Месть агента. Роман

5. Неожиданная встреча

Придя домой с распухшим носом сразу прошел в свою комнату и был благодарен домашним, что не стали заходить и задушевно, успокаивая расспрашивать. Минут через двадцать тихонько вошла бабушка с миской какого-то настоя и потрепав за волосы, стала молча меня лечить. С утра была суббота, нос как-то вошел почти в норму, да и болел терпимо. Настроение было никакое, полная апатия и прострация. Почти целый день валялся на диване, читал Азимова и тупо смотрел передачу «Вести с полей».

Злость прошла, осталось гадливое ощущение оплеванности. Домашние, видя мое состояние были уверены, что я подрался с кем-то, возможно из-за девочки. Дело молодое, главное живой, все остальное поправимо!

В воскресенье, после позорной пятницы и лечебно-меланхоличной субботы, захотелось развеяться. Я спустился во двор, расписал с ребятами пульку. Когда заморосил дождик решили сходить в баньку за углом. Попариться, пройтись по пиву, а потом завалиться к девицам в общагу физкультурного института, это было делом обычным. Общага была по соседству, а мы там были завсегдатаи. Первое время были стычки с ребятами из той же общаги, но их было мало, а мы местные, так что дела быстро уладились. Когда мы приходили с выпивкой они с удовольствием присоединялись с девицами, составляя компанию.

Покончив с баней, пивом с водкой и разговорами типа «Ты меня уважаешь», пройдясь по свежему воздуху и освободив от повышенного давления душу, которая после принятия на грудь находилась где-то в районе мочевого пузыря, ноги сами направились в вожделенную общагу.

Крепко сбитые, гибкие, а главное без тормозов спортсменочки хорошо знали свое дело. Секс-забеги, заплывы и заезды были у них делом не только любимым, но и совершенно обычным. Отрывались безбожно, секс зачастую был коллективным, обильным и изощренным. Отсутствие возвышенных чувств, с лихвой покрывалось акробатизмом и мышечным умением.

От частых и упорных тренировок секс-форма девчат почти всегда была на пике, так что и на этот раз из бесплатного спорт-борделя добрался домой к утру обессиленный, но довольный.

Проспав до полудня, отправился на практику, куда можно было и не торопиться, так как там царил олимпийский девиз «Главное не мат. часть, а посещение», да и ежедневные бильярдные баталии делали свое притягательное дело. Правда, бильярд был своеобразный, вместо стандартных шаров были чуть меньшего размера стальные шары от подшипников турбин.

Погоняв с однокурсниками железки и потрепавшись в красках и деталях про ночное болеро со спортсменками к трем часам пыл иссяк. Стали расходиться. На набережную совсем не тянуло, психиатрией уже был сыт по горло.

Выйдя за ворота ТЭЦ, болтая с однокурсниками, пошел не отрываясь от коллектива, обычной дорогой к метро. Пройдя забор больницы и завернув за угол, неожиданно увидел «старую каргу» – Евгению Петровну, которую в цивильной одежде не сразу и признал. Тут же заныло ухо, инстинктивно осмотревшись, нет ли рядом инквизиции от психиатрии, прошел мимо сделав вид, что не заметил её или не признал. Мне совершенно не хотелось вновь испытывать судьбу, кто знает, где и что из-за этой мадам может произойти и какие приключения можно найти на свою, скажем, многострадальную голову.

– Рома, подождите.

Я неохотно остановился. И когда она подошла, спросил:

– Вам художеств на моем лице мало?

– Извините, но это единственное, что хорошего я могла в тот день для вас сделать.

– А может, для полного счастья, еще и в реке стоило бы меня утопить?

– Не юродствуйте, я и сама очень переживаю, что так получилось. Хотя, нет, очень рада, что получилось именно так. Вами уже заинтересовались и вариант, что вы обычный женский соглядатай, лучший из возможных. Я пыталась вчера вечером к вам дозвониться, но вас не было. Не хотела встречаться с вами на выходе с ТЭЦ на виду проходной больницы. Подумала, сегодня уже по набережной вряд ли пойдете и решила встретить вас тут. Дай Бог, пронесет.

– А откуда у вас мой номер телефона?

– Потом объясню, идите за мной.

Немного поколебавшись, я пошел за ней. Шли минут пять где-то в районе кинотеатра «Аполло» Евгения Петровна нырнула в итальянский дворик. Осмотревшись, последовал за ней и я.

Тбилисские итальянские дворики со строениями дореволюционной постройки – это совершенно особый мир! Мир – национально колоритный и разноязычно шумный.

