Kitabı oku: «Если что я (не) умру», sayfa 5

Глава 9
Еда

Независимо от того, сколько работы у человека, он должен найти время для физических упражнений, как он находит его для еды. (с)

К сожалению, медикаменты имеют свои побочные эффекты. У меня такой побочкой был повышенный аппетит и, соответственно, набор веса, за что я тоже себя винила. Никогда я ещё не съедала так много и никогда раньше у меня не было такого хорошего аппетита! Особенно мне нравился шоколад. Если в доме не было ничего сладкого, я могла съесть ложку мёда, хотя до этого не любила его. Настолько мне было невыносимо без порции сахара! Я даже начала понимать наркоманов с их ломкой. Я и сама чувствовала себя своего рода наркоманкой. Мне хотелось лезть на стены, ведь чувство голода было непреодолимым. Так я прибавила 5 кг. Затем ещё 5. И ещё 10. Это снова загнало меня в тупик. Я перестала выходить на улицу, не могла обратиться к специалистам и видеться со знакомыми. Я не хотела, чтобы они видели меня такой. Я сама себе была противна. И я сидела дома несколько лет, изредка выходя в магазин или на короткую прогулку. Как узник в тюрьме. Или как заколдованная принцесса в башне, если вам так больше нравится. Но никто не спешил меня спасать. Никто и не мог, кроме меня самой. Расстаться с лишними килограммами, сидя дома, находясь в депрессии и рядом с холодильником – задача невыполнимая. Но я корила себя за безволие и срывы. Я знала, что люди с анорексией больны, но всё равно задавалась вопросом, как им удаётся перестать есть и в тайне мечтала о том же. У меня так не получилось. Наверное, к счастью. Нет ничего хорошего в крайностях. В какой-то момент я собралась, скачала себе шагомер и стала много ходить. Очень много ходить. Могла пройти около 40 000 шагов в день. В любую погоду. В снег, дождь и ветер. Дождь мне особенно нравился. Из-за него никто не замечал моих заплаканных, красных глаз. Я ходила и ходила, пока не падала на кровать от усталости. Это помогло до какой-то степени сбросить вес, но на время. Я выдохлась. Однажды легла в кровать и больше не захотела вставать. Не было ни сил, ни желания. Килограммы вернулись, а я по-прежнему не могла обратиться за помощью. Вместо меня это сделали мои родители. Снова больница. Через несколько лет перерыва мне опять предстояло там появиться и появиться такой! Толстой. Противной. Ещё больше ухудшенной. Я не могла. Мне сменили лекарства по телефону, но я всё равно должна была показаться врачу лично. И я правда очень хотела прийти, но как только представляла себе, что врач увидит меня такой и испытает отвращение – делала шаг назад. Даже не шаг. Я панически спасалась бегством. Через месяца два мои новые лекарства привели меня в более уравновешенное состояние, и я созвонилась с врачом. Она заверила меня, что мой вес её абсолютно не волнует, и я обещала, что подумаю насчёт того, чтобы прийти. И уже на следующий день я в порыве эмоционального подъёма написала ей, что подумала и приду. Я знала, что, дав обещание, уже не смогу его нарушить и дороги назад не будет. И я пришла, трясясь от страха и постоянно повторяя про себя, как заклинание: «если ко мне хорошо относятся, мой внешний вид не будет иметь значения». И он действительно не имел. Меня приняли. Меня были рады видеть. И это было так искренне, что при всей моей подозрительности, я не могла не поверить.

…

Из неопубликованных разговоров:

«Ты мало ешь!» – говорили они. «Давай ещё немного!» – говорили они. Ну и как теперь перестать?!

Глава 10
Детские страхи

Жизнь становится гораздо веселее, когда ты не пытаешься всё время вести себя, как абсолютно нормальный человек. (с)

Меня пугали. Люди, книги, фильмы и богатое воображение. С детства я смотрела разные фильмы ужасов, такие как «дети кукурузы» и «кошмар на улице Вязов». Читать книги начала тоже с ужастиков. Этот жанр нравился моему папе, и я тоже в своё время на него подсела. Кроме того, мой дядя переодевался в чудовище и пугал меня, когда я не хотела спать в обед. Это было действительно страшно, потому что мои детские глаза не видели переодетого парня. Они видели настоящее чудовище, и я с ужасом пряталась от него под одеялом. Всё это не могло не повлиять на меня. Я долго боялась оставаться одна в квартире, писалась по ночам и однажды у меня даже была галлюцинация. Это случилось дома, днём. Родители спали, а я лежала рядом и смотрела на кровать, стоящую напротив. Как сейчас помню, что на этой кровати сидели пять человек и просто смотрели на меня, а на полу на ковре ползала маленькая девочка. Я даже не могла закричать. Оцепенела от ужаса. Все решили, что мне приснился кошмар, но я уверена, что это был не сон, ведь я всё так отчётливо и живо помню. И я знаю, что такое кошмары, они мне снились. Это явно был не один из них. Такое случилось всего один раз и больше не повторялось, но и одного раза было достаточно, чтобы заставить меня бояться. Я боялась всего, даже Деда Мороза в садике. Чтобы как-то меня успокоить, ему пришлось раскрыть свой секрет и признаться, что он на самом деле наша воспитательница. Только тогда я немного успокоилась и смогла рассказать стишок. Оставлять меня дома одну было тоже небезопасно. Я просто сидела и молилась, чтобы не произошло ничего ужасного. Однажды я так испугалась, что залезла на крышу (наш балкон выходил на крышу магазина) и стала звать соседей. Они проговорили со мной всё время, пока не пришла бабушка. Воображение моё было огромным, и я придумывала себе всякие удивительные (а иногда удивительно ужасные) вещи на пустом месте. Например, я считала, что на нашей детской площадке обитают невидимые гномы и качаются на качелях. Если качели хоть немного раскачивались после кого-нибудь, это был знак, что сейчас они заняты гномами. Я верила в домовых и в то, что в нашей песочнице остановились инопланетяне. Последнее поведал мне папа, а остальное я дорисовала сама. Я давно уже не боюсь и не верю в такие вещи. Но иногда я всё-таки заглядываю в глаза встретившемуся Деду Морозу и желаю весело провести время кому-то невидимому на качелях. На всякий случай.

P.S. А ещё игрушки. Для меня они были детьми. И выделять какие-то, как особенные, мне было стыдно. А вдруг другие обижаются и им из-за этого грустно? Я настолько была уверена, что они все живые, что шептала им, будто мне можно рассказать, я не выдам. Не рассказали. Их не так-то просто раскусить. А уж выбросить игрушку, пусть уже и никуда не годную, и вовсе было жалко. Живая же! Больно же! Нельзя так. Только взрослея, я потихоньку начинала понимать, что нет, не живая и не больно. Но всё равно ещё думала «а вдруг?» И это «вдруг» было таким непереносимым и мучительным, что я оставляла игрушку в доме, даже когда уже выросла из неё. Нельзя же рисковать подобными вещами! Это научило меня трепетно и бережно относиться ко всему, с чем я соприкасаюсь, а к живым существам я стала ещё внимательней и нежней. Сейчас у меня почти нет никаких игрушек (две-три плюшевые зверюшки), но нет-нет, а я иногда думаю «а что, если?..» И знаете что? Я, может, и знаю один великий игрушечный секрет. Но ведь я обещала молчать, так что… тссс.

…

Из неопубликованных разговоров:

Спорить с моим папой – это как будто признать себя сумасшедшим и расписаться в собственном бессилии. Ничего не выйдет, но зато он прекрасно владеет словом и может придумывать для меня великолепные сказки на ночь. До сих пор.