Kitabı oku: «Водоворот судьбы. Платон и Дарья», sayfa 16
“Ее глаза вовек не забудешь”, – подумал он, и его лицо просияло радостью.
Платон крепко прижал к своей груди родную девушку. Дарьины руки обвили Платона. Перелыгин почувствовал, как у нее стучит сердце.
– Здорово дневали, Даша! – с задорным блеском в глазах воскликнул он.
Глаза девушки дрогнули, печаль с лица пропала. Ее охватила широкая безграничное чувство. Чернавина давно не испытывала такой радости. Она глядела на Платона весело и просто. Дарья как будто и не знала бед и печалей. Но это могло только казаться, потому что без этого жить в долгой разлуке для нее было просто невозможно. У Дарьи душа была теплая и особенная – не такая как у всех.
– Слава Богу! – с едва уловимой прелестью ответила девушка и улыбнулась светлой улыбкой – Я все глаза проглядела. Все глядела – не едешь ли ты.
Дарья, широко распахнув блестящие глаза, одарила Платона улыбающимися глазами. В уголках ее губ подрагивала готовая в любой миг вспыхнуть улыбка. Это придавало ее лицу трогательное выражение. Она взглянула на казака внимательным взглядом. Каждая черточка на его лице была ей мила. Острые глаза, прямой нос, крепкие скулы и сросшиеся брови над переносицей, и уверенность в себе выдавали в нем сильного человека. Он похудел, взгляд стал более строгим. Чернавина заметила, что Перелыгин изменился и сильно повзрослел.
Платон тоже с восторгом загляделся на Дарью. Он подумал о том, что она похорошела за время их разлуки. За год девушка стала еще лучше. Она стала необычайно красивой, и он восхитился ею. Ему нравилось ее продолговатое лицо с нежными красивыми губами и умными лучистыми глазами. Его восхищали ее волнистые, густые волосы, тонкая шея, мягкий подбородок. Изогнутые брови с пушистыми ресницами и синие глаза с оттенком задумчивости делали лицо девушки миловидным. Она была самой привлекательной девушкой ближайших хуторов. Дарья выглядела в тот день прекрасно. Платон снова обнаружил в ней знакомую прелесть и очарование. Девушка нравилась ему до головокружения.
– Какая ты красивая, – не удержавшись, сказал Перелыгин.
Дарья рассмеялась звонко и непринужденно. Казак, глядя в ее сияющие радостью глаза, почувствовал, как его сердце наполнилось счастьем. По расцветшему лицу девушки, он понял, что она тоже обрадовалась его приезду. Ее глаза, губы и красивое лицо излучали необыкновенное счастье. От охватившего волнения и восторга Платон позабыл все слова, которые готовился сказать Дарье. Они куда-то разом подевались.
– Наконец-то мы с тобой встретились, – с видимой радостью проговорил Платон. – Я год не был дома. Как там мои?
– Ждут, не дождутся тебя, – задыхаясь от волнения, проговорила Дарья. – Я тоже рада, что ты вернулся. Так долго тебя ждала, что даже устала ждать.
Они не могли не признаться, что обрадовались долгожданной встрече, потому что оба поддались влюбленному чувству. Дарья не могла наглядеться на своего любимого казака.
– Я тоже все время думал о тебе, – голос Платона дрогнул.
Дарье приятно было это слышать. Веселая улыбка озарила ее лицо. Умные смеющиеся глаза заискрились. Он заглянул в ее глаза, но она, опустив веки с длинными ресницами, скрыла ликующие глаза. Девушка старательно пыталась скрыть свою радость, чтоб казак не стал сильно задаваться.
– Пойдем пешком? – смущенно улыбнувшись, робко предложила Дарья.
– Пошли, – согласился Платон.
Они сошли с коней на землю и взяли их под узду.
– Как ты доехал? – с доброй улыбкой спросила девушка.
– Мы несколько суток тащились до дома.
– Где остальные казаки?
– Отстали, следом едут.
Завиднелась макушка церкви, на солнце блеснул золотой крест. Перелыгин кинул тоскливый взгляд на раскинувшийся в лощине Старый Хутор. Многие хаты стояли покосившимися – не хватало казачьих рук. Много ль казачка по хозяйству сделает?
– Скучал? – затаено улыбнулась Дарья.
