Kitabı oku: «Золотой стандарт копейки», sayfa 2
III
.
Итак, сегодня мне предстоит навестить уникального, в своём роде, человека. Виктор Вениаминович Пурга – знаменитый в прошлом фальшивомонетчик, а ныне уважаемый ювелир и владелец лавки изящных вещей в самом центре столицы.
Выходец из Винницы, Виктор Вениаминович в начале века прославился тем, что его векселя принимали к оплате во всех банках Европы. Всё изменилось во время вторжения Наполеона. Французские мародёры убили молодую жену Пурги и надругались над его дочерью, после чего девочка покончила с собой, а отец поклялся отомстить. Фальшивомонетчик здраво оценивал свои силы, и не пошёл в партизаны. Виктор Вениаминович попросту нанял знакомого профессионального убийцу, который принёс Пурге головы и иные части тела обидчиков.
Однако, совершив законное возмездие, Пурга не почувствовал успокоения. Виктор Вениаминович пришёл с повинной к генералу Дурново и изъявил огромнейшее желание положить все силы на одоление супостата, после чего незамедлительно был переправлен в Петербург, где и получил в своё распоряжение соответствующие возможности.
Изготовленные вскоре Пургой облигации государственного займа Французской империи, как, впрочем, и фунты стерлингов его же работы немало способствовали скорейшей победе русского оружия. Особенно после того, как наша армия начала заграничный поход.
После победы Пурга готовился к пожизненной ссылке в Сибирь, подал прошение на поселение в Иркутске, но именным указом императора был полностью помилован, и даже награждён орденом святой Анны за выдающиеся заслуги перед Отечеством.
Растроганный Виктор Вениаминович завязал с преступным прошлым и занялся ювелирным делом. Теперь его гравюры и художественное литьё тончайшей работы пользуются заслуженной славой в свете.
Пожилой мастер встретил меня очень вежливо. Сознаюсь, ещё в бытность мою в полицейском управлении, я несколько раз навещал лавку Пурги в качестве простого покупателя. Мне было очень любопытно посмотреть на знаменитого преступника, но тогда мы с ним не перемолвились и парой слов – я лишь издали видел проходящего в свой кабинет хозяина, пока обсуждал с приказчиком достоинства приобретаемого канделябра.
Сперва Виктор Вениаминович с негодованием отверг мою просьбу о помощи следствию, поразившись бестактности нынешних жандармов, однако выслушать меня всё же согласился. И когда понял, что дело вовсе не о поимке его бывших товарищей по ремеслу, а скорее всего о внешнеполитической акции против России, расцвёл. Старику было приятно вспомнить лихую молодость и ощутить, что он до сих пор нужен и пользуется уважением в соответствующих кругах.
– Подделывать копейки? Нет, никогда не пробовал. Да и зачем? Результат не стоит труда. Вот серебряные рубли да, было дело. В своё время я разработал совершенную методику покрытия меди тончайшим слоем серебра. Вот, смотрите.
Мастер подал мне два серебряных подсвечника с витрины его лавки. Оба были совершенно одинаковы по виду и весу, но цена, которая значилась на привязанных к подсвечникам кусочках картона, отличалась вдвое.
– Это демонстрационный образец. Вообще, я изготовляю на заказ почти любые предметы, которые должны выглядеть серебряными. Услуга пользуется большой популярностью у тех, кто хочет иметь дома красивые и дорогие вещи, но не может себе позволить подлинники. Уверяю, большая часть Петербурга использует именно такие аксессуары. Вот, возьмите пилку и надпилите в любом месте.
Опыт оказался поразительным! Один из подсвечников представлял собой нормальную серебряную отливку, а вот второй… Второй показал свою суть уже после нескольких движений пилки: под тончайшим слоем серебра проступила обычная красная медь!
–Но как? Ведь вес подсвечников совершенно одинаков! Серебро же ощутимо тяжелее меди!
– А свинцовая дробь, которой заполнена внутренность этого шандала, тяжелее серебра, – усмехнулся ювелир. Но, по правде говоря, подделывать даже и серебряные монеты не слишком выгодно. Хорошая копия стоит не намного дешевле оригинала, увы. А вот «золотые» луидоры и песо, которые мы делали под конец войны, принесли казне немалую экономию. Вот только не надо говорить мне про нравственность. Я абсолютно точно знаю, что подобным образом поступали все без исключения державы. К концу войны дошло до того, что монеты новых выпусков немецких городов ценились втрое ниже номинала! И это проверенные настоящие монеты, только что из казначейства. Серебра и золота в тех монетах было чуть ли не меньше, чем в хорошей фальшивке!
