Kitabı oku: «Расследования официальные и не очень»
Расследует Льежская полиция
Убийство мадам Летурно
Родни ван Торн решительно нажал на звонок рядом с массивной дверью большого особняка в стиле ар-нуво. Ответа не последовало. Ван Торн шумно вздохнул, огляделся по сторонам, и нажал на кнопку еще раз, на этот раз вдавив ее сильнее. Большую матерчатую торбу он прислонил к кирпичной стене. В торбе был складной массажный стол, тонкий матрас из поролона в белом хлопчатобумажном чехле и небольшая подушка. Во внушительных размеров спортивной сумке, висевшей у него на плече, были флаконы с массажным маслом ; марокканской смесью – как любила Патрисия Летурно, ароматические свечи, влажные салфетки и полотенца.
Родни ван Торн был высоким мускулистым мужчиной в самом расцвете сил с черными как вороново крыло волосами и трехдневной щетиной. Он продолжал настойчиво звонить в дверь особняка, когда заметил фургон почтальона, медленно приближавшийся к дому. Почтальон Жиль Женеро, маленький толстенький человечек, похожий на сантехника из известной компьютерной игры, издали заметил ван Торна и помигал ему фарами. Родни в ответ приветственно поднял руку. Подъехав вплотную к тротуару, так что колесные диски царапнули по бордюру, Женеро открыл дверь и вышел из машины:
– Добрый день, месье ван Торн! – сказал он, широко улыбаясь.
– Добрый, – подтвердил массажист. Несмотря на то, что он покинул Брюссель много лет назад, у него сохранялся характерный столичный акцент.
– Вы не в курсе, – продолжал он, – мадам Летурно дома?
Жиль Женеро пожал плечами, давая понять, что не располагает такой информацией.
– Ничего не понимаю, она назначила сеанс на половину второго. Сказала, что ей лучше принимать массаж после обеда.
Женеро вытащил свой смартфон и взглянул на часы, они показывали 13.39.
– Я стучал несколько раз, потом позвонил ей на мобильный, но ответа нет ни там, ни там. Может быть она забыла про сеанс и ушла куда-то? Хотя она ни разу не пропускала массаж, и сама каждый раз звонит перед сеансом и подтверждает его.
Женеро кивал головой, как бы подтверждая слова ван Торна, а затем острожно открыл калитку и направился прямо к гаражу, после чего заглянул через щель внутрь.
– Машина на месте, но мадам Летурно в магазин и на процедуры ездит на велосипеде, – протянул он задумчиво. – А нет, вот и велик стоит,– добавил он кивая в сторону веранды. – А может она просто заснула и не слышит звонка? Вы в окно стучать не пробовали? Когда стучишь по стеклу слышно намного лучше.
Решительно подойдя к окну Женеро забарабанил в него, а потом поставил руки домиком и, прищурив глаза, постарался разглядеть, что происходит внутри, громко крича при этом:
– Мадам Летурно, вы там?
Ответом ему была мертвая тишина.
Родни ван Торн, переминавшийся все это время с ноги на ногу, с сомнением в голосе, сказал, что, видимо, мадам Летурно все же про него забыла и куда-то ушла, поэтому не стоять же ему тут всю дорогу, он поедет домой, после чего стал навьючивать на себя свои сумки.
– Да ну что вы в самом деле, – запротестовал Женеро, – никуда она не ушла, я бы ее встретил! Я сейчас обойду дом и постучу на веранде, может она в саду? Хотя, ну что там можно делать в феврале!
С притворным возмущением он стал огибать дом, заглядывая попеременно во все окна, которыми целиком была забрана стена. Дойдя до кухни, Женеро и ван Торн, следовавший за ним по пятам, увидели сквозь приоткрытую занавеску мадам Летурно, лежащую на полу прямо напротив кухонного стола – совершенно мертвую.
