Kitabı oku: «Даева», sayfa 2
Я брел по центру города и незаметно свернул с Невского на Маяковского. Здесь движения и шума было поменьше. Мрачная инструментальная композиция, которую я слушал, идеально подходила для моего настроения. Я в такт музыке шагал по черному блестящему тротуару, по отражениям желтых фонарей. Песня закончилась, и я свернул на пустынный переулок, решив таким образом сократить путь – до Петроградки отсюда не меньше часа пешком.
Странная тишина была в этом месте. И дело не только в том, что музыка смолкла и что сюда не заезжали машины… Воздух здесь был странно неподвижен. Гробовая тишина! – мелькнула мысль.
В конце переулка я заметил фигуру человека. Он двигался мне навстречу. Я напрягся – что-то было с ним не то… Чертово воображение! – обругал я себя и, сунув руки в карманы, беспечно пошел вперед. Я старательно делал вид, что ничуть не обеспокоен, а иду себе, даже насвистываю и ни на кого не обращаю внимания. А стоило бы! Приближавшийся ко мне некто был закутан в плащ до земли, а натянутый на голову капюшон полностью скрывал его лицо. Он был повыше меня ростом… Но не это заставило мое сердце колотиться… Что в нем не так?! Он поравнялся со мной. Я сжал кулаки в карманах. Вдруг меня осенило! Он шел беззвучно! Мои шаги гулко отдавались в тишине, отражаясь от каменных стен, а он шел уверенной походкой и не издавал ни звука!
Я вскрикнул и застыл…
«Ты прикоснулся… Берегись!»
Это он мне сказал? Или это я сам сказал? Или это пронеслось в моей голове?
Меня стало трясти. Кто это был? Я смотрел вслед уходящей фигуре…
– Эй! – закричал я ему и вздрогнул от собственного голоса. – Остановитесь!
И не соображая, что делаю, я бросился за ним.
– А ну, стой! – я схватил за его за руку… но ощутил лишь рукав плаща! Тогда я дернул за этот рукав, и плащ слетел…
Раздался громкий хлопок (нет, сотни хлопков, словно лопнуло множество воздушных шариков), послышались взмахи сотен крыльев, какой-то далекий смех – и все исчезло, провалилось в темноте…
Я сидел на мокром и холодном асфальте. Кто-то держал меня за руку.
– Дык, перебрал хлопец! – дыхнуло на меня смесью перегара и курева.
Меня с силой дернули наверх, и я оказался на ногах. Правда, стоял я неуверенно и пошатываясь.
– Ну чё, нормуль? До дома-то дойдешь?
Я ощутил похлопывания по плечу и услышал пьяный смех. Компания пошла дальше, а я остался стоять посреди улицы.
Что, что это было, Холмс?
В такси я слушал болтовню водителя…
***
Я лежал на кровати, слушая, как дождь отбивал ритм по подоконнику, а ветер ломился в темное окно. Сна не было ни в одном глазу. Зато я чувствовал страх. Неприятный, липкий, заставляющий дрожать руки и биться сердце.
Я вскочил на ноги и обошел всю квартиру. Меня не покидало ощущение чьего-то присутствия. Я понимал, что это мое чертово воображение! Из-за которого меня и приглашал работать Борис. Но одно дело понимать, что в квартире никого нет, а другое дело – чувствовать на себе чей-то взгляд! Я не поленился и с фонарем обследовал все углы, даже заглянул под кровать. Запер дверь на засов. И выпил коньяку. Стало легче. Я напряженно прислушивался, но все звуки были привычными: завывания ветра в дымоходах, шум машин с улицы, работающий телевизор у соседей – и сейчас они успокаивали.
Сидя в кресле, я попытался проанализировать, что со мной произошло. Припадок? Утрата сознания? Галлюцинация? Стоп! Я плеснул себе еще коньяка. А ведь это мысль! Это была самая настоящая галлюцинация! Вот только с чего? Опухоль мозга? А что, если?.. А что, если это Борис мне что-то подсыпал? В пиво, например. Чего можно ожидать от параноика?
