Kitabı oku: «Жестокие женские игры», sayfa 2
– Вот вам суп, мама его только вчера сварила. Я ел, честное слово он очень вкусный.
Девушка молча смотрела на него, и от её серьёзного взгляда Максиму стало не по себе. Наконец она улыбнулась и сказала: – Спасибо, скорее всего суп вашей мамы вкуснее, чем мой, я ведь совсем не умею готовить. Правда, не ожидала от вас такого. Вы сначала так накричали на меня. Ещё раз спасибо и до свидания. Мне пора идти.
Повесив сумку на плечо, девушка пошла к остановке, а он будто застыл. Молча стоял, и смотрел вслед, любуясь лёгкой походкой и стройными ногами незнакомки. Очнулся, когда увидел, что она садится в маршрутное такси. Девушка ушла так быстро, что Максим даже не успел познакомиться с ней, и настроение у него опять испортилось. Медленно дойдя до перекрёстка, он хотел уже переходить улицу, но тут услышал знакомый до оскомины голос: – Максик! Ну, куда ты пропал? Садись скорее.
Проклиная всё на свете, он подошёл к белой Викиной «шкоде».
–Вика, – тоскливо обратился он к ней, ну зачем ты приехала? Я бы и на метро прекрасно доехал. Могла бы поспать ещё.
– Но, Максик, я так соскучилась по тебе. Мы ведь два дня уже не виделись. Ты что, не рад мне? – спросила она.
И хотя у него челюсти сводило от желания высказать, как надоели её опека, и прямо таки патологическое желание быть в курсе всех проблем, Максим решил промолчать. Сегодня, у него не было желания объяснять в тысячный, наверное, раз, что он уже большой мальчик, который в состоянии сам решать свои проблемы. К тому же, если сейчас он поругается с Викой, то, придя вечером домой, снова обнаружит мать лежащей с мокрым полотенцем на лбу.
Интересно, что было бы на этот раз? Мигрень или сердечная недостаточность? – лениво подумал он. Первое время он покупался на этот временем проверенный трюк, но, увидев определённую взаимосвязь между его ссорами с Викой и мамиными приступами, перестал на них реагировать, теперь они только раздражали его. Молча, открыв тетрадь, он углубился в конспект, старательно делая вид, что не замечает Викиного обиженного выражения лица. Сегодня ему нужно было сдать хотя бы один зачёт, а если повезет то и два. Первый, он должен был сдавать в медгородке, там была расположена кафедра патологоанатомии. Зачёт по судмедэкспертизе принимал Роберт Суренович, добрейший человек, которого любили и уважали все студенты и, именно из-за того, что любили и уважали, стыдно было прийти неподготовленным. «Судебку» старались учить даже те, кто заранее знал, что их карьерный рост будет происходить не в больничном корпусе, а в тиши министерских кабинетов. Разбирая записи, Максим не заметил, как машина въехала на стоянку медгородка. По дороге он успел повторить почти весь материал и чувствовал, что сможет сдать зачёт вполне прилично. Вика же, молчавшая всю дорогу, хотела устроить сцену, но, увидев, как напряглось лицо Максима, решила оставить разбирательства до следующего раза: – Ну, ладно, не злись, лучше поцелуй. Я так соскучилась, а ты всё время занят. Может, съездим сегодня на дачу? Лена с Костиком будут, шашлычок сделаем. Я заеду за тобой вечером.
– Вика, -ответил он, – ни на какую дачу я сегодня не поеду, у меня дежурство.
– Подумаешь, дежурство, – фыркнула она. – Попроси кого-нибудь подежурить за тебя.
