Kitabı oku: «Прощенный в воскресении. Заметки брюзжащего неофита»

© Юрий Меркеев, 2023

ISBN 978-5-0059-7298-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Я уже не молодой человек. Люблю тишину и уединение. На жизнь смотрю без слюнявой сентиментальности, без пылкости прыщавой, без революционной восторженности. Считаю так – прежде чем изгонять бесов из других, сначала нужно усмирить и изгнать своих демонов. Прежде чем браться за «преображение» и переделку мира, нужно навести порядок в собственном доме. Это мое убеждение и жизненная позиция. Судите, как хотите.

Заметки я делал на протяжении года. Поэтому встречаются и оды Великому Посту и радости от «разгуляй-поля».

На самом деле, я сторонюсь толпы, мне по душе уединение. Толпа размывает «я». Любая толпа. Для меня точно. Крестный ли это Ход или революционные демонстрации (от слова «демон») – моя личность ощущает давление толпы. Наивысшая форма человеческого существования – это одиночество и молитва. Остальное – от пылкости, сентиментальности, желания заполнить психологический вакуум.

Моя религиозность «изнежена» грехами, ставшими, увы, принадлежностью души. Избавиться от некоторых из них – это «прооперировать» душу. Может закончиться смертью. Я не рискую. Поэтому сравниваю иногда Православие с Лекарством – от боли, с опи-атами сравниваю религию, которая учит правильно относиться и к страданиям, и к боли, и к радости.

Слова апостола Павла подтверждают универсальность христианского мировоззрения:

«Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке».

Заметки любопытны тем, что они почти не подвергались редакции и цензуре. Надеюсь, что издательская платформа пропустит их без «гильотины».

1. «Мир ловил меня и не поймал»

Цитату странствующего философа из села Чернухи все чаще вспоминаю в начале Великого Поста. В этом году поститься значительно труднее. Именно потому, что мир ловит и улавливает в сети. Григорий Сковорода писал про сети мира сего в 18 веке. Что бы он написал сегодня? Трудно дается Пост. Не в смысле отказа от каких-то телесных излишеств. Понудить «любезного и лукавого владыку-чрево» на аскезу в этом году не так тяжело. Постараться внимательнее относиться к ближним тоже не сложно. Много труднее отказаться от агрессивной информационной повестки потому, что затрагивает она сегодня нас всех. Во время Великого Поста прошлого года я с нескрываемым восторгом отнесся к инициативе одного популярного (поп-звезда) священника: закрыть информационные потоки с той и другой стороны. Вдохновился его рассказами о том, как успокоилось и примирилось его сердце с разумом. Как он, наконец, вдохнул полной грудью. В этом году заглянул на его страничку в соцсетях и понял: мир ловил его и поймал. Повестка его дня сегодняшнего снова съехала в информационное агрессивное поле. Хотя и про Великий Пост не забыл.

Скажу откровенно, как на духу: в этом году Великий Пост потребует настоящего подвига. Информация льется из каждого утюга. Скрыться от нее одним внешним нажатием кнопок не удается. Необходимо иное усилие – принять все, переварить, устояться в единой твердой позиции, закрыть для себя тему и заняться, наконец, душой. Получится ли, не знаю. Но, думаю, само усилие в этом направлении уже будет подвигом. Поймает ли нас мир, узнаем позже. Помоги нам всем, Господи!

2. Прощенный в воскресении

Хочу немного исповедаться. Тем более, что скоро Прощенное воскресение. По правилу, нужно от сердца повиниться перед теми, кого вольно или невольно обидел. А я не могу. Точнее, если повинюсь, то будет не искренне. А Господь не терпит лицемерия, особенно в делах сердечных. Ибо в сердце зрит.

Что делать?

Итак, по порядку.

С некоторых пор я перестал лгать самому себе в отношении людей, которых по каким-то причинам не очень уважаю. Произошел отсев. И отсев этот очень эгоистичен. В просеянное вошли единицы – те, которые имеют родственный дух, редкий, робкий, тонкий – я его угадываю из миллиона. Потому что редкий он. Но он есть. Я не придумываю. «Люблю малое», – писал Розанов в «Опавших листьях». Малое окружение, малый круг близких по духу, малое количество. Даже если он сократится до одного меня, буду любить и этот малый. Шучу. С горькой иронией. Но в каждой шутке, как известно, много самолюбия.

Да. Мое самолюбие и моя личная свобода оказываются выше добродетельной христианской любви. Возможно, все писатели в некотором смысле эгоисты. Не знаю. Рассуждаю так.

Чем старше становлюсь, тем чаще ловлю себя на мысли о том, что с годами крепнет эгоизм. Если заповедь наша в отношении людей главная: «Возлюби ближнего как себя самого», что это значит? Откликаться на просьбы о помощи ближнего так, как ты хотел бы, чтобы на твои откликались. Тут все понятно. Пока не начнешь разбирать. А что если мне не хочется ни просить о помощи, ни принимать помощь, тем более, когда не просишь? Что если мое желание – меньше общаться с ближними? А это значит: и я не хочу никого тревожить, и не хочу тревожиться из-за кого-то. Это золотое правило православия или эгоизм? Давайте попробуем разобраться. Люблю малый свой круг – добрый, проверенный, привычный – для меня.

Если ко мне в гости приходят родственники, вы думаете, я искренне радуюсь этому? Плохой я христианин. Выпарил из моря людей сухие кристаллики себе дорогих, и возомнил себя христианином.

Раньше был гибким и рефлексирующим. В молодости с людьми легко сходился, легко расставался и всех любил. Ну, не всех, конечно, но старался. Теперь не переношу того, что мне не нравится. Не переношу и не хочу тратить время на общение с теми, кто не нравится.