И я, кивая самому себе, уверил себя в том, что во всем виноват Боря, который сам спятил, да еще и меня решил отравить. Но зачем? Это было непонятно. Зато доказать это было легче легкого: все документы, факты, которые он любовно собрал для меня, должны оказаться ненастоящими! То есть, вполне возможно, что жену олигарха убили или она сама умерла – не важно… а важно, что все истории про центры души, про ненормальную агрессию у сограждан, да еще и в одном районе города – все это фейк!
Я облегченно вздохнул. Жаль, конечно, Бориса… И жаль, что я останусь без работы, но, по крайней мере, останусь в своем уме!
Я включил музыку и занялся разбором документов из двух папок.
«Отсюда все и началось» – кажется, так говорил мне Борис про эту секту, или как там ее? Общество «Постигающих истину»…
Я поискал в интернете и ничего про это общество не обнаружил. Так и есть – все это выдумки!
Тогда я вошел в группу «ЧП и ДТП в Центральном районе». Ого! А тут оказалось довольно много информации про события того дня… Действительно, куча аварий, нападения… А! Вот и упоминание про это общество!
Я нашел несколько ссылок и даже обнаружил десятиминутное видео, которое снял кто-то из присутствовавших на этом тайном собрании. А все-таки оно существует! – сказал бы Галилео. Я стал смотреть. Видимо, съемку начали, когда стало происходить что-то необычное: небольшой зал битком набит людьми… крики, паника, давка… вот один молодой человек указывает куда-то на потолок и кричит… (Я выключил музыку и сделал погромче запись.) Арман? Нет, Ариман! Вот что он кричал. Ничего себе! Он вдруг вскакивает на подоконник и, разбивая головой окно, прыгает вниз. Интересно, там высоко? А вот девушка… палит из травмата по сторонам. Жесть какая-то! Рядом с «оператором» еще один молодой человек, он тоже кричит, даже орет! И тоже про Аримана…
И тут у меня глаза непроизвольно расширились. Я нажал на паузу. На видео крупным планом появилось лицо кричавшего парня. Это же Волга, собственной персоной! Приятель Дианы, который, по словам его друзей, находился в дурдоме!
Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. И снова включил запись. Точно, он! Ошибки быть не может. Затем я сумел разглядеть сына Бориса. Того самого экономиста, который и возглавлял эту секту. Ну, общество… Кстати, на отца он совсем не похож… Он сидел в кресле, был бледный и вид имел растерянный. Руки его безвольно висели… Волгу я заметил еще один раз, в самом конце – его держали два медика, а он пытался вырваться. Потом его увели.
Я захотел есть. По дороге на кухню я снова ощутил чье-то присутствие.
– Да и плевать! – произнес я в полный голос. Единственный, кто может меня слышать, это товарищ майор из спецслужб! Борис же говорил, что он под колпаком? А это заразно. А значит, и мою квартиру прослушивали или даже вели съемку. – Здравия желаю! – снова громко крикнул я и понял, что говорю все это со страху.
Я принес в комнату сыр, рукколу, булку, плеснул себе еще коньяка и снова сел за разбор бумаг.
Итак, после этого злосчастного собрания нескольких человек увезли в полицию, в том числе сына Бориса (интересно, за что?) и девицу, которая стреляла. Нескольких отправили в больницы с пулевыми ранениями и еще тех, кого затоптали в давке. Одного – видимо, Волгина, поскольку фамилия не была указана – забрали в психушку (сообщался его диагноз: «реактивный психоз») и еще одного – в морг, он-таки разбился при падении…
Пролистывая полицейские отчеты, я остолбенел: Феликс Волгин, 25 лет, нанес своей матери, проживающей по адресу … множественные удары топором (фото прилагаются). Это как? – удивился я и продолжил изучать протокол: такого-то числа (в тот же день!), по принятому в 20 часов 30 минут вызову выехала оперативная группа на адрес… Стоп! А когда было сборище у философов? Во сколько? Я положил рядом предыдущий лист и изумленно уставился на него: сходить с ума там начали в половину девятого вечера… То есть, Волга, он же Феликс Волгин, сошел с ума на собрании и тут же прибил мамочку? Или это просто однофамилец? – пришло мне в голову простое объяснение.
