Kitabı oku: «Нерукотворный», sayfa 4
Глава 4. Реконвалесценция.
Аелия открыл глаза спустя неделю, как и утверждала Климин.
На этот раз его не накрыла всепоглощающая волна паники, наоборот – он чувствовал себя гораздо лучше. Его тело наконец справилось с недугом, оставив лишь лёгкий шлейф слабости и ноющую боль в ноге, которую юноша ощутил не сразу.
Зашипев и сморщившись, Солнце взглянул на повязку. Её, очевидно, меняли снова, пока тот спал, потому что бинты оказались чистыми, на них не было и капли крови. Несомненно, по какой-то причине здесь, во дворце Баиюла, о пленнике заботились, как о дорогом сердцу госте.
Благодаря такому пристальному вниманию укус, несомненно, заживал, но происходил этот процесс на удивление медленно, хотя у бессмертных обычно с этим нет особых проблем. Но Аелия не стал зацикливаться на ране, потому что был уверен, что виной медленному заживлению сама Мацерия – она ведь блокирует жизненные силы, и потому нет смысла ждать многого от своего бессмертия. Да и яд умбры почти вышел из тела, не оставив никаких последствий. Поэтому очевидно, что организм в целом справлялся силами иммунитета. Прямо как у простых рукотворных смертных.
Аелия осторожно приподнялся на кровати и вновь огляделся. Бесспорно, покои не изменились с его последнего пробуждения, но уже воспринимались иначе. Приглушённый свет керосиновой лампы не бил в глаза, и тени, приплясывающие по углам, вовсе не казались пугающими. Наоборот, их чарующее подрагивание завораживало и гипнотизировало.
Дворец Баиюла имел свою собственную, индивидуальную энергетику, и Аелия был уверен, что именно она так влияла на его сознание. На территории владыки теней света совсем мало, но, несмотря на это, тьма не являлась врагом. Здесь, в Обители Ночи, она была скорее матерью, укрывающей своим пологом всех, кто на этих землях обитает. Опасность совсем не чувствовалась, хотя, конечно же, Придворное Солнце прекрасно знал, кем является Баиюл. Знаменитый своим самым жестоким и безжалостным преступлением против собственного народа, он по сей день сохранял дурную славу, и многие по-прежнему хранили в сердцах ненависть к своему создателю.
Несмотря на молву, Аелия совсем не испытывал страха, и теперь даже понимал, почему это место, созданное Баиюлом для душ смертных, закрыто для живых. Обитель Ночи хранила покой и безмятежность, чего, несомненно, заслуживают усопшие. Здесь они обретают мир и единение с истоками. Потому тут нет никакой опасности. Нет страха и боли. Аелия особенно хорошо ощущал это аурой. Энергетика, царящая вокруг, не была враждебной.
Уверенность в том, что он жив, только укрепилась. Сознание вновь обрело ясность, вернулся здравый рассудок. Душа не исчезла, она всё ещё в теле, а тело уже пришло в норму.
Солнце осмотрел всего себя и не обнаружил ничего странного. Всё оставалось, как прежде. Выходит, Баиюл не солгал.
Но для чего он пренебрёг собственными правилами и пропустил его сюда в живом теле? Аелия даже не догадывался.
Он сел на кровати, спустив босые ноги на холодный пол. Кожа в миг покрылась мурашками, но это ощущение оказалось очень приятным. Забыв о наготе, Аелия встал. Прикрываясь одной лишь простынёй, он, осторожно прихрамывая, проследовал к окну, закрытому плотной тёмной шторой. На улице медленно падал снег, укрывая землю белым одеялом. Снежинка за снежинкой опускались вниз, подхватываемые шаловливым ветром.
Внезапно появилось сильное желание распахнуть окно и вдохнуть наконец ледяной воздух, пропитанный морозной свежестью.
Тронув замёрзшее стекло, нерукотворный ощутил прикосновение зимней ночи, что стояла здесь круглый год. Она была благосклонна к нему и взывала к себе, выманивая за пределы покоев.
Где-то там, внизу, казалось, кипела жизнь. Заснеженные улицы освещали сотни бумажных фонарей, висящих на каждом здании, и керосиновых ламп, что прохожие несли в руках. А в небе тем временем не было почти ничего из того, чем обладал мир живых: ни солнца, ни луны. Лишь тысячи мерцающих звёзд.