– Да скучал, – с теплотой промолвил Платон.
– И я скучала. У меня сердце изболелось о тебе. В нем не осталось ни капельки радости. Одна печаль-тоска затаилась.
– Мне это знакомо.
Время от времени они поглядывали друг на друга, и беспричинная улыбка освещала их лица. Платона и Дарью связывала крепкая взаимная любовь. Они всегда испытывали к друг другу нежные чувства. Им было радостно оттого, что они встретились, достаточно было просто идти рядом и ощущать близость.
Девушка взглянула на ухоженного и гладкого коня, вокруг которого носились комары. Черный конь старательно отмахивался от них хвостом.
– У тебя конь черный словно ворон. Как его зовут?
– Так и зовут – Черный, – басом ответил Платон. – Но он хоть и черный, зато душа у него чистая.
Конь ласково ткнулся мордой в плечо казака, и он слегка покачнулся. Черный озорно ударил копытом землю и радостно заржал, обнажив крепкие зубы.
– Специально черного коня купил, – задорная улыбка озарила красивое лицо Дарьи. – Полная противоположность моей лошади.
– Нет, это случайно получилось.
– Где ты его купил?
– В Оренбурге.
– Хороший конь, да и всадник молодцеватый.
В казачьей форме Платон действительно выглядел подтянутым и бодрым. Казак был силен телом и могуч душою.
– Я тщательно выбирал коня. Осматривал ноги, зубы, бабки. Когда я первый раз сел на него, то он все время норовил сбросить меня на землю, но я передвинулся вперед, и его задумка не удалась. Тогда конь взвился на задние ноги, перебирая передними ногами и гарцуя на одном месте. Я готов был держаться за что угодно, лишь бы не оказаться на земле. В конце концов, конь, почувствовав во мне опытного всадника, покорился. А теперь мы с ним единое целое. Он без лишних слов понимает меня, а я его. Мы подружились с ним накрепко.
– Узда наборная да лошадь вздорная! Мне кажется, что ты справишься с любым конем. Ты никогда не срывал на них тоску и обиду. Любовь к коням ты унаследовал от предков.
На окраине хутора они остановились. Платон вынул из переметной сумы оренбургский платок тончайшей работы. На лице Дарьи появилось изумленно-вопросительное выражение.
– Это мне? Спасибо!
Дарья накинула на голову платок, и это сделало ее лицо еще миловиднее. Он придавал ей особую прелесть. Она так весело и ласково блеснула сияющими глазами, что у казака пробежала дрожь по всему телу Ее радостные глаза и улыбка на гладком личике восхитили казака.
– Вечером приходи на утес, я буду ждать тебя.
– Приду! – губы Дарьи изломились в улыбке – Я тебя очень ждала, Платон.
Перелыгин, кинув на Чернавину взволнованный взгляд, сказал просто:
– Я спешил к тебе, Даша!
Платон обнял девушку, хотел ее поцеловать, но она, потупив заблестевшие счастьем глаза и прижав к груди подарок, с легким смехом выпорхнула из-под его руки.
– В следующий раз, не обижайся, встретимся на утесе, – сказала Дарья, склонив немного голову на сторону и глядя ему прямо в глаза.
Перелыгин с казачьей ловкостью вскочил на рысака, махнул плеткой и конь, красиво перебирая длинными ногами, поскакал в хутор. Перед хутором он обернулся и весело помахал девушке рукой. Пыль под копытами коня завихрилась, скоро всадник полностью скрылся от взора девушки.
Встреча, которую они с душевным трепетом оба ждали, состоялась. Красивые большие глаза девушки опять наполнились счастливыми слезами. Она еще долго стояла на пригорке, зачарованно глядя вдаль. Ветер трепал ее мягкие волосы, одежду, но она, ничего не замечая, прислушивалась к тому, что у нее творилось в душе. Так и не разобравшись до конца в своих ощущениях, Дарья вскочила на белую лошадь, легонько тронула повод и та, мотнув головой, вихрем поскакала в хутор.
Поздним вечером Платон с Дарьей встретились на утесе, откуда открывался великолепный вид и на хутор, и на реку. В это время гибкие ивы стояли, низко склонившись к реке. В речной долине шумела густая чаща. Ветерок чуть слышно трепал листья. В кустах беспрерывно трещали птицы. Солнце скатилось за лес, солнечные лучи погасли. Поля и леса накрылись серым одеялом. В пожухлой траве громко рылись мыши. Нестерпимо донимали комары.