– И всё же, Виктор Вениаминович. Какую ценность могут представлять самые обычные копейки, чтобы платить за них дороже стоимости?
– Ценность…Не знаю, Григорий Иванович. Разве что металл. Понимаете, монетный двор не покупает металл на стороне. У этого почтенного заведения имеется целая сеть казённых заводов на Алтае. Так вот, никому ведь, по большому счёту, нет дела, насколько чиста медь, используемая для изготовления копеек. Вот монетный двор и экономит на очистке руды, чтобы себестоимость монеты была, по крайней мере, ниже номинала. К примеру, медь, идущая на обшивку кораблей, несопоставимо чище, но и втрое дороже того металла, который используется для изготовления мелких денег. Фактически, это бронза весьма причудливого состава. Причём, что интересно, для разных монет используется, как правило, разный металл. Эта практика сложилась исторически, и важна для стабильной работы штамповочных станков. Об особенностях производства денег в казначействе я узнал, когда налаживал на базе монетного двора производство луидоров.
В своё время, занимаясь художественной ковкой и литьём, я перепробовал немало различных материалов. В том числе делал сувениры из монет. В углу лавки вы можете видеть набор курительных трубок с окантовкой из серебряных рублей, мониста из копеек, китайские медные трубочки. Так вот, бронза, из которой штампуются копейки, при длительной ковке приобретает приятный золотистый цвет и обладает дивной упругостью. Порой я делаю из неё неплохие пружины. В определённых кругах также пользуются популярностью медные трубки для курения гашиша, изготовленные из переплавленных копеек. Но, слава Богу, это товар штучный, большого спроса на него нет.
Покидал лавку Пурги я со смешанным чувством. С одной стороны, я ни на шаг не приблизился к решению проблемы, а с другой – было отчётливое ощущение, что разговор прошёл не впустую. Просто что-то, из сказанного бывшим фальшивомонетчиком, осталось мною не до конца понятым в контексте нынешнего расследования. Что ж, так бывало уже не раз, информация всплывёт в свой час, а пока продолжим копать в других местах.
IV
.
Ох…тяжело то как…В ушах гудит, в рот будто кошки нассали, в правом боку что-то ворохается, спину стреляет, будто всю ночь таскал мешки на разгрузке в порту. Уфф… похмелье во всей красе.
Стоп! А отчего же так хреново то?! Пил не первый раз, и с пары штофов водки, пусть употреблённой с весьма скромной закуской и в кампании не слишком приятных людей такого не бывает! Хотя… то с хорошей водки, а вчера употребляли редкостную борматуху. Как жаль, что приходится иметь дело с этими отбросами, но без них пока никуда. Главное – не стать таким же! Так что быстренько встаём с лавки, чарочку рассолу и бегом вокруг пруда! И больше в этой компании ничего, кроме принесённого с собой, не есть и не пить!
Скидываю одеяло, с трудом отдираю задницу от лавки и непроизвольно хватаюсь за стену. А на ногах то устоять не так и просто! Видно, все-таки, и годы сказываются! Ковыляю в угол комнаты, где меня уже дожидается кувшин с водой для умывания, тазик, и ночной горшок для отправления нужд противоположных. Кувшин ледяной воды на голову делает своё дело – в голове проясняется достаточно, чтобы вспомнить, что же было вчера. Но воспоминания подождут – нужно немедленно приводить себя в порядок.
Не без труда одеваюсь и выхожу на улицу, а тут чудо как хорошо! Небольшой деревенский домик стоит на самом берегу лесного озера. Снег сошёл, и земля уже слегка просохла, но листьев пока нет, отчего косые утренние лучи солнца легко пронизывают лес, наполняя его сказочным светом.
Заставляю упорно не желающее слушаться тело бежать. Мягкая, упругая подстилка из прошлогодней травы и опавшей хвои холодит босые ноги. Сперва кажется, что вот сейчас умрёшь, но постепенно организм втягивается в ритм, кровь начинает быстрее бежать по жилам, и в голове, наконец, окончательно проясняется.