Я написал Диане сообщение: «Привет! Как зовут Волгу?» Тут же пришел ответ: «Амон2; Volga.com». Да что за!.. И я набрал еще одно: «Имя настоящее у него есть? В реальном мире!»
«Феликс» – ответила Диана.
Что здесь не так? Он сбежал по дороге в психушку? Спрятался дома и убил мать?
Я открыл карту города. Вот здесь – я увеличивал масштаб – происходило собрание секты. Вот адрес Волгина. В общем-то недалеко, минут двадцать пешком или десять на машине… Я глотнул коньяка и закашлялся. Дело в том, что место встречи этих «Постигающих истину» было в двух шагах от переулка, в котором я сегодня ночью словил глюк!
Вот так совпадение! На всякий случай я решил посмотреть историю своих перемещений. Вот я шел по Невскому, свернул на Маяк, а потом в этот переулок… и здесь мои передвижения, судя по данным геолокации, завершились… Как это возможно? Большой брат перестал следить за мной?
Красная линия на карте обрывалась посреди того злополучного переулка.
Перед глазами мелькнула картинка: цыганка, гадающая по руке… в голосе сожаление: «Линия жизни обрывается так рано!»
Тьфу ты! Наверно, просто сигнал пропал или еще что-нибудь, решил я.
Но идея с картой меня заинтересовала. Я взял планшет – там можно ставить отметки – и стал наносить на экране точки: на здании, где проходило сборище внезапно спятивших философов… на доме, где Волгин зарубил мамашу… на переулке, где я увидел галлюцинацию… Вот черт! А жену-то Шималова тоже обнаружили в этом переулке! Впрочем, это и неудивительно, ведь если на том сборище произошло что-то из ряда вон выходящее, то прямо там ее и стукнули… ну, или «душа покинула тело», как утверждал патанатом.
Я продолжил отмечать на карте места, где происходили криминальные события того дня: аварии, нападения, драки, суициды… По времени все это происходило после того пресловутого собрания. И это косвенно подтверждает идею фикс про психотронное оружие. То есть, вначале происходит нечто на встрече философов. Ну, допустим, там их всех облучили чем-то, а затем события распространяются во времени и в пространстве, словно круги по воде. А эпицентр – здание, где собирались философы. Я увеличил масштаб карты до максимума. Ого!? А это здание, оказывается, примыкает к часовне, а вход в эту часовню – с территории больницы, в которую и привезли жену олигарха! Круг замкнулся. Между прочим, что-то долго ее искали. Вероятно, она была без документов. Да и неразбериха царила в те часы везде: и в полиции, и в больнице, и даже в морге, наверное.
Я еще какое-то время сидел с планшетом и документами, но больше ничего интересного не обнаружил. То есть, не просмотренных бумаг еще оставалось довольно много, но поди разбери, что из них пригодится…
Я пошел спать. К чему-то вспомнилась «Матрица»:
– Ты веришь в судьбу, Нео?
– Нет.
– Почему?
– Неприятно думать, что тобой манипулируют.
Глава 4.
То, что он отличался от всех остальных, можно было предположить еще при рождении. Все младенцы, испытав жуткий многочасовой стресс, когда неведомая сила выталкивала их неизвестно куда, кричали благим матом. Он появился в этом мире молча. И только от сильного хлопка по спине, нанесенного рукой, затянутой в резиновую перчатку, он поспешил присоединиться ко всем остальным. Это был первый урок: нужно быть таким, как все!
Детский сад и начальная школа убедили его в этой мысли. Не стоит отличаться – это обидно и частенько больно. Но даже при всем его старании быть как все, окружавшие его дети угадывали в нем чужака. Изоляция, в которой он оказывался, угнетала его самого и вызывала подозрение у взрослых.
