Kitabı oku: «Россия и современный мир № 1 / 2010», sayfa 2

Источник: New Europe Barometer (2009).

Я сопоставил две четкие и прозрачные позиции, каждая из которых имеет обоснования в виде практических аргументов и философских положений. К сожалению, политические игры играются не на тех полях, где происходят откровенные, спокойные и прагматичные дебаты, и не в той чистой и живительной атмосфере, где утверждаются этические принципы. Эти игры происходят на арене, где политические гладиаторы сражаются за политическую жизнь или смерть, за голоса, за победу на выборах и поражение оппонента. Группы, которые твердо и последовательно поддерживают эти два «чистых» направления, являются значительными игроками (в некоторых странах и в некоторые периоды та или иная группа могла даже доминировать). Есть, однако, и другие политические группы (партии или партийные фракции или различные беспартийные движения), которые не вписываются ни в одно из этих двух «чистых» направлений. Политики, как в правительстве, так и в оппозиции, испытывают сильное противодействие сужению масштабов государства благосостояния. Стоит напомнить известную истину, что здесь мы имеем «эффект храповика»: изменение в одном направлении возможно, но возврат в прежнее положение невозможен. С политической точки зрения просто и выгодно увеличивать расходы на социальное обеспечение и расширять государство благосостояния, в то же время политически сложно и весьма непопулярно сокращать эти расходы. Неудивительно поэтому, что кроме двух вышеуказанных «чистых» направлений мы повсюду видим многие примеры нечетких, расплывчатых политических позиций.

К третьему направлению политики принадлежат популисты, обещающие полное сохранение или даже расширение прав на социальное обеспечение и защиту сверхкрупного государства благосостояния, но не раскрывающие источники финансирования расходов. Еще не так опасно, если они дают безответственные и ложные обещания только во время избирательных кампаний или когда энергично нападают на либеральные реформы, сидя в рядах парламентской оппозиции. Хуже, если такая популистская партия победит на выборах и начнет выполнять безответственные обещания, ведя к катастрофическому бюджетному дефициту и всем другим связанным с ним печальным макроэкономическим последствиям.

Основная черта четвертого направления – отсутствие верности принципам, непоследовательность, часть проявляющиеся со стороны политической партии или правительства как реакция на трудные решения. В январе шаг в первом направлении (сокращение некоторых расходов на социальное обеспечение), а в феврале шаг в противоположном направлении (увеличение некоторых других расходов в этой области). Политики, придерживающиеся четвертого направления, стремятся угодить избирателям правого крыла по четным дням и избирателям левого – по нечетным. Колебания, непостоянство, непредсказуемость слов и дел – вот характерные черты такой политической позиции. И это ведет к замешательству среди избирателей, которые не понимают, что происходит. На первых порах так может быть приобретена некоторая временная популярность у введенных в заблуждение сторонников первого или второго «чистого» направления, еще не разобравшихся, куда ведет эта политика. Но рано или поздно они понимают, что были обмануты зигзагами и шатанием между двумя противоположными целями.

В моем представлении именно это происходит в ряде стран с современной «новой социал-демократией» в стиле Тони Блэра, в том числе в некоторых постсоциалистических странах, включая мою страну, Венгрию. Политика в отношении государства благосостояния во многих аспектах непоследовательна, поскольку пытается следовать двум противоположным, взаимоисключающим наборам ценностей и одновременно угодить двум крупным частям электората, имеющим в корне различные предпочтения и испытывающим взаимную неприязнь.

Отправным моментом для моего доклада послужил лозунг Французской революции. В накаленной атмосфере 1789 г. и последующих лет никто не думал о том, насколько согласованы три его компонента и не противоречат ли друг другу. Вспомним, какой это был исторический век: это было почти за 100 лет до того, как Бисмарк в Германии ввел социальное страхование, более века до того, как социал-демократы в Скандинавии и Англии начали создавать современное государство благосостояния. Но в наши дни политики в далеко идущей борьбе за структурную трансформацию не могут обойти проблему согласованности изменений, а если пытаются сделать это, то вынуждены платить политическую цену.