Заканчиваю пробежку вокруг озера у небольших мостков, с которых так приятно порой поудить в изобилии водящуюся здесь рыбку. С разбегу прыгаю в обжигающую весеннюю воду, ещё недавно покрытую льдом, быстро вылезаю на берег и бегу к своей избушке.
Вот, теперь, растеревшись жёстким льняным полотенцем и закутавшись во шлафрок, можно устроиться у тёплого бока печурки и спокойно обдумать то, что удалось узнать вчера.
Итак, мне, похоже, удалось выйти на след. Я не слишком верил в уголовную версию, да и правильно, но лишь отчасти. Заказчик явно не из бандитов, но и криминальные круги столицы не смогли остаться в стороне от такой крупной афёры, как массовый «вывод» копеек с рынка. Но обо всём по прядку.
После интересной, но бесплодной беседы с ювелиром я решил отработать криминальную версию. Хорошо известно, что нищие собирают огромное количество денег, и порой зарабатывают куда больше, чем достойные честные люди. Притом доход их состоит, преимущественно, из денег самого низкого номинала, и было бы вполне логично использовать их труд для аккумуляции мелкой монеты.
Вчера, запасшись горстью мелочи и переодевшись в чистую и опрятную, но простую одежду, я направился на набережную Лиговского канала, где располагаются извозчичьи дворы, питейные дома и притоны самого низшего пошиба. Здесь, во вполне приличном, по местным меркам, трактире «Пряник» у меня была назначена встреча с нищим-виртуозом – Захаром гнилой ногой.
На улице вновь моросило, от канала задувал пронизывающий ветер, а в трактире было чудо как хорошо. В «Пряник» абы кого не пускают – два амбала на входе почтительно расступаются перед «чистой» публикой и взашей гонят пропивших соображение пьянчуг, сунувшихся в достойное заведение.
Прохожу общий зал, где степенно накачиваются водкой личности весьма подозрительного вида – с первого взгляда похожие на зажиточных мастеровых, но по хищным, и, одновременно, настороженным взглядам, кривым усмешкам и той, невыразимой словами, но ощущаемой всей кожей наглой уверенности в себе ясно – тут собралась компания бандитов. Именно бандитов, а не, скажем, воров-карманников, или форточников – у тех совсем иная манера держаться, другие привычные жесты. Не самое приятное соседство, но что поделать – если всё пойдёт нормально, то я тут не задержусь.
Примерно треть зала представляет собой приподнятый помост, на котором располагаются отделённые друг от друга ширмами «кабинеты». Устраиваюсь за свободным столом, и ко мне живо подбегает половой. «Пряник» – по своему особое заведение, отличающееся от прочих наличием в меню блюд кавказской кухни. В своё время вполне заурядный трактир был выкуплен его нынешним владельцем Кобой Цихисели. Лидер кавказской общины Петербурга пожелал и в столице кушать блюда родной Грузии. Вскоре многие оценили прелесть Аджахури по Аджарски, чуреков, Люля и прочих изысков, и «Пряник», сохранивший старое, не отвечающее нынешней сущности название, стал весьма популярен в определённых кругах.
Заказываю Кучмачи с телячьими потрохами, жаренную с грибами картошечку, и, в ожидании заказа принимаюсь за мигом принесённую официантом бутылку красного сладкого вина под горячую лепёшку из тандыра.
Не успеваю покончить со вторым стаканом вина, как к моему столику присаживается крупный молодой человек. Возрастом слегка за тридцать, в элегантном костюме добротного сукна, он распространяет вокруг себя запах кёльнской воды. Если не знать заранее, признать в моём визави уличного попрошайку Захара Полепина, известного под прозвищем «Гнилая нога» невозможно. Захар кидает пару слов официанту, и перед нами из ниоткуда появляются запотевший штоф, крупно нарезанное сало, очищенная луковица и краюха свежайшего, ещё тёплого ржаного хлеба. Грузинская кухня моего собеседника явно не прельщает.
Я знаю Захара давно, и он чётко представляет с кем имеет дело, потому играем в открытую. Не скажу, что мой визави рад делиться информацией, но большого выбора у него и нет – завербовал я его более десяти лет назад, на самой заре карьеры успешного попрошайки, когда он не брезговал совмещать свою «благородную профессию артиста» с банальным воровством, а в «нерабочее» время подряжался на разгрузку контрабанды.