Если забыть о том, что находишься в Обители Ночи, то в самом деле может показаться, будто на улицах туда-сюда бродят живые люди. Они и бродят, но только вовсе не живые.
Удивительно, но души смертных, оказавшись здесь, продолжали привычное своё существование. На это указывает то, что в Обители Ночи есть такой же город под названием Мацерия, а в нём такие же торговые лавки, постоялые дворы и простые жилые дома. Аелия лишь слышал о том, что во владениях Баиюла души вовсе не находятся в каком-то своеобразном небытие, а продолжают существовать примерно так же, как при жизни, но не думал, что это правда. Пока не увидишь своими глазами – не поверишь тому, о чём болтают.
Мацерия – бескрайний город. Он постоянно расширяется и строит себя сам. Никаких других населённых пунктов в Обители Ночи нет. За пределами города лишь просторы и дикие земли, полные душ зверей и птиц.
Получается, страхи смертных перед владениями бога напрасны, ведь нечего здесь бояться.
Придворному Солнцу не терпелось выйти наружу и осмотреться.
Обернувшись, он увидел аккуратно сложенную одежду, лежащую на стуле у комода. А под ним – новые кожаные сапоги. Воспоминания вернули его к той ночи, когда его прежняя одежда и обувь изрядно пострадали от клыков умбры. Он не сомневался, что они пришли в негодность, и кто-то оставил для него новое одеяние, учтя это.
Перед тем, как одеться, Солнце заглянул в ванную комнату. Дверь в неё вела прямо из покоев. Там он привёл себя в порядок, умывшись холодной водой и причесав спутанные чёрные волосы, которые и без того были весьма непослушными. Вьющиеся локоны с трудом поддавались гребню, сцепившись друг с другом, будто склеившись.
И когда Аелия закончил, его внешний вид вновь обрёл былое достоинство. Из отражения зеркала на него смотрел совершенно здоровый и красивый молодой человек. Цвет кожи лица явно отличал его от местных обитателей, да и янтарные яркие глаза всё ещё искрились жизнью.
Новый запашной кафтан, пошитый из чёрного бархата и украшенный искусной вышивкой в виде золотистых узоров на рукавах, отлично сидел на стройной фигуре и даже подчёркивал статус Аелии, ведь он принадлежал к высшей касте Ферасса. Бесспорно, во дворце божественного дитя не могло быть иных одеяний – лишь дорогие и весьма изящные.
Единственное, чего не нашёл Солнце, это свой меч. Вероятно, его забрали и теперь хранили где-нибудь под замком. В любом случае сейчас Алеия не видел в нём необходимости, хотя и чувствовал себя не уверенно без своего меча. Попросту привык ощущать его тяжесть на поясе.
Взяв с прикроватной тумбы керосиновую лампу, Солнце вышел из покоев и оказался в полумраке длинного коридора. Его освещало множество свечей в канделябрах. Огоньки подрагивали от любого дуновения, приводя тени в действо. Аелия не спешил. Он огляделся по сторонам и пошёл в единственном направлении, ведущем из этого крыла дворца. Идти приходилось медленно, так как рана настойчиво напоминала о себе, стоило ускориться или совершить резкое движение. Казалось, дворец онемел. Его стены хранили молчание. Почти ничего не было слышно.
Солнце вышел из коридора и оказался на широкой лестнице, покрытой серым мрамором. Она вела вниз, в широкое помещение, а уже там он заметил множество дверей и других коридоров. Спустившись, Аелия пошёл прямо и погрузился в очередной тёмный коридор, после чего упёрся в большие двери. Из-за них доносились неразборчивые крики.
Сжимая в руке лампу, Аелия толкнул врата в неизвестность, и те со скрипом открылись. Представшая перед взором картина очень ошарашила юношу, и поначалу ему даже показалось, что в стенах дворца Баиюла происходит нечто ужасное. Самое настоящее кровопролитие! Рука машинально потянулась к мечу, которого, конечно же, на поясе не было.