Сделав вид, что не заметил обращённых к нему губ, Максим чмокнул её куда-то возле уха и поспешил скрыться в корпусе. Там уже была его группа и как всегда первой отвечала Светлана. К ней даже Вика его не ревновала. Светка была фанатиком от медицины, таким же, как её родители, врачи эпидемиологи, работавшие сейчас где-то в Африке. Но в отличие от них, Светка специализировалась в детской хирургии и была, по мнению Максима, будущим светилом в этой области. Проходя год назад практику в детском отделении, многие из них пытались отлынивать, предпочитая заплатить медсестре, чтобы отдежурила за них ночь. Светка же не вылезала оттуда до сих пор, и как однажды передала Максиму по секрету одна из сестёр, их «главный» сказал как-то, что с появлением студентки Кривцовой, кривая выздоровления в детском отделении начала неуклонно расти. У Светки был чудный характер: весёлый, неконфликтный, и только один раз Максим видел подругу плачущей навзрыд. В тот вечер на её руках умер маленький мальчик. Они тогда подрабатывали на «скорой» и их вызвали на ДТП. Пьяный водитель самосвала не справился с управлением на скользкой после дождя дороге и въехал на остановку. В результате было несколько трупов и несколько «тяжёлых». Родители мальчика погибли сразу, а ребёнок промучился ещё немного и умер у них на руках. Они даже везти его не могли, пытались что-то сделать на месте, но всё было напрасно. Выскочив из «скорой», она подбежала к успевшему протрезветь водителю и вцепилась ему в физиономию. Водитель сам был в таком ужасе от содеянного, что даже и не сопротивлялся, когда Светка разодрала ему в кровь лицо. Максим и подоспевший на помощь шофер «скорой» вдвоём не могли оттащить её. В тот вечер он отвёз Светку к себе домой, где она и жила те несколько дней, пока не вернулась из санатория её бабушка. Мать, конечно, сразу поджала губы, всем своим видом показывая, насколько неприятно ей присутствие постороннего человека в доме, но потом, увидев, что девушка не собирается покушаться на её сына, оттаяла и даже огорчилась, когда Светлане пришло время возвращаться домой. По мнению Максима, это было вполне нормальной реакцией на Светку, ведь даже самое непродолжительное общение с ней, дарило человеку уйму положительных эмоций. Роберт Суренович Светку не просто любил, он её обожал, и всё время намекал, как бы ему хотелось, чтобы она вышла замуж за его внука. Но Светка в ответ только отшучивалась. Она, как говорила её мама, была замужем за своей будущей профессией. Роберт Суренович опрашивал Светлану уже час, ему, как и остальным преподавателям, доставляло огромное удовольствие выслушивать её блестящий ответ. Да и как её ответ мог быть не блестящим, если она проводила в прозекторской почти всё своё свободное время? Однокурсники же бессовестно пользовались тем, что после общения со Светланой, преподаватели находились в благодушном, даже каком-то умиротворённом настроении и всегда посылали её вперед. Когда, наконец, Светка вышла из аудитории, они с Максимом спустились в больничный парк.
– Ну что, опять тебя сватали? – со смехом спросил он подругу.
– Да нет, сегодня пронесло. Просто такой случай вчера интересный на вскрытии попался, вот мы и обсуждали его.
– Подожди, Суреныч ведь раньше девяти оттуда не уходит, сколько же ты там торчала? Неужели опять в ординаторской спала? – удивлённо спросил он у неё.
–Ну вот, ты сейчас прямо как моя бабушка занудствовать начнёшь. Я же говорю тебе, очень интересный случай попался, Суреныч говорит такого он сам за все годы не встречал ни разу. Вчера спустили к ним мужчину. А у него, представляешь, желудок расположен в грудной полости, аномалия очень редкая. Его сначала Борис Анатольевич с Луковским полностью осмотрели, ну а потом и меня потихоньку Суреныч пропустил. Интересно было до жути.
– А ты сегодня что делаешь? – спросила она в свою очередь.
– Ну, в отличие от тебя очаровать Суреныча у меня не получится, попытаюсь сдать зачёт, а потом пойду в хирургию, меня Сергеев к себе забрал. На нём сейчас дополнительно ещё четыре палаты, Ерёмина ведь в отпуске. Он звонил мне вчера, велел прийти. Ты тоже туда?
– Мне нужно в детское. Сегодня Олежку выписывают, хочу попрощаться, а потом присоединюсь к тебе.
