Kitabı oku: «Наследник поручика гвардии»
© Шестёра Ю. Ф., 2014
© ООО «Издательство «Вече», 2014
* * *
Часть первая
Глава первая
Ожидание
После триумфального возвращения в 1821 году в Кронштадт экспедиции Беллинсгаузена, открывшей Антарктиду, Андрей Петрович Шувалов по указанию императора Александра I оформлял в музее Адмиралтейского департамента экспозицию «Антарктическая фауна» из чучел добытых морских зверей и птиц. В этом хлопотливом деле ему помогали Матвей Сухов, его бывший вестовой, а ныне личный ассистент, счастливый обладатель внетабельного чина канцеляриста, щеголявший уже в партикулярном1 платье, а также квартирмейстер2 Макар Попов, вестовой Беллинсгаузена. Художественный оформитель бомбардир Захар Красницын и плотник Петр Матвеев со шлюпа «Восток» тоже были прикомандированы к этой группе.
Работы оказалось много. Требовалось составить план экспозиции, исходя как из размеров помещения, так и наличия чучел животных; подготовить фон, соорудив соответствующие подставки и стеллажи; со всеми мерами предосторожности перевезти драгоценные чучела, зачастую в единственном экземпляре, из Кронштадта в Петербург и разместить их в соответствии с планом; организовать освещение экспонатов согласно пожеланиям государя… Надо было дать задание Академии наук подготовить таблички с названиями известных науке представителей антарктической фауны, а если среди них встретятся неизвестные, то присвоить им научные названия. И так далее и тому подобное… Не менее важным, как убедился Андрей Петрович на собственном опыте, было не упустить каких-либо «мелочей», которые зачастую как раз и определяют общее впечатление от экспозиции. Поэтому все работали с утра и до позднего вечера, практически без выходных, буквально валясь к концу дня от усталости, ибо прекрасно понимали важность возложенных на них высочайшим повелением обязанностей.
Большое внимание подготовке композиции уделял и директор музея Александр Владимирович Трубецкой, знаток и тонкий ценитель произведений искусства. Он беспрекословно по первой же просьбе Андрея Петровича оказывал различные услуги, относящиеся к его компетенции, так как отлично осознавал важность задания, которое осуществлял этот почетный член Петербургской академии наук, относящийся к кругу приближенных государя императора. А это дорогого стоило…
Видя накопившуюся усталость Андрея Петровича, Трубецкой-то в конце одного из напряженных рабочих дней и предложил ему объявить следующий день выходным, пригласив к себе в гости. Тот, действительно вымотавшийся за последние недели без отдыха, с благодарностью принял это предложение.
Вот с тех-то пор многое и изменилось в жизни Андрея Петровича. А виной тому стала дочь Александра Владимировича – юная Ксения.
* * *
Еще в тот момент, как Александр Владимирович представил свою дочь и та изящно и непринужденно исполнила реверанс, Андрей Петрович невольно обратил внимание на ее быстрый взгляд, как бы между прочим брошенный на него из-под длинных густых ресниц. «А девушка-то привлекательна…» – непроизвольно отметил убежденный холостяк, каковым он считал себя на самом деле.
Когда Трубецкой пригласил всех к столу, сервированному со вкусом, Андрей Петрович заметил среди напитков не только элитную водку «Смирновъ», шампанское и французское десертное вино, но и мадеру, причем с Канарских островов. «Успел-таки, шельмец, узнать у Матвея о моих пристрастиях», – усмехнулся он про себя по поводу хитрости предусмотрительного хозяина.
– Что предпочитаете, Андрей Петрович? – галантно спросил Александр Владимирович, поводя рукой в сторону горячительных напитков.
– Судя по ассортименту, ваш вопрос, уважаемый Александр Владимирович, носит, с моей точки зрения, чисто риторический характер, – невинно улыбнулся Андрей Петрович.
– Не зря, выходит, государь в беседе с вами во время осмотра экспозиции «Антарктическая фауна» на борту шлюпа «Восток» назвал вас истинным разведчиком, – откровенно рассмеялся тот и потянулся за бутылкой с мадерой.
