держится особняком, ни с кем не разговаривает, не участвует в играх на перемене а на попытки сближения одноклассников отвечает также, грубостью.

По моему многолетнему опыту знаю, что чаще всего причина такого поведения в семье. Возможно, у него деспотичные родители, либо, наоборот, на него махнули рукой. Нужно поговорить с его матерью.

Я отпускаю мальчика и звоню по указанному в анкете номеру. Звоню долго, но никто не отвечает. Делаю пометку “перезвонить” и начинаю следующий урок.

Дозваниваюсь до мамы Артема уже после обеда, приглашаю в школу вместе с Артемом. Она отвечает недовольным, сонным голосом, но после небольшого давления с моей стороны соглашается прийти минут через тридцать.

Я предпочитаю видеть родителей вживую, так можно более точное представление составить о характере человека и отношениях с ребенком.

– Вы нас вызывали? – слышу я высокий женский голос, и поднимаю голову от тетрадок, Смотрю на часы, прошло уже полтора часа после моего звонка. Ну хорошо, может что-то отвлекло и мама не смогла прийти раньше.

– Иди уже, чучело, – сначала мама пихает в класс сына, потом вплывает сама. Садится возле моего стола.

– Ну? – выжидающе смотрит на меня.

Я смотрю на маму, выглядит она максимально дорого, как и большинство мам в нашей гимназии. Но что-то в ее облике мне не нравится, потухший взгляд, сероватая кожа лица, легкое дрожание пальцев. Я улавливаю в ее дыхании запах перегара, который она даже не пытается скрыть.

– Дело в том, что Артем систематически не выполняет домашнее задание, – говорю я аккуратно, уверена, что свое недовольство она будет вымещать на мальчишке.

– И что? – смотрит на меня как баран на новые ворота.

– А то, что так нельзя, – говорю я, – ребенок должен учится, это закон Российской Федерации. У него есть условия для выполнения домашних заданий?

– Есть у него все! Он просто не хочет! – выкрикивает мать, – ты что дебил? Домашнее задание выполнить не можешь? – поворачивается она к Артему, мальчик сжимается, угрюмо смотрит исподлобья.

Уверена ненавидит меня в данную минуту. Мне становится его так жалко, что я готова прибить непутевую мамашу прямо здесь.

– Артем, выйди, погуляй, – прошу я. Ребенок выходит громко хлопнув дверью.

– Это не его вина, а ваша! – спокойно говорю я этой горе мамаше – и не смейте оскорблять ребенка, нужно его любить и воспитывать, а не орать! Ребенок явно находится в стрессовой ситуации и я теперь понимаю, почему.

От удивления у нее глаза лезут на лоб, видимо не привыкла к такому обращению богатенькая жучка.

– Да что ты себе тут позволяешь?! – орет так что слюна летит во все стороны, я брезгливо отклоняюсь, – да я такие деньги плачу! Ты охренела?! Завтра же ты тут работать не будешь! Я иду к директору! – она пулей вылетает из кабинета, а через тридцать минут мне приходит сообщение от директрисы.

Глава 4

Валя

Тяжело вздыхая, я иду к директору на ковер, размышляя как буду оправдываться в этот раз. Месяц назад у меня уже был конфликт с одним из папаш, который требовал ставить его чаду одни пятерки, не заботясь о том, что чадо в одном слове три ошибки делает и совершенно не хочет учится.

Прошлое руководство умело решало такие конфликты, но нынешняя директриса Альбина Викторовна этого делать не умеет, а еще она очень жадная до денег, и в угоду богатым родителям готова нарушать все нормы.

– Здравствуйте Валентина Семеновна, присаживайтесь, – по ее лицу понимаю, что ничего хорошего меня не ждет.

– Вы снова нахамили родительнице, – укоризненно качает она головой.

– Я не хамила, я спросила есть ли у ребенка условия для выполнения домашних заданий, на что она наорала на ребенка. Эту семью нужно проверить, там все не гладко, уверена. Мальчик может находится в опасности.

– Глупости! Это очень приличная семья, Виктория Андреевна дочь уважаемого человека в городе и мы обязаны сделать все, чтобы ребенок учился на хорошо и отлично! Вы понимаете меня? – Альбина Викторовна наклоняется ко мне через стол, таинственно сверкая стеклами модных очков.

– Не понимаю, – говорю я, – как я могу поставить отлично ребенку, который не выполняет домашнее задание и не учит уроки?

Директриса тяжело вздыхает, словно устав от моей тупости, снимает очки и протирает их специальной тряпочкой.

– Валентина Семеновна, я вас очень уважаю, как опытного, мудрого учителя, но боюсь в таком случае мы с вами не сработаемся, – наконец произносит она.

– Вы меня увольняете? – я не верю своим ушам, – но как же…

– Валентина Семеновна, это уже не первая жалоба на нас, – вежливо прерывает она меня.

– Но Виктор Иванович решал такие вопросы, – возражаю я, не особо надеясь на успех, – мы все таки учебное заведение, обучать детей должны, чтобы они потом поступили в вузы и вообще, не путали глагол с наречием, писали грамотно, выражали свои мысли красиво. А что это получается, мы должны им оценки ставить за деньги их родителей?

– В вузы они и так поступят, без ваших глаголов, – отрезает директриса, – а Виктор Иванович здесь больше не работает. Нам не о чем больше разговаривать, вы уволены. Я разрешаю вам написать заявление по собственному, только исключительно из уважения вашему опыту.

Она уткнулась свои бумаги, давая понять, что разговор закончен.

“Проси прощения, умоляй, падай на колени, обещай пятерки всем! У тебя ипотека, двое детей!” – кричит мой разум, но я на негнущихся ногах молча выхожу из кабинета, хлопнув дверью так, что Альбина Викторовна грубо выматерилась.

Пришла беда, отворяй ворота, недаром в народе говорят. Очень жаль, что элитная гимназия превращается в чисто коммерческое предприятие. А еще жальче себя, вот как я без работы и мужа детей растить буду?!

На помощь Кукушкина я особо не рассчитывала, наверняка кроме мизерных алиментов ничего с него не возьмешь, не будет же он у своей богатой любовницы денег просить для своих детей.

– Ничего, Валь, прорвемся! – говорю я сама себе, но я в ужасе, я не могу лишиться квартиры, нам просто некуда идти и помощи ждать тоже не откуда.

– Значит пойду в репетиторы, курьеры, поломойки, кем угодно, но смогу вырастить своих детей и выплатить за собственное жилье, – решаю я, даже не представляя с чего начать.

– Дети, я дома! – кричу я, но в ответ тишина, я сразу понимаю, что дома никого нет и сердце на секунду останавливается от страха, а потом начинает часто стучать.