Наверное, Светка рождена, чтобы быть другом, а не возлюбленной, или у неё какой-то особый набор хромосом – подумал Максим, глядя в след удаляющейся Светлане. Высокая, симпатичная, всегда модно одетая, она полностью игнорировала попытки однокурсников завязать с ней хоть какое-то подобие романа. А самые заядлые сплетницы факультета утверждали, что она только внешне принадлежит к прекрасному полу, так как не то, что мужиками, даже шмотками не интересуется. В чём-то они были правы, ведь самой Светлане действительно было всё равно, в чём ходить. Она бы весь год с удовольствием носила одни и те же джинсы, если бы не бабушка, разбиравшаяся в одежде гораздо лучше своей внучки. Бабушка твёрдо стояла на своём, и тратила уйму сил, стараясь обеспечить внучку хорошим гардеробом.
Максим вернулся в корпус. Зачёт почти все уже сдали, и вскоре подошла его очередь. Судя по довольному виду Суреныча, отвечал он неплохо, а, ответив на один особо трудный вопрос, даже удостоился похвалы. Когда Максим вышел из «анатомички» было почти одиннадцать, и у него был реальный шанс сдать ещё один зачёт, при условии, что Сергеев отпустит его хотя бы до обеда. Игорь Александрович Сергеев был заведующим хирургическим отделением, где Максим проходил практику. Но, когда он вошёл в отделение, ему сказали, что Сергеев на операции, опять шло много экстренных по «скорой». Сразу стало ясно, что никуда его сегодня не отпустят, а может быть, даже возьмут ассистировать. Он знал, что нравится Сергееву, а недавно случайно услышал, как тот сказал, что «из этого молодого наглеца должен получиться очень даже неплохой доктор». Когда он рассказал об этом отцу, тот был очень доволен. Сергеев был крайне скуп на похвалу, и такой чести удостаивались немногие. Но в тот день в операционную он не попал, ожидалась очередная комиссия, и его отрядили в помощь старенькой докторше Елене Степановне, помогать приводить в порядок документацию. Сергеев терпеть не мог бумажную волокиту, и этой работой всегда занималась Елена Степановна.
– Я прекрасно понимаю Максим, как вам не хочется возиться с бумажками в компании такой старой калоши как я. Вам, конечно, хочется туда, на передовую. Но уж очень напряжённый день сегодня, комиссия, эта, будь она неладна. Игорь Александрович уже несколько часов в операционной. Чуть отдохнул и опять туда. На «кольцевой» авария ночью произошла, двоих к нам привезли. Потом с ножевым ранением мужчину доставили. А теперь вот девушку оперирует. Он уже домой собрался. «Скорая» от нас шла, он с ними поехал. А тут, прямо у ворот больницы, машина девушку сбила, они её сразу сюда и привезли. Всё торопятся куда-то молодые, через дорогу летят, по сторонам не смотрят. Вот и попала под колёса. Он вас Максим, наверное, оставит сегодня в реанимации вместе с Ольгой Васильевной дежурить.
– Елена Степановна, а что с этой девушкой? – спросил Максим.
– Черепно – мозговая у неё. Но организм молодой, бог даст всё будет хорошо. Ты ведь знаешь, у Игоря Александровича руки золотые. Да и Мезенцева вызвали из второй градской. Мужики они ушлые, справятся. Главное после операции выходить. Елена Степановна вздохнула и опять углубилась в работу продолжая негромко ворчать о нетерпеливости молодёжи.
– Елена Степановна, а родственникам уже сообщили? – спросил он.
– Да в том то и дело, что нет. Документов у неё никаких при себе не было, а ещё я думаю, девушка эта иностранка, теперь хлопот не оберёшься. Впрочем, в милицию уже сообщили, а дальше уж как они решат.
– Елена Степановна, а почему вы решили, что она иностранка? – спросил он.
– А она что-то говорила по-польски. У нас тут однажды артист лежал из Польши. Они на гастроли приехали, а он к нам с аппендицитом попал. Так я тогда даже говорить немного научилась.
– Елена Сергеевна, а может быть она студентка?