Ксения, не знавшая подоплеки пикировки отца с гостем, недоуменно, но крайне заинтересованно, переводила взгляд с одного на другого. И когда ее отец, видя недоумение дочери, пояснил, что интересовался у бывшего вестового гостя о любимом напитке его хозяина, она восхищенно посмотрела на молодого ученого, сумевшего вот так, с ходу, раскусить отцовскую хитрость.
Во время застолья неспешный разговор неизбежно перешел к истории создания экспозиции, так восхитившей государя. Андрей Петрович, отвечая на вопросы присутствовавших, был вынужден рассказать не только об изготовлении многочисленных чучел животных, но и о том, как и где они были добыты. Особую активность проявляла Ксения, зачарованно слушавшая захватывающий рассказ гостя, и Андрей Петрович вел свое повествование как бы для нее одной.
Анна Михайловна, супруга Александра Владимировича, с замиранием сердца наблюдала за взглядами, которыми обменивались молодые люди, хотя Андрей Петрович на самом-то деле был не так уж и моложе хозяйки. Как любая мать, она страстно желала счастливого замужества своей дочери, тем более что та была единственным, а потому горячо любимым ребенком в их семье, родители в ней души не чаяли. А тут нежданно-негаданно их гостем стал умный, самостоятельный, вполне состоявшийся мужчина с высоким общественным положением и явно симпатизирующий ненаглядной Ксюше. Ну, как не забиться сердцу любящей матери?
Так что, когда Ксения со свойственной ей непосредственностью обратилась к нему с вопросом «Андрей Петрович, а ведь папенька говорил, что вы не только участвовали в открытии Антарктиды, но и много лет служили в Российско-Американской компании в Русской Америке?»3, Анна Михайловна мягко заметила: «Не все же сразу, Ксюша», – прозрачно намекая на то, что нынешняя встреча может стать и не последней. При прощании Андрей Петрович, целуя руку Ксении, так глянул на девушку, что у Анны Михайловны чуть не остановилось сердце.
Сразу же после его ухода она, уединившись с супругом, нетерпеливо расспросила его о том, не смотрит ли он на Андрея Петровича как на потенциального жениха их Ксюши. Александр Владимирович внимательно посмотрел на жену, словно увидел впервые: «Ох уж эти женщины! Мужчина только в первый раз появился в доме, а они уже строят долгосрочные планы! Стратеги, одним словом, помилуй, господи!». Но, видя устремленный на него умоляющий взгляд супруги, он рассудительно ответил:
– Суди сама: столбовой4 дворянин, почетный член Петербургской академии наук, капитан лейб-гвардии Преображенского полка, кавалер трех орденов Российской империи, приближенный самого государя императора. Думаю, более удачной партии для нашей дочери невозможно и придумать. Смущает меня только одно – Андрей Петрович ведь почти что вдвое старше Ксюши.
Анна Михайлова откровенно рассмеялась:
– Эка невидаль! А ты сам-то пошел под венец со мной с какой разницей в годах? Не запамятовал?
– Почему же? Тринадцать лет. Но ведь не девятнадцать же?!
– А ты что же хотел, чтобы перечисленные тобой звания, чины и награды имелись бы у какого-нибудь безусого юнца?!
Александр Владимирович неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить торжествующей супруге.
– То-то и оно! Поэтому спасибо тебе, дорогой мой, за заботу о нашей семье. И очень прошу тебя сделать так, чтобы Андрей Петрович обязательно хотя бы еще раз побывал у нас в гостях. Ведь от этого в конце концов может зависеть будущее нашей Ксюши.
Александр Владимирович обнял супругу.
– Я, конечно, постараюсь устроить еще одну встречу, но, как сама понимаешь, все будет зависеть от желания самого Андрея Петровича.
Анна Михайлова, слегка отстранившись, укоризненно посмотрела на мужа:
– Он пожелает, обязательно пожелает! Поверь мне. Женское сердце очень трудно обмануть, милый.
