Kitabı oku: «Жизнь примечательных людей. Книга первая», sayfa 2
Человек, который начал войну
Знаете ли вы Януария Алоизия? Нет, вы не знаете Януария Алоизия. Более чем уверен.
Тут сегодняшних-то властителей дум и инженеров душ прочесть некогда, а я про Януария Алоизия.
Знакомьтесь, Януарий Алоизий Мак-Гахан.
Классик мировой журналистики, американец, корреспондент Нью-Йорк Геральд и Дэйли Ньюс. Один из первых журналистов, кто сделал интервью полноценным жанром. Прототип как минимум двух персонажей в акунинском «Турецком гамбите» – этот человек был столь широк, что в одного персонажа не вмещался и пришлось разделить его между «французом» Д'Эвре, и британцем Маклафлином.
Но вообще то жизнь Мак-Гахана кроет любой авантюрный роман. Остался сиротой в 7 лет, работал батраком на фермах, служил продавцом, учителем и бухгалтером, перебрался в Европу учиться праву. Юристом не стал, стал журналистом. Его репортажи с франко-прусской войны перепечатывали во всем мире. Именно он первым сообщил о восстании Парижской коммуны, именно его арестовывали доведенные статьями до бешенства французские власти. Посол США его вытащил, и зверски талантливого и столь же безбашенного журналиста отправили от греха подальше – в Россию.
Здесь он быстро выучил русский (у него вообще были невероятные способности к языкам), женился на русской (Варвара Николаевна Елагина, прошу любить и жаловать). Прослышав о войне с Хивинским ханством, втихаря пробрался в закрытый для иностранцев Туркестан, нанимает лошадей, пересекает пустыню Кызылкум, и появляется под стенами Хивы как раз накануне капитуляции. Офицеры смотрели на него как на приведение – по этому маршруту и большими караванами-то ходить опасались, туркмены были ба-а-альшие мастера грабежа.
Потом он вышивал в Испании, на Третьей карлистской войне, потом искал во льдах Северо-Западный проход с экспедицией Янга и чуть не погиб на той паровой яхте «Пандора». Впрочем, «чуть не погиб» – это рефрен его жизни.
А потом… Потом было главное дело его жизни. Именно он, по сути, спровоцировал русско-турецкую войну 1877-78 годов. Именно его статьи о зверствах турок в Болгарии в 1876 году вызвали едва ли не народные волнения в Европе. И этот общественный резонанс и вынудил британское правительство отказаться от поддержки Османской империи. Что развязало России руки и вслед за массой добровольцев пошли уже войска.
Естественно, прошел всю русско-турецкую войну, первым сообщил об окончательном поражении турок, был одним из немногих журналистов, кого великий и ужасный Игнатьев пустил на подписание Сан-Стефанского мирного договора. Сидючи в Стамбуле, уже собирал вещи чтобы ехать в Берлин, на конгресс, но заразился брюшным тифом и через несколько дней умер. Сгорел как свечка.
Ему было 33 года.
В болгарском городе Елена ему поставили памятник.
Ниже вашему вниманию предлагается половинка его статьи «Андрей Александрович. Иван Иванов» (длинную вы все равно читать не будете, а тут и коротко, и по делу). Это из репортажей времен Хивинского похода.
Почитайте, не пожалеете. Во-первых, оцените как написано (полтора столетия назад!), а во-вторых… Маг-Гахан не только был одним из немногих иностранцев, который нас не боялся и не пугал нами своего читателя, но и, кажется, понял нас едва ли не лучше, чем мы сами себя понимаем. Как раз тот редкий случай, когда со стороны оказалось виднее.
_____________________
… Иван Иванов состоит рядовым в полку Андрея Александровича.
Родился Иван Иванов крепостным Андрея Алексанровича и ничем не походит на этого молодого барича. Но чтобы верно оценить нрав Ивана Иванова необходимо иметь некоторое понятие и об отце его, Иване Михайлове. Иван Михайлов крестьянин, и целые поколения его предков были крепостными предков Андрея Александровича. В жизнь свою не видал он ничего кроме тяжелой работы и самой плохой пищи. До освобождения крестьян приходилось ему работать четыре дня из семи на барина, на своих харчах, поставляя своих лошадей и орудия; на содержание же себя с семейством предоставлялось ему работать в остальные три дня.