Общая картина и прогноз

Я был бы счастлив представить собственный прогноз, собственное видение будущего, но боюсь, что в той области, которая выбрана в качестве предмета для данной статьи, я не имею четкого представления о том, что может случиться в будущем.

Общий взгляд на регион постсоциалистической трансформации дает весьма пеструю картину. Какое-либо унифицированное направление изменений в сторону государства благосостояния, безусловно, отсутствует. В некоторых странах на том или ином этапе предпринимаются шаги, направленные на ликвидацию определенных универсальных и широких прав пользования социальной поддержкой, в других же длинный перечень социалистического наследия дополняется новыми социальными правами. За шагами в одном направлении следуют разворот и шаги в противоположном направлении.

Разнородный характер движений в обоих направлениях до 2006 г. был очевиден. Население рассматриваемого региона испытало сложные времена. Ему пришлось пройти через трудности перераспределения ресурсов, драматических изменений прав собственности, временного отсутствия дееспособных институтов, усугубленные тяжестью трансформационной рецессии 90-х годов. И все эти факторы вызвали падение производства – значительно более глубокое, чем в период депрессии после 1929 г., самое глубокое за всю предшествующую экономическую историю. Это явление сопровождалось безработицей, травмировавшей миллионы людей, привыкших к гарантии полной занятости. Последствия этого двойного удара – рецессии и потери гарантии занятости – были в некоторой степени смягчены услугами полученного в наследство государства благосостояния (см.: Kean – Prasad, 2002; Vanhuysse, 2006). Людям, потерявшим работу, по крайней мере не пришлось тратить свои скудные средства на медицину, была сохранена социальная поддержка воспитания детей. Многие потенциальные безработные избежали этой участи с помощью досрочного выхода на пенсию или пенсии по инвалидности, и бюрократия закрыла глаза на то, что эти способы были не всегда абсолютно чисты от нарушения норм. К действовавшим правам по соцобеспечению были добавлены новые, например страхование и / или пособие по безработице, субсидирование энергопотребления с целью хотя бы частично сгладить последствия либерализации цен, жилищные субсидии и т.д. Если бы все эти старые и новые формы социальной поддержки со стороны государства благосостояния не были доступны, неудовлетворенность и раздражение людей были бы намного сильнее. В этом состоит существенная причина, объясняющая приверженность столь значительной части населения элементам государства благосостояния.

Начало первой декады XXI в. ознаменовалось экономическим подъемом. Стали проявляться положительные результаты перехода от неэффективной социалистической системы к капитализму, обещавшему повышение эффективности и ускорение роста. А затем внезапно пришел новый удар, глобальный финансовый кризис и рецессия. До сих пор неясно, будет ли падение производства глубже, чем после 1929 г. или даже в сравнении со спадом, произошедшим в постсоциалистическом регионе после смены режима, но оно уже принесло новые трудности и значительные страдания миллионам людей.

Эта повторная травма, нанесенная внезапными переменами, экономическими трудностями, беспокойством и чувством неопределенности, безусловно, усилит спрос на защитные функции государства, сделает эти требования более громкими. Политики рискуют попасть под двойной пресс. С одной стороны, значительная часть общества готова отказаться от претензий на личную самостоятельность, пойти на уступки в отношении свободы и надеется на становление еще более патерналистского государства, берущего на себя ответственность за благосостояние и безопасность. Некоторые страны откажутся от реформы системы социального обеспечения, предполагающей сокращение ее масштабов и ликвидацию ряда универсальных прав на вспомоществование. С другой стороны, рано или поздно политики (по крайней мере те, кто пришел к власти в результате выборов и отвечает за государственные доходы и расходы) почувствуют сильное давление макроэкономической ситуации. Щедрые траты в духе Равенства и Братства чреваты пугающими инфляционными последствиями, бюджетным дефицитом, ростом отношения долга к ВВП, неконтролируемым дефицитом текущего счета платежного баланса, отказом инвесторов от покупки государственных облигаций и т.п. Финансовые рынки, банковский сектор, фондовая биржа, различные финансовые институты, инвестиционные банки, брокерские фирмы и легион занятых в них аналитиков не становятся добрее от благородного чувства сострадания к своим согражданам и требований милосердия и благотворительности. Но они и не столь жестоки и бессердечны, как грубо и тенденциозно изображает их в карикатурном виде популистская политическая риторика, – они просто делают свое дело. Как бы то ни было, реальные макроэкономические трудности плюс громкие голоса критиков и предупреждения со стороны финансового и делового сообщества толкают политиков в противоположном направлении. Расходы должны быть сокращены в такой пропорции, чтобы одновременно могли быть снижены налоги, открывая путь для роста частных инвестиций и последующего подъема производства.