– Я сразу же позвонил в службу спасения, – рассказывал потом Женеро, – в таких случаях всегда надо звонить в службу спасения, они уж потом сами решат, кого вызывать скорую или пожарных. А этот ван Торн прямо оцепенел, не мог сдвинуться с места от шока. Я говорю ему «Надо дождаться спасателей», а он только про свою машину волновался, он ее оставил на парковке у почты, а там бесплатно можно только 30 минут, и все порывался пойти ее переставить. Не понимаю таких людей, тут человек умирает, а он думает о том, что плохо припарковался! Вот как так можно? В общем стоим мы, ждем спасателей и тут к нам как раз подходит месье Трамбле, муж убитой, – последнее слово Женеро произносил закатывая глаза, как бы сообщая в каком шоке он пребывал, когда увидел спокойно идущего Анри Трамбле.
Затем почтальон замолкал и ждал наводящих вопросов, которые следовали почти сразу же: «И что он вам сказал?» После чего с утроенной энергий продолжал повествование:
– Сказал, добрый день месье Женеро, и таким тоном как будто все нормально. И сам весь такой вальяжный и спокойный, идет к двери достает ключ и собирается открывать дверь. Нет, ну вот как вы себе это представляете?
Конечно, вся деревня принялась судачить о таком странном поведении мужа. Кто-то, впоследствии так и не доискались кто, имевший родственников, работающих в банке, а может выведавший информацию у местного нотариуса, поделился, что у Летурно и Трамбле был подписан контракт, по которому в случае смерти супруга другой становился наследником, а еще на каждого была оформлена крупная страховка. Страховая выплата в случае внезапной кончины составляла 200 тысяч евро. Исходя из полученной информации, местные сплетники сделали логичный вывод.
Инспектор Лора Клеп, немолодая женщина, возглавлявшая льежский отдел криминальной полиции, очень строгая и дотошная, в тот же день начала расследование, и сначала допросила сотрудника службы спасения, прибывшего на место происшествия первым.
– Что в прежде всего бросилось вам в глаза?
– Я сразу понял, что женщина мертва, окоченение уже началось, руки были неестественно выгнуты.
– Вы тем не менее осмотрели тело? Перекладывали там что-то или переворачивали его?
– Я обязан это сделать, мадам, должен был убедиться, что реанимация не требуется.
– Установили, что жертва была задушена?
– Да, странгуляционная борозда была видна отчетливо, сомнений нет, задушена чем то широким и мягким, типа шерстяного шарфа.
– Рядом с телом был найден шарф?
– Нет, мадам.
– Во что была одета жертва?
– На ней был фланелевый банный халат, а под ним только трусы. Кончики волос были мокрыми. По всей вероятности она недавно была в душе и не успела еще переодеться в обычную одежду.
– А чем от вас пахнет? – спросила инспектор морща нос и принюхиваясь.
– А это какая-то банка, наверное с духами или шампунью, она закатилась под шкаф и пролилась там, а я пока возился у тела наступил в нее и теперь вот благоухаю.
– Запах вообще-то неплохой, – веско заметила Клеп, – но помыть обувь все же стоит.
Поговорив с санитаром, Клеп вызвала к себе Хьюг Дэгля, сержанта, собиравшего показания у свидетелей. Войдя в кабинет начальника с важным видом и сверяясь с заметками на планшете, он принялся рассказывать:
– Месье Анри Трамбле, муж убитой мадам Патрисии Летурно показал, что вчера после обеда, в 16.23 (он посмотрел в журнале входящих вызовов мобильника), ему позвонили со скрытого номера, и сказали, что некий профессор из Франции, специалист по средневековым саркофагам, хотел бы осмотреть в муниципальном музее, где работает месье Трамбле, саркофаг святой Хильды. Встречу назначили на 13.00.
– В муниципальном музее действительно имеется такой саркофаг, сержант?
– Да, мы проверили, саркофаг был найден в 1977 г. и теперь экспонируется в постоянной коллекции музея.
– Хорошо, а что профессор, подтверждает факт встречи?
– К сожалению, никакого профессора не приехало, – сообщил Дэгль, наслаждаясь произведенным его словами эффектом.
– Как не приехало? – инспектор Клеп внимательно посмотрела на него, приподняв бровь, – а кто же тогда звонил?