– Может и студентка, кто её знает. Ну, милиция сама разберётся
Продолжая работать, и одновременно разговаривать с Еленой Степановной, Максим мысленно вернулся к своей незнакомке. Как она его отчитала! Привыкнув, что обычно девушки сами делали первый шаг, он был немного уязвлён спокойной, почти безразличной реакцией рыжеволосой девушки. Ну, ничего, всё равно встретимся. Скорее всего, она живёт где-то неподалёку. Обычно только местные ходят дворами. Все остальные идут по проспекту. И тут он увидел знакомую сумку возле двери: – Елена Степановна, почти закричал он, чья это сумка?
– А, это той, да, той самой девушки, которую оперируют сейчас. Вы что, знаете её, Максим?
– Да, знаю, вернее, думаю, что знаю. Сегодня я познакомился с девушкой, у которой была точно такая же сумка. Мы столкнулись, сумка выпала у неё из рук, и всё, что там было, очутилось на асфальте. – Так загляните туда, – сказала Елена Степановна, – тогда уж точно будем знать, она это или нет.
Максим расстегнул молнию. Внутри всё было мокрым. Разбились термос и банка с супом. Второй раз за сегодня, пронеслось у него в голове.
– Елена Степановна, скорее всего это та самая девушка, если только она не передала сумку кому-то ещё – сказал он.
– Вот уж тесен мир, – вздохнула старенькая докторша. Ну, тогда говорите мне её имя и фамилию.
–Я не знаю – ответил он.
– Ну, как же, вы ведь сами сказали, что познакомились с ней.
– Познакомились, но я ничего не успел узнать, только запомнил её акцент. Она ехала к подруге в больницу.
– Вот горе-то, – сказала Елена Степановна, подруга в больнице, а теперь ещё и она. Ну да не волнуйтесь Максим, всё будет хорошо. Вы ведь знаете, нашего Сергеева, лучше него никто не справится. Да и девушка молодая. Оглянуться не успеете, как выпишут вашу знакомую – продолжала она утешать его. Ничего, не ответив, он выбежал из кабинета и помчался на седьмой этаж, где были расположены операционные. Дежурная сестра сообщила, что операция продолжается уже два с половиной часа и скоро должна закончится. Ещё она добавила, что недавно заходила внутрь, и, судя по тому, что Игорь Александрович что-то напевает себе под нос, всё идёт успешно. Было бы намного хуже, если бы он молчал. Максим попытался разглядеть лицо девушки, но ничего не было видно.
– А кто это? – спросила Ниночка. Твоя знакомая? И вдруг неожиданно для себя он ответил:
– Это моя невеста.
Глаза у Ниночки стали круглыми от удивления.
– Так это та девушка, которая приезжает сюда на белой «шкоде»?
– Нет, ответил Максим, та просто знакомая, а это невеста. Ниночка, я постою на балконе, а вы позовите меня, когда всё закончится – попросил он её и вышел. Максим и сам не понимал, почему назвал утреннюю незнакомку невестой. Это получилось как-то само собой. Сам ни во что не верующий, сейчас Максим мысленно молился о её спасении. В памяти возникали обрывки молитвы, которую слышал когда-то в детстве от бабушки, ходившей в церковь потихоньку от его родителей и водившей туда его совсем маленького. Ничего им, не говоря, она сама и окрестила его там. Бабушки уже давно не было в живых, но сейчас он мысленно молил её о помощи, чтобы она попросила кого-нибудь там, помочь, лежащей сейчас в операционной, девушке. Ему казалось, что бабушку услышат быстрее, чем его. В этот момент Максим как будто раздвоился, одна его половинка была здесь, на балконе, а вторая в операционной. В таком состоянии его и нашла Ниночка.
– Ну, где же ты, Макс? Я тебя зову, зову, а ты не откликаешься. Скорее! Сейчас её в реанимацию спустят. Максим рванул обратно к операционной. Оттуда как раз вывезли каталку, но подойти к ней он не успел. Двери лифта закрылись прямо перед ним, а его подозвал к себе Игорь Александрович. Спрашивать о состоянии больной у Сергеева он не стал. Всё равно тот ему ничего не ответил бы. Как многие врачи, Сергеев был немного суеверным. Скажешь, что всё прошло хорошо, а тут вдруг ухудшение – объяснял он своё нежелание говорить на эту тему, пока состояние больного не стабилизируется.