* * *
По прошествии недели, в течение которой Александр Владимирович мучительно искал повода, чтобы снова пригласить Андрея Петровича к себе в гости, тот неожиданно обратился к нему сам:
– Я ведь, Александр Владимирович, еще не выполнил просьбу Ксении Александровны рассказать о своих похождениях в Русской Америке, – недвусмысленно пояснил он.
– Нет ничего проще, Андрей Петрович, – облегченно выдохнул директор музея, пораженный проницательностью супруги. – Приходите к нам завтра же на ужин. Часам к шестнадцати. Мы все будем рады видеть вас в нашем доме, – уточнил он.
– Большое спасибо, Александр Владимирович, за приглашение. Я так и сделаю.
С тех пор Андрей Петрович регулярно, раз в неделю, стал наносить визиты в гостеприимный дом Трубецких.
* * *
Через несколько месяцев упорного труда, когда государственная комиссия приняла экспозицию «Антарктическая фауна», а следом за ней и другую, «Тропическая фауна», состоялось их торжественное открытие в присутствии императора Александра I.
Анна Михайловна вместе с дочерью только ахнули, увидев Андрея Петровича на нем во всем великолепии парадного гвардейского мундира: при шпаге с орденской лентой через плечо, двумя серебряными звездами на груди и красным крестом на шее. Слегка порозовевшее лицо Ксении осветилось гордостью за своего избранника.
На этот раз Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен сдержал слово, данное в свое время Андрею Петровичу, своему старинному другу. Выступая в качестве руководителя Антарктической экспедиции, в рамках которой и были созданы обе экспозиции, он упомянул, что почетный член Петербургской академии наук господин Шувалов – не только научный руководитель этих экспозиций, но и литератор, написавший за время плавания на шлюпе «Восток» автобиографический роман «Приключения поручика гвардии в дальних странах». Он, Беллинсгаузен, прочитал его в рукописи и отмечает занимательность и познавательную ценность сего произведения. Мало того, автор готовит и вторую часть романа – об участии героя уже в Антарктической экспедиции.
После окончания торжеств Андрей Петрович как главный их виновник пригласил Трубецких и Беллинсгаузена в гости уже к себе. Матушка, заранее предупрежденная сыном, расстаралась, и стол оказался великолепен.
Когда же Андрей Петрович представил Фаддея Фаддеевича Трубецким, тот, улучив удобный момент, шепнул на ухо другу: «А у тебя, Андрюша, губа-то не дура!» – намекая на молодость и красоту их дочери. «На чужой каравай, Фаддей, рот не разевай!» – с веселыми искорками в глазах заявил в ответ Андрей Петрович. К радости обоих, отношения между ними остались теми же, какими были при плавании как на «Надежде» Крузенштерна, так и на «Востоке», уже под командой самого Беллинсгаузена.
Ксения поначалу несколько смущалась в присутствии знаменитого капитана, открывшего неведомую доселе Антарктиду, но затем успокоилась, отметив его близкие отношения с «её» Андреем Петровичем. Между тем матушка Андрея Петровича украдкой присматривалась, как она поняла, к своей будущей невестке. Та ей сразу же пришлась по душе. «Наконец-то дождусь внука, наследника, теперь уже законного», – мечтательно размышляла она, украдкой смахивая набежавшую слезу…
На другой же день Андрея Петровича атаковали издатели с предложениями по изданию романа, однако он, записав их условия, заявил, что заключит договор только после того, как подготовит второй экземпляр рукописи. Это давало ему возможность выиграть время для принятия окончательного решения. Кроме того, учитывая сложившуюся ситуацию, Андрей Петрович решил изъять из рукописи свои интимные отношения с дочерью вождя индейского племени и, уж тем более, упоминание о своем сыне креоле5, оставшемся с матерью в далекой Калифорнии.
На это требовалось определенное время, и Матвей, личный секретарь, приступил к переписи начисто обоих экземпляров рукописи романа с учетом внесенных изменений.