– Звонили через Интернет, кто – неизвестно.
– Хорошо, а что месье Трамбле?
– Он, как и было условлено отправился к 13.00 в музей, благо идти ему 5 минут, и ждал там. Около 13.20 он зашел в коллегиальный собор святых Хильды и Катрины, который примыкает к муниципальному музею, и выпил там кофе с церковной экономкой. Без двадцати два он решил, что ждать больше не имеет смысла и пошел домой.
– Экономка подтверждает это?
– Да, мадам.
– Ваше мнение, сержант? – строго взглянув на него поверх очков спросила инспектор, – как вы думаете, кто первый на подозрении?
– Ну, – Дэгль широко улыбнулся, – все указывает на то, что убил муж, а потом сфабриковал себе алиби. Ясно как божий день, что мотив и возможность были именно у него.
– Н-да, – задумчиво проговорила инспектор, – действительно, с имеющимися у нас уликами месье Трамбле придется несладко
На самом деле инспектору было симпатичен Анри Трамбле. Собрав о нем данные, Клеп выяснила, что он преподавал в Льежском университете историю искусств, специализировался на средних веках, но в какой-то момент так увлекся работой, что буквально забыл о себе. Работа не только поглотила все его время, но и перемолола его самого. Врачи констатировали у него неврастению и синдром выгорания и отправили на длительный больничный. Чтобы совсем не упасть духом, месье Трамбле стал подрабатывать на полставки в муниципальном музее, где рассказывал туристам о захоронениях эпохи Меровингов, в изобилии имевшихся в долине Мааса, и о постройке коллегиального собора святых Хильды и Катрины, этого архитектурного шедевра эпохи пламенеющей готики. В Сен-Катрин-сюр-Мёз он поселился после женитьбы на Патрисии Летурно шесть лет назад.
«Пат была организатором одного обеда, на который меня пригласили, у нее тогда был небольшой бизнес по доставке готового питания, и она подрабатывала сервировкой банкетов. Я увидел как она порхала от столика к столику, всем улыбалась, всех привечала. Она была вся такая изящная и светящаяся, что у меня от нее просто дух захватило. Я и подумать не мог, что такая девушка обратит на меня внимание, и был на седьмом небе, когда она взяла мой телефон, а потом и позвонила мне», – поделился месье Трамбле подробностями знакомства с женой с сержантом Фоной Мартан.
Сержант Мартан видела убитую, ее строгий овал лица, роскошные каштановые волосы, точеные плечи и длинные пальцы рук, поэтому была согласна с Анри Трамбле, ему действительно несказанно повезло заполучить в жены такую красавицу.
В общем, мадам Летурно не только позвонила Анри Трамбле, но и стала с ним встречаться, а спустя год частых встреч и трех совместных поездок в отпуск, вышла за него замуж. Похоже, что и после свадьбы месье Трамбле не мог поверить в свое счастье и пребывал в постоянной романтической эйфории, забрасывал жену цветами и подарками, что однако, не уберегло его от эмоционального выгорания на службе. Некоторая отрешенность и меланхоличность, особенно усилившиеся у него после болезни, были истолкованы многими как признак хладнокровия и беспринципности, толкнувших его на преступление.
Сен-Катрин-сюр-Мёз был погребена под лавиной обсуждений и толков. Полиция выясняла подробности жизни супругов у всех знакомых с Патрисией Летурно и Анри Трамбле, доискивалась, кем они были до приезда в деревню.
Раньше мадам Летурно была замужем и работала в столице, в агентстве по усыновлению. Потом оставила работу и открыла домовую кухню с доставкой готовой еды. Бизнес хорошо развивался, мадам Летурно показала себя блестящим организатором, дело быстро окупилось и стало приносить существенную прибыль, а вот семейная жизнь не заладилась, и с первым мужем она развелась. А потом на одном из организованных обедов встретила Анри Трамбле, вышла за него замуж и переехала в Сен-Катрин-сюр-Мёз.