Если принять во внимание что целых шесть месяцев в году в России и работать невозможно, благодаря климату, то понятное дело что жизнь на долю Ивана выпала не красная. Проработав, бывало, целый день на помещика, он еще половину ночи работает на себя и всю жизнь свою проводит на пустых щах с похлебкой да на черном хлебе. Жилище его состоит из одной избы в которой теснятся все члены семьи – старые старики и малые ребята. Женатые сыновья его с женами и детьми живут с ним же, в той же избе, в той же комнате. Нельзя и ожидать чтобы при подобных обстоятельствах Иван Михайлов мог отличаться особенною утонченностью нравов, образованием и просвещенным образом мыслей. Он, напротив того, отличается именно отсутствием всех этих качеств. Неразвит и суеверен он до крайности; но найдутся в нем и хорошие черты. По природе он не жесток и не безчеловечен, нет в нем никаких унизительных пороков. Слабая сторона у Ивана Михайлова та же что и у Наполеона I. Это фатализм. Действует он однако на Ивана Михайлова совершенно другим образом, не только не наделяя его безумною отвагой и решимостью на всякий риск, а напротив того, развивая в нем какую-то безнадежность. У Ивана Михайлова нет восторженной веры в свою звезду. Он даже и не знает что у него есть звезда, а если и знает, то считает ее злополучною и обманчивою звездой, на которую не только нельзя полагаться, а скорее приходится ее избегать и проклинать.
Изба ли его загорится – Господня на то воля, и он оставляет ее догорать до тла. Грех противиться Божьему суду. Заболеет он – лечиться не станет по той же причина. Самому ли ему придется сплоховать, присвоить себе чужое добро или деньги – опять-таки не его в том вина, и он твердо стоит на том что его лукавый попутал, а сам он в деле том неповинен.
По правде говоря, в Иване Михайлове не существует никакой свободной инициативы. Целые века нравственного угнетения теготевшее над его предками и над ним самим довели его до этого фатализма. К чему противиться неизбежному? К чему бороться против неодолимого? И потому весь образ мыслей Ивана и все его чувства подернуты каким-то мрачным колоритом, проникнуты горечью и унынием.
Рассказы его все имеют трагическое окончание, самого его осаждает и угнетает сказочный мир вампиров, привидений и чертей, от лукавства и кровожадности которых нет спасения. Слова его песен проникнуты тою же безнадежностью, все напевы в минорных тонах и отзываются безысходною грустью.
Все эти характерные черты найдутся и в Иване Иванове, с прибавлением еще нескольких особенностей. Оторванный в ранней молодости от семьи и друзей для того чтобы провести пятнадцать, двадцать лет на службе, он оставляет далеко за собой все обыкновенные людские надежды и желания. Целые двадцать лет приходится ему наполнить одною рутиной лагерной жизни. Нет у него в перспективе ни своего очага, ни семьи, ни детей.
Большую часть друзей молодости ему никогда уже не видать. Он хорошо знает что задолго до того как ему вернуться на родину, его отец с матерью помрут, желанную выдадут замуж, братья с сестрами состарятся, да и самого его все успеют позабыть. Судьба разом перевернула всю его жизнь, сделала его другим существом. Быть-может вначале не раз приходилось ему всплакнуть над своею горькою долей: бедная изба его, конечно, была не очень удобна и привлекательна, но все-таки там он был под родным кровом, и никогда, быть-может, туда не возвратится. Но прошли годы, и великая государственная машина отлила и его в общую форму, подвела под общий уровень. И вот с тех пор зажил он живым автоматом, покорный воле недосягаемой для критики его простого разума; слепо покорился он своей участи, не пытаясь сопротивляться. Да и не в его природе бороться против неотвратимого. На то была Божья воля, бесполезно и грешно на нее роптать, и махнул Иван Иванов на прошлое рукой, стараясь примениться к настоящему.
Наконец вечное возбуждение и оживление солдатской жизни заставляет его забывать о родных покинутых на дальней родине. Хоть и мало у него надежд впереди, да за то и терять ему больше нечего, не предвидится больше горя, и вот он делается самым веселым малым, безшабашною головой.