Перелыгин принес сухой хворост, разжег огонек, и костер весело разгорелся. Затем Платон подкинул в огонь гнилушек, и едкий дым отогнал комаров прочь. Над утесом заклубился ленивый дымок. Тусклый огонь осветил мерцающие счастьем глаза девушки. Дарья выдернула из волос железные шпильки, и они мягко рассыпались по ее круглым плечам.
Вдруг на берегу реки душевным голосом запели песню. Чернавина тихо подхватила песню, но через несколько секунд слова все громче и громче стали вылетать из ее груди. Платон, слушая ее, глядел на берег, где у самой кромки воды возле большого костра веселилась молодежь. Но костер горел не столько для тепла, сколько для забавы. Огонь от их костра поднимался все выше и выше, ни, насколько не отклоняясь в сторону. Молодые казаки и казачки, взявшись за руки, закружились в разные стороны и завели одну за другой песни. Среди песен раздавался звонкий смех.
– Пошли вниз, – сказал Платон.
– Пойдем, – охотно согласилась Дарья.
Когда они по крутой тропинке сбежали вниз юноши и девушки вдруг разом остановились, перестав петь и плясать. Неожиданный приход Платона с Дарьей вспугнул веселье.
– Платон! – Осип по-медвежьи сгреб Перелыгина – Какой статный казачина!
– Давайте петь и плясать будем, – воскликнул Платон. – Встретим утро весело.
Все словно опомнившись, задвигались. Платон, залихватски свистнув, пустился в пляс вокруг костра. Дарья, картинно взмахнув тонкими руками как лебедиными крыльями, не отходила от него ни на шаг. Девушка была так хороша, что на нее невозможно было наглядеться. Ее сердце пело от счастья. У Платона с Дарьей была взаимная любовь, и обожание друг друга. Эти чувства ничем нельзя было разрушить, потому что в их отношениях было только самое лучшее.
И вот в неудержимый пляс ударилась уже вся молодежь. От головокружительных коленец и плясовых выкрутасов утес заходил ходуном. Однако Платон вскоре остановился из-за возникшей боли в груди. Но, немного передохнув, он снова пустился в пляс. Молодые казаки с завистью и обожанием глядели на Платона. А он статный и сильный танцевал рядом с Дарьей. Перелыгин в этот день выглядел оживленным, он словно святой водицы хлебнул. Дарья тоже не расставалась с веселым настроением весь вечер. У нее на душе стало спокойнее. Сегодня ее любимый казак рядом с ней.
– Эх, что будет, то будет! – воскликнул Платон.
– Ай да казак танцует, как черт, – восхитились казаки.
– А Дарья-то от него не отходит, все рядом, глаз с него не сводит.
– Как ласточка носится в безоблачном небе.
– Еще бы! Платон ведь вернулся!
– Надоест еще потом, когда на всю жизнь пришьют.
– Что ты! Разве такая может надоесть когда-нибудь.
– Это точно!
– Да она готова скакать за ним хоть на край света.
На берегу развернулось веселье. Девушки порхали как бабочки, а парни выделывали ногами глухую дробь. Натанцевавшись, молодежь разбилась на парочки и разбрелась кто куда. Кто-то отправился вдоль берега, кто-то двинулся в хутор, выдавая себя осторожным смехом, а кто-то остался сидеть у костра. То в одном, то в другом месте слышался веселый разговор. Густые заросли ивы скрыли страстный шепот и звонкие поцелуи.
Под утро все небо заволокло свинцовыми тучами, на горизонте заиграли бледные молнии. Воздух огласился неумолчным пением птиц, потянуло сыростью. Слышно было как река, раз за разом ударялась об утес. Скоро на землю упали первые, крупные капли, а потом обрушился сильный ливень. Молодежь от костра со смехом кинулась под деревья. Платон с Дарьей побежали в хутор, не замечая ливня, блещущих молний и раскатистого грома. Шумное веселье утихло, берег реки опустел. Костер, залитый дождем, угас. Но скоро гроза прошла и на небосклоне опять засияло солнышко. После промчавшейся грозы стало свежо и прохладно.
– Мне пора домой, – тихо сказала Дарья перед расставанием.