Пара жила душа в душу, пока на ее долю не свалились несчастья. Сначала сгорел на работе Анри Трамбле, а потом у Патрисии Летурно диагностировали рассеянный склероз. Медленное, изнурительное течение болезни поглощало все силы несчастной и сильно сказалось на работоспособности. Она вынуждена была принимать массу лекарств, некоторые из них буквально пригвождали ее к постели, силы больной иссякали. Мадам Летурно не сдавалась, она понимала, что болезнь рано или поздно сведет ее в могилу, но не собиралась опускать руки. «Качество жизни – это то, за что стоит бороться», – любила говорить Патрисия Летурно. Она увлеклась йогой, плаванием, попробовала дыхательную гимнастику, грязелечение, массаж, акупунктуру. Удивительно, но все вкупе, а может быть что-то одно вдруг подействовало, и к мадам Летурно стала возвращать радость жизни, у нее появились силы на работу и даже на копание в саду, где она выращивала пряности для своей кухни.
И вот, когда казалось жизнь стала понемногу налаживаться, мадам Летурно убили!
Инспекор Клеп, прийдя со службы домой и согреваясь вечерним чаем, который она пила в одиночестве у камина, размышляла о деле Патрисии Летурно. Ее сотрудники – Хьюг Дэгль и Фона Мартан – не сомневались в том, что убийца муж. По их мнению, дело было решенным – Анри Трамбле задушил жену, затем пошел в муниципальный музей, чтобы создать себе алиби. Как выяснилось, из университета никто не звонил, и никакого профессора по саркофагам в Сен-Катрин-сюр-Мёз не направляли. Дэгль считал, что историю с профессором Трамбле выдумал специально, чтобы отвести от себя подозрение. Проверили входящий звонок, он был сделан через один из мессенджеров. Провайдер сообщил, что звонили из кафе напротив муниципального музея. В обычные дни в кафе толклась масса посетителей, воспользоваться вай-файем в нем мог любой желающий, для этого нужно было знать пароль к нему – «вафля». Пароль не менялся с момента установки роутера в 2008 году.
На следующий день, едва прийдя в участок, Клеп поинтересовалась у Дэгля и Мартан:
– Вы не думаете, что Трамбле могли подставить?
– Вряд ли, шеф, – ответили они практически одновременно, а потом Фона Мартан предположила:
– Хотя выходка вполне в духе Филиппа Сакрэ.
– Думаете городской советник таким образом лоббирует свои интересы? Если Трамбле обвинят в убийстве, некому будет противостоять экологам со стороны социалистов на грядущих выборах в местный совет. У социалистов в активе только Трамбле, но он оттягивает на себя голоса всех, кто выступает за социальные льготы, а таких немало. Если он выйдет из игры, экологи вместе с Сакрэ точно получат большинство.
– А почему нет? – простодушно заметил Дэгль
– Вы уж совсем, Дэгль, – ответила Клеп, – как будто у нас тут военная хунта, а основной метод борьбы с политическим врагом – заказное убийство. Скажете тоже.
Фона Мартан вдруг вспомнила:
– О, кстати, чуть не забыла. Я тут кое-что узнала. Убитая, когда-то работала в агентстве по усыновлению «Надежда». Это та самая компания, которая была замешана в скандале с суррогатными матерями. Выяснилось, что «Надежда» в обход закона сводила потенциальных усыновителей с девушками, желавшими избавится от ребенка, но за определенную, очень неплохую сумму согласившимися рожать, чтобы потом бездетные пары смогли бы этого ребенка официально, через агентство усыновить. Шуму было много. Одна пара возмутилась тем, что деньги они заплатили, а ребенка им так и не дали. Дескать он умер при родах, но доказательств этому им не предоставили и деньги возвращать отказались. Так вот скандал разразился как раз тогда, когда там работала мадам Летурно. Анри Трамбле тогда вращался в научных правительственных кругах и вполне мог бы подбирать претендентов на усыновление.