* * *
– Поздравляю тебя, Матвей!
– С чем, Андрей Петрович? – недоуменно спросил тот, откладывая в сторону гусиное перо.
– С сегодняшнего дня ты стал «Ваше благородие»! – торжественно сказал Андрей Петрович.
Матвей ошалело смотрел на бывшего барина, явно не воспринимая смысла услышанных слов. Тогда Андрей Петрович, приведя его чуть ли не за руку в свой кабинет и усадив на стул, не спеша объяснил, что в соответствии с указанием государя за изготовление чучел животных и участие в оформлении экспозиций в музее Адмиралтейского департамента Матвею пожалован нижний табельный чин коллежского регистратора. А этот чин по «Табели о рангах» соответствует армейскому офицерскому чину прапорщика, то есть тем самым Матвей получает право на личное дворянство.
– И теперь к тебе будет положено обращаться по имени и отчеству: Матвей Степанович. Надеюсь, всем, кроме меня, – улыбнулся он. – Ведь для меня ты до конца дней останешься просто Матвеем, верным помощником во всех моих делах.
– А как же, Андрей Петрович? Как же иначе?! – недоуменно воскликнул Матвей.
– Поэтому рекомендую тебе изучить «Табель о рангах» со всеми приложениями. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов, – рассмеялся Андрей Петрович. – А если серьезно, то чиновник, коим ты стал, должен ее знать, как «Отче наш». Ведь, надеюсь, ты не думаешь всю жизнь прожить лишь с одним только нижним чином? – он испытующе посмотрел на Матвея.
– Я как-то не думал об этом, – растерянно глядя на своего благодетеля, произнес тот.
– Для того голова и дана, чтобы думать. А пока заказывай у портного мундир, соответствующий новому чину. Надеюсь, у тебя хватит денег на это?
Тот радостно вспыхнул:
– Конечно, Андрей Петрович! Ведь я сохранил деньги, пожалованные мне и их благородием лейтенантом Лазаревым, капитаном «Мирного», и их высокоблагородием капитаном 2-го ранга Беллинсгаузеном! И причитающееся мне жалованье за время кругосветного плавания. Плюс сумму, полученную во время подготовки экспозиций, уже в чине канцеляриста. Так что я являюсь вполне обеспеченным человеком.
– Рад за тебя, Матвей. И дай Бог, чтобы у тебя было все благополучно и в дальнейшем.
– Андрей Петрович, да разве вы не понимаете, что всем этим я обязан исключительно вашему покровительству?! Благодаря вам я почувствовал себя человеком, не только нужным для общества, но и стал даже причислен к дворянскому сословию.
– Не только этому, но и твоим способностям, Матвей. Я бы даже сказал твоему таланту.
Тот засветился от похвалы благодетеля:
– У нас, Андрей Петрович, способных и талантливых – хоть пруд пруди, а пробиваются из низов единицы. Поэтому я никогда не забуду всего того, что вы сделали для меня, и навсегда останусь вашим верным и надежным помощником.
Андрей Петрович встал и крепко пожал руку вскочившему со стула Матвею.
* * *
Наконец Андрей Петрович сделал долгожданное для Анны Михайловны предложение ее дочери руки и сердца. Вскоре состоялась помолвка, а затем и венчание. После свадебного путешествия по Европе Ксения, к великой радости матушки Андрея Петровича, переехала в их дом.
Семейная жизнь, несмотря на некоторые опасения Андрея Петровича, не тяготила его. Ксения, окончившая Смольный институт благородных девиц, была образованным человеком, владела несколькими иностранными языками и, с учетом природного такта, присущего ей, не только отвечала требованиям примерной супруги, но и, как могла, помогала Андрею Петровичу в его ученых и литературных делах.
Первая часть романа уже поступила в книжные магазины и пользовалась настолько большим спросом, что издатель срочно подготовил его второе издание, увеличив тираж и, соответственно, и так не малый гонорар автору.