Оказалось, Аелия пришёл прямо к тронному залу. Огромное и просторное помещение выглядело восхитительно: пол отделан всё тем же серым мрамором, его укрывали мягкие ковры, испещрённые замысловатыми узорами, и всюду горели свечи – даже на раскидистых, словно ветви деревьев, люстрах, освещающих зал свысока. Они цеплялись за стеклянный потолок, через который можно было разглядеть главную красоту Обители Ночи – бескрайный, усыпанный звёздами небосвод.
Над всем этим великолепием возвышался большой изящный трон из тёмного дерева, находящийся на небольшом пьедестале. К нему вели маленькие ступеньки, тоже укрытые ковром. Прямо перед троном, будто прекрасная высокая статуя, стоял Баиюл. Он с силой сжимал волосы стоящей на коленях служанки, умоляющей его отпустить. Его вид оставлял желать лучшего: неряшливо распахнутый чёрный халат, в каком Аелия и застал его в лесу, длинные волосы, спутанные и падающие на лицо, искажённое гневом…
Казалось, божественный сын совсем не заботился о своей внешности. Странно видеть облик создателя таким, когда в любых упоминаниях говорилось о том, каким красивым и изысканным мужчиной являлся Баиюл.
Бог яростно ревел, осыпая несчастную девушку ругательствами, пока та жалобно скулила, обливаясь горькими слезами.
– Я ведь уже предупреждал тебя, что не потерплю ещё одной такой оплошности!
– Господин, умоляю, простите! – служанка всхлипнула. – Простите меня! Я была не осторожна!
Её голос показался Аелии знакомым. Вероятно, это была Ева, та самая, которая обнаружила его на полу в момент первого пробуждения.
Она рыдала, держась за натянутые волосы, и, зажмурив глаза, стискивала от боли зубы. Сильная рука Баиюла крепко сжимала чёрные локоны, не собираясь ослаблять хватку.
– Посмотри, что ты натворила! Ну же, взгляни! Я не потерплю подобного отношения! Мы ведь уже говорили с тобой об этом!
Аелия стоял в дверях и не имел понятия, что предпринять. Казалось, он был напуган даже сильнее, чем несчастная служанка. Как вдруг мимо него кто-то прошмыгнул, легко коснувшись плеча рукой, прося тем самым пропустить его в тронный зал. Загораживающий путь Солнце даже не почувствовал, что кто-то подобрался сзади, и, вздрогнув всем тело, едва не уронил на пол лампу.
Он отошёл в сторону, пропуская Бьерна.
Тот быстрым шагом приблизился к Баиюлу и, схватив его за руку, принялся разжимать кулак старшего брата с намерением освободить волосы Евы из хватки. Ему приходилось прикладывать не мало усилий, ведь мощь бога всё-таки была завидной. Хотя сам Бьерн ему не уступал.
– А ну пошёл прочь отсюда, сопляк! – взревел Баиюл ещё громче, видя то, с какой наглостью его младший брат вмешивался в воспитательный процесс. – Вон! Уйди!
– Баиюл, прошу, отпусти девушку. Она не сделала ничего плохого.
Голос Бьерна был преисполнен спокойствием. Казалось, он совсем не замечал тона старшего брата, полного ярости. Янтарные глаза его широко распахнулись и взирали на наглеца с пугающей свирепостью.
– Я накажу тебя вместе с ней, если сейчас же не пойдёшь прочь. Ты слышишь меня, Бьерн?! Я велел тебе уйти!
– А я велел тебе отпустить волосы девушки. Немедленно, Баиюл.
Только сейчас Аелия заметил, что рядом с троном лежит перевёрнутый поднос, а вокруг него побитые чашки и разлитый чай.
Но было ещё кое-что, и это Солнцу удалось разглядеть не сразу. На троне кто-то сидел. Кто-то… будто бы спящий?
Странная фигура девушки выглядела расслабленно. Она опрокинулась на спинку, опустив голову. Подбородок незнакомки лежал на груди, а чёрные вьющиеся волосы закрывали её лицо, спускаясь вниз длинными волнами.
Тоже мёртвая?
Рассматривая неизвестную особу, Аелия совсем забылся. Он уже не слышал криков и ругани, будучи заворожённым одним лишь её обликом. Внутри что-то шевельнулось.
Будто бы ведомый неведомой силой, Солнце пошёл к девушке. Не обращая внимание ни на кого и даже на боль, бессмертный, хромая, приближался к трону, минуя целый зал.