И все же у него появился друг. Феликс тоже не был похож на других детей. Они вместе придумали мир иной реальности, в котором обитали странные и жутковатые существа, но при этом их мир был очень логичен и достоверен. Приятели могли погружаться в иную реальность на целый день, но если он вечером возвращался домой, то Феликс все чаще оставался там. Пока не застрял насовсем. Через некоторое время у него диагностировали детскую форму шизофрении. Возможно, если бы не тизерцин, инсулиновые комы и прочие методы лечения, Феликс мог бы описать свои путешествия, став современным Чарльзом Доджсоном или Джоном Толкиеном.
Затем у него появилась подружка. У девочки была неприметная внешность, за исключением пронзительных черных глаз. По возрасту она была младше, но по развитию годилась в старшие сестры. Он повел ее в свой придуманный мир, а она, в свою очередь, указала ему туда более короткий путь. Расстались они через пару лет, когда она оказалась в колонии для несовершеннолетних. А встретиться позже им довелось случайно – она играла в какой-то панк группе, была законченной наркоманкой и собиралась покончить жизнь самоубийством. Он ей был не интересен, как случайно обнаруженный детский горшок несентиментальным человеком. Да и она не вызвала у него никаких эмоций, поскольку он начал делать свои первые шаги по своему пути.
Потом, когда он стал одаренным истиной и анализировал свою жизнь, то понял, что все началось именно с создания ирреального мира. Его заметили. А дальше по пути его вели знаки, которые посылались специально для него, и нужно было только уловить их и правильно истолковать.
К удивлению окружающих, он легко поступил в университет. Высшее образование повлияло на него благотворно. И то, что он не такой, как все (а это было главным условием движения по пути), стало предметом его гордости. Он был уже не изгоем, а центром внимания, объектом интереса со стороны сокурсников и преподавателей. И если поначалу подобное изменение отношения к своей персоне вызывали у него искреннюю радость, то через некоторое время он воспринимал это уже как должное.
Когда у него появилась профессия и должность, он на какое-то время усомнился в целесообразности получения этой специальности, ведь она ничем не могла помочь в достижении его цели. Но потом он долго вымаливал прощение за свою недальновидность и утрату веры. Он же был одаренным истиной, в отличие от тех, с кем общался и кого обучал. Они в лучшем случае могли стать постигшими истину.
Так и оказалось. Его работа дала ему возможность не думать о деньгах, а всецело посвятить себя движению вперед. И общение с людьми определенного круга позволяло тщательно отбирать из них претендентов на постижение истины.
Тогда-то и возникло имя Амон. Сначала оно ему не понравилось. Почему именно Амон? Явные ассоциации с полицией (и почему-то с Пелевиным) мешали ему прочувствовать силу имени. «Сокрытый», «потаенный», являвшийся для египтян высшим божеством… Он его не выбирал. Ему дали это имя. И все ученики поддержали его. Только так они будут называть его теперь. Только Амон сумеет провести их по пути. Они были готовы следовать за ним. Готовы постигать истину.
Глава 5.
Я подскочил от телефонного звонка. Очень странно – я же отключал телефон! Почему он звонит? Тут я проснулся. Взяв трубку в руки, я убедился, что мне и правда звонили: несколько незнакомых номеров, Диана, Борис. Пробуждение и возвращение к реальности далось мне тяжело. «Надо принять ванну, выпить чашечку кофе…» Послышался полуденный выстрел пушки с Петропавловки. Дождь, кстати, так и не прекратился, лишь стал менее интенсивным. Серое небо висело прямо над моим окном. Да что ж такое? Вновь зазвонил телефон, беззвучно. Очередной незнакомый номер. Отвечать или не отвечать? Какие-нибудь мошенники, судя по нелепым цифрам номера.
– Да, – хрипло сказал я.
Ответом была тишина. Ну, почти тишина. Какие-то электронные звуки на заднем плане, может быть, даже голоса… И вдруг совершенно отчетливо я услышал чье-то сопение, или дыхание…
– Слушаю! – громко крикнул я в динамик.
