Kitabı oku: «Вечная мерзлота», sayfa 5
Я вздрогнул – и проснулся. Потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять: грузовик стоял на месте. Исчезла привычная вибрация кабины, а пейзаж за окном не двигался: впереди простиралась бесконечная тундра, залитая холодным сиянием луны. Чем дальше мы уезжали от Нюртея, тем яснее становилось небо, и последние два часа наш путь пролегал под иссиня-черным куполом, сверкающим острыми звездами. Снежный покров отражал лунный свет, и ночь походила на сумерки.
Фокин, бесшумно барабаня пальцами по рулю, всматривался куда-то вправо. Рядом, уронив голову на плечо, посапывала Зорина. Между бровей пролегла складка, глазные яблоки подергивались под темными веками: ей снился кошмар.
– Почему мы встали? – прошептал я и кинул взгляд на экран старенького GPS-навигатора возле лобового стекла.
Путь к Лабытнанги лежал напрямую по тундре, и до поселка оставалось двести сорок километров пути. Учитывая, что «Урал» полз как черепаха по кочкам и топям, к цивилизации мы добрались бы к утру. Но сейчас на экране навигатора точка, обозначающая наше местоположении, отклонилась вправо от прямой линии, ведущей к Лабытнанги.
– Хочу кое-что проверить, – ответил Фокин.
Он взял топор и открыл скрипнувшую дверь. Зорина проснулась.
– Что случилось? – сонно моргая, спросила она.
– Оставайтесь здесь, скоро вернусь, – приказал Фокин, выбираясь наружу.
– Вы с ума сошли? – я схватил ружье и, распахнув дверь со своей стороны, вылез из кабины. – Одного я вас не пущу.
Фокин обошел капот «Урала» и остановился в желтом свете фонарей.
– Хорошо, пойдем. Кое-что покажу, – сказал мне педиатр, а затем обратился к Зориной: – Светлана, оставайтесь в кабине и заприте двери, мы скоро вернемся. Грузовик отъехал от Нюртея на большое расстояние, бояться нечего.
Фокин, держа топор в опущенной рукой, зашагал во мглу – уверенно и быстро, будто точно знал, куда лежит его путь. Я глянул на Зорину – девушка таращилась на меня испуганным взглядом, – ободряюще улыбнулся ей и выпрыгнул из кабины.
Сапоги чавкнули в жиже из подтаявшего снега. Я потопал за Фокиным. Под ногами пружинил упругий мох, лицо обдавало свежим ветром, порывы которого изредка доносили сладковатый запах гнили.
Глаза привыкли к полумраку, и я различил жуткую картину: вокруг, насколько хватало взора, расползались хаотичные ряды из длинных ящиков, сколоченных из потемневших от времени досок. У многих конструкций высились палки, украшенные колокольчиками или цветными тряпицами. В воздухе стоял легкий запах разложения, знакомый мне по занятиям в анатомичках.
– Что это? – удивился я.
– Старое кладбище ненцев, – ответил Фокин, уверенно лавируя среди коробов. – Гробы невозможно закопать в вечную мерзлоту – настолько она непробиваемая, поэтому мертвецов оставляют в ящиках на поверхности.
Я содрогнулся. Мне представилось, как из столетия в столетие коренные жители тундры свозили сюда на оленьих упряжках коробы с заколоченными в них мертвецами и оставляли навсегда в вечном холоде и забвении.
– Куда мы идем? – спросил я, следуя за Фокиным между гробов.
Педиатр не ответил. Огибая ящики по тонким тропинкам, он торопился к своей цели. Вскоре мы вышли на окраину кладбища. В земле перед нами разверзлась разрытая яма глубиной в метр.
Яма размером с человека.
Фокин тяжело вздохнул и опустил голову. Я встал рядом и всмотрелся в провал. Кое-где в мерзлой земле виднелись обрывки шкур (должно быть, оленьих) и кусочки истлевшей цветастой ткани.
– Илко упомянул хета, – начал Фокин. – И я кое-что вспомнил.
Я глянул на коллегу. Осунувшись и словно постарев лет на десять, он стоял на краю могилы и понуро глядел в ее зев.