Каким будет итог этих противоречивых воздействий? Единственным честным ответом будет признание: я не знаю. В различных странах он, вероятно, будет различным в зависимости от глубины кризиса, соотношения выигрывающих и проигрывающих слоев, от распределения голосов избирателей между партиями и движениями, представляющими различные направления – два «чистых» (направления 1 и 2), популистское (направление 3) и непоследовательное (направление 4). Возможно, что среди этих стран будут более удачливые, в них появятся выдающиеся государственные деятели, способные принимать краткосрочные решения, не теряя при этом видение широкого и долгосрочного исторического горизонта. Будут и неудачливые страны, ведомые запутанными и запутывающими политиками, теряющимися в лабиринтах противоречивых давлений, увязшими в застое и жестких, застывших бюрократических структурах. Боюсь, что должен закончить обсуждение знаком вопроса: кто знает, что произойдет в нашем победоносном и подверженном напастям регионе со Свободой, Равенством и Братством?

Литература

1. Alesina, Alberto – Fuchs-Schündeln, Nicola 2007. Good Bye Lenin (or not?): The Effect of Communism on People’s Preferences. American Economic Review, Vol. 97/ 4: 1507–1528.

2. Czeglédi, Pál – Kapás Judit 2009. Economic Freedom and Development. Budapest: Akadémiai Kiadó.

3. Berlin, Isaiah 1969. Two Concepts of Liberty. In: Four Essays on Liberty. Oxford: Oxford University Press, р. 118–172.

4. Dragomán György 2007. The White King. Garden City: Doubleday.

5. EBRD 2008. Transition Report 2008: Growth in Transition, London: EBRD.

6. EBRD 2009. Transition Report 2009: Transition in Crisis. London: EBRD.

7. Economist Intelligence Unit 1990-2008. Country Reports. www.eiu.com Retrieved on December 12, 2009.

8. European Social Survey (2006). Round 3. Oslo: Norwegian Social Science Data Services. http://ess.nsd.uib.no/ess/round3/ Retrieved on December 12, 2009.

9. Gwartney, J. D. – Lawson, R. 2008. Economic Freedom of the World. Annual Report. Vancouver: Fraser Institute.

10. Haggard, Stephen – Kaufman, Robert R. 2008. Development, Democracy and Welfare States. Princeton – Oxford: Princeton University Press.

11. Kean, Michael – Prasad, Eswar 2002. Inequality, Transferds, and Growth: New evidence from the Economic Transition in Poland. Review of Economics and Statistic, р. 324–341.

12. Kolosi, Tamás – Tóth István György 2008. Rendszerváltás: Nyertesek és vesztesek. (Tranisition: Winners and Losers.) In: Kolosi Tamás – Tóth István György (eds.): Újratervezés: Életutak és alkalmazkodás a rendszerváltás évtizedeiben. (Re-planning: Life and Adaptation in the Transition Decades.) Budapest: TÁRKI, p. 11–50.

13. Kornai, János 1992. The Postsocialist Transition and the State: Reflections in the Light of Hungarian Fiscal Problems. American Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 82/2: p. 1–21.

14. Milanovic, Branko – Ersado, Lire 2009. Reform and Inequality during the Transition: An Analysis Using Panel Household Survey Data, 1990–2005. Washington, D.C.: World Bank.

15. Milanovic, Branko 1999. Explaining the Increase in Inequality during Transition. Economics of Transition. Vol. 7/2: p. 299–341.

16. Mitra, Pradeep – Yemtsov, Ruslan 2006. Increasing Inequality in Transition Economies: Is There More to Come? World Bank Policy Research Working Paper 4007. September 2006. Washington D.C.: World Bank.