Когда Андрей Петрович принес домой авторские экземпляры первой части романа, Ксения с благоговением взяла один из них в руки, поднесла к лицу и, вдохнув терпкий типографский запах, исходящий от него, нежно поцеловала тесненный золотом переплет.
– Ты что это, Ксюша?! – удивленно спросил Андрей Петрович.
– А ты как думал, Андрюша? – с повлажневшими от радости глазами ответила та. – Ведь это же твой литературный первенец.
Андрей Петрович порывисто обнял ее:
– Спасибо, дорогая! Это высшая награда для меня…
Теперь он дописывал вторую часть, благо, что события, описываемые в ней, были еще свежи в памяти. За время, прошедшее после выхода Антарктической экспедиции из высоких южных широт до возвращения в Кронштадт, были уже в основном описаны коллизии, связанные с открытием Южного материка. И Матвей с Ксенией в две руки переписывали начисто ее черновики.
Матвей по-прежнему жил в большом доме Андрея Петровича. Надо отметить, что присвоение чина коллежского регистратора не вскружило ему голову, ибо он отлично понимал, чья это в первую очередь заслуга. Он очень уважительно относился и к юной Ксении, хотя и несколько ревновал ее за прекрасный почерк, не хуже, чем у него. Да к тому же она могла запросто обращаться к Андрею Петровичу за уточнениями, если обнаруживала какие-то вопросы в тексте.
Тем не менее совместная работа у них спорилась, и к окончанию романа был готов и его чистовик сразу в двух экземплярах. По этому поводу Андрей Петрович организовал, по его выражению, «творческий вечер с возлияниями», так как Матвей уже имел право принимать горячительные напитки в его присутствии. Это еще больше сблизило их и без того дружный творческий коллектив.
* * *
Наконец-то Андрей Петрович смог выполнить обещание, данное батюшке перед его кончиной: он собрался объехать все имения со своего рода инспекцией работы их управляющих.
Ксения, узнав об этом, засобиралась в поездку вместе с мужем, но Андрей Петрович, предвидя малоприятные сцены разборок с управляющими, не посоветовал ей делать этого. Она было обиделась, но затем, прикинув что-то в уме, мягко сказала:
– Тебе, Андрюша, конечно, виднее, – и назревавшая было размолвка так и не состоялась.
Покойный батюшка оказался прав. Управляющие имениями, пользуясь бесконтрольностью со стороны хозяина в течение многих лет, привыкли к безнаказанности и беззастенчиво грабили крепостных. В имении в Тверской губернии Андрей Петрович обнаружил факты самовольных поборов с крестьян, но решил ограничиться лишь жестким разговором с его управляющим. В Новгородской же губернии, пораженный алчностью управляющего, он взашей выгнал его, заставив возместить понесенные убытки.
А вот в имении во Владимирской губернии царил полный беспредел. Когда Андрей Петрович приехал в него, холопы повалились к нему в ноги, умоляя избавить их от ненавистного управляющего, доведшего их семьи до разорения. Андрей Петрович, не мудрствуя лукаво, отдал его под суд, который приговорил того за самоуправство и насилие над крепостными к каторжным работам с конфискацией имущества в пользу владельца имения. Перед отъездом Андрей Петрович наказал новому управляющему после получения денежных средств от реализации имущества бывшего управляющего распределить их по справедливости между холопами, понесшими ущерб.
Покидая имение, Андрей Петрович был потрясен: за бричкой толпой бежали мужики, иступленно осеняя его крестным знамением. Когда же он приказал кучеру погонять лошадей, народ наконец-то отстал, и вдруг, как по команде, повалился на колени, протягивая руки в сторону своего милостивого барина.