– Хеты – это ожившие мертвецы в мифологии ненцев, – продолжил педиатр. – Кровожадные монстры, пожирающие оленей и людей.
– Вы хотите сказать, что на нас напал зомби? – хмыкнул я. Слова Фокина меня удивили: раньше за ним не замечалось веры в сверхъестественное.
– Это случилось в одну из моих первых поездок на Ямал, когда мне было столько же лет, сколько вам, – словно не услышав вопроса, сказал старый врач. – Однажды ночью, когда мы отдыхали в амбулатории, к нам влетели местные. Они были чем-то встревожены и просили срочно поехать на стойбище. Никто из наших не захотел тащиться на ночь глядя к черту на рога. Вызвался я. Ненцы привели меня к чуму шамана, откуда доносился страшный вой и хрипы. Внутри на полу крутился старик: казалось, в него вселились бесы. Он бился головой о доски, разрывал одежду, царапал глаза и лицо. И дико выл. Местные рассказали, что накануне он вошел в транс, а вернулся оттуда в таком состоянии. Он потерял рассудок, и ненцы не знали, как его успокоить. С собой я взял чемоданчик с лекарствами. Нам удалось схватить шамана, и я вколол ему транквилизатор. Через некоторое время он уснул, и мы вышли из чума. Ненцы оставили меня на ночь на стойбище, а на утро, когда мы проснулись и пошли проведать шамана, мы обнаружили его висящим на печной трубе. Он повесился на ремне.
Фокин замолчал. Я тряхнул головой, отгоняя жуткие картины, нарисованные воображением.
– Местные до смерти перепугались, – продолжил педиатр еще тише, словно опасаясь пробудить демонов прошлого. – Шамана надлежало похоронить с особыми почестями, но они не могли: он был самоубийцей. У некоторых племен существует строгие правила на этот счет. Самоубийцу следовало обезглавить и уложить в ящик животом вниз с зажатой между ног головой.
– И они так поступили? – ужаснулся я.
– Я не мог этого позволить, – Фокин вздохнул. – К тому времени на протяжении нескольких десятилетий советская власть активно вмешивалась в уклад ненцев, но племя, в котором я оказался, было одним из самых стойких. Они истово придерживались древних верований. Я пригрозил: если они отрубят голову мертвецу, я сообщу об этом властям, и тогда разбирательств не миновать. Посовещавшись, ненцы предложили компромисс: они не будут обезглавливать труп, но закопают его в вечную мерзлоту – с надеждой, что мертвец никогда оттуда не выберется. Как вы понимаете, Алексей Петрович, такой вариант меня более чем устроил. К вечеру мы с трудом вырыли в грунте могилу – ту самую, возле которой сейчас стоим – и похоронили шамана.
– И вы считаете, что его труп восстал из мертвых и напал на нас в Нюртее? – я старался, чтобы в моих словах не прозвучала издевка: слишком велико было уважением к пожилому коллеге.
Фокин отошел от края могилы и, сощурившись, посмотрел вдаль. Из его рта вырывались облачка пара.
– Пару лет назад на Ямале произошла вспышка сибирской язвы, – сказал педиатр. – Ученые пришли к выводу, что причиной эпидемии стало таяние вечной мерзлоты: в земле обнажились древние захоронения зараженных оленей. Не исключено, что размягчение грунта высвободило шамана.
Я покачал головой. В сказанное верилось с трудом. Фокин, словно почувствовав мой скепсис, подошел ближе.
– Я не сошел с ума, Алексей Петрович, – проговорил он, встретившись со мной взглядом. – После возвращения я изучал книги и монографии этнографов о верованиях коренных народов севера. У ненцев, нганасан, хантов, якутов – у всех существует легенды об оживших мертвецах. Называют их по-разному: хетами, юерами, деретниками. Но суть одна: это похороненные с нарушением ритуалов самоубийцы или преступники, вернувшиеся с того света. Они кровожадны, ненасытны и невероятно сильны. Ничто не способно их остановить: ни удары ножей, ни выстрелы ружей.