17. New Europe Barometer 2005. Aberdeen: Centre for the Study of Public Policy, University of Aberdeen. http://www.abdn.ac.uk/cspp/view_item.php?id=404 Retrieved on December 12, 2009.

18. Standard Eurobarometer 69, 2008 November (fieldwork Apr-May) http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/eb/eb69/eb69_en.htm Retrieved on June 11, 2009.

19. TÁRKI 2009. World Value Survey: Technical Report. Budapest: TÁRKI.

20. Tóth István György 2009. Bizalomhiány, normazavarok, igazságtalanságérzet és paternalizmus a magyar társadalom értékszerkezetében. (Lack of Trust, Anomy, Feeling of Injustice and Paternalism in the Value Structure of the Hungarian Society.) Budapest: TÁRKI.

21. Vanhuysse, Pieter 2006. Divide and Pacify. Budapest: CEU Press.

22. World Values Survey 1995. Official data file vol. 7. http://www.worldvaluessurvey.com/ Retrieved on December 12, 2009.

ДЕМОГРАФИЯ И ВЛАСТЬ

К.Н. Свитнев

Свитнев Константин Николаевич – генеральный директор компании «Росюрконсалтинг», Москва

Летом 2009 г. рождаемость в России превысила смертность – впервые за последние 18 лет⁷. В августе было зафиксировано 151,7 тыс. рождений против 150,7 тыс. смертей. Таким образом, естественный прирост населения составил 1 тыс. человек. Новость, безусловно, приятная, но вместе с тем особых поводов для радости нет. Данные за восемь месяцев 2009 г. подтверждают общую тенденцию вымирания страны – за этот период родились 1,164 млн. человек, а умерли на 183 тыс. больше. А повышение рождаемости, действительно отмечаемое в последнее время, обусловлено существующей возрастной структурой населения – эхом демографического бума 80-х годов прошлого века и лишь в какой-то степени связано с пресловутым материнским капиталом. Мы пытаемся бежать вверх по эскалатору, идущему вниз. Чтобы подняться еще хоть на одну ступеньку, нужно бежать еще быстрее.

И без того тяжелую ситуацию усугубил финансово-экономический кризис, который не мог не сказаться на рождаемости. Причины налицо – увольнения⁸, сокращение зарплат, общая неуверенность в завтрашнем дне. У нарождающегося российского среднего класса, только познавшего прелести жизни в кредит, едва хватает денег на выплату процентов. Рождение ребенка отходит на второй план – родители не хотят «плодить нищету». Последствия очевидны – дальнейшая депопуляция России, неизбежное теперь уже «демографическое» пике.

Привлечение мигрантов из сопредельных стран восполняет естественную убыль населения на 60–65 %, но вместе с тем способно лишь усугубить демографические проблемы, приведя в ближайшей исторической перспективе к изменению этнического состава народонаселения, социальным и религиозным конфликтам, «демографической» войне. Возможно ли переломить негативную тенденцию собственными силами?

Возрастная структура населения России наглядно показывает всю тяжесть сложившейся ситуации (см. рисунок ниже). Вместо «елочки», пирамидальной структуры, характерной для растущего народа, мы получаем «куст» с сильно прореженной листвой, выдранными кое-где ветвями и утончающимся стволом, что свойственно для народа вымирающего. Если в ближайшее время не произойдет демографического перелома, чахлый «ствол» не выдержит тяжести «листвы», растущую с каждым годом армию пенсионеров будет просто некому содержать.

В анализе сложившейся ситуации и поиске путей выхода из демографического тупика следует исходить из положения об изначальной репродуктивной ориентированности каждого человека. Стремление к продолжению рода, желание иметь собственных детей генетически заложены в каждом из нас. Но почему это желание далеко не всегда реализуется на практике? Как помочь миллионам людей, которые могли бы стать родителями, обрести счастье отцовства и материнства? И что может сделать государство для преодоления демографического кризиса?