– Встретимся завтра, чтобы прогуляться верхом на рысаках?
– С большим желанием, Платон.
– До завтра!
– До встречи!
На следующее утро Дарья, упершись ладонями в подбородок, ожидала у окна Платона. День обещался быть теплым и светлым. Нескончаемый свет утреннего солнца залил землю. Сильный ветер трепал ветви деревьев.
Платон появился неожиданно, изо всех сил осадив коня возле ограды. Увидев его, Дарья с веселым смеющимся лицом выскочила из хаты, вскочила на свою белую, словно лебедь лошадь и, огрев ее плетью, понеслась вперед. Косынка на голове девушки съехала на плечи, волосы растрепались.
– Вперед, Марта! – звонко воскликнула Дарья.
Всадники, проскочив мимо хат, легкой рысью выскочили за околицу. Дарья вырвалась вперед. Ее лошадь, стелясь по земле, скакала наметом. Платон едва поспевал за ней.
– Догоняй! – весело воскликнула девушка.
– Тише скачи! Не дай Бог лошадь споткнется и ты разобьешься! – крикнул казак.
Дарья придержала лошадь.
– Не говори глупости! – девушка надула губки. – Я держусь в седле не хуже любого казака.
И Дарья, весело смеясь, ускакала далеко вперед. Дарья летела как на крыльях. От быстрой скачки ее глаза заблестели, лицо раскраснелось. От нее веяло молодостью и весельем. Она сидела, как великолепная всадница. Казалось, что и девушке, и лошади нравилась бешеная скачка. Но в поле она чуть не выпала из седла.
– Ну вот, что я говорил? Ты расшибешься насмерть, если будешь носиться, как угорелая.
– Что поделаешь, если мне нравится быстро скакать. Оглянись вокруг, Платон. Какой простор, какая воля кругом!
И она, не подав виду, что испугалась, сохранила свой веселый, задорный тон. За полем, они перешли на легкую рысь, потом на шаг и соскочили на землю. Платон, обхватив Дарью за талию, закружил вокруг себя, потом опустил ее на землю и они, взявшись за руки, побежали под дерево и там долго говорили о будущей совместной жизни.
Животные, перебирая тонкими ногами, мотали головами и призывно ржали, торопя своих всадников. Задолго до вечера Платон с Дарьей вскочили на своих рысаков и продолжили конную прогулку. Впереди низко пригнувшись к луке, лихо скакала во весь опор Дарья. Из-под копыт ее лошади летели клочья травы и комья земли. Хотя Платон скакал не хуже любого казака, но он, опасаясь за Дарью, намеренно не обгонял ее, чтобы сдержать ее от сумасшедшей скачки.
Перед самым хутором разгоряченные скакуны перешли на легкую рысь. Домой молодые возвращались в радостном молчании. Воздух был мягок и пахуч.
– Ты слишком опасно скачешь. Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу.
– Ну что ты преувеличиваешь.
– Не рискуй собой больше. Обещаешь тише скакать?
– Обещаю!
– Я вечером приду к тебе.
– Приходи.
Казак облил взором нежное личико девушки, и они разъехались в разные стороны.
Войдя в хату, Дарья увидела, что мать сидит, уронив голову на стол. Хотя было тихо, но дочь поняла – мать плачет. Она взяла распечатанное письмо, вынула листок и, пробежав по нему глазами, всплеснула руками. От нестерпимой жалости сердце девушки захолонуло. Письмо было из Новочеркасска
– Мама, бабушка умерла? – шепотом спросила Дарья
– Да, – приглушенно ответила Анастасия Васильевна.
– Мне очень жаль, мама. Я так и не увидела нашу бабушку.
Дарье стало неудобно за свое предыдущее веселое настроение. Когда она звонко смеялась, ее мать в это время горько плакала. Опечаленная дочь ушла в свою комнату.
Вечером в окно постучал Платон.
– Пойдешь на утес?
– Не могу, Платон, у нас бабушка умерла в Новочеркасске.
– Жаль, я сочувствую, – с чувством соболезнования сказал он.
– Давай не пойдем на утес, просто посидим на лавочке, – грустно проговорила Дарья.
Платон искренно обрадовался.
– Хорошо.
Девушка предупредительно изогнула тонкие брови:
– Только не долго посидим.