Его наконец заметил Баиюл. Это отвлекло его от служанки, и рука отпустила-таки волосы. Ева рухнула на пол, всё ещё держась за голову и плача. Бьерн тут же опустился перед ней на колени, чтобы утешить и помочь подняться.
– Всё позади. Прости его, пожалуйста, – тихо лепетал он.
Ева, конечно же, не желала больше оставаться здесь, чтобы ненароком не навлечь на себя ещё одну волну гнева бога. Она кивала головой, согласная на что угодно, лишь бы уйти. Утирая слёзы рукавом, девушка быстро собрала на перевёрнутый поднос осколки разбитых чашек и убежала.
Баиюл словно забыл о том, что секунду назад пребывал в неистовстве. Он стоял на месте, внимательно наблюдая за Аелией.
Тот ступал по мраморному полу, неся перед собой лампу, и облик его был схож с самой настоящей звездой, движущейся в непроглядной тьме.
Лишь подойдя ближе, нерукотворный увидел причину злости Баиюла. Очевидно, служанка, принеся чай, по неосторожности уронила поднос и пролила напиток прямо на сидящую на троне незнакомку – её белый атласный кафтан оказался мокрым, а возле ступней остались маленькие частички стекла от разбитой чашки.
В тронном зале воцарилась всепоглощающая тишина.
Аелия осторожно поднялся по маленьким ступенькам на пьедестал и остановился перед девушкой. Ему показалось на миг, что у Баиюла в эту секунду перехватило дыхание. Странно, но бог не мешал ему, наоборот – чего-то ждал и неотрывно смотрел.
Юноша не знал, что делает, и не понимал природу странных чувств, ворочающихся внутри тела. Он вытянул руку и одними лишь кончиками пальцев коснулся тёмных пышных волос спящей девушки.
И в тот же момент она шевельнулась.
Баиюл ахнул, едва ни рухнув на пол. Бьерн подоспел вовремя, чтобы поддержать его.
– Это… – сорвалось с губ бога. – Невероятно…
Девушка медленно подняла голову, устремив взор тусклых янтарных глаз на Аелию. Одно его прикосновение будто бы пробудило её. Она хрипела и тихо, едва слышно мычала что-то, не выпуская Солнце из виду. Аелия замер в изумлении. Он не знал, кто перед ним, но чётко ощущал – это кто-то очень важный.
Явившись в Ферасс всего семь лет назад, Аелия уже представлял собой то, кем был сейчас. Он не родился от женщины, как это происходило по обыкновению, а пришёл в этот мир сформированной фигурой, уже имеющей свой характер, знания и память. Хотя и не всё нерукотворный смог вспомнить, но всё-таки большая часть откуда-то взявшихся воспоминаний была в его голове изначально.
Он помнил простые истины, царящие в Ферассе, помнил некоторые события столетней давности, будто бы сам в них участвовал. Знал, что обладает солнечной аурой. Но никак не мог отыскать в памяти самое главное: кто он такой.
Всего семь лет отроду, но вовсе не беспомощное дитя. Пусть немного наивен, и всё же такой же нерукотворный, как и Господин Азариас или Госпожа Климин.
Но каждая ночь, тем не менее, была полна сомнений и вопросов. Ему не довелось пройти жизненный путь естественно, как проходят люди с младенчества: детство плавно переходит в юность, а потом должна наступить благородная старость, ведущая к неизбежному концу. Ни детства, ни старости по итогу у Аелии не было и не будет. Брошенный в гущу событий, он не знал своего места и предназначения. Будто резко пробудившись ото сна, нерукотворный оглядывался по сторонам, вроде бы, зная сразу всё, но при этом совершенно ничего.
Глядя на своё отражение Солнце задавался одним и тем же вопросом раз за разом, а ответить на него не мог. Он спрашивал у госпожи Целандайн, которая заботилась о нём с момента явления в Ферасс: кто я?
А она, нежно улыбаясь, отвечала: ты – Придворное Солнце, обладатель солнечной аурой, единственный в своём роде и мой верный подопечный.
Но это Аелия и так знал, всё равно не чувствуя полноценности. Словно чего-то не хватало. А сейчас ему показалось, что он наконец отыскал то самое, в чём нуждался с момента рождения.