– Ракитин, – обратился он к Максиму, – вы сегодня дежурите в реанимации. С вами будет дежурить Светлана. Дежурный врач Ольга Васильевна. Сказав это, Сергеев бодрым, энергичным шагом двинулся по коридору. По его виду не было заметно, что он уже почти сутки на ногах, не спал всю ночь и провёл три операции. Только красные, воспалённые глаза выдавали усталость. Максим спустился в реанимацию. Он всё ещё продолжал надеяться, что это не та девушка, но сомнения исчезли, едва он увидел её. Узнать было трудно, бинт скрывал почти всё обескровленное лицо, и даже губы были почти белыми. Но это была она. В тот день в реанимации, находились пять человек. Состояние троих было стабильным. «Тяжёлыми» были мужчина, поступивший ночью с ножевым ранением и сбитая машиной девушка. Мужчина потихоньку застонал, и Максим смочил ему губы водой. Лицо мужчины напоминало серую маску, он получил ножевое ранение в печень, причём ему не просто всадили туда нож, но ещё и провернули там. Жить он, конечно, будет, думал Максим, весь вопрос в том, какой будет его жизнь после больницы. А ведь ещё вчера утром, мужик этот был жив-здоров, ни сном, ни духом не ведал, что попадёт сюда. К нему подошла Ольга Васильевна с листком назначений.
– Ракитин, распишитесь в приёме лекарств – сказала она. Ольга Васильевна подошла к девушке и посмотрела на показания приборов. – Ну, что же, Игорь Александрович сделал всё, что мог. Пока ещё действует наркоз, а потом будем надеяться на лучшее. Скорее всего, через три, четыре месяца она вообще забудет, что была нашей пациенткой. Ольга Васильевна подошла к двери: – Максим Владимирович, я спущусь в лабораторию, а потом буду у себя, если что случится, сразу зовите. Только она называла его по имени отчеству, как бы подчёркивая, что он уже её коллега. Едва за ней закрылась дверь, как в реанимацию влетела Светлана: – Макс, это Вика? Да?
– Успокойся Свет, это не она.
– Слава Богу, я сразу поняла, что Ниночка всё напутала. Встретила меня на лестнице, глаза квадратные, говорит: – Невеста Максима под машину попала! Хорошо я твоей матери не позвонила!
– Свет, это действительно моя невеста, только она ещё сама об этом не знает. И он рассказал ей, как утром налетел на эту девушку.
– Ну, ты друг даёшь! – восхищёно воскликнула Светлана. А как же Вика? Максим поморщился как от зубной боли.
– Да с ней давно всё кончено, только она никак не хочет это признать. Делает вид, что всё замечательно. Я её избегаю, не отвечаю на звонки, а ей всё равно, бегает как привязанная.
– Почему же ты прямо ей всё не скажешь?
– Да я ей сто раз говорил, что наши отношения закончились, но она будто не слышит меня.
– А это что же, любовь с первого взгляда?
– Зная меня, можешь в это не поверить, но, кажется это действительно так – серьёзно ответил он. Света с улыбкой взглянула на него, она всегда безошибочно чувствовала, когда лучше промолчать и не вдаваться в подробности. Будущие врачи занялись своими делами. Делали уколы, давали «утку», мерили давление, следили за аппаратурой. Максим с удивлением обнаружил, что относится к своей незнакомке, также как и к остальным пациентам, будто все чувства остались за дверями больничной палаты. Это было именно то, чему учил его Сергеев – все эмоции оставлять за порогом. Судя по времени, наркоз уже давно должен был отойти, но девушка так и не пришла в себя. Максим старался не поддаваться панике, ведь она могла прийти в себя ещё не скоро. Он знал, как не продвинулась медицина в последние годы, всё, что связанно с деятельностью человеческого мозга ещё таило в себе множество загадок. Бывало, поступал человек с относительно лёгкой травмой, а в себя не приходил довольно долго. Или, наоборот, в таком состоянии поступал больной, что неизвестно было, будет ли он вообще жить, а он глядишь, через месяц уже по коридорам бегает, с сестричками заигрывает. У них был случай, когда женщина лежала в реанимации, не приходя в себя, около месяца и вдруг очнулась. Как потом рассказал её муж, дома сильно заболел их сын, у ребёнка была очень высокая температура, мальчик плакал и всё время звал маму. Потом женщина рассказывала, что она и очнулась оттого, что услышала, как сынишка зовёт её. Максим вырос в семье, где врачами были отец и дед. В детский сад он не ходил. Пока жива была бабушка, он был с ней дома, а как её не стало, отец стал брать его с собой в больницу. Врачи, медсёстры, больные баловали его ужасно. А когда пошёл в школу, то стал сам приезжать к отцу, это было гораздо лучше, чем сидеть одному дома до позднего вечера. Больничный мир с детства был ему близок и понятен, повидал он там многое и ещё ребёнком понял: не всё зависит от мастерства врачей, нужно чтобы у самого больного было желание жить.