«Много ли надо человеку?! – подумал он, когда мужики скрылись из вида. – Всего-навсего элементарной справедливости… Допустим, – рассуждал он, – у какого-нибудь холопа родился сын Иван, а в это же время у барина – сын Владимир. Барчук, окончив Морской корпус, приходит для прохождения дальнейшей службы на флот мичманом, где служит матросом Иван, направленный туда же по рекрутской повинности на долгие двадцать пять лет. После четверти века, дослужившись, даст бог, до чина унтер-офицера, Иван возвращается в деревню бобылем, в то время как Владимир уже щеголяет черными орлами на шитых золотом эполетах и имеет семью. Какая уж тут справедливость?.. Хотя, ради той же справедливости, надо отметить, что и рабовладельцы, и феодалы, живя за счет труда рабов и крепостных, создавали великие произведения искусства… Так, может быть, как раз в этом и состоит социальная справедливость?»
По возвращении Андрея Петровича в Петербург Ксения, видя его подавленное состояние, участливо спросила:
– В чем дело, Андрюша?
Тот только безнадежно махнул рукой:
– Воруют, Ксюша, ох, как воруют. Так же, как, наверное, и по всей матушке России…
И она больше не стала допытываться у мужа подробностей поездки, чтобы не расстраивать дорогого ей человека, прекрасно зная, что позже он и сам подробно расскажет ей обо всем пережитом, что доказывал не раз.
* * *
Лишь одно обстоятельство омрачало их дружную семью. Проходил месяц за месяцем, а Ксения все никак не могла забеременеть. По ночам она горячо обнимала Андрея Петровича, моля Всевышнего о зачатии, но все безрезультатно.
Зная об ожидании супругом наследника, расстроенная Ксения призналась ему, что и у ее матери, Анны Михайловны, были в свое время те же проблемы. Андрей Петрович посоветовал ей, во-первых, поподробнее расспросить Анну Михайловну о том, какие меры та предпринимала для рождения ребенка, а во-вторых, решил сам обратиться к врачам за соответствующей консультацией.
Как выяснилось, основным средством, которое могло способствовать положительному решению проблемы, оказалось лечение целебными водами. Анна Михайловна в свое время проходила курс лечения от бесплодия в Германии, но нынче врачи посоветовали Ксении ехать на Северный Кавказ, где были источники минеральных вод, превосходившие германские по лечебным свойствам.
Имелись в этой поездке и сомнения, связанные с возможными набегами горцев. Однако с назначением в 1816 году командиром Отдельного Грузинского корпуса генерала Ермолова все изменилось к лучшему. Передний край Кавказской линии перенесли значительно южнее, и набеги горцев прекратились.
Кроме того, по личному представлению Ермолова правительством были выделены средства на обустройство лечебниц Кисловодска и Пятигорска. Лечебная грязь, добываемая из озера Тамбукан в окрестностях Пятигорска, по мнению докторов, как раз и являлась наиболее радикальным средством для лечения бесплодия. Поэтому Андрей Петрович, посоветовавшись с Анной Михайловной, принял решение ехать с Ксенией туда.
* * *
И вот наконец-то чудо свершилось! Через девять месяцев в один прекрасный день дом наполнился суматохой. Взволнованная матушка и дворовые девки бегали туда-сюда с тазиками и кувшинами, полотенцами и простынями. Всем этим тарарамом, непонятным со стороны, уверенно руководил Георг Францевич, доктор семьи, человек уже в возрасте, которого Андрей Петрович помнил столько же, сколько жил на свете.
Они с Александром Владимировичем, отцом Ксении, и Матвеем сидели в кабинете, ожидая исхода родов, и каждый раз вздрагивали, когда из спальни раздавались приглушенные стоны и вскрики Ксении. Когда же в спальной раздался детский крик, они все разом истово перекрестились.
Вскоре в дверях кабинета появился усталый, но с видом человека, добротно сделавшего свое дело, Георг Францевич. Сняв пенсне, он, близоруко прищурившись, произнес:
– Ну что же, Андрей Петрович, можете пройти к Ксении Александровне.
Ксения раскинулась на постели, положив голову на высоко взбитые подушки, а рядом с ней неосознанно взирал на открывшийся перед ним неведомый мир спеленатый младенец.
– Девочка… – голос ее совсем ослаб, и глаза наполнились слезами. Уж она-то, как никто другой, знала, с каким нетерпением тот ждал рождения наследника.