– Почему? – спросите вы.

– Не хочу, – отвечу я, как в «Собачьем сердце» отвечал профессор Преображенский, когда ему комиссарша пыталась впарить подписку на газеты.

– Вы не любите …?

– Люблю.

– Тогда почему не…

– Не хочу.

– Вот такой, друзья, у меня символ веры в 58. Не хочу.

В общем, скоро Прощенное воскресение, а я …не хочу!

Накажет за это Бог? Сам себя накажу. Но не почувствую ни капли укора совести. Плохой я? Ответь.

Меня простят в воскресении. Не сомневаюсь. Иначе Бог не Любовь.

А на земле прощение заслужить трудно. Все мы разные.

Впрочем, в помощь мне классик, наше все, Федор Михайлович Достоевский.

«В мечтах я …может быть действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. Я …становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся».

3. Память тела и души

«Враг сильно воюет на сердце чрез сытый желудок. ОПЫТ», – писал в Дневниках святой Иоанн Кронштадтский.

Кажется, о влиянии поста на состояние духа написаны фолианты. И народная мудрость гласит: «Сытое брюхо к учению глухо». И все же. Одно дело – понять, другое – прочувствовать. Важно, что приписал праведный Иоанн Кронштадтский в финале строки. ОПЫТ. Это много важнее знания. Знания сами по себе могут остаться домиком без фундамента. Подует ветерок посильнее, дом рухнет. Знания – это архитектурный проект. Он может быть воплощен только опытно. И в самом опыте главное – вдохновляющая память переживаний. Память эта сама по себе дает настрой. Спортсмены знают, что такое память тела. Спустя много лет человек, натренированный с юности, может повторить упражнения памятью тела.

«Даже одно доброе воспоминание, вынесенное из детства, может спасти человека на всю его жизнь», – писал Достоевский. И это тоже об ОПЫТЕ. Память души.

Дерзну предположить, что Стих, который поется в начале Великого Поста: «Постимся постом приятным, благоугодным Господеви» – в том числе, и о положительном опыте, приятном для всего организма. Иначе может произойти лицемерие: внутри гадко, а на лице фальшивая улыбка радости. Что это за пост? Лицемерие неприятно Господу. В любом виде.

Но это мое частное мнение. Наверное, расходится со святоотеческим пониманием приятности поста. Знаю. Смиряюсь. Допускаю для себя капельку приятного заблуждения лишь из понимания собственной немощи. Был бы чуть покрепче духовно и физически, наверное, говорил бы о приятности поста Господу – а это аскеза, путь труда, боли, преодоления. Потому делаю акцент на приятности поста организму.

4. Нужны жаркие книги от всякого зла

Заглянул на днях в письма о христианской жизни святителя Феофана Затворника и улыбнулся фразе его о книгах и о литературе (его времени):

«Злыя начала вошли в науки и в жизнь; у нас нет книг, читая которыя, можно бы образумиться тем, кои еще способны к образумлению… Нужны жаркия книги защитительныя против всех злостей. Следует нарядить писак и обязать их писать».

Тут, конечно, бездна юмора, и смысла.

«Нарядить писак и обязать их писать» – это значит, что всякий пишущий должен понимать, что дело его не праздное – получи наряд на «защиту против всех злостей».

Смысл писания в том, чтобы словом лечить, а не калечить. Учить, но не надмеваться учением.

Есть такое устойчивое выражение – «уча учимся». Я бы прибавил к этому – «леча лечимся». Вот и вытекает из последней фразы смысл литературы. «Леча лечимся».

5. Нужны мечтатели, идеалисты

Спросили меня однажды: как не утонуть в описаниях происходящего сегодня? Можно и утонуть, и читателей своих потащить за собой. Если описываешь мрак за окном и не замечаешь звезд, грош тебе цена как писателю.

Если сам стоишь в болоте, но делаешь вид, что все хорошо, занимаешься губительным самообманом. Сам себя дуришь и других вводишь в заблуждение.

Если «коготок увяз», а тина втянула, ты хотя бы размахивай руками и предупреждай людей: не ходите по тому пути, который привел меня в это плачевное состояние. Будет польза.

На мой взгляд, не только сегодня (но сегодня – особенно) нужны книги как лекарство от многоликого зла. Слава Богу, есть «одна маленькая книжечка открытого сердца» – Евангелие, которое имеет все свойства исцеления и обучения для вечности.

Но одной книжкой люди не обходятся. Нужны мечтатели, идеалисты, Дон Кихоты, князи Мышкины.

Философ Владимир Соловьев произнес о Достоевском фразу, которая подчеркнула связь веры, трезвого взгляда на себя (смирение) и умения оторвать взор от земли и устремить его на Небо. Фразу эту он произнес на церемонии прощания с писателем.

«Творят жизнь люди веры. Это те, которые называются мечтателями, утопистами, юродивыми – они же пророки, истинно лучшие люди и вожди человечества. Такого человека мы сегодня поминаем!»

Потому-то я и допускаю в свое творчество ту капельку иллюзий, которая делает юридическую правду не такой серой, тяжелой, безвыходной. Веру в Бога часто ассоциируют с Лекарством, Христа с Врачом. Нет строгой юрисдикции в нашем православном богословии. Наш Бог – это Доктор для вечности. Не Судья. И Евангелие – путь к исцелению, а не к зарабатыванию праведности. Спасение – это состояние исцеленного через боль и мучения выздоровления. Может быть, так проще понять смысл мытарств: чем сильнее и глубже болезнь, приобретенная в жизни, тем тяжелее будет выздоровление там. Путь оздоровления – путь мытарств. Но, в конце концов, оздоровление получат все. Кроме мертвых, о которых Христос сказал: пусть мертвые погребают своих мертвецов.