Клеп решительно покрутила головой:
– Исключено, они тогда даже не были знакомы. Тем более я прекрасно помню это дело. Система там была хорошо отлажена, через знакомых в женских консультациях находили молодых мамаш, желающих избавится от ребенка и уговаривали этого не делать, обещая хорошо заплатить. И мамаши и клиенты были довольны, и с точки зрения закона все было шито-крыто. Потом выяснилось, что в деле со смертью ребенка деньги действительно прикарманил кто-то из руководства «Надежды», у него имелись связи в парламенте Валлонии и дело тогда замяли. Несостоявшимся родителям объяснили, что раз они шли на противозаконное дело, то нечего теперь искать правды. Женщина, говорят, потом покончила жизнь самоубийством, потому что их имя трепали повсюду, и у нее не выдержали нервы. Еще, кстати, была версия, что ребенок жив и отдан другой паре, заплатившей б;льшую сумму, но как там было на самом деле, так и не доискались.
– Да я просто так предположила, – сказала Фона Мартан.
– А что говорит глас народа по поводу предполагаемого убийцы? Кто проводил опрос по месту жительства Летурно, что там слышно?
Дэгль снова улыбнулся и подался вперед:
– Глас народа на редкость солидарен в этом вопросе и склоняется к тому, что убил все же муж из-за того, что психанул. Жена болеет, он в депрессии, не может ее оставить и выйти на работу. Ведь он трудоголик, ради работы способен на все. Есть еще версия по поводу денег. Так как у мадам Летурно было много денег, муж решил избавиться от нее и распоряжаться капиталом единолично, не отчитываясь о расходах. Такое вот стремление к свободе, на пути которого стояла мадам Летурно.
– Я разговаривала с нотариусом, – сказала Фона Мартан, – у Летурно действительно скопилась очень приличная сумма денег, она вся переходит к мужу.
– Ну да, поэтому вполне вероятно, что люди предполагают, будто Трамбле задушил жену, потом ушел в музей, где, выждав определенное время, нашел церковную экономку, чтобы она обеспечила ему алиби. Видимо, рассчитывал, что в убийстве обвинят случайного грабителя, позарившегося на что-то в их доме.
Инспектор слушала Дэгля, задумчиво кивая, потом, словно пробудившись от мыслей, спросила:
– А как они жили, дружно? Или ссорились? Что говорят на этот счет соседи?
– Вроде дружно, – отозвался Дэгль, – по крайней мере никаких громких ссор или скандалов у них не было. Мадам Летурно была по натуре спокойной и никогда не повышала голос. Месье Трамбле вообще как плюшевый медведь, все держит в себе, иной раз слова из него не вытянешь, не то что проявления каких-то чувств. Он поэтому и заработал себе неврастению. Да и делить им особо было нечего.
– Есть еще версия, – вставила Фона Мартан, листая свои заметки на планшете, – что все дело в болезни Патрисии Летурно. Мадам ван дер Ньет, например считает, что Патрисия Летурно, готовясь перейти в мир иной, собиралась написать новое завещание не в пользу мужа. Дескать она хотела отдать все деньги на благотворительность, потому что ей нужно было загладить какую-то вину, не дававшую покоя. Мадам Талон, в свою очередь, уверена, что Летурно что-то знала о муже и собиралась перед смертью эту тайну предать огласке, из-за чего и была убита. Все тайное рано или поздно становится явным, и чаще всего это происходит, когда человек знает, что обречен. Так показала мадам Талон.
– Это правда,– сказала Клеп, внимательно выслушав Мартан, – сколько секретов всплывает на поверхность у неизлечимо больных. Вы спрашивали об этом у семейного нотариуса Летурно? Может быть он в курсе, если были какие-то намерения в изменении завещания.
– Ни о чем таком нотариусу неизвестно
– А могла ли мотивом убийства быть ревность?..
– Вряд ли, в порочащих связях никто из супругов замечен не был.
– Мне почему-то кажется, – задумчиво протянула Клеп, – что ключ к разгадке у нас уже есть. На данном этапе важно выяснить, чем же все-таки благоухало от санитара, констатировавшего смерть Патрисии Летурно, и почему Родни ван Торн припарковался на стоянке с разрешенным временем на 30 минут, если лечебный массаж занимает около часа.