– Макс, ты не расстраивайся, – услышал он Светкин голос. – Всё будет хорошо. Женщины, знаешь, какие живучие, а рыжие особенно. Максим улыбнулся. Ну, как можно сердиться на Светку?
Вечером его вызвали в приёмный покой. Он быстро спустился, думая, что нужен там по делу, но оказалось, там его ждала Вика. Выглядела она великолепно. Волосы вроде бы в беспорядке, но он знал, что такого эффекта может добиться только очень хороший мастер. В новом, незнакомом ему платье, она стояла, прислонясь к подоконнику, и нетерпеливо постукивала по полу красивой, обутой в изящную туфельку, ножкой. Глядя сейчас на эту ножку, Максим вдруг вспомнил, как был удивлён когда-то, обнаружив, какая, при таком высоком росте у неё на удивление маленькая нога.
– Вика, если ты опять насчёт дачи, то я не могу, у меня дежурство в реанимации – сразу сказал он ей. К его удивлению, она не стала упрашивать найти себе замену, сказала, что прекрасно всё понимает, и что на дачу они в любом случае не смогли бы сегодня поехать, так как машина у неё сломалась, а на ремонт потребуется как минимум две недели. Она же просто соскучилась, и надеялась, что они смогут просто посидеть где-нибудь и поговорить. Максим на секунду задумался, и, решив, что это вполне подходящий случай ещё раз поговорить об их отношениях, отправился к Ольге Васильевне с просьбой отпустить его на часок. Он повёл её в расположенное неподалёку от больницы маленькое кафе, посещаемое в основном студентами из близлежащих общежитий. Внутри не оказалось ни одного свободного места, и они решили посидеть за столиком на улице. Вике он заказал коктейль и мороженное, а себе стакан сока. На улице было даже лучше чем внутри, хоть вечер и был достаточно прохладным, зато воздух был свежим. Вика всю дорогу болтала о какой-то ерунде, но он почти не слушал, всё думал, как начать разговор. И тут, будто прочитав его мысли, она на какое-то время замолчала, а затем спросила: – Ты бросаешь меня Макс?
От неожиданности он даже поперхнулся. Каждый раз, когда он пытался заговорить об этом, она всё сводила к шутке, уводила разговор на другую тему, поэтому сейчас он так растерялся, что не знал, как ответить. А Вика продолжила:
– Думаешь, я ничего не вижу, не понимаю, что ты избегаешь меня? Ничего подобного. Просто мне казалось, что всё пройдёт, и наши отношения опять будут такими как раньше – нервно засмеялась она. Максиму вдруг стало жалко её, и Вика это почувствовала.
– Только не жалей меня, – воскликнула она. Я и так достаточно унижалась перед тобой и твоя жалость мне ни к чему! У меня к тебе только одна просьба. У меня день рождения через неделю. Будет куча гостей, и если я буду одна, мне перемоют все косточки, а я не хочу, чтобы злословили в мой адрес. Ты приедешь, и будешь вести себя так, чтобы никто ни о чём не догадался. Потом скажу им, что это я бросила тебя. Я не могу позволить смеяться надо мной! Они не должны думать, что я тебе не нужна, что это ты бросаешь меня! – в её голосе послышались слёзы, а этого он вынести уже не мог.