В настоящее время ситуация такова, что 14 млн. российских супружеских пар (более 45 % от общего числа официально зарегистрированных браков), не имеют детей. Сейчас в нашей стране около 10 млн. бесплодных людей репродуктивного возраста – 4 млн. мужчин и 6 миллионов женщин^92а, что ведет к бесплодию в супружестве – как минимум 15 % супружеских пар не имеют детей по состоянию здоровья. Сколько их в абсолютном исчислении? По самым осторожным оценкам, сейчас в России насчитывается как минимум 5 млн. таких семей (20), в реальности можно вести речь о 6–6,5 млн. семей. Это физиологическое бесплодие, о котором говорят и пишут достаточно много.

ВОЗРАСТНАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ (по данным Федеральной службы государственной статистики по состоянию на 01 января 2009 г.)¹⁰

Но есть еще и бесплодие социальное, когда здоровые и желающие иметь собственного ребенка люди не могут позволить себе реализовать это желание в рамках семьи по причинам экономического порядка, чрезмерной загруженности работой или просто стремясь насладиться холостяцкой вольницей, год за годом перенося рождение детей «на потом». Есть люди, которые не испытывают подобных трудностей, хотят стать родителями, но не могут осуществить свое желание вне традиционной семейной парадигмы из-за несовершенства российского законодательства в области правового регулирования ВРТ¹¹, поскольку деторождение в нашей стране традиционно привязано к браку.

Феномен бездетности и «позднего» материнства в огромной степени объясняется эмансипацией женщин, изменением освященного веками традиционного образа жизни женщины. Все больше женщин, реализуя принцип гендерного равенства, стремятся реализовать себя в служении обществу и, в известной степени, «пожить для себя». Многие из них просто не готовы стать матерями в раннем возрасте. В современном мире женщина играет не менее значимую социальную роль, чем мужчина, что не может не сказываться на деторождении – на беременность и роды просто не остается времени, женщины откладывают рождение детей. Информация, постоянно появляющаяся в прессе и на телевидении о том, что некая актриса или певица имярек стала мамой в 42 года и более (как правило, при помощи суррогатных матерей, о чем часто не упоминают), также расхолаживает многих женщин – еще успеем, думают они.

Можно вывести простую закономерность – чем большую роль играют женщины в социальной жизни общества, чем выше их деловая активность, тем меньше времени они уделяет семье, тем ниже рождаемость, и наоборот. Именно этим, а не какими-либо другими, религиозными или культурными факторами объясняется разница в двух стратегиях репродуктивного поведения женщин – «восточной» и «западной».

Да, участие женщин в общественной и деловой жизни, вне всякого сомнения, абсолютное благо. Но все-таки естественное предназначение женщины – быть матерью, вынашивать и рожать детей, обеспечивая преемственность поколений и поступательное развитие нашего общества. Как совместить эти две, казалось бы несовместимые, вещи? Ответ прост, и ответ этот – ВРТ, включая донорские программы и суррогатное, замещающее материнство.

Интенциональное материнство (стремление иметь собственного ребенка) все больше отходит от материнства генетического (кровного родства со своим ребенком) и материнства биологического, гестационного (возможности этого ребенка вынашивать)¹²; вынашивание беременности может стать обычной работой, пусть безгранично ответственной, почетной, высокооплачиваемой, но – работой. Есть женщины, у которых выносить и родить ребенка получается гораздо лучше, чем у других. А у кого-то лучше получается руководить собственным бизнесом, увеличивая общественное – и свое собственное – достояние, создавая условия для достойного развития своих будущих детей. В этом нет никакого противоречия. Вынашивание ребенка – слишком ответственная миссия, чтобы заниматься этим походя.

Итак, благодаря современным научным достижениям все, кто хочет стать родителями – вне зависимости от супружеского статуса, состояния здоровья, возраста, пола, сексуальной ориентации, могут осуществить свою мечту. Это возможно технически. Но в том, что касается правовой стороны, то вопросов пока гораздо больше, чем ответов.

То, что демографический процесс управляем, что действия (или бездействие) людей, стоящих у власти, реально отражаются на рождаемости – очевидный факт, безоговорочно принимаемый сегодня всеми серьезными учеными. Таким образом, вопрос состоит лишь в том, в какой степени демографические процессы поддаются регулированию, и какие средства и инструменты можно для этого использовать. Выделяются три основных – и давно известных – средства воздействия на динамику деторождения – право, деньги, убеждение и новое мощное средство содействия деторождению – ВРТ.