Анри Трамбле сидел в ризнице коллегиального собора святых Хильды и Катрин и изливал свое горе Габриель Брауэр, церковной экономке.
– Я уверен, что полиция меня подозревает. Они все были со мной предельно вежливы, но это всегда так. Когда человек не нравится, лучшее, что ты можешь сделать в разговоре с ним, это окатить его ледяной вежливостью. Вот они меня так и окатили.
– Мадам Ашен из булочной сказала мне сегодня утром, что уверена, что именно вы укокошили свою жену. Она так и сказала – укокошили, боже, ну как можно так выражаться, когда тебе 55 лет и у тебя внуки! – с возмущением сказала Габриель Брауэр, включая кофеварку.
– Но кто ей внушил такую мысль?!
– Никто, все в деревне пришли к этому выводу независимо друг от друга, – ответила мадам Брауэр, разводя руками.
– И что, все правда считают, что это я убил Патрисию?
– Других версий происшедшего мне по крайней мере слышать не приходилось.
– Какой ужас! Как вообще можно до такого додуматься?! Мы ведь жили душа в душу, никогда не ссорились, все местные мероприятия посещали вместе. Все же видели, как дружно мы живем! Тем более, когда Пат заболела, мы вместе решили пережить это исптытание, я во всем помогал ей, облегчал как мог ее страдания. Зачем мне убивать ее, если без нее моя жизнь не имеет смысла!
– Хорошо понимаю вас и соболезную вашему горю. Другие просто не знают вас как я, им кажется, что вы недостаточно оцениваете степень утраты, постигшей вас. Одним словом, им кажется, что вам все равно.
– Я просто стараюсь не падать духом и пробую занять свой ум другими вещами. Если я буду беспрестанно думать о Пат и о том, что произошло, – он запнулся, – ну, об убийстве, мне кажется я совсем свихнусь. Мне и доктор советует отвлекаться.
– Ну а в Сен-Катрин-сюр-Мёз полагают, что вы должны посыпать голову пеплом и заперевшись у себя заливать свое горе вином или чем покрепче. Или пойти в бар и там разрыдаться у всех на глазах, разодрав на себе одежды.
– Но вы, я надеюсь, так не считаете?
Габриель Брауэр отрицательно покачала головой.
Хьюг Дэгль получил задание отправится в кафе «Универс», выходившее окнами на главную площадь с коллегиальным собором и муниципальным музеем. Рядом со входом в кафе висела хромированная табличка «Родни ван Торн. Кинезотерапевт. Лечебный массаж», кабинет его находился на втором этаже. В кафе Дэгль должен был сидеть и рассматривать посетителей, а также замечать все, что может представлять определенный интерес. Хозяин кафе и по совместительству бармен рассказал сержанту местные сплетни и пожаловался на атомную станцию, расположенную недалеко от Сен-Катрин-сюр-Мёз: что будет если она взорвется?! А ведь все идет к этому, в охлаждающем бассейне уже образовались микротрещины и эта хлипкая конструкция того и гляди взлетит на воздух. Дэгль слушал его, затаив дыхание, однако, успел заметить Родни ван Торна, вошедшего в кафе.
Родни уселся за столик в углу, заказал дежурное блюдо и уткнулся в телефон. Дэгля он не заметил.
Утром следующего дня Дэгль представлял раппорт о своей вылазке в «Универс». При этом присутствовали Фона Мартан и инспектор Клеп.
– Так что сержант, – с места в карьер взяла Клеп, – что любопытного произошло вчера в кафе? Видели кого-нибудь подозрительного, или слышали что-то заслуживающее внимание?
– Владелец кафе считает, что атомная станция в Моланже скоро взорвется, шеф, – сообщил Дэгль.
– Ну, это не новость, половина провинции так считает.
– В остальном ничего любопытного не произошло. Никого знакомых нам по этому делу я не встретил, кроме Родни ван Торна. Но его визит в «Универс» сложно назвать любопытным, потому что он живет в том же доме, этажом выше и вероятно столовается прямо в кафе. При мне он заказал волован и кружку пива – ничего интересного.
