Kitabı oku: «Золотой стандарт копейки», sayfa 3

Стоп! А вот это, похоже, то, что нужно! Не показывая обострённого интереса, вслушиваюсь в слова своего визави, а они становятся всё занимательнее. Речь снова о новом, внезапно возникшем в столичном уголовном мире вожаке – Пашке викинге. Это настоящий отморозок – убивает людей направо и налево, чувств никаких не изведав. Нескольких, отказавшихся платить усиленную дань нищих показательно «привёл в соответствие» – отрубил конечности, которые до того ловкие бродяги лишь изображали отсутствующими. В общем – зверюга! Но дело это не моё – это вопрос к полиции, а вот то, что викинг стал требовать дань непременно копейками уже интересно.

Захар нищий непростой – он элита! Он не платит доли с дохода – только фиксированную мзду. Иные, даже и очень известные, нищие не решаются на такое – ведь заплатить нужно очень немало, и большой вопрос – не останешься ли в минусе. Но Захар с самого начала карьеры не мог иначе! Достаточно один раз посмотреть на унизительную процедуру ежедневного сбора дани, когда грубый «смотрящий» может по малейшему подозрению в укрывании самой мелкой полушки приказать раздеваться догола и шмонает по грязному тряпью. И, не приведи Господи, что-то найдёт! Плеть у «смотрящего» всегда под рукой, а потом будет и штраф. Нет! Это не для привыкшего к самоуважению Захара!

Он ведь и попрошайкой был не простым. Не изображал ничтожного калеку, и не давил на жалость. Захар был скорее уличным скоморохом, избравшим необычное амплуа нищего. Обычной тактикой Захара было найти в толпе подходящего человека, находящегося в раздраенных чувствах, и привлечь его внимание. Тут годилось всё! Нищий мог, к примеру, сплясать, старательно изображая, притом, болезнь правой, вечно гниющей ноги. Когда по улице толпой шли подгулявшие солдатики, Захар запевал строевую песню, да так ловко её искажал, что всегда попадал в такт совершенно неслаженным движениям служивых. Толпа приходила в восторг, и «калека» собирал немалые деньги.

Но сейчас не об этом. Суть в том, что Захар платил свои десять рублей в месяц, и пользовался полной свободой заработка на центральных улицах столицы. А тут ему в крайне невежливой форме предложили платить «налог» исключительно копейками, да по курсу сто двадцать копеек за рубль. Да ещё и устроили для «вразумления» просмотр публичной расправы над несогласными: двоим нищим отрубили руки. И весь этот беспредел творит новый «смотрящий» – некто Паша Викинг. Этим персонажем определённо стоит заняться.

Закончился вечер безобразно. Отвратительное пойло лилось рекой, и я с трудом нашёл извозчика, согласившегося отвезти моё бренное тело до избушки. Но, пожалуй, оно того стоило! Теперь нужно повидаться с викингом. Захара для организации встречи привлекать нельзя ни в коем случае, ну да у меня есть способы передать главарю бандитов приглашение. Вот только встречу нужно подготовить со всем тщанием. Такие мерзавцы, как этот Паша понимают исключительно грубую силу, продемонстрировать которую нужно в полной мере!

V

.

Пашка викинг – высокий, стройный, ладно скроенный парень лет двадцати пяти-тридцати, не более. Всё в нём располагает: большие весёлые синие глаза, удалой клок светло-пшеничных волос из под сдвинутой набок кепки, небрежные, уверенные манеры духаря – уголовника, не боящегося ничего и никого. Эдакий синеглазый «добрый молодец», почти Иван царевич, если не знать, сколько на его счету смертей. Встречались мне душегубцы, но этот – особенный!