По утрам его метут крикливые курдянки-дворники, звучат зычные призывы зашедших торговок-молочниц и голоса, перегнувшихся из окон в утренних халатиках, осчастливливая соседских мужиков, почти вываливающимися из подмышек белыми грудями, соседок, которые выясняют у торговок молочный ассортимент. Гомон идущей в школу ватаги детей. И орущую со столба тарелку-репродуктор.

Ну, а вечером в этом же самом итальянском дворе звучат уже иные интонации. У вечно открытого водопроводного крана пара-тройка женщин, постоянно что-то моя или полоща, с одним и тем же темпераментом обсуждают, то цвет утреннего поноса ребенка, то размеры гениталий мужа дочки, а на общем дворовом столе, негромкое мужское застолье сменяется монотонным катанием костей при игре в нарды или обычным шуршанием домино, при забивании козла. И если что-то из этого хора вдруг пропадает, то значит что-то у кого-то случилось и весь двор спешит помочь.

Ну, а днем все итальянские дворы почти вымирают, так как одни на работе, другие на рынке или по магазинам. Вот в такое время я и нырнул за Петровной в её итальянский двор.

Поднялись по винтовой, знавшей множество ног, изъеденной ржавчиной лестнице и пройдя по застекленной веранде, оказались перед оббитой черным кожзаменителем дверью.

– Это моя комната, не волнуйтесь. Я сама волнуюсь, так как не знаю, правильно ли поступаю вообще.

Зайдя в помещение почувствовалось, что в нем почти не живут, об этом говорило не только отсутствие какого-либо запаха хозяев, но и слой пыли на мебели.

– Я здесь бываю редко, потому и пыль. Рома, давайте сначала я сварю кофе. Попьем кофейку, вы поймете, что никакого подвоха тут нет – успокоитесь. Я сама еще не знаю, как себя вести. Думаю, вы уже поняли, что я психически нормальная женщина и собираюсь с вами поговорить о Нино. Но не потому, что так хочу я или хотите вы, потому что об этом попросила она и телефон ваш дала мне.

6. Я твой ангел-хранитель

Мелитон Арчвадзе в бинтах, как в коконе с капельницами в обеих руках, был без сознания уже второй день. Губы были такие же белые, как и бинты и лишь черные густые брови и ресницы закрытых глаз, все на чем мог остановиться взгляд.

Женю на всякий экстренный случай особисты взяли с собой. Она стояла сзади сотрудников НКВД. Один был высокий, возрастом постарше, в очках, другой низкий волосатый с маленькими злыми глазами. Женя видела, как низкий щупал у лежащего майора пульс, потом он поднял больному веко и дернул за волоски бровей, проверяя реакцию зрачка.

– Дохляк, – заявил дергавший за бровь.

Потом он пошарил рукой под подушкой, поднял одеяло и ничего не найдя, отряхнув ладошки, повернулся к Жене:

– Тебя как звать?

– Евгения Петровна.

– Женя значит? Если эта вражина вдруг оживет, дай знать. Ну, а если подохнет, все равно позвони, отметим это вечерком вместе.

Он протянул Жене клочок бумаги и, сверкнув золотым зубом, хлопнул её ниже поясницы. Женя чисто рефлексивно влепила ему пощечину.

– Ты, сучка, на кого подняла свою пакостную ручонку!? Я тебя сгною, ты у меня будешь ползать и сапоги лизать, чтобы я тебя простил и любил.

Низкорослый, своей волосатой рукой, как тисками схватил Женю за предплечье и потянул к выходу.

– Отставить лейтенант! Тебе арестанток мало? – зло отчитал гориллу старший по званию офицер.

– Успокойтесь девушка, у него очень нервная работа, вот и сорвался.

Лейтенант покраснел как рак, у виска вздулась и пульсировала вена, губы стали тонкими и белесыми, глаза налились кровью. Жене стало страшно, было понятно, что угрызения совести для него чувство неведомое. Это животное в офицерской форме напомнило ей того комиссара, который из-за своей похоти застрелил её родителей. Глаза Жени наполнились слезами. Офицеры ушли и Женя успокаиваясь, промокнула глаза платком, подошла к кровати Мелитона, поправила одеяло и разгладила пальцем бровь, с выдранным клоком, села на краешек кровати и стала щупать у больного пульс.