– Ну что вы, сержант, это очень важная информация, вкупе с тем, что сообщил нам санитар, она можно сказать раскрывает наше дело.
Хьюг Дэгль с удивлением посмотрел на шефа. Кажется, он начал понимать…
– Мадам Летурно была в душе, – объяснила Лора Клеп, – потому что назначила массаж, а перед массажем рекомендуют принимать душ, чтобы подготовить тело. Потом она легла на массажный стол… Ван Торн растирая масло вытащил полотенце, накинул ей на шею и задушил ее. Такому здоровяку сделать это совсем нетрудно. Если жертва и сопротивлялась, то совсем немного. Ну а потом он вышел из дома и стал звонить, как будто только что пришел. Только вот разлитое ароматические масло, в которое наступил спасатель, свидетельствует о том, что ван Торн все же был внутри.
– Значит это ван Торн звонил Трамбле, чтобы выманить его из дому?
– Конечно, из «Универса», тем более, что он бывает там каждый день. Он не стал звонить с мобильного, понимая, что по номеру его можно легко вычислить, поэтому и позвонил через мессенджер. В день убийства он, однако, совершил две ошибки. Во-первых, припарковал машину всего на 30 минут, вместо полутора часов, потому что знал, что массаж в этот день ему делать не придется. А во-вторых, сообщил об этом почтальону, а тот растрепал об этом всей деревне, и естественно информация дошла и до нас.
– Но каков мотив, шеф? Зачем ему убивать свою пациентку? Тем более, что клиентура у него не так уж и многочисленна.
– Мотив есть, только находится он не в настоящем, а в прошлом.
– Не понял, шеф…
– Ну а что тут непонятного. Тот случай в агентстве по усыновлению, когда у пары усыновителей взяли крупную сумму денег, а ребенка не отдали, мотивировав смертью при родах. На самом деле ребенок не умер, мадам Летурно вместе со своим тогдашним мужем нашли для этого ребенка другую пару, из Франции и получили таким образом деньги два раза, заключив, что бельгийская пара не будет подавать в суд, поскольку суррогатное материнство у нас незаконно. На вырученные деньги она открыла свой бизнес по доставке еды, а вот мужу так не повезло. Вероятно, у него не было ее хватки.
– Вы хотите сказать, что Родни ван Торн был первым мужем мадам Летурно? – с удивлением спросил Дэгль.
– Вот именно, – подтвердила Клеп, – только ему не везло в делах, деньги таяли быстро, он вероятно пристрастился к выпивке или к азартным играм, и мадам Летурно с ним развелась, а он покатился по наклонной и кончил деревенским массажистом с полутора клиентами. И тут судьба сводит их снова. Наверное все бы обошлось, если бы Патрисия Летурно не заболела рассеянным склерозом. Она уже тогда, вероятно, раскаивалась в содеянном, а тут еще приговор в виде неизлечимой болезни. Одним словом ван Торн скорее всего понял, что мадам Летурно вот-вот признается во всем, и тогда они оба попадут за решетку, и решил действовать. Не уверена, что он подумал о том, что во всем обвинят Трамбле, а может был даже рад, что нашелся козел отпущения. По крайней мере за мужа он не переживал и не сильно расстроился бы, если бы тот угодил за решетку.
Фона Мартан решительно заявила:
– Так, я в паспортный стол, проверю записи о регистрации брака ван Торна и Летурно. А потом, наверное, нужно найти ту французскую пару, которая тогда усыновила ребенка?
Инспектор Клеп кивнула:
– А вы, Дэгль, отправляйтесь к Родни ван Торну и заберите у него на экспертизу все полотенца, которые найдете. Уверена на одном из них обнаружится ДНК жертвы.
Два дня спустя Родни ван Торну было предъявлено обвинение в предумышленном убийстве. Найденная на месте преступления банка с ароматическим маслом оказалась марокканской смесью из коллекции массажных масел, которые использовал во время своих сеансов ван Торн, а на светло-зеленом махровом полотенце были выявлены остатки пота Патрисии Летурно.
Ван Торну дали 20 лет.