Тихий день склонился к вечеру. В светлых сумерках зазвенели стрижи. Дарья, доверчиво прижалась к Платону, не сводя с него нестерпимо синих глаз. Ее дыхание стало коротким. Она сделалась тихой и задумчивой.
Немного посидев, девушка грустно сказала:
– Платон, мне жалко маму, я не могу долго сидеть с тобой. Иди, завтра увидимся.
– Но мне не хочется с тобой расставаться.
– Мы же ненадолго расстаемся.
– Все равно не хочется. Мы скоро будем вместе?
Дарья, еще теснее прильнув к Платону, горячо прошептала:
– Скоро!
– Скорей бы, – тихо отозвался он.
– Давай досмотрим закат? Уже недолго осталось, скоро стемнеет.
– Давай!
– Какой хороший вечер, даже не верится, что где-то идет война.
Они залюбовались чудесными переливами вечернего неба. Солнце последним лучом скользнуло по верхушкам деревьев. На реке несколько девичьих голосов затянули грустную песню. В узкой полосе гаснущей зари неутомимо носились ласточки.
***
Сумеречным утром Перелыгины на пасеке готовили к следующему сезону инструмент, рамки, улья. Большая пасека Перелыгиных стояла самом краю поля возле густых лип. В самый разгар работы Платон увидел скачущего вдалеке быстрой рысью всадника.
– К нам кто-то скачет! – крикнул он отцу.
– Это Иван Чернавин, – поднес руку к глазам Семен Алексеевич.
Подъехав к Перелыгиным, Иван резко осадил коня.
– Здорово дневали!
– Слава Богу! – просто ответил Семен.
– Прохор Селенин в Вороньей балке заметил большой отряд красногвардейцев. Атаман распорядился отправиться туда на разведку.
Перелыгины быстро собрались и вместе с Чернавиным быстрой рысью понеслись к лесу, где их поджидал Прохор Селенин.
Казаки вошли в сумеречный лес. Впереди всех на коротких ногах бежала лохматая собака Селенина. Деревья глухо шумели редкими листочками. Свет и тени перемежались в темном лесу. Пахло затхлой травой и опавшими листьями. Где-то в глубине леса тревожно ухал филин.
В полдень казаки вышли к балке, где на огромных осинах густо висели вороньи гнезда. Птицы, громко каркая и перелетая с дерева на дерево, раздражали казаков.
– Вон они! – тихо воскликнул Селенин – Их не меньше трех сотен будет.
– Надо уходить пока нас не заметили.
– Разворачивайте коней!
В хутор казаки вернулись, когда уже совсем стемнело. Платон оставил коня на конном дворе и тут же ушел к Дарье. Через две минуты он сидел на лавочке перед хатой Чернавиных.
В эту минуту над рекой выкатилась ясная луна и залила серебристым светом весь хутор. В другой стороне на темном небе раскинулись роскошные яркие звезды. Ночь была такой светлой, что иголки можно собирать. На реке глухо шумела мельница и звонко журчала на колесе вода.
Дарья появилась неожиданно и с улыбой спросила:
– Давно ждешь меня?
– Недавно. А ты как всегда опаздываешь?
– Не всегда, иногда вовремя прихожу, – улыбнулась приветливо Дарья. – Скучал?
– Конечно, Дарья, – и тепло, глянув в глаза, спросил: – А, ты?
– И я тоже.
Платон заглянул в лицо Дарьи. Волнистые густые волосы, тонкие брови и большие глаза с загнутыми вверх ресницами всегда притягивали взгляд Платона. Ему нравилось смотреть на нее, слышать ее приятный голос и видеть ее счастливую улыбку. Он часами мог просто сидеть рядом с ней и ничего не говорить, и это никогда не наскучивало. Ему было достаточно, чтобы она просто была рядом. Дарья казалась ему единственной и близкой девушкой. Только с ней он был готов пройти весь свой жизненный путь. Впрочем, как и Дарья тоже. Им хорошо было вдвоем.
Перелыгин сделал попытку поцеловать Дарью, но она ловко увернулась. Пушистые волосы скрыли ее лицо. В темноте блеснули глаза девушки.
– Не сейчас, ладно?
– А когда будет можно?
Дарья ответила шутливо:
– Когда атаманом станешь.
Платон прижал Дарью к своему плечу.