– Господи, ну чем мы все перед тобой провинились? В чем провинились перед тобой мои мама и папа? Почему ты разрешил этому поддонку в галифе и вонючей кожанке их застрелить? Почему ты позволил этому чудовищу с маузером застрелить родителей на моих глазах? Ведь я чуть с ума не сошла от этого, в чем я перед тобой провинилась? В чем перед тобой провинился этот майор и его маленькая дочка? Почему ты лишил их любимой жены, матери? Зачем ты привел сюда этих людей, у которых ничего святого нет за душой, чтобы они лишили дочку этого майора еще и отца? Какой он враг народа? Военный летчик, майор, красавец и вдруг враг, что за чушь!

Женя погруженная в эти тяжелые жизненные вопросы, забывшись глядела на руку Мелитона, потому и не сразу заметила, и осознала, что больной открыл глаза.

– Воды! – прошептал Мелитон

– Миленький, хороший мой, слава Богу, пришел в себя!

Женя влажной ваткой смочила майору губы, погладила его за черный, жесткий чуб:

– Ты только больше сознание не теряй, я тебя в обиду никому не дам! Если Господь почему-то за тебя не заступился, я буду твоим ангелом-хранителем. Да-да, я уже тогда знала, когда тебя привезли, что я должна тебя спасти и спрятала твое письмо! Не умирай! Ради своей красавицы дочки ты не имеешь право это делать!

– Ты кто? – неожиданно прозвучал тихий голос Мелитона.

– Женя, я медсестра, вы два дня были без сознания. Постарайтесь не говорить.

– Как моя жена?

– Подождите, я сейчас позову врача.

Женя выскочила из палаты, прикрыла дверь, облокотилась к ней спиной и закрыла глаза.

Женя уже давно поставила крест на мужчинах, они как-то её не волновали, а тут, даже от тихого голоса Мелитона у неё в ушах как колокола звонили, сердце забилось где-то в горле, а ноги просто отказывались слушаться.

«Мне очень жаль твою Мери, я не собираюсь её заменить, но в обиду я тебя не отдам!» – подумала она.

Женя, стараясь не выдавать нахлынувшего волнения, пошла сообщить главврачу хорошую весть.

7. Донос

Георгий Иванович Мерабов стоял у окна и смотрел, как садовник подстригал на клумбе кусты, курил и думал:

– Вот не понравится мне как он подстрижет куст, так я могу стереть его одним росчерком пера, как немецкого шпиона, специально портящего социалистическую природу, а могу и наградить тем, что не арестую его. А вот зайдет начальник и если ему не понравится, как пострижен куст, бедного садовника, все равно посадят как шпиона, только арестуют и меня, за то, что покрываю шпионов. Сегодня, чтобы не стать шпионом, надо быть поддонком, только через некоторое время тебя все равно пустят в расход, за то, что ты подонок, они никому не нужны, им верить нельзя.

Георгий ткнул папиросу в стоящую на подоконнике пепельницу.

– Вот и думай, что делать с этим садовником! Проблема!

Полковник подошел к Т-образному столу, за которым он проводил совещания и бросил взгляд на свою рабочую часть стола. На зеленом сукне с правой стороны стола, стоял небольшой бюст Феликса Дзержинского, рядом с ним два телефонных аппарата, симметрично с левой стороны стола стояла настольная лампа черного цвета, а в центре на краю стоял пишущий прибор с тяжелым пресс-папье. Рядом со столом стоял большой сейф, на котором стоял большой бюст Ленина, а за спиной на стене висел портрет самого…

Мерабов тяжело опустился на стул. Перед ним лежала красная папка. Немного побарабанив костяшками пальцев по столу, он открыл папку и в третий раз прочитал лежащее в ней донесение.

10.05. 1937г

Начальнику Тбилисского отдела ГПУ-НКВД

Полковнику Г. И. Мерабову.

От следователя лейтенанта В. Г. Глонти

Д О Н Е С Е Н И Е

Доношу до сведения, что по вине низкого профессионализма, а может и по каким-то другим причинам, водитель грузовой машины не смог полностью справиться с заданием и при аварии с мотоциклом майора М. Арчвадзе погибла только жена, Мери Арчвадзе, агент по кличке «Сова».

При посещении выжившего майора в госпитале стало ясно, что он уже двое суток находился в коме. Прогноз врачей 50/50.

Письмо И. В. Сталину, о котором доносил агент ни на месте аварии, ни в планшете, ни в карманах найдено не было, не было оно найдено и при осмотре Мери Арчвадзе в морге.