– Вика, -сказал он, – я сделаю всё, как ты просишь. – Только не плачь. Мне тоже нелегко расставаться с тобой, но, поверь, это действительно лучший выход из положения.
Если где-то в глубине души она надеялась, что он успокоит её, посмеётся над её страхами, скажет, что любит, то теперь эта надежда исчезла без следа. Сейчас, перед ним была уже не та Вика, которую он знал. От неё осталась лишь внешняя оболочка, и если бы он мог заглянуть внутрь, то ужаснулся бы, насколько черна её душа. Монстр, сидевший внутри, вышел на свободу, и уже ничто не могло остановить его. Нагнувшись, чтобы поднять оброненную ложечку, он не заметил, каким стальным блеском сверкнули Викины глаза, но уже через секунду у неё опять был такой трогательный и беззащитный вид, что, глядя на неё, Максим почувствовал себя последней скотиной.
– А что у тебя с машиной? – спросил он её, желая отвлечь от неприятного разговора.
–Да, ерунда, заглохла сегодня прямо возле гаража. Приехал кто-то, сказал надо эвакуатор вызывать, ещё там что-то, я не поняла. Ты ведь знаешь, даже не знаю, как капот открывается. – А как у тебя дела? Кто там у вас в реанимации сегодня? – спросила она.
Давно уже Максим не был так удивлён. Это был первый случай, когда Вика поинтересовалась чем-то, что не было связанно с её особой. Ведь она и его-то делами всегда интересовалась только в той степени, в какой они могли касаться её в настоящем или будущем. Но, не став уточнять, откуда вдруг такой интерес, он предпочёл думать, что она просто хочет сменить тему. Вкратце рассказав о тех, кто лежал сегодня в реанимации, он умолчал только о девушке, которую сбила машина. Максим знал, что при всей своей внешней воздушности, хватка у Вики была как у бульдога, и психологом она была великолепным, могла по одному только оброненному слову, по одной интонации узнать для себя много интересного. Поэтому, он и не стал рассказывать о незнакомке, побоялся, что чем-нибудь выдаст себя. Да и не был он ещё готов к разговору о ней ни с кем, кроме разве Светки. Вика молча слушала его, но было в этом молчании что-то такое, что встревожило его и, не выдержав, Максим всё же поинтересовался, откуда вдруг интерес к тому, что всегда было ей глубоко безразлично. Неопределённо пожав плечами, Вика ответила:
– Да так, просто видела сегодня утром, как на переходе сбили какую-то девушку. Вот и подумала, что её к вам отвезли. Интересно, выжила или нет.
– А какая машина её сбила, ты заметила? – волнуясь, спросил он её.
– Что-то тёмное, но точнее ничего не могу сказать, я далеко была. Остановилась позвонить, и видела, как подъехала «скорая». Потому и спросила, кто у вас там сегодня. Почему он ответил, что нет, не выжила, Максим и сам не знал. Но так уж получилось и они молча сидели ещё несколько минут, пока Вика лениво гоняла по вазочке подтаявший шарик мороженного, а он допивал свой сок.
– Ну ладно, – наконец, сказала она, – мне пора идти. – Проводи меня до метро.
Выдержка у Вики была железная, но даже в сумерках было видно, как она побледнела. Не имея ни малейшего понятия о том, какая буря бушует в её душе, он решил, что это от волнения, и ещё раз мысленно обругал себя. И всё же, что-то в её поведении было настораживающим. Но он так был рад объяснению, что не придал этому значения.