Но не произошло ровно ничего. Продолжалось сопение на многозвучном фоне. Я отнял трубку от уха и посмотрел на нее: шли секунды разговора… Я сбросил вызов, но, видимо телефон завис, потому что секунды продолжали отсчитываться. Я попытался выключить сам телефон, но он не реагировал на мои команды. Я осторожно, словно он мог взорваться, поднес телефон к уху. Холодный пот выступил у меня на лбу, и в горле пересохло: некто в трубке довольно громко усмехнулся! Мое негодование сменилось страхом. Слова застряли у меня где-то внутри. Я с трудом сглотнул, и, держа трубку двумя пальцами, положил ее на стол… я бы не удивился, если бы из нее сейчас вылезло привидение…
– Да что же это такое! – наконец, взорвался я, кляня свою трусость. И схватив телефон, рявкнул: – Какого черта?
– И он учил меня вчера вежливому обращению! – услышал я голос Бориса. – У тебя что – психоз? как он там?.. реактивный!
– О! – Я слегка обалдел. – А это ты сейчас звонил? И молчал? Ну, минуту назад!
– Я сейчас звоню. И говорю. Что там у тебя происходит? – недовольно поинтересовался он. – Ты вообще где?
Я упал обратно в кровать.
– Дома, – пробормотал я в ответ.
– Ни фига себе? – возмутился Борис. – Ты на часы смотрел? Хотя, столько пить… Это, конечно, не мое дело, но когда мы работаем вместе, соблюдай норматив, так сказать…
– В смысле? – Я закрыл глаза, голова закружилась. Открыл – стало тошнить.
– В смысле, пить надо меньше! – прикрикнул Борис. – У меня полное ведро пустых пивных бутылок!
Я подумал, что спрашивать у него, не подлил ли он мне чего-нибудь сильнодействующего в пиво, не самое подходящее время.
– Так, – привычным начальственным тоном продолжил Борис. – С чего начнешь? Какие планы?
Я, особо не раздумывая, сообщил первое, что пришло в голову:
– Собираюсь пообщаться с дочкой, которая в дурдоме, а потом с доктором в морге.
– Почему именно с них начнешь? – спросил было Борис, но, не дав мне времени на ответ, сразу предложил свою помощь: – С дочкой так просто не встретишься. Я сейчас созвонюсь кое с кем, а ты поезжай в больницу, там на проходной скажешь, что идешь к Дергачу. Он, типа, начальник хозчасти… Передашь ему конвертик. У тебя есть приличный? Положи туда… – и он озвучил сумму.
– Сколько? – возмутился я. – Ты мне в десять раз меньше платишь, чем какому-то завхозу!
– Тебе, как и ему, платит фирма, – хладнокровно парировал он. – Кстати, завхоз этот – серый кардинал больницы, и часть этих денег – оплата палаты «люкс». Он тебя сведет с лечащим врачом дочери хозяина. И должен будет всячески содействовать. И не забудь, что она лежит там под фамилией Иванова…
– Почему Иванова? – спросил я просто чтобы что-то сказать. Голова моя перестала кружиться, но зато сильно болела. Может, я и правда перепил?
– Ты точно в порядке? – с подозрением в голосе спросил Боря.
– Ну, смотря с кем сравнивать… – пробормотал я ему в ответ.
– Ты это брось! Меня твое похмелье абсолютно не интересует! Какие у тебя еще планы?
Чувствовалось, что Борис выспался и стал самим собой, не то, что вчера. Он наседал на меня, как Ахиллес на Трою, и пришлось мне отвечать что-то вразумительное. Про матереубийцу Волгина я пока промолчал, решив, что вначале попробую разобраться с этим Нероном сам. Тем более, что я еще не понимал, как мне себя вести с Борисом.
– Вылетай немедленно! – сказал он мне напоследок и прибавил: – Жду результатов!
Закончив разговор, я сел на диван и, совершенно не собираясь «вылетать», как велел Борис, стал размышлять. Интересен был даже не сам звонок, а моя реакция на него. Я не про звонок Бориса, а про предыдущий. Почему это я вдруг испугался? И чего? Еще раз проанализировав все, что произошло, попытавшись выяснить источник страха, я решил, что виною всему погода. Более реальных причин не было. Ну, ошибся кто-то номером, ну, трубка глючит, – так ронять ее надо меньше! А вот отчего было страшно? Откуда какая-то внутренняя тревога и напряжение? А вчера? Тоже психоз? Остатки действия психотронного оружия?
