metinCilt 550 sayfalar
1994 yıl
Сборник поздних повестей Юрия Нагибина, подведших своеобразный итог литературной деятельности этого неординарного писателя.
«Тьма в конце туннеля» появилась в 90-е годы, когда писатель вновь переосмыслил фашизм, юдофобию и прочую «советскую скверну». «Моя золотая теща» – прежде всего гимн всесильной любви, исток которой – в античных мифах и древнегреческом романе. «Сильнее всех иных велений» – повесть о деятеле русской музыкальной культуры, капельмейстере, основателе первого русского народного хора князе Юрие Николаевиче Голицыне.
Нагибин – это Мэтр! Пожалуй, по глубине и проникновенности текстов, страстности описания людских умов, душ и сопутствующих пороков, его можно отнести к тургеневской «традиции» в нашей литературе. Очень жаль, что на «ЛитРесе» нет (пока?) потрясающего «Дневника» автора, но дело это, надеюсь, поправимое.
Прочитала повесть «Тьма в конце тоннеля» – очень жизненно, правдиво, где-то даже жёстко, но от этого не менее интересно. Мне понравилось. с первых слов проживаешь вместе с героем все его эмоции – вот ты открываешь старую коробку с воспоминаниями в надежде воскресить образ любимой матери…а находишь....скелет в шкафу, с которым и не знаешь что делать…
Нагибин хорош всегда, ярок, порой зол, порой язвителен, но всегда – Нагибин!
Его откровенность в первой повести порой шокирует, кажется порой чрезмерной, но показывает автора-человека:страдающего, ошибающегося, но честного даже в описании своих ошибок.
" Поздний" Нагибин, « перестроечный» во многом саркастичен, желчен, в хорошем смысле эротичен и антикоммунистичен.Точно разрушилась некая плотина насильственной самоцензуры, и писатель обрёл новый голос, новые краски.
Достаточно трудное чтение. Особенно повесть, давшая название книге. Устойчивое выражение обратное: «Свет в конце тоннеля», а тут тьма…
Очень личные переживания автора, не для всех. Слишком откровенно автор исповедуется, но у каждого есть свои моменты, которые хочется забыть. Не получается. Пресловутый «национальный вопрос», для автора связан с антисемитизмом, но на самом деле под молохом диктатуры пролетариата в нашей стране в 20 веке оказались пострадавшие всех национальностей… Хотелось бы верить, что когда-нибудь мы станем единым народом, но увы…
Yorum gönderin
заночевав у Гали после небольшой попойки, я пил пустой чай у нее в комнате. Я уже привык к тому, что каждое утро Звягинцев приходит потетешкать внука, делая это с нарочитым хозяйским шумом: дверным громом, топотом, отхаркиванием. Мне было странно, что такой крупный человек занимается столь мелким самоутверждением. Конечно, он знал, что я ночую у Гали, знал, что из-за комендантского часа наши друзья тоже иной раз остаются на ночь либо в ванне, либо на полу нашей комнаты, но вежливость была чужда
Да и вообще невозможно описать женскую красоту. Это знал Лев Толстой, обманувший Тургенева и Дружинина, когда они вздумали состязаться в описании красоты женщины. Простак Дружинин взялся за дело впрямую: рот, нос, лоб, шея, плечи… Тургенев попытался создать образ красоты, не прибегая к подробностям. Толстой ограничился гомеровским: когда Елена вошла, старцы встали – и победил.
Откуда такая чувствительность к инородной крови – непонятно. Русские понятия не имеют, кто они такие. Считают себя славянами. Но славяне так и были славянами, когда появились какие-то загадочные русы… Кто они? Смесь славян с норманнами? А кто такие сами норманны? Ни черта не разберешь. У евреев свое помешательство: если есть хоть малейшая возможность зачислить тебя в евреи, будь спокоен, ты их. Русских много, а у евреев каждый штык на счету.
– Что ж ты не договариваешь, граф, – важно сказал Николай, вспомнив сей исторический анекдот, а возможно и быль. – Фельдмаршал взял Шлиссельбург, а на вопрос пращура, какой он хочет награды, ответил: «Прости Репнина», – хотя князь Репнин был его злейшим врагом. Смелость, преданность, великодушие – надеюсь,
дарю, что я теперь принадлежу богу и России, а потом принесу повинную голову на плаху».
Yorumlar
9