– Станешь моей женой?
– Стану, – чуть слышно прошептала Дарья.
– Любишь меня?
– Люблю, Платон. А, ты?
У Дарьи дыхание сделалось порывистым, грудь заволновалась, а сердце замерло.
– Люблю!
Это признание в любви не было неожиданным. Все было ясно еще до этого. Дарья милостиво глянула в его глаза, и он сразу же повеселел. Прекрасные глаза девушки отразили такую грусть, что его сердце отчаянно забилось.
Дарье радостно было услышать признание Платона, потому что не принято было в хуторе показывать свою любовь к женщине, к девушке. Не любили про любовь говорить казаки – больше молчали. Чаше говорили: волос длинный – ум короткий. Или баба с возу – кобыле легче. В хуторе едва не каждая жена была битой. И укоряли: не бьет – значит, не любит.
Платон окинул нежным взглядом лицо девушки. Дарьины глаза и губы пылали счастьем. Девушка сияла ясной открытой улыбкой. Казак, осторожно выразив свою радость, улыбнулся.
Многие молодые казаки вздыхали по удивительно красивой Дарье, добиваясь ее взаимности, но девушка отвергала их одного за другим. И ее ничуть не смущало назойливое сватовство. Она относилась к этому с иронией. Дарья свой выбор уже давно сделала.
Утром возле церкви собрался весь хутор. Церковная ограда наполнилась народом, задымились цигарки. Казаки шумели, гомонили, взбудораженные опасной вестью.
Кто-то крикнул:
– Тихо! Атаман гуторить будет!
Казаки зашикали друг на друга. Шум смолк, все приготовились слушать.
Атаман вскочил на крыльцо, поднял вверх руку, как бы призывая к спокойствию и, положив низкий поклон казакам, горячо воскликнул:
– Казаки, тяжелое время пришло на нашу землю. Все, что нам передали предки, пошло прахом.
Шутемов испытующим взглядом заскользил от лица к лицу.
– Не сегодня-завтра в Старый Хутор явится большой красногвардейский отряд. И я считаю, что мы должны сражаться за наше казачье достоинство, за наше право быть казаками и помнить о том, что честь и доброе имя казака дороже самой жизни.
Шутемов сделав паузу, опустил глаза вниз, а потом резко вздернул их вверх.
– Издревле казак стоял насмерть за веру и отечество. Мы выйдем навстречу красногвардейскому отряду. Пусть женщины и дети знают, что казаки всегда положат за них свои жизни.
– А, если они стрелять начнут? – с беспокойством спросил Семен Перелыгин. – Тогда, что делать будем?
Атаман пригладил рукой черно-белые усы:
– Постараемся все уладить миром, но, если начнут стрелять – дадим им бой.
В передних рядах одобрительно загудели.
– Любо атаман! Все верно говоришь!
– Сложим головы свои понапрасну, – с сожалением сказал Семен. – Поглядеть надо, что дальше будет.
– А чего тут глядеть, – не замедлил высказаться Прохор. – Мы всегда были опорой для царей. Большевики нам никогда не простят этого.
– Клялись: за веру, за царя, за отечество и предали царя-батюшку. Дорого обойдется нам это. Все до одного пропадем! – сокрушенно проговорил согнутый годами Николай Вальнев.
– Папахи долой с голов – послушаем батюшку Пимена, – крикнул Никифор.
Поп заголосил протяжную молитву:
– Спаси, господи люди твоя и благослови достояние твое, победы благоверным людям на сопротивныя даруя, и твое, сохраняя крестом твоим живительство…
После молитвы между казаками вспыхнули разговоры. Шум и гомон в церковной ограде усилился.
– Большевики хотят Бога запретить! А как православному казаку без казачества и без веры жить? Мы же не можем изменить Богу.
– Казак всегда должен быть верующим. Мы единственные кто приносит клятву Богу. Только с божьей верой казак может одерживать победы.
– С Богом-то и помирать легче.
– Кто от Бога или от казачества отстанет – пусть от того шкура отстанет.
Воздух затрепетал от песен жаворонков. Ласточки со свистом носились над хатами, рассекая воздух острыми крыльями. Казаки стихли, сдерживая страсти, охватившие их буйные сердца и круг распался. Все стали расходиться, улицы обезлюдели, стали пустыми.