Роль права

Право – важнейший инструмент демографической политики. Для того, чтобы демографическая ситуация в стране кардинально изменилась в лучшую сторону, чтобы колыбелей стало больше, чем гробов, нам необходимо задуматься о внесении серьезных изменений в действующее законодательство. Пора осознать, что репродуктивные права и репродуктивное здоровье граждан нуждаются в законодательной защите, что реализация права на продолжение рода напрямую зависит от позиции «властей предержащих» и поддержки со стороны государства.

Наряду с тем, чтобы пытаться финансовыми стимулами побудить к деторождению тех, кто детей иметь может, но не хочет, государству следует озаботиться нуждами людей, которые детей иметь хотят, но в силу разных причин не могут, и на практике обеспечить реализацию их репродуктивных прав. Финансовых затрат это не требует, требуется лишь понимание сути проблемы и политическая воля.

Репродуктивные права можно определить как неотъемлемую часть комплекса общечеловеческих прав и свобод, обеспечивающую реализацию естественного права каждого совершеннолетнего человека на продолжение рода, включая право на использование вспомогательных репродуктивных технологий, в том числе донорских и суррогатных программ, а также право на самостоятельное планирование семьи, включая определение количества детей, интервалов между их рождением и выбор пола.

В силу того, что социальная составляющая человеческой жизни довлеет над биологической, деторождение в огромной степени зависит от действующих в обществе правовых норм. Очевидно, что при реализации биологической, генетически детерминированной потребности в продолжении рода человек сталкивается с определенными социальными препятствиями. В соответствии с существовавшими представлениями детей следовало рожать исключительно в браке, внебрачная беременность осуждалась, а дети, рожденные вне брака, поражались в правах. Совершенно разные явления, такие как семья и брак, секс и деторождение рассматривались как тождественные, искусственно объединялись в понятии «брак».

Государство во все времена активно вмешивалось и вмешивается в осуществление человеком своей детородной функции, устанавливая минимальный и максимальный брачный возраст, ограничения на вступление в брак вплоть до полного запрещения такой возможности для определенных категорий населения, условия заключения и расторжения брака; оно регулирует наследственные правоотношения между кровными родственниками и даже регламентирует порядок прерывания беременности. Несмотря на то, что право на продолжение рода является правовым абсолютом, государство и по сей день определяет, кому из граждан позволено иметь детей, а кому нет, устанавливая условия, при которых бесплодные люди могут прибегать к услугам репродуктологов.

Более того, эту регулирующую, упорядочивающую функцию в сфере деторождения власть предержащие всегда стремились подменить функцией разрешительно / запретительной: К.П. Победоносцев в своем блестящем курсе гражданского права (8) приводит, в частности, пример Баварии и Великого Герцогства Баденского. Еще в середине XIX в. от вступающих в брак требовалось удостоверение в том, что у них есть имущество, приносящее не менее положенной меры дохода; что они не расточители; что у них есть помещение для жительства и т.п. В Баварии закон был так ревнив к интересам общины, что возлагал на священника, повенчавшего новобрачных без разрешения общины, ответственность за все издержки и убытки, какие могли произойти для общины от этого брака. Тем тяжелее были эти ограничения, что они соединяли вступление в брак с пространным письменным производством, обложенным сборами, и ставили его в зависимость от усмотрения городских чиновников. В Баварии нередко случалось так, что бедный человек в течение десяти и более лет напрасно возобновлял ежегодно просьбу о дозволении, пока не получал его, издержав значительную сумму на одно производство, а между тем жил вне брака и приживал незаконных детей с той женщиной, с которой хотел в самом начале повенчаться законно.