Я беседовал с медсестрой, которая делала опись находившихся при майоре Арчвадзе вещей, она ничего другого, кроме того, что описала, не видела. Мне эта медсестра сразу показалась более чем подозрительной.

Когда я с майором Н. В. Хуциевым вошел в палату к Арчвадзе, майор зачем-то взял с собой эту подозрительную медсестру Е. П. Маргелову, из-за которой я не мог удушить находящегося в коме Арчвадзе.

Я дал Маргеловой телефон и попросил позвонить, когда эта сволочь Арчвадзе придет в себя, она отказалась и ударила меня по лицу, чем показала свою враждебность социализму и лично тов. Сталину.

Я собирался привезти её сюда на допрос, но майор Н. В. Хуциев, грубо оборвал меня и стал успокаивать врага Маргелову.

Прошу вашего разрешения лично допросить обоих, так как явно прослеживается с их стороны сговор, а возможно и контрреволюционный заговор.

Подпись

Полковник некоторое время сидел совершенно неподвижно, но ходящие желваки и сломанный в руках карандаш выдавали внутреннее напряжение. Георгий Иванович прекрасно понимал, что если дать ход письму, то этим он подпишет и себе приговор, так как Нугзар Хуциев его двоюродный брат, о чем этот выродок Глонти, к счастью не знает. Вот сволочь, вот мразь уголовная, смотри куда роет! Я покажу этому волосатому гиббону! Недоразвитый мясник, извращенец! Ну, все ты трупп!

Что за жизнь, каждый роет яму соседу, как голодные крысы стараются друг друга сожрать.

Георгий поднял трубку и набрал номер:

– Нугзар Варламович, что там у вас с Арчвадзе? Зайдите, надо обсудить, только не ори в трубку «Слушаюсь, товарищ полковник», если Глонти рядом.

– Слушаюсь, товарищ полковник! Глонти у арестанток.

– Жду.

Майор Хуциев взял со стопки папок, аккуратно лежавших с краю стола, верхнюю, на которой крупными буквами было написано «Дело Арчвадзе М. Г.» и вышел из кабинета.

Братья, чтобы не искушать судьбу, вышли на балкон:

– Читай, – полковник протянул брату донос, – хорошо, что эта мразь не знает, что ты мой брат, а то написал бы сразу выше и тогда, он точно выбил бы из нас, что мы собираемся убить Лаврентия Беря!

– Что предлагаешь?

– А ты как думаешь? – ухмыльнулся полковник, – Не в подвал же спускаться! Да, Нугзар, что там, в госпитале случилось? Кто эта Маргелова?

– Да медичка, ничего особого, но лейтенант стал её за задницу хватать, вот она и влепила ему пощечину.

– А что с летчиком?

– В коме.

– А что с письмом?

– Георгий, так кто это письмо кроме «Совы» видел, может она наговорила на мужа? Теперь её не спросишь!

– Хорошо, пусть, если Бог ему даст, оклемается. Потом будем думать.

Братья еще немного пошептались и, видимо, о чем-то договорившись хлопнули по рукам!

8. За Сталина

В шесть часов вечера в следственном отделе зазвонил телефон:

– Лейтенант Глонти слушает!

– Есть, товарищ полковник.

– Да, майор Хуциев присутствует. Передам! Есть, в 21:00 на доклад.

Лейтенант повесил трубку.

– Что-то Иваныч спятил, в девять вечера вызывает доложить по делу Арчвадзе.

– Может я домой, ты один сходишь? Чего там докладывать. Лежит себе без сознания. Кстати, Вахтанг, ты сегодня не звонил в госпиталь, может летчик уже улетел на тот свет?

Майор набрал телефон госпиталя:

– Добрый день, звонит майор Хуциев. Кто у телефона? Здравствуйте, что можете сказать относительно состояния Арчвадзе? Ясно, это хорошо, завтра еще позвоню.

– Что ожил?

– Нет, пока в коме. Хорошо, может так и окочурится.

– Завтра я сам поеду в госпиталь. Очень хочу пригласить на разговор эту Женечку, ей очень хорошо будет, я люблю с такими кралечками разговаривать! У них такие открываются фантазии и такое проявляют рвение в любви, особенно, когда я в руки беру плоскогубцы! – Вахтанг заржал как конь, щупая свои гениталии, – Вот и Женечка пусть порадует меня, пока с зубами и ногтями все в порядке.

– Слушай, лейтенант, тебе жен врагов народа не хватает? Сколько у тебя их там?