Перелыгины накрыли стол в гостиной. За стол сели Антонина Николаевна, Семен Алексеевич, Платон и Катя. Младшая сестра не сводила широко распахнутых глаз с брата. Семен дрожащей рукой налил два полных стакана водки. Горлышко бутылки звенело о края стаканов, как горный хрусталь.
– Кто пули боится, Платон, тот в казаки не годится, – назидательно сказал отец. – Я бы тоже с вами пошел, да только не годен я стал для строевой службы после войны с японцами.
Платон опрокинул стакан, но водка встала поперек горла. И ни туда, и ни обратно, и чтобы не ударить в грязь перед отцом он с трудом заставил себя проглотить ее.
– Мы будем ждать вас живыми и здоровыми, – вскинув голову, сказал отец.
– Ну, кому это нужно! – беспомощно заплакала мать, в отчаянии ломая руки. – Разве легко отправлять детей на войну? Ладно бы против супостата, а то против своих же.
– Цыц! Встретятся, поговорят и разойдутся с миром, – прикрикнул Семен Алексеевич и продолжил наставлять: – Только не осрамите нас стариков, по вам будут судить обо всём казачестве.
Антонина Николаевна вынула из сундука бронзовую походную икону, подала сыну:
– Этой иконе несколько веков, Платон. Она от дедов и прадедов дошла. С ней наши предки с Великого Дона пришли на Урал. Икона многих сберегла. Пускай она и тебя бережет. Храни ее возле самого сердца, сынок.
Мать поднесла к глазам нижний край передника.
Платон убрал икону во внутренний карман на груди и сильно волнуясь, обронил:
– Вчера я предложил Дарье стать моей женой. Мы решили обвенчаться.
Отец, недолго помолчав, ответил:
– Дарья хорошая девушка. Я одобряю твой выбор.
– Мы посчитаем за счастье иметь такую невестку, – поддержала его мать.
– Если Дарья выйдет за меня замуж, то на свете не будет счастливее человека, чем я, – промолвил Платон и нерешительно попросил отца: – Может, сходим к Чернавиным.
– Идем.
Семен Алексеевич встал во весь свой саженый рост, накинул на плечи потрепанный казачий мундир. Антонина Николаевна надела свой лучший наряд. Катя и Платон пошли, в чем были. Вся семья быстрым шагом направилась к Чернавиным. На улице уже стоял шум и гам. По ней ходили, ездили, кричали, смеялись. По всему хутору вспыхнули безрадостные гулянки. Где-то невесело играла гармошка, голосили старухи. Казаки запели песни о старых казацких временах.
Когда Перелыгины тихой поступью вошли в хату Чернавиных, все семейство сидело за столом. Перелыгины, со всеми перездоровавшись, поклонились медленным поклоном родителям Дарьи. Девушка все поняла без слов и, закрыв лицо руками, убежала в девичью светлицу.
Платона охватило волнение. Ее старший брат Роман подняв кверху палец, заулыбался. Данила, застеснявшись, опустил глаза вниз. Мать Дарьи Анастасия Васильевна сделалась строгой.
– Ну, что Иван, у нас купец на ваш товар нашелся. Вот он перед вами, – без обиняков сказал Семен.
Иван, поднявшись навстречу Перелыгиным, растроганно ответил:
– Каков казак отец, таков и сын молодец. Мы ничуть не сомневаемся, что ваш Платон будет достойным мужем нашей Дарьи, что тут раздумывать, отдадим.
Чернавин прекрасно понимал, что Платон будет для его Дарьи разумным мужем.
– И то верно, – усаживаясь за стол, сказал Семен. – От казака казак рождается.
– Но и наша дочь тоже хороша. Это известно всему хутору. Она чиста как небесная синь. Присаживайтесь за стол.
– А наш – каков уж есть отдаем без обмана.
– Однако вначале надо спросить Дарью, – сказал Иван и, уставившись безотрывным взглядом на створчатую дверь, за которой скрылась дочь, крикнул: – Дарья!
Дарья вытерла слезы, прихорошилась перед зеркалом и, распахнув белые створчатые двери, предстала во всей красе. Девушка зарделась как маков цвет. Она опустила вниз радостное светлое лицо. Платон глядел на Дарью как зачарованный. И чем дольше он смотрел на нее, тем краше она ему представлялась. Дарья блеснула красотой неописуемой.