Андрей Петрович, будучи твердо уверенным, что у него непременно родится сын, растерянно посмотрел на жену. Как же так?! Однако он быстро взял себя в руки.
– Раз у нас есть дочь, то будет и внук, наследник.
Ксения с тревогой взглянула на мужа – уж не утешает ли он ее, неудачницу? Но увидев его улыбающееся лицо, она тоже улыбнулась:
– Непременно, Андрюша! – и прижала к себе рукой младенца. Ее глаза наполнились прямо-таки через край бившей материнской любовью.
«Материнская любовь… – вздохнул Андрей Петрович. – Нас, мужчин, Господь лишил такого чувства… Ну что же, буду любить свое дитя своей, отцовской любовью. И еще неизвестно, какая из них нужнее ребенку, – он улыбнулся своим мыслям. – Тоже мне, философ! Как будто не ясно, что тому нужна и та и другая, вместе взятые».
– Ты чего улыбаешься, Андрюша?
Андрей Петрович вздрогнул, как будто Ксения и впрямь проникла в его сокровенные мысли.
– Как думаешь назвать дочку, Ксюша? О мужском имени я побеспокоился, а вот к женскому оказался явно не готов.
– Подвела тебя твоя Ксюша, ох как подвела, – опечалилась та, но тут же улыбнулась. – А если серьезно, то я хотела бы назвать дочь Елизаветой. Ты как на это смотришь, Андрюша?
– А что? Елизавета Петровна была очень даже неплохой императрицей. Тем более что имя другой великой русской императрицы я уже дал открытой мной земле…
Ксения благодарно улыбнулась и, нежно посмотрев на девочку, ласково произнесла:
– Видишь, какой у тебя предусмотрительный папа? Будешь ты у нас Лизонькой, дочка…
* * *
Неожиданно к Андрею Петровичу через Петербургскую академию наук обратился капитан-лейтенант барон Врангель с просьбой о встрече.
Они были знакомы, так как барон служил мичманом на шлюпе «Камчатка» под командой Головнина, который в 1818 году инспектировал деятельность главного правителя Русской Америки Баранова в Ново-Архангельске. Это были неприятные воспоминания, ибо Баранов, которого Андрей Петрович очень уважал, был отстранен Головниным от должности в соответствии с высочайшими полномочиями и тот, не выдержав несправедливости, в том же году скончался у индонезийского острова Ява. Скончался на семьдесят третьем году жизни, на борту шлюпа «Кутузов» при возвращении в Петербург.
Тем не менее Андрей Петрович дал согласие на встречу. Он учтиво встретил гостя и провел его в свой кабинет, в то время как Ксения, напряженно наблюдавшая за ними, женским сердцем смутно предчувствовала что-то, что может коренным образом изменить ее устоявшуюся и вполне устраивавшую семейную жизнь с супругом.
Собеседники расселись по креслам.
– Прекрасная медвежья шкура, – учтиво отметил Врангель, настраиваясь на важный для него разговор. – Наверное, из Русской Америки? – предположил он.
– Вы совершенно правы, Фердинанд Петрович. Я добыл ее на побережье залива Аляска во время экспедиции по его описанию, – отдал должное наблюдательности гостя Андрей Петрович.
– У меня в кабинете тоже лежит шкура, но только белого медведя.
Хозяин не удивился, зная о том, что Врангель руководил экспедицией по обследованию и описанию берегов Северо-Восточной Сибири, из которой только что вернулся.
– Ох, и намучался я с ней, честно говоря, – улыбнулся барон, – пока доставил ее из Нижнеколымска через Якутск, Иркутск и Красноярск в Петербург.
– Прав все-таки Крузенштерн, предлагая доставлять необходимые товары Российско-Американской компании для ее колоний в Русской Америке на кораблях кругосветных экспедиций. Это было бы не только быстрее, но и значительно дешевле, – заметил Андрей Петрович.