– А, сколько бы не было! Они уже не женщины – мясо, обезумевшее мясо, готовое на все, надоели. Новенькую хочется, а уже потом буду ей коготки вырывать по одному, они тогда страстнее становятся. Я не понимаю, чего это ты отказываешься присоединиться? Может у тебя не майор не стоит, может ты импотент?

Хуциев сверкнул глазами, но сдержался.

– Чего сверкаешь зеньками, каждый из нас может оказаться там, вот когда ты окажешься внизу против меня, тогда и сверкай. Шучу, может завтра наоборот, я там окажусь. Одно успокаивает, ты меня насиловать не будешь, а вот я, если что – поупражняюсь. Ну, это я так, майор, гипотетически.

И снова Вахтанг заржал, как конь.

Лейтенант Глонти, конечно, догадывался зачем его вызывает начальник вместе с Хуциевым. Письмо подействовало! Вахтанг уже сейчас предвкушал, как он будет ломать этому интеллигенту костяшки пальцев, а особенное удовольствие получит, когда он его и Женю будет насиловать по очереди, на глазах друг друга – заступнички хреновы! Эта медицинская шлюха еще долго будет жалеть о пощечине, да и майор пожалеет, что на свет родился, когда его яйца потекут зажатые дверью!

Лейтенант достал из тумбочки щетку и стал долго и нудно начищать сапоги.

Майор Хуциев тоже знал с чего это у лейтенанта такое агрессивно-сексуальное настроение. Он с ужасом понимал, что не будь Мерабов его двоюродным братом, то он, летчик, который пришел в себя и Евгения Петровна, которая очевидно спрятала по дурости его письмо к Сталину, были бы стерты в порошок.

Но, сегодня у него в прикупе два туза, так что пусть лейтенант куражится, чистит сапоги и представляет себя на месте старшего следователя.

В оговоренное время офицеры были в кабинете начальника.

– Добрый день, офицеры. Мне сегодня утром поступил рапорт, где говорится, что майор Хуциев связан с майором Арчвадзе, а медсестра Маргелова у них связная.

– Это ложь, товарищ полковник! – вскочил майор.

– Сесть! Лейтенант, заберите у майора табельное оружие.

Вахтанг Глонти, подскочил к Хуциеву и ловко заломив, почти не сопротивляющемуся майору руку, вытащил из кобуры пистолет ТТ.

– Я не поверил донесению и зная, что вы с лейтенантом друзья, сам съездил в госпиталь со своим шофером. Маргелова, призналась и сейчас она в подвале, ждет вас лейтенант.

Полковник нажал на кнопку вызова. Вошли двое.

– Увести, – скомандовал он и указал взглядом на обмякшего на стуле майора.

Когда арестованного увели полковник подошел к сейфу, открыл дверцу и достал два красивых золоченых бокала, видимо экспроприированных в свое время у кого-то из буржуев. Один был с красной ножкой, другой с синей, поставил сверху сейфа и налил в них коньяк.

Полковник протянул Глонти позолоченный бокал с синей ножкой:

– Поздравляю! Обмоем очередное звание, товарищ старший лейтенант!

– За Сталина!

Глонти опрокинул бокал.

– Спасибо, за своевременный сигнал!

– Служу трудовому народу!

– Отставить!

– Виноват, товарищ полковник, Служу Советскому Союзу.

– Не страшно, привыкните. Не вы один, кто путает с непривычки. Главное быть верным сыном своего народа и чуять врага на расстоянии и искоренять эту нечисть без малейшей жалости.

– Я всегда ненавидел эту интеллигентскую мразь! Хотите, товарищ полковник, первым допросите эту госпитальскую сестричку, получите удовольствие. Молода и хороша! А уж потом, я развлекусь с обоими сразу.

Полковник протянул Глонти лист бумаги.

– Пиши телегу на майора. Все что знаешь про этого сволоча-книголюба. Я давно подозревал его в отсутствии стремления выявлять врагов народа. Пиши и через неделю две, будешь на его майорской должности. Пиши подробно, записку я должен отправить наверх, так, что факты и по- больше.

Глонти пыхтел над листом бумаги несколько минут, когда вдруг схватился за горло и захрипел. Хрипел он не долго, потом обмяк и завалился на стол.

Полковник нажал на кнопку вызова, вошли Хуциев и те же два красноармейца.

– Нугзар, ты знаешь, что с ним делать. Перебрал лейтенант, видно давно не пил!

– Ну, ты Георгий Иванович и «Станиславский»… такой спектакль!

– Зато он умер довольный, в отличие от тех, кого он пытал. Я всегда любил театр!