Стоило прикоснуться к ней, к странной незнакомке, и в голове на миг прояснилось. Аелия не успел разобрать возникшие в ту секунду мысли, но они точно были ясными и не спутанными. Одно лишь касание, и всё встало на свои места. В янтарных глазах, что смотрели с мертвенно-бледного лица, нерукотворный видел самого себя.
– Кто?.. – прошептал он, не сводя взгляда с девушки. – Кто ты?
Она отчаянно тянула к юноше ослабшую руку, и он взял ледяную ладонь незнакомки, сжав её в своей, очень тёплой и мягкой.
В голове раздался громкий крик, схожий больше с громом в разгар грозы.
Я ЭТО ТЫ
Оглушительно и умопомрачительно!
Аелия зажмурился и отпустил руку, содрогнувшись всем телом. От такой встряски он даже прикусил до крови язык. Отскочив от девушки, как от огня, нерукотворный ещё пару мгновений боролся с не стихающим голосом в голове, который разносился по сознанию звенящим эхом. Шум будто бы отталкивался от стенок черепа, ударяя прямо по воспалённому головному мозгу.
Керосиновая лампа полетела на пол, но не разбилась. Кто-то подоспел вовремя, чтобы поймать её.
Солнце машинально закрыл уши, словно это могло спасти его от грохота, но это, конечно же, не помогло.
– Аелия?
В сознание вторгся другой, посторонний голос. Кто-то схватил его за обе руки. Зажмурившись и зажавшись, юноша сделался непреступной стеной и не видел, кто перед ним.
– Аелия, вернись к нам.
Лучшим решением было идти на голос. Он смешивался с какофонией звуков, и поэтому Аелия никак не мог разобрать, кто взывает к нему, но всё равно мысленно двигался в его направлении.
Это продолжалось, казалось, целую вечность, хотя на деле прошло всего пару минут. И когда шум всё-таки стих, и наступила блаженная тишина, Солнце открыл глаза, увидев, что на самом деле всё ещё держит руку незнакомки, сидя перед ней на коленях. Выходит, то было всего лишь видение, и в реальности они всё это время поддерживали контакт.
В тот же миг, стоило их сознаниям вновь разорвать связь, вернулась прежняя, уже привычная пустота в душе. Аелия снова потерял заветную нить, к которой так отчаянно тянулся.
Рядом оказался Бьерн, крепко держащий лампу за ручку. Огонёк внутри стекла весело танцевал, играясь с тенями, падающими на его лицо.
Баиюл в свою очередь пронзал девушку одичавшим взглядом, и лицо его было мрачнее тучи.
– Она что-то тебе сказала? – спросил Бьерн.
Аелия огляделся и убедился, что находится в прежнем тронном зале. В последнее время его преследовало небытие, в которое он то и дело проваливался, сбиваясь с толку.
– Сказала, – прошептал он, еле шевеля губами. – Она вторила фразу «я – это ты». Но кто же передо мной?
Нерукотворный искренне недоумевал, что происходит. Совсем недавно жизнь текла привычно, день за днём почти не меняясь, а теперь вопросы сводили его с ума. Прежние сомнения лишь набирали силу, доводя до отчаяния. Казалось, никто никогда не вернёт Аелии ту недостающую деталь мозаики, что никак не складывалась.
– Она – Дева Солнце, именуемая Минцзэ. – Баиюл вышел из своего транса, глядя на Аелию сверху вниз. – Вернее, когда-то ею была.
– Но ведь Госпожу Минцзэ убили…
– …восемь лет назад. Да, именно это с ней и произошло. – Баиюл нахмурился и сжал кулаки. Говорить об этом ему было очень тяжело. Он переступал через себя, вспоминая прошлое. – Опережая твой вопрос, скажу сразу: к этому я не причастен. Минцзэ… – Бог снова взглянул на девушку, и его лицо на секунду смягчилось, обретя выражение страшной тоски и боли. – Пала от руки неизвестного мне убийцы.
Для Аелии это было что-то невероятное. Конечно, так просто поверить Баиюлу было сложно, и во взгляде его читался скептицизм.
Всеотец закатил глаза, будучи раздражённым, и тяжело вздохнул.