В России вплоть до переворота 1917 г. в соответствии со ст. 6 Свода Законов Гражданских на вступление в брак требовалось обязательное согласие родителей, опекунов или попечителей (10). Лица, состоящие на гражданской и военной службе, при вступлении в брак должны были испрашивать дозволения начальства (ст. 9), причем дозволение это должно было быть удостоверено письменным свидетельством. Разрешение особого рода требовалось и для российских дипломатов, которые вступали в брак с иностранками (ст. 66), причем начальство нужно было информировать о приданом невесты и ее потенциальном наследстве, а сама невеста должна была дать расписку о том, что согласна продать свое заграничное имение.

Целому ряду категорий населения воспрещалось вступать в брак. Нижним чинам в российской армии в принципе было запрещено жениться (10). Офицерам же разрешалось вступать в брак не ранее достижения ими 23 лет. До 28 лет в сухопутных войсках и 25 лет во флоте брак разрешался начальством лишь при условии имущественного обеспечения (16). Монашествующие, а также посвященные в иерейский или диаконский сан также не могли сочетаться браком. Понятно, что подобные ограничения сдерживали рост рождаемости, что, впрочем, в условиях активного демографического роста в Российской Империи представлялось, скорее, благом.

Наиболее типичным примером прямого воздействия государства на демографию является законодательное регулирование прерывания беременности и его влияние на демографический процесс. Не было страны, где запрет на аборты не приводил бы к значительному увеличению рождаемости. Верно, что при этом растет число криминальных абортов и соответствующая материнская смертность, но последнее ни в коем случае не сопоставима с приростом рождаемости благодаря ограничениям абортивной практики. Характерен пример Румынии. В 60-е годы прошлого века суммарный коэффициент рождаемости там был один из самых низких в мире. К 1966 г. он составлял всего 1,9. В октябре того же года правительство запретило производство абортов. Прервать беременность можно было лишь по медицинским показаниям, женщинам старше 40 лет, а также матерям, имеющим четырех и более детей. Была ужесточена уголовная ответственность за «криминальные» аборты. Одновременно была запрещена продажа контрацептивных средств. Приобрести их можно было лишь по назначению врача или же по некоторым социальным показаниям. В результате принятых мер всего за один год суммарный коэффициент рождаемости в Румынии вырос почти в 2 раза и достиг отметки в 3,66. Это беспрецедентный результат, показывающий значение политической воли в решении демографических проблем. Положительное воздействие на рост численности населения оказывали ограничения на прерывание беременности в Венгрии (для женщин в возрасте до 35 лет и родивших менее трех детей) и в Болгарии (для женщин в возрасте до 40 лет и родивших менее двух детей) (6, с. 334–339).

Примером обратного свойства явилась Советская Россия, стяжавшая сомнительные лавры страны, первой в мире легализовавшей аборты (ноябрь 1920 г.). Число абортов увеличилось в разы, рождаемость начала падать. В Москве в 1934 г. на одно рождение приходилось уже 2,7 аборта – и это только в учреждениях Наркомздрава (15, с. 27), не считая нелегальных абортов! Негативные демографические тенденции усугубились последствиями мировой и Гражданской войн, послевоенной разрухой, голодом и обнищанием деревни, красным террором.

Принятое 27 мая 1936 г. Постановление ЦИК СССР и СНК СССР «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах» не случайно носило столь длинное название. Комплекс этих мер имел своей целью компенсировать убыль населения и стал одним из факторов активного демографического роста в нашей стране. Уже в 1937 г. число абортов по сравнению с 1934 г. снизилось почти в 9 раз, пропорция изменилась в обратную сторону – на один аборт приходилось 3,1 рождения (15, с. 27).

Постановление действовало в течение почти 20 лет (с 1936 по 1955 г.) и, вне всякого сомнения, положительно сказалось на демографической ситуации в стране даже с учетом огромных потерь, которые Россия понесла в ходе войны. После снятия этого запрета кривая абортов резко пошла вверх, СССР уверенно вышел на первое место в мире по количеству абортов на душу населения. Разрешение абортов должно было сочетаться с целым комплексом мер по поддержке рождаемости, включая материальное стимулирование, созданию культа как материнства, так и отцовства и разъяснению негативных последствий прерывания беременности, что позволило бы миллионам женщин сделать осознанный выбор в пользу ее сохранения. Однако этого не произошло, что и явилось одной из главных причин нынешнего демографического коллапса.