Судя по тому, что удалось о нём узнать, Пашка убивал людей не ради денег, не ради выгоды – он убивал просто так, не испытывая никаких мук начисто отсутствующей совести. Небывалая жестокость выделила его из серой массы уголовного мира, привлекла внимание высоких покровителей, и вознесла на вершины – сейчас Пашка слыл одним из главных «авторитетов» столицы. Нелюбимый даже и в уголовной среде, Пашка вызывает у этих людей смешанное со страхом почтение, и держит под контролем целые «сферы» преступной деятельности. Под его «патронажем» находятся, в том числе, попрошайничество и работорговля.

Когда я говорю о работорговле, я не имею ввиду крепостных, хотя их часто называют рабами. Я о настоящих, полностью бесправных рабах, которых нелегально вывозят на продажу, как правило, за границу. Есть, увы, и в нашей стране спрос на этот «товар». Не перевелись садисты и извращенцы в среде самого высшего общества. После ряда громких процессов, когда кое-кто был лишён дворянского звания, а другие серьёзно поражены в правах, бесчинства по отношению к собственным крепостным слава Богу почти сошли на нет, но вот тогда… тогда в столице заработал чёрный рынок рабов, на котором можно купить нигде не учтённые «души» и делать с ними что заблагорассудится.

Но не будем отвлекаться. Было далеко за полночь, и я сидел за столом в своей загородной избушке, коротая время за чтением затрёпанного томика Руссо. Я ждал его, и, всё равно, появление душегубца стало неожиданным.

Викинг вошёл в комнату не постучавшись, не снимая кепки, в руках его сверкнула сталь, и со стола посыпались сметённые небрежным взмахом кавалерийского палаша бумаги.

Я продолжал сидеть на своём месте, изображая на лице полнейшее равнодушие, хотя мне, на мгновение, и сделалось не по себе. Пускай в лесу притаились верные жандармы, пускай под столом закреплены два взведённых пистолета, а взмахни Пашка сейчас своим палашом, и лично для меня всё будет кончено. Но викинг пришёл говорить. Остальное – игра.

Проигнорировав стул, Пашка присел на край стола, заняв «господствующую», в его понимании, позицию. Он достал из кармана изящный деревянный футляр, из которого извлёк дорогую сигарету, оловянный пенал со спичками, и закурил, пуская колечки дыма в потолок и всем своим видом изображая наслаждение от этой модной забавы, завезённой в Россию Екатериной Великой.

– Вот ты, говорят, хотел увидеть меня, мол, толковище есть, – начал Пашка без приветствия после того, как пару раз пыхнул сигаретой. – Так о чём базар? Моё время, оно, знаешь, дорогое.

– Паша, хватит ломать комедию. Тобой заинтересовались серьёзные люди, а не фраера дешёвые, – сказал я, доставая «корону». – Мы всё о тебе знаем, и серьёзных претензий к тебе до последнего времени не имели. Но вот афера с копейками…Монетный двор понёс существенный ущерб, но пока готов договариваться. Ты понял? Пока! И только на условиях полной, с твоей стороны, откровенности. Ты, викинг, здесь, сейчас и в подробностях расскажешь зачем тебе копейки в таких немыслимых количествах, откуда деньги на их покупку, и только после этого мы обдумаем, что с тобой делать дальше.

– Туфту гонишь! Говорить будем на моих условиях, а то ведь можно тебя – «кряк», а потом с хозяевами твоими поговорить, – хищно улыбнулся Пашка. Мои слова он явно всерьёз не воспринял, а зря.

– а ты сходи до окошка, Паша, выгляни на улицу, может, что интересное увидишь, – с доброй улыбкой промолвил я.

Пашка метнулся к окну, мельком выглянул на улицу, и рука его дёрнулась к палашу.

– А вот это не советую! – Между глаз викинга смотрел взведённый пистолет. – Шансов на силовую акцию у тебя, Пашенька никаких, так что отбрось ножичек вон в тот дальний угол, и садись в кресло. Пора, наконец, поговорить.