– Какая дерзость! – воскликнул он и принялся расхаживать вокруг, сложив руки на груди. – Поверить не могу! Я должен оправдываться и что-то доказывать. Я! Божество! Создатель!
– Пойми его, Баиюл, – ответил Бьерн, одарив брата взглядом, полным доброй грусти. – Всего семь лет отроду, к тому же ещё и подверженный влиянию нынешних законов Обители Веры.
Аелия нахмурился:
– Я не дитя. И место своё знаю, потому вовсе не дерзил.
Бьерн взглянул на него и улыбнулся. В улыбке этой ощущались непонятные для Аелии эмоции, но в ней точно не было никакой насмешки. Всем своим видом Бьерн создавал впечатление доброжелательного и вежливого человека, не обременённого никакими тайными умыслами. Но сколько ни всматривайся в его утончённые черты красивого лица, всё равно не докопаешься до истинной натуры.
Юноша не знал, как относиться к Бьерну. Законы Обители Веры и впрямь требовали быть весьма осторожным с божественными братьями, а лучше и вовсе достать из ножен меч и убить двух преступников сию минуту.
Аелия всё ещё не доверял им, но возвращаться домой, тем не менее, не спешил.
– Я не пытался обидеть тебя, Солнце. Но что эти семь лет в сравнении с тысячелетиями, которые мы с братом провели в скитаниях по этим землям?
Аелия и сам понимал, что прожил слишком мало, чтобы знать что-то наверняка, ведь тех несчастных и неполноценных частиц памяти, что уже были в его голове при рождении, недостаточно.
– Впервые…
Баиюл остановился, подойдя к Минцзэ. Он с нежностью поднял её опущенную голову, чтобы взглянуть в красивое безжизненное лицо. Та совсем никак не реагировала и, казалось, вновь уснула. Глаза, прикрытые веками, смотрели перед собой, и в них не было никакой осознанности.
– Впервые за восемь лет она проявила себя. Я знал, что когда-нибудь это случится.
– Как именно она погибла? – спросил Аелия.
Бьерн встревожился. Он отлично знал, что Баиюл не был надёжным собеседником, если разговор затрагивал эту тему. Всеотец впадал в ярость, стоило лишь упомянуть те причиняющие боль события. Даже спустя восемь лет он так и не пришёл в себя, не справился с реальностью, которая оказалась очень горькой.
– Тебе не обязательно говорить об этом, – поспешил вмешаться Бьерн.
Он встал между Солнцем и старшим братом, страшась, что вот-вот рассудок покинет Баиюла в очередной раз. Его лицо по-прежнему сохраняло былое спокойствие. Лишь мягкая улыбка куда-то вдруг исчезла.
Бог и раньше обладал тяжёлым характером, не отличающимся сдержанностью и терпением, а после гибели Минцзэ и вовсе перешёл всякие границы, прибегая к насилию и самым отвратительным ругательствам.
– Я могу рассказать сам, – заверил младший брат.
На удивление, ни одна мышца не дрогнула на лице Баиюла. Он смотрел на Аелию сверху вниз и, казалось, подбирал выражения, но совсем не злился при этом.
– От твоих слов он может окончательно убедиться в том, что я – абсолютное чудовище, Бьерн. А я не чудовище.
– Я не имел это в виду.
– Имел. Я слышал, как забилось твоё сердце. Боишься, что я могу навредить Солнцу?
– Баиюл, если бы у меня не было поводов волноваться, то я никогда…
– Довольно! – бог выставил руку перед братом, желая, чтобы тот прекратил нести чушь.
Он бросил на Аелию взгляд, полный обиды и горечи. Юноше стало крайне неуютно. Тот образ Баиюла, что годами навязывали ему и смертным, живущим в Обители Веры, совсем не вязался с тем, что он представлял из себя в реальности. На деле бог, их создатель, был, кажется, совсем другим.
– Я ни за что не причинил бы ей вреда.
Солнцеликий всё же сомневался в этом. В воспоминаниях всплыло то, как Всеотец таскал его за волосы и придавливал к земле всем своим невообразимым весом.