Кофе попью по дороге, решил я, спускаясь по лестнице, исписанной граффити скверного исполнения. Лампочки горели через этаж, и потому приходилось идти осторожно – можно ступить в кучу… Входная дверь была раскрыта настежь, давая свету проникнуть на площадку. Рядом с бутылкой дешевого портвейна лежал инсулиновый шприц. Довольно странное соседство. Наркоман и алкоголик – братья навек. Я представил рекламный ролик наркологической клиники: «Только у нас гарантированное освобождение от алкогольной зависимости! – говорит человек в белом халате. – Лучшие средства! Кокаин и героин! Навсегда избавят вас от пристрастия к алкоголю!»
Я споткнулся о незамеченную пивную банку. Съезд у них тут, что ли, проходил? Собираясь захлопнуть входную дверь, я непроизвольно замер –было отчетливое ощущение, что за моей спиной, в темноте, где угадывалась дверь в подвал, кто-то стоит и пристально смотрит на меня…
Ну, это уж слишком! Я развернулся и на секунду застыл, пытаясь прийти в себя и привыкая к темноте. Серый свет, проникавший с улицы, позволял разглядеть пустоту помещения. Как говорится, увидеть никого, да еще в таком освещении…
Но тут дверь, повинуясь внезапно ожившей пружине, с грохотом захлопнулась, толкнув меня в спину! Я стоял в полной темноте. Сначала оттого, что зажмурил глаза. Но я тут же раскрыл их, а руки развел немного в стороны, готовясь отразить любую опасность. Голову пригнул и задержал дыхание, прислушиваясь к окружающим звукам. Но, кроме журчащей воды в глубине подвала и частых ударов, словно где-то забивали бетонные сваи, ничего не было. Медленно развернувшись всем корпусом, я тихонько выдохнул, и удары сердца стали реже.
***
Выйдя из метро, я перешел железнодорожные пути и направился в сторону красивого современного жилого комплекса. Однако, дойдя до полуразвалившегося деревянного строения, пришлось свернуть, и дальше мой путь лежал вдоль трассы с одной стороны и парка с другой. Сырость проникала под плащ вместе с ветром. Дождь, точнее, водяная пыль, окутывала с ног до головы. Асфальт кончился, и дорога представляла собой месиво из воды, земли, травы и остатков грязного снега. А проезжавшие мимо машины щедро обливали этой смесью всех, идущих пешком.
Я не обращал внимания на эти внешние неудобства. Гораздо больше меня сейчас волновал внутренний дискомфорт. Разумеется, в моей парадной никого не было. Никто не смотрел мне в след. Это было игрой воображения, чересчур развитого. Ведь пугает не реальность, а неизвестность! Когда в вас тычут стволом и произносят угрозы, это, конечно, неприятно, но вполне материально. Но когда вы чувствуете себя на прицеле, а снайпера нет – тут страх иррациональный. И сразу пот прошибает холодный, и сердце колотится – сплошная неврастения… Интересно, а галлюцинации при неврастении бывают? Спросить бы у кого… Как все-таки удачно, что шел я в психиатрическую больницу.
На старой проходной я объяснил, к кому иду, а заодно и расспросил, как идти. «Дом скорби» занимал довольно большую территорию. Я шел по песчаной дорожке и разглядывал вековые деревья, основательные каменные здания начала прошлого века, современные постройки из белого кирпича, гараж на несколько машин, а в глубине парка виднелись купола деревянной церкви.
Обогнув один из корпусов, я вышел к площадке, огороженной высокой сеткой. Там, несмотря на скверную погоду, гуляли пациенты, облаченные поверх одинаковых халатов в куртки и плащи. Санитар – здоровый детина в черном ватнике, из-под которого торчал белый халат, с бритой, как и у гуляющих пациентов головой – курил сигарету. Я поинтересовался у него, где находится шестой корпус, он объяснил. Некоторые из больных (там оказались исключительно женщины) с приоткрытыми ртами стали меня разглядывать. Остальные не проявляли никакого интереса. Стояли на месте, ходили по кругу, разговаривали, как я заметил, сами с собой. Одна, сидевшая на узкой деревянной скамейке, непрерывно стучала ребром ладони себе по колену, сжимая и разжимая при этом руку, на несколько секунд останавливаясь и к чему-то прислушиваясь, а затем продолжая свое выстукивание.