Не скажу, что поведение собеседника стало для меня неожиданностью, ведь я знал, что он увидел из окошка: строй солдат, стоящих с приставленными к головам его подельников ружьями. Подельники, что характерно, стояли на коленях с забитыми кляпами ртами и связанными за спиной руками. Наши люди умеют работать тихо – никто не спугнул главного разбойника вознёй, тем более не позволил крикнуть или выстрелить ни одному из бандитов. Всех скрутили очень тихо и деликатно, после чего организовали показательную мизансцену и мигнули в окошко солнечным зайчиком от фонаря.

Нужно отдать должное, страх, метнувшийся в глазах Пашки, когда он увидел текущий расклад сил, почти неуловимо быстро сменился напускной уверенностью. Бандит отбросил палаш в угол, и развалился в кресле, привинченном к полу посередине комнаты.

– А ты и впрямь не фраер, Григорий Петрович, весело улыбнулся бандит. – Убери пушку, – гуторить будем. С чего начинать то?

– С начала, Паша. С того места, где ты познакомился с людьми, надоумившими тебя перейти нам дорогу. Можно подробно – время у нас есть.

– Ну, с начала, так с начала. Сталбыть, пару лет назад отбывал я срок на Алдане. Та ещё была работёнка – долбить руду в золотой шахте. Надоело мне это быстро, и я с одним корешем надумал оттедова оборваться. Толика руку знаешь? Высокий такой, рябой. С клешнями у него порядок, а вот с головой не очень – любит он ворогам пальцы отрубать. За что и поплатился – свидетелей убивать нужно, а не калечить, ну да сейчас не о том.

Оборвались мы гладко и на Лене, сталбыть, смыли с одного склада форму приказчиков Ленской золотой кампании. Бухала у нас были, липовые паспорта тоже – мы их получили в одном шалмане. Вот енто мы с Толиком на левом баркасе и отправились по Лене шерудить как приёмщики золота от старателей. Выбирали, понятно, мелкоту, чтоб не засветиться раньше времени.

Работали культурно благородно: мы высаживались, фраеры без слов несли золотую мазуту. Мы им, обратно, муки, солонины, иной харч подкинем, расписочку напишем и распрощаемся, трудитесь, мол, дорогие, кампания о вас помнит, и шлёп-шлёп дальше.

      Собрали пуда по три золотишка, и поняли, что пора сворачивать лавочку, а то не ровен час кампания своих охотников варнаков вышлет, а оно пострашнее солдат будет.

В том же малиннике дали нам наводочку: в Красноярске живёт один старый еврей, человек верный, скупает золотишко. Мы рванули туда, рыжую мазуту ентому фраеру предъявили, а когда он деньги принёс, мы его вот так – кряк.

Тут Пашка весело крякнул, задорно подмигнул одним глазом и стукнул выставленным большим пальцем о подлокотник.

– Сделали того деда начисто, а с его деньгами и нашим золотишком мотанулись в Омск, повторить цирковой номер ещё разок. Здесь, конечно, фраернулись – еврей то, оказалось, не сам по себе, а под англичанкой ходил. Заказали нас с Толиком, но и мы не фраера голимые! Троих варнаков мы положили, Толика зарезали, а меня к самому ихнему главному привели.

В компенсацию ущерба забрали всё наше золотишко, и предъяву сделали – надобно, мол, нескольких людишек в Омске и Красноярске отправить на беседу с апостолом Петром, пущай тот их за грехи земные поспрошает. Ну, мне что, я тех беспечных фраеров быстренько кряк и всё – это не с варнаками дело иметь.

С тех пор заказы частенько приходили, в столицу перебрался. Порядок тут навёл, а то, понимаешь, каждая падла норовила сама нищенствовать и в общак не платить! Совсем тут разболтались без Паши Викинга! Но я их всех к ногтю! Всего то и пришлось парочку наглых урок крякнуть, да за спиной посматривать, чтоб какая сволочь пером селезёнку пощекотать не надумала. Зато с остальными договорились – теперь все падлы попрошайки подо мной, и фурштатская сторона целиком только мне дань платит!