Вот во время одного из таких «дел» молодой Захар и попал по крупному. Надо же было этому идиоту зарезать таможенного чиновника, нагрянувшего с внезапной проверкой на уже ошвартовавшийся, но ещё не прошедший досмотра бриг, с которого Захар со товарищи как раз сгружали французскую галантерею. Так то, с грузчика какой спрос – отсидел бы пару дней в каталажке, да и отправился восвояси, а вон оно как обернулось.
Угостили Захара перед работой трубочкой с опиумом, привиделось ему Бог весть что, и отправился бы мил человек в Сибирь как минимум, потому как убийство коллежского регистратора при исполнении им служебных обязанностей уже не мелкая шалость с контрабандой.
На счастье, то дело попало в мои руки, и я решил, что молодой, явно талантливый в своём роде парень может замолить свои грехи и в столице. Если, конечно, будет честно сотрудничать лично со мной и выполнять всё, что скажут без сомнений и колебаний. Нетрудно предугадать выбор, который сделал неглупый юноша. С тех пор Захар с опиумом завязал, благо привыкнуть к нему не успел, а у меня появился достаточно перспективный агент, поднявшийся не без помощи управления полиции до приличных высот на избранном поприще.
Потягивая очень неплохое вино, начинаю расспрашивать Захара о жизни, о новостях «дна» столичного общества. Спешить тут не следует, часто в такой вольной беседе узнаёшь гораздо больше, чем при допросе. Просто потому, что здесь всплывают факты, о которых ты не имел никакого понятия и не догадался бы спросить. Но сейчас всё не так. Нервно озираясь, мой визави выпивает стакан водки, и показывает глазами на выход. После чего смачно закусывает луковицей, встаёт из-за стола и направляется к чёрному ходу. Это что-то новенькое!
Оставляю на столе трёшку – за нашу еду и приличные чаевые, накидываю пальто, и выхожу через парадную дверь. Никто не проявляет особого интереса, но ведь не станет же опытный агент просто так паниковать, а Захар явно паникует.
На улице быстро идём вдоль канала, сворачиваем в подворотню, где нищий подхватывает узел с каким-то тряпьём и протягивает мне замызганный до последней крайности клифт. Всё это молча. На ходу переодеваемся, прячем волосы под шапками, делаем на лицах несколько грязных разводов, и выходим на соседнюю улицу. Темно, но я представляю, что выглядим мы сейчас двумя мастеровыми, возвращающимися после тяжёлого трудового дня.
Ещё один поворот, очередной проходной двор, неприметная дверь без вывески, и мы оказываемся в кабаке очень нижесреднего пошиба. Как раз для таких работяг, какими мы сейчас и выглядим. Присаживаемся к крошечному, грязно-липкому, но отдельному столику. О меню в подобном заведении речи, понятно, не идёт, но по щелчку пальцами поднятой руки и здесь очень быстро появляется мальчишка в засаленном переднике с подносом, на котором возвышается штоф, пара неизменных луковиц, тарелка солёных огурцов и краюха хлеба. Выпиваем по первой. Отрава редкостная! Как вообще можно пить нечто подобное и не помереть?! Но деваться некуда, вокруг все пьют именно «это», и мы продолжаем начатую беседу.
Для начала Захар объясняет, почему нам пришлось покинуть «Пряник» – те самые личности, что глушили водку в общем зале, людишки Митьки рыжего, их Захар узнал сразу. Один из них шепнул проходящему мимо Захару, чтоб тот сматывался – мол, скоро «начнётся» – люди рыжего будут «учить» нового авторитета Пашку Викинга – тот совсем не по правилам зарезал предыдущего «смотрящего» и творит беспредел, вот и надо его «окоротить». Очень-очень интересно!
Слушаю излияния «нищего», и делаю для себя зарубочки на память. Новый главарь бандитов забрал под себя почти всех «профессиональных попрошаек», после того, как зверски убил предыдущего смотрящего. На Невском открылись несколько кафе, в которых торгуют напитками, сдобренными настойкой кокки, о чём клиентам не сообщается. С этими господами нужно поработать, вежливо объяснив, что подобные способы привлечения «постоянных клиентов» неприемлемы.