– Когда солнце погасло, и наступил абсолютный хаос, я сразу понял, что с Минцзэ случилось нечто непоправимое. И когда я ринулся искать её, то обнаружил лишь холодеющее тело, лежащее в снегу среди деревьев. Вокруг уже столпились умбры и собирались сожрать Деву Солнце. Одна даже успела вцепиться в её руку.
В доказательство бог осторожно взял Минцзэ за предплечье и поднял рукав, демонстрируя следы от зубов, которые уже никогда не затянутся. Они не кровоточили, ведь в мёртвом теле не найти и капли крови. Такой же след от укуса был на ноге Аелии.
– Умбры, что чаще сторонятся дневного света, воспользовались наступившей тьмой и ринулись из лесов в города и деревни, оставляя после себя лишь кровь и горе. А госпожа Целандайн поведала всем, будто я не только собственноручно убил Деву Солнце, но и наслал чудовищ на ни в чём неповинных людей. И вот уже восемь долгих лет я вынужден сидеть в Обители Ночи, словно в клетке. Пристыжённый, отвергнутый всеми и лишённый веры рукотворных. Для них я отныне не более, чем преступник.
– Почему вы их не остановили? Ведь умбры вас боятся, – проронил Аелия тихо, подумав о том, что многие жители двух Обителей до сих пор не оправились после минувшего кошмара. – Бездействие – тоже преступление!
– Потому что в тот момент мне было плевать. Я сполна поплатился за это безрассудство. И расплачиваюсь до сих пор, разгребая последствия собственных страстей.
Солнце ворочал слова бога в голове туда-сюда, пытаясь усвоить их. Его янтарные глаза бегали из угла в угол, а разум пребывал в смятении.
– Я потерял контроль в ту ночь, – будто бы оправдывая себя, промолвил Баиюл. – Моё горе попросту захватило разум.
– Господин, вы… – Аелия забылся, не сдерживая злости. – Вы не имели на это права.
Всеотец нахмурился, стиснув зубы.
– Не тебе мне говорить о том, какими правами я обладаю, а какими нет!
Баиюл двинулся на Аелию, встав прямо перед ним. Тот машинально сделал шаг назад, с каждой секундой всё больше робея перед создателем.
Солнце смотрел на высокого, крепко сложенного мужчину, бледное лицо которого было полно злости и обиды. Но, несмотря на устрашающий и грозный вид бога, на секунду Аелии даже показалось, что перед ним вовсе не страшный разгневанный сын великой матери Маеджи, что когда-то насылала хаос и тьму на тысячи миров, а всего лишь дитя, брошенное и затравленное.
Именно это порой прослеживалось во взгляде Баиюла, особенно когда тот свирепствовал и срывался на окружающих.
– Держи язык за зубами и не смей больше говорить со мной в таком тоне.
Аелия вовсе не желал ссориться с богом. На самом деле он по-прежнему его побаивался, хотя и позволял себе высказываться смело. Вероятно, это вполне нормальные ощущения, появляющиеся лишь тогда, когда поблизости находился Баиюл.
К тому же ещё не известно наверняка, правдивы ли его слова о смерти Минцзэ. В сознании Аелии дитя Маеджи – не более, чем убийца, посягнувший на жизнь нерукотворного создания, что привело к необратимым последствиям.
И если он убил первое солнце, то без труда убьёт и второе, то есть Аелию. Этот факт он никак не мог выбросить из головы и сохранял осторожность. Но тем не менее где-то глубоко внутри тешилась надежда и желание верить.
– Простите меня, господин. Я не хотел вас оскорбить, – склонив голову, ответил Аелия. – Во мне говорит недоверие и те устои, каким меня учили в Обители Веры на протяжении семи лет. Я могу быть не прав, но пока иначе никак. Однако моё уважение к вам, как к создателю, искренне.
Баиюл тем временем уже пришёл в себя. Он быстро вспыхивал, как спичка, и так же быстро остывал.
– Твоя честность заслуживает похвалы. Ты прямо говоришь то, что думаешь.
– Честность – ценнее денег. Порой расплатиться можно только ею.
Баиюл смерил юношу пытливым взором, пытаясь понять, врёт тот или нет. Но на сей раз сердце Аелии настукивало спокойный, ровный ритм.
– Тогда и я буду честен с тобой, – ответил сын богини. – И скажу прямо: ты нужен мне, чтобы отыскать давно утерянное. Уверен, и ты нуждаешься во мне не меньше. Нас объединяет общая цель и общие вопросы.