– Целиком и полностью согласен. А я-то ведь там, в Русской Америке, находился всего несколько месяцев, да и то только в Ново-Архангельске, – с явным сожалением отметил Врангель. – В то время как вы, Андрей Петрович, исследовали владения Российско-Американской компании в течение полутора десятков лет, исходив их вдоль и поперек.
– Оказывается, вы хорошо осведомлены о моей персоне, – усмехнулся Андрей Петрович.
– А как же иначе? – неподдельно удивился Врангель. – Я же с большим интересом прочел ваш роман о приключениях как в Русской Америке, так и в Калифорнии, и в Новой Зеландии. А вот теперь с нетерпением жду вторую часть романа уже о перипетиях экспедиции Беллинсгаузена в поисках Южного материка.
Андрей Петрович улыбнулся и, подойдя к книжному шкафу, взял вторую часть, только что вышедшую из печати, сделал на ней дарственную надпись и протянул барону. Тот, прочитав вслух: «Фердинанду Петровичу Врангелю, мореплавателю и исследователю северных земель, на добрую память от автора, исследовавшего земли южные», – горячо воскликнул:
– Огромное спасибо, Андрей Петрович, за столь дорогой для меня подарок, – и, благодарственно пожимая руку автору, лукаво добавил: – А вы, оказывается, тоже очень хорошо осведомлены о моих скромных делах.
– Соответственно, Фердинанд Петрович, соответственно, – улыбнулся хозяин кабинета.
– Я действительно только что вернулся из экспедиции Магаданского отряда, которым руководил. И впал в унынье от вынужденного безделья. Но, к счастью, вскоре по протекции Василия Михайловича Головнина получил предложение возглавить кругосветную экспедицию на военном транспорте «Кроткий». К великому сожалению, это не научная экспедиция, а чисто коммерческая. В связи с необходимостью доставлять грузы Российско-Американской компании стали в большом количестве строить суда с повышенной грузоподъемностью и меньшей численностью команды. Как раз таким судном и является «Кроткий»… Тем не менее я надеюсь, что во время плавания мне посчастливится открыть еще неизвестные до сих пор острова или хотя бы один. Мне кажется, что вам, открывшему атолл Екатерины, эти мои устремления вполне понятны, – улыбнулся он.
Андрей Петрович, ностальгически вздохнув, утвердительно кивнул.
– В этом случае мне, как капитану, – продолжил Врангель, – хотелось бы иметь на судне человека, который был бы способен грамотно и достоверно сделать их описание. У меня в подчинении будет всего-навсего шесть офицеров. Поэтому кандидатуры, более отвечающей этим требованиям, чем ваша, уважаемый Андрей Петрович, я просто не вижу, – заметив скептическую улыбку, промелькнувшую на лице собеседника, Врангель напористо продолжил: – Я, конечно, понимаю, что, после Антарктической экспедиции с ее масштабами и уровнем научного обеспечения, мое предложение может показаться чуть ли не кощунственным. Но тем не менее счел возможным сделать вам его, – он выжидающе посмотрел на Андрея Петровича…
– Дело не в масштабах, Фердинанд Петрович. Вы все правильно рассчитали, – улыбнулся он. – Я сейчас действительно оказался не у дел, закончив оформление по высочайшему повелению экспозиций в музее Адмиралтейского департамента и дописав наконец-то свой роман, – он кивнул на книгу, которую барон продолжал держать в руках. – Одним словом, я нахожусь в том же состоянии, о котором вы только что упоминали. – Шувалов замолчал, задумавшись. – Однако для моего согласия необходимо соблюсти одно непременное условие.
– Какое, Андрей Петрович? – подался всем телом вперед Врангель.
– Полная независимость моих ученых дел.
– Какие вопросы, Андрей Петрович?! – барон вытер носовым платком выступившую испарину. – Я гарантирую вам полное невмешательство во все ваши научные исследования! В любые, которые соблаговолите проводить. А квалифицированную помощь вам в этом случае окажут лейтенант Матюшкин и штурман Козьмин, имеющие большой опыт в картографии.