«Не дай мне Бог сойти с ума! Уж лучше посох и сума!» – подумал я и отвернулся от мрачной картины.
Корпус номер шесть оказался двухэтажным домиком, по стене которого вился плющ. Перед окнами предполагалась лужайка и клумбы. Сейчас они были занесены снегом. Чувствовалось, что больница была за городом и на северном направлении. Снег был белый. Поодаль стоял новенький дорогой автомобиль, цвет – металлик. Еще один санитар, родной брат того, что выгуливал женщин, проверял давление в колесе. Неужели это его машина? Однако!
Кабинет Дергача – на медной табличке значилось: «Директор больницы» – занимал угловое помещение, окнами выходя на лужайку и на авто. Судя по взглядам, которые хозяин кабинета бросал на машину во время нашего разговора, я понял, что автомобиль все-таки принадлежал ему. Кабинет был не хуже, чем у Бориса, только в другом стиле. В английском, почему-то подумалось мне.
Внешне Дергач был больше похож на завхоза или прораба, чем на директора: круглое лицо, пронырливый взгляд, яркий дорогой пиджак.
– Добрый день, – обратился я к нему и уселся без приглашения в кресло, стоявшее рядом со столом из красного дерева. – Борис Андреевич звонил вам. Я знаю, как дорого ваше время…
– Да? – он приподнял брови, разглядывая меня как стройматериал, который привезли по ошибке. – Да, довольно дорого.
– Поэтому буду краток, – продолжил я, вытаскивая из внутреннего кармана белый конверт с российским флагом в углу. – Мне нужно побеседовать с одной пациенткой. Юлей Ивановой… (чуть не ляпнул Шималовой!) – Я широким жестом положил деньги на стол. – Далее, поговорить с ее лечащим врачом. И выяснить про еще одного человека, которого привезли к вам в тот же день, что и девушку. Его фамилия…
– Я понял, – прервал меня директор и криво улыбнулся. – Вы сами сказали, что мое время дорого, поэтому посидите, пока я все устрою.
Он вытащил из кармана айфон, набрал чей-то номер, дал краткие и четкие указания, затем вновь обратил свое внимание на меня.
– Значит, так. Вы пройдите сейчас в седьмой корпус, это за церковью надо повернуть направо, там подниметесь на третий этаж, найдете двенадцатое отделение, у двери звонок – позвоните и спросите доктора…
Тут его взгляд упал на конверт, он замолчал, затем вздохнул и добавил:
– Ладно, я сам вас провожу…
Не знаю, действительно ли мой провожатый был серым кардиналом больницы, но определенный вес здесь имел. Заведующего отделением, на которое мы с ним пришли, звали Роберт Михайлович Калигари. Он провел нас к себе в кабинет и предложил кофе. Дергач отказался, и я за компанию. Кабинет доктора отличался от завхозного, как отличался старый больничный уазик от дергачевской иномарки. Впрочем, и хозяева кабинетов представляли собой такую же контрастную пару: доктор был худым, выглядел замотанным, а его белый халат было бы неплохо погладить. Зато письменный стол эпохи Ломброзо впечатлял сильнее иномарки. Правда, завален он был кучей всевозможных бумаг.
Заведующий начал спрашивать Дергача про ремонт какой-то палаты, заглядывая ему в глаза, а тот свои глаза закатывал, рассказывая про долги, отсутствие денег на счетах и прочие проблемы. Беседа грозила затянуться, и кардинал завхозов, буравя взглядом психиатра, поинтересовался: «А сколько ваше отделение в этом месяце заработало?». Тут доктор закатил глаза и, блуждая взглядом по потолку, отвечал, что развивать коммерческие услуги на психиатрическом отделении нереально!
– А как же третье отделение? – ядовито спросил Дергач.
– Но это же наркологическое! – воздел руки к небу заведующий.