Чернавин спросил, чуть-чуть улыбаясь:
– Пойдешь за Платона замуж?
Сердце молодого казака усиленно забилось.
– Пойду! – смущенно произнесла Дарья и взглянула на Платона с особенной нежностью.
И то верно, такие женихи на дороге не валяются. Платон с благодарностью поклонился родителям Дарьи. Лицо девушки зарделось пуще прежнего. Молодые встали рядом друг с другом и родители их благословили.
– Мы, и Бог благословляем вас дети! – сказала Антонина Николаевна.
– Будьте счастливы до конца своих дней, – добавила мать Дарьи.
– Свадьбу на весь хутор закатим, – многообещающе обмолвился Иван.
Ромка, хитро подмигнув, одобрительно хлопнул Платона по плечу:
– Молодец!
Не прошло и получаса, как за столом грянула старинная уральская песня:
Мы залегли… Свистели пули
И ядра рвали нас в куски,
Но мы и глазом не моргнули, –
Стояли мы… Мы – казаки.
И смерть носилась, мы редели;
Геройски умирал казак,
Про плен мы слышать не хотели
И как траву косил нас враг.
Поздним вечером, когда пошли песни веселые да плясовые, Данила с Катей убежали играть на улицу, а молодые, откланявшись, отправились на реку, где уже стояла темень. Сквозь мохнатые верхушки сосен загадочно мерцали далекие звезды. Через все небо протянулся переливающийся золотом Млечный путь. Они с тихой печалью глядели на Старый хутор.
– Представляешь насколько они далеко от нас? – показала рукой на звезды Дарья – Наверное, их свет очень долго идет до земли. Видишь, ту яркую звезду? Это Полярная Звезда горит. У нас в школе есть карта звездного неба. Я бы тебе многое могла о звездах рассказать.
– Потом расскажешь. Идем на утес!
Река с убаюкивающим шумом раз за разом плескалась о каменный утес. Сильный ветер со свистом раскачивал деревья. От берега время от времени отваливалась земля и, бултыхаясь в реку, поднимала мелкую рябь на речной глади.
Платон взял за руку Дарью, и они по узкой крутой тропинке побежали наверх. Там казак нежно обнял хрупкую девушку и долго не отпускал ее от себя. Дарья олицетворяла собой чистоту и любовь.
Платон взял Дарью за обе руки:
– Вернусь живой – поженимся. А если нет, то не обессудь.
– Нет, ты обязательно уцелей. Я буду ждать тебя. – Дарьины губы скривились в жалкой улыбке. – Без тебя у меня не будет жизни.
Дарья взглянула на Платона и, часто заморгав глазами, тихо заплакала, не сводя с него мокрых глаз. Она как будто хотела навсегда его запомнить. Платон нагнулся к Дарье и трижды сорвал поцелуи с ее губ. И хотя эти прикосновения были мимолетными, но казак явственно ощутил на своих губах ее сладкие терпкие губы.
– Я люблю тебя.
У девушки горячая кровь прильнула к сердцу, обожгла шею и щеки. Ее лицо горело таким красным неугасимым огнем, каким может гореть только первая девичья любовь. Она понимала, что должна сказать ему какие-нибудь слова в ответ, но язык не повиновался ей. У нее не было сил даже вздохнуть.
– Я буду всегда верна тебе и никогда не осрамлю твоей головы, – с трудом сказала Дарья.
Платон в упор посмотрел в ее глаза и увидел в ее сияющем, доверчивом взгляде такую сильную любовь, что ее невозможно было описать никакими словами. Ему вдруг снова захотелось прикоснуться к ней, чтобы ощутить на своих губах терпко-сладкий вкус ее губ. Он порывисто притянул к себе девушку и поцеловал ее долгим поцелуем.
Утес не один раз слышал признания в любви. Это было самое лучшее место для влюбленных. Платона и Дарью всегда надежно соединяла прочная невидимая нить. Между ними установились никому невидимые особые отношения. Встречаясь, молодые люди всегда чувствовали, что не могут жить друг без друга. При встречах, они обменивались не просто словами, их соединяла теплая сердечная связь. Платон и Дарья необыкновенно легко пришли к своему счастью. Когда они долго не виделись, то очень скучали друг по другу. Они понимали, что у них впереди общая судьба.