– Извини, не могу проводить тебя. И знаешь, я, правда, очень благодарен тебе за сегодняшний разговор, если в чём-то виноват, пожалуйста, прости меня. Поддавшись порыву, он подошёл к торгующим возле метро женщинам купить букет цветов. И тут у Вики едва не случилась истерика. Он такой красивый, и она так любит его! И это последние цветы, которые он дарит ей! Позже, Вика не могла понять, как ей удалось сдержаться и не заплакать. Видимо спасла многолетняя привычка контролировать себя в любой ситуации. Она мысленно поблагодарила мать, за то, что та с детства учила её не «терять лицо» при любых обстоятельствах. Часто, в детстве, эти знания вколачивались в неё с помощью материнских затрещин. Отец не вмешивался в процесс воспитания, его участие заключалось лишь в материальном обеспечении. Она с детства привыкла получать любую понравившуюся игрушку или вещь, но все свои игрушки и одежду она готова была променять на любовь и внимание родителей. В детстве ей очень хотелось, чтобы дома хотя бы изредка пахло пирогами, а не французскими духами, и чтобы мама встречала её из школы, целовала на ночь и не оставляла засыпать одну в огромной комнате, где мерещились разные чудища по углам. Она не помнила, чтобы хоть раз отец погулял с ней в парке, помог с уроками или просто спросил, как у неё дела. Она побаивалась матери и бешено, исступленно любила отца, но он почти не обращал на неё внимания. Когда Вика была маленькой, ей казалось, что отец недоволен ею потому, что она глупая, неуклюжая, некрасивая и изо всех сил, старалась быть первой во всём. Она оставляла у отца на столе тетради с отличными отметками и грамоты, которыми её награждали в школе, но все было напрасно, он всё также не замечал ни их, ни её. Когда она стала старше, боль оттого, что она не нужна родителям, притупилась. Вернее она загнала эту боль в самый дальний угол своего «Я», но всё равно, она как заноза напоминала о себе. Вроде бы уже не так больно, но всё равно неприятно. Она исподволь наблюдала за жизнью родителей и рано научилась делать выводы, научилась скрывать свои чувства и улыбаться когда хотелось кричать от боли. Глядя на неё, никому бы и в голову не пришло, насколько она одинока. Она выросла очень красивой девушкой, у неё были волосы цвета спелого каштана, матовая кожа, карие глаза. Благодаря занятиям балетом, она прекрасно танцевала и у неё была красивая походка. Родители откупались от дочери деньгами, суммы в несколько тысяч долларов давались просто на карманные расходы. Всё это привело к тому, что она выросла озлобленной, избалованной, очень честолюбивой, но совершенно не уверенной в себе. Правда, об этой неуверенности не знал никто кроме неё самой. В школе, а потом и в институте все девчонки будто помешались на любви.Только и разговоров было, что о мальчиках и о сексе, и были даже такие, кто успел попробовать, этот самый секс. Но, её не тянуло крутить любовь со своими одногодками. Она тянулась к мужчинам намного старше её, подсознательно искала в каждом новом знакомом не возлюбленного, а отца. Отношения обычно строились по одной схеме: знакомство, бурное ухаживание с цветами и подарками, а затем занятия любовью где-нибудь на даче или гостинице. И одиночество в праздники и выходные. Вскоре, ей стало так страшно оставаться один на один со своей болью и со своими проблемами, что выйти замуж стало навязчивой идеей. Но замуж её никто не звал, все знакомые, как правило, были давно и удачно женаты, и не собирались менять семью и удобную, налаженную жизнь на, хоть и очаровательную, но временную подружку. Её бросали опять и опять, вновь, как и в детстве, она никому не была нужна. С Максимом всё было иначе. Он был старше всего на три года и он не был женат. Почти год у них всё было хорошо, но, почувствовав себя более уверенно, Вика ударилась в другую крайность. Стала его контролировать, указывать как жить, куда пойти работать, с кем общаться. В результате, последние полгода, Максим стал очень раздражителен, начал избегать её. Она закрывала на всё глаза и сама придумывала оправдания, как заклинание твердила каждый день, что он обязательно женится на ней. Ведь и его мама была на её стороне! Отчаявшись, она даже хотела сказать, что ждёт ребёнка, но это было рискованно, он мог быстро разоблачить её. Как она жалела сейчас, что сама настояла предохраняться от беременности, что не хотела ни с кем его делить. Если бы она не сглупила тогда, вполне могла бы уже быть его женой. Для ребёнка можно было найти няню, да и родители Максима были бы рады внуку! Но теперь из-за этой рыжей гадины так не вовремя оказавшейся у неё на пути, всё рушилось! От этих мыслей Вику чуть не на изнанку выворачивало.