Наконец завхоз ушел, Роберт Михайлович предложил мне сесть и сам расположился напротив.
Я посочувствовал доктору, мол, на бедной медицине и то хотят нажиться, но он даже не обратил внимания на мои слова. Он сидел некоторое время задумавшись, но затем, вспомнив, что он не один, обратился ко мне:
– Что вы хотели? – и поскольку прозвучало это не слишком гостеприимно по отношению к протеже директора, он, спохватившись, добавил: – Весь в вашем распоряжении.
Я вновь посочувствовал ему, на этот раз про себя.
– Если вы заняты, то, может, я побеседую…
Он жестом остановил меня.
– Нет проблем. А занят я всегда. Так чем могу вам помочь? – на лице появилась дежурная улыбка, а в голосе – профессиональные интонации.
Я рассказал ему, что мне нужно, но он как-то не сильно обрадовался моей просьбе.
– М-да? – он посверлил меня недоверчивым взглядом. – Юлечку Иванову я веду сам. Я дам вам возможность побеседовать с ней. Но! Это в качестве исключения. Во-первых, ее отец…
– Ее отец меня и нанял. Можете позвонить ему сейчас. – Я расплылся в улыбке.
– Хорошо, – хмуро ответил психиатр. – Просто мы не разрешаем ее допрашивать даже полиции и прокуратуре. Не говоря уже о…
– А я и не собираюсь ее допрашивать. Мне хочется с ней просто поговорить. Если она вдруг вспомнит, что с ней произошло, или с ее матерью…
– Исключено, – покачал головой мой собеседник, – точнее, невозможно. У нее антероретроградная амнезия. Но проблема даже не в этом…
(Я хмыкнул – проблема была в том, чтобы понять, что он говорит!)
– Она ни с кем не вступает в контакт, – продолжал доктор, глядя мимо меня в окно. – Только на фоне нашей терапии мне удалось немного пообщаться с ней. Не стану вас загружать терминами, но «достучаться» до нее вам, скорее всего, не удастся.
Теперь он перевел взгляд на меня, слегка наклонил голову, и я почувствовал себя пациентом.
«Ага, – решил я, – не иначе, как диагноз ставит. Главное – это обойтись без лечения».
– У девушки имеет место реактивный психоз, – продолжил он, не реагируя на мои вежливые улыбки, – ну, это когда у человека выраженная психотическая реакция на что-либо… да еще на неблагоприятном преморбидном фоне… то есть, когда уже имеется почва для помешательства. Привезли ее с сильным галлюцинаторным синдромом… Галлюцинации у нее были.
– Спасибо! – радостно поблагодарил я его за разъяснения.
– Причем, истинные, – добавил он тоном продавца, сообщающего, что его товар настоящий, не подделка. – Зрительные, угрожающего характера…
– Извините, Роберт Михайлович, а можно поподробнее? – попросил я, предположив, что она могла видеть убийцу матери, или какого-нибудь Аримана…
Психиатр с явным интересом уставился на меня.
– А зачем вам подробности галлюцинаций? – подозрительно спросил он.
Я решил отделаться шуткой:
– Дело в том, – чуть наклонившись к нему, начал я, – что я еще и режиссер… а вдруг продолжение «Острова проклятых» сниму?
Я сделал большую глупость. У психиатра не было чувства юмора.
– Это больной человек! Мало того, моя пациентка! И использовать полученную информацию!.. А вы знаете, что существует статья о неразглашении медицинской информации? Я не говорю уже об этической стороне! – бушевал доктор.
Я несколько раз извинился и сказал ему, что просто неудачно пошутил.
– Это больница, а не цирк… Тяжелая больная, которую с большим трудом удалось компенсировать…
Мне стало стыдно. Доктор еще минут пять кипел и негодовал, но затем сменил гнев на милость и стал рассказывать. Угрожал ей в галлюцинациях, по-видимому, мужчина. Но был ли это реальный человек, он сильно сомневался. Совершенно не обязательно, пояснил психиатр, что мужчина из галлюцинаций имеет к ней прямое отношение, она могла видеть его мельком где-нибудь, или он работает вместе с ней, или…