– Хорошая карьера, Паша, ну а дальше то что?

– А дальше просто. В прошлом году явился ко мне сэр Генри Роджерс. Он, сталбыть, главный у них в Петербурге. По-русски, собака, говорит, да так, что вот от тебя и не отличишь! И, значится, заводит такой разговор. Мол, хватит тебе, Паша, мелочёвкой пробавляться. Видим мы, что не фраер ты дешёвый, а конкретный человек – можешь крупняк потянуть. И, значит, большой такой свёрток мне протягивает – а там тридцать тыщ целковых! Это, говорит, тебе задаток, а нужны мне копейки. Но не просто копейки, а много – мешками! И платить пообещал вдвое от собранного! Но при одном условии – раз в месяц их корабль уходит в Лондон, так вот, на каждом должно уехать не меньше мешка с копейками.

От таких предложений не отказываются! Напряг я, сперва, шпану и попрошаек своих, мол, сдаём доходы, меняем копейки на рубли. Но этот гадский сброд не захотел по-хорошему нести хабар! А ведь я им предлагал рубь за каждые 110 копеек! Щедро! Пришлось кое-кому стать настоящими калеками! Но всё равно… и сейчас, уверен, больше половины дохода утаивают, падлы! В общем, в пересчёте на мешки, товару собиралось мало, не стоила игра свечей, а отказаться никак!

Но Пашка викинг не дурак! Куда все падлы пропойцы да попрошайки последнюю копейку несут? Правильно – в кабак! А жёнушки их затруханые? Опять верно – в мелочную лавку да к старьёвщику! Короче, пришлось мне поступиться – теперь уже я за 90 копеек рубь платил, но вся эта шушера, все старьёвщики да трактирщики моим сявкам доход несли! Пошли дела! Зимой, ясен пень, шнявы не ходят, но сэр Генри всё одно по таксе хабар принимает, ждёт весны! А что сейчас будет? Ни в жисть не поверю, что твои хозяева в убытке от того, что копеек меньше! Вы ж их шлёпаете пудами! Небось прознали, да в долю хотите?

– Умный ты больно, – подмигнул я бандиту. Ни к чему ему знать мой настоящий интерес. Предложенная им самим версия идеальна, и позволит не спугнуть более крупную дичь, чем этот мелкий подонок. Признаюсь, мне поднадоело слушать этого морального урода – выродка даже среди бандитов. По-хорошему, нечего ему на этом свете делать! Не должно существовать таких людей! Аж палец зачесался на спусковом крючке пистолета, но нельзя давать себе волю. Дело наклёвывается слишком уж важное, раз вмешались в него англичане, и спугнуть крупную рыбу устранением одного мерзавца – глупо.

– Значит так, Паша. Отныне лавочников ты оставляешь в покое. Нас не интересует, как ты будешь разбираться с попрошайками, но торговцы должны иметь расходный фонд копеек и ломать налаженный большим трудом круговорот денег мы не позволим. Сам по себе факт наличия нового покупателя нашей «продукции» нам, как ты понимаешь, только на руку, но получать монеты отныне будешь только от моего человека и по твёрдой цене рубль за 80 копеек. Торговаться не надо даже пытаться, нам проще найти нового человека на твоё место, а то и выйти на твоих «хозяев» напрямую. Сейчас свободен. Через неделю придёшь сюда же за первым мешком с товаром и заявкой на потребное количество. За мешок с тебя три тысячи рублей ассигнациями.

Совсем не расстроенный бандит весело подмигнул, отвесил шутовской поклон, подобрал палаш и направился к двери. Я подал сигнал, и пашкиных подельников отпустили. Мои люди скрылись в лесу, а бандиты отправились к городу на двух тройках, на которых приехали на переговоры.