Юноша кивнул:
– Да, господин. Сколько себя помню, я никогда не был до конца уверен в собственной полноценности. – Он тщательно подбирал слова, пытаясь описать то, что тяжким грузом лежало на душе. – Моё сознание словно насильно засунули в физическое тело, которое ранее было не более, чем пустым безжизненным сосудом, а потом вдруг потребовали взвалить на плечи невероятную ответственность – стать Придворным Солнцем и хранить светило над головами смертных, чтобы отныне Ферасс не знал горя и страданий.
Он помолчал пару мгновений. Дева Солнце вновь притянула к себе его взгляд.
– Но я не чувствую себя собой. Воспоминания, ощущения, мысли – всё это будто бы мне не принадлежит. И госпожа Минцзэ знает причину моих беспокойств.
Баиюл поднял в изумлении брови, бросив на Бьерна вопросительный взгляд, будто бы убеждаясь в том, что не ослышался:
– Минцзэ знает?
– Несомненно, господин. Мне стоило лишь раз коснуться её, чтобы убедиться в этом. Увы, госпожа не может рассказать, но она будто пыталась показать мне.
Баиюл тоже посмотрел на неподвижную холодную Деву Солнце.
– Что показать?
– То, чего мне не хватает. Она знает всю правду, но никак не может поведать её. – Аелия поднял яркие янтарные глаза на бога. – Есть ли способ заглянуть в её память?
– У Минцзэ нет памяти. – Бьерн, привыкший быть скорее наблюдателем, чем участником диалога, решил-таки высказаться. – То, что каким-то невероятный образом ей удалось связаться с тобой, не меняет того факта, что она мертва, и внутри неё не осталось ничего.
Он одарил старшего брата взглядом, полным сожаления. Тот лишь опустил глаза, будто не желая принимать сочувствие.
– Но я смог проникнуть в её голову, – заверил Аелия, настаивая на своём. – Вернее, госпожа сама призвала это сделать.
– Вы связаны, но пока не ясно, как именно. Очевидно, ваши ауры имеют сходство. – Баиюл призадумался, сложив руки на груди. – Я бы даже сказал, они идентичны.
Юноша не знал и не понимал, как это может быть возможно, ведь они с Девой Солнце двое бессмертных, призванных в разное время. Она явилась в Ферасс тысячелетия назад, ниспосланная вселенной в ответ на зов Баиюла, прожила долгую жизнь и нашла свой конец. А Аелия явился сюда всего семь лет назад, и его никто не призывал. Что-то заставило его появиться внезапно и вновь зажечь светило, развеявшее Вечный Сумрак. Что-то… или кто-то?
– Господин, могу я спросить вас? – юноша вновь обратил свой взор на бога.
Его лицо было очень серьёзным.
– Почему вы удивились, поняв, что я обладаю солнечной аурой? Ведь над Ферассом светило вновь воссияло семь лет назад, что указывает на очевидное рождение нового Солнца.
Баиюл ответил, не медлив и секунды:
– Потому что все эти годы я считал, что солнце засияло вновь благодаря Минцзэ. Мне казалось, она вот-вот вернётся. И моим догадкам есть объяснение: в её теле, где-то очень глубоко, куда не добраться никакой силе, всё ещё теплится последняя частица жизненной энергии. Иногда мне удаётся ощутить это едва уловимое эхо. Потому не прошло и дня без томительного ожидания возвращения к жизни Девы Солнце.
Аелия понимал, о чём говорил Баиюл. Ту самую частицу энергии в мёртвом теле Минцзэ он тоже ощутил. Именно благодаря ей юноша услышал мысли погибшей и смог войти с ней в контакт. В своей сущности эта частица имела то же тепло, что и Аелия, и ту же силу.
До этого дня Аелия и раньше видел Минцзэ, но никогда не ощущал ничего необычного: не было ни странного влечения, ни видений.
Обитель Веры хранит о ней память. В честь погибшей госпожи создан небольшой храм на территории Сияющего дворца, внутри него есть её портрет, а под ним – неувядающие цветы и благовония. Любой может прийти туда и зажечь курительную свечу с ароматом дрём-цвета.