Главный источник увеселения Ивана состоит в песнях. Поет он с утра до ночи. На ходу не замолкает он в течение целых часов. В репертуаре его найдутся песни в целые сотни стихов, и поет он их с начала до конца с полным довольством этою утехой. Среди пустыни – в Иркибае, Хала-Ате, Алты – Кудуке, когда и воды ему выдавалось по кружке в день, и тогда бы могли его видеть стоящим в полукруге пятнадцати, двадцати товарищей и поющим что есть мочи и надо заметить что в пении этом видит он для себя занятие далеко не маловажное, которое можно бы выполнять спустя рукава. Потому, когда поет наш Иван, то всегда стоит на ногах, а товарищи собираются вокруг него и подтягивают ему хором чуть ли не при конце каждого стиха. В веселье его чувствуется даже какое-то преувеличение. Неприличие некоторых его песен доходит до такой несообразности что утрачивает самый свой характер неприличия, переходя в какую-то смешную нелепость.
Вера Ивана Иванова в честность и способность своих офицеров поистине похвальна и назидательна. Он твердо убежден в их непогрешимости и вполне уверен что что бы они ни делали, лучше того не придумать, удачнее того не исполнить. Потому он никогда и не бунтует. Другие солдаты стали бы роптать на то что им не выдается молока к кофе или мяса хоть раз на день. Иван же и не снизойдет до того чтобы жаловаться на такие пустяки. Если не выдается ему мяса, то уж конечно оттого что его нет. Если выданное мясо уже начало портиться, то понятное дело виновата в том жара, против которой ничего не поделаешь. Сапоги ли его оказываются никуда не годными и ноги Иван отморозит – виноват в том мороз. Сухари его подточат черви – виноваты в том черви. Ему и в голову не приходит никого осуждать и упрекать. Если по какой оплошности или ошибке попадет он под огонь, где товарищи его падают вокруг сотнями и полку его грозит верное истребление – опять-таки Божья на то воля и нечего больше делать как ей покориться. Ему никогда и на мысль не приходить бегством исправить ошибку начальников. Словом, Иван Иванов держится того убеждения что все ведет к лучшему и охотно принимает вещи в том виде в каком оне ему представляются. Он вполне удовольствуется жизнью при одном черном хлебе и чае, и никогда не подумает жаловаться.
Некого Ивану Иванову любить кроме товарищей и офицеров, и вот он привязывается к ним страстно, но бессознательно. Нередко случается пасть на месте восьми, десяти солдатам под неприятельским огнем, в то время как они пытаются увести раненого товарища. В Иване не найдете вы никакого мелодраматизма. Он совершит самый геройский подвиг даже и не думая о том что совершает действие необыкновенное, заслуживающее похвалы. В Иване коренится какой-то бессознательвый, но тем не менее величественный героизм. Эта именно его черта и заставила сказать о нем Наполеона: “Мало убить Русского солдата – надо его еще с ног свалить".
Об иностранцах у Ивана сложилось понятие совершенно своеобразное. Для него все они бунтовщики против Батюшки-Царя. Англичане, Французы, Немцы, Азияты, все подряд мятежники; и он вполне уверен что рано или поздно все человечество покорится власти законного правосланного Царя. В Иване не проявляется никакой неприязни ко врагу, он его и не ругает. Не будь они мятежниками – все они распрекрасные люди. Он даже не оспаривает и храбрости их. Потому вы редко услышите от него презрительный отзыв о враге, что так обыкновенно в среде других солдат. В том, быть-может, и заключается причина что Иван не поддается панике; никогда враг не может удивить его каким-нибудь нечаянным нападением, потому что того он только и ждет.
Иван Иванов, одним словом, совершенный идеал солдата и нельзя не сознаться что он лучший солдат во всем мире.
"Золото Осипова" или о ненайденных кладах
Бывший поручик царской армии Константин Павлович Осипов делал неплохую карьеру. Накануне Февральской революции он уже служил вторым адъютантом у генерала Полонского в Фергане, сразу же после Февраля начинает революционную деятельность и становится членом Совета солдатских депутатов. Впоследствии примыкает к большевикам. Отличился в боях по разгрому Кокандской автономии и белоказаков под Самаркандом.
В 22 года – военный комиссар Туркестанской республики, фактически – министр обороны не самого маленького государства. Однако дела у большевиков пошли не очень хорошо, Гражданская война в стране разгорается, и Осипов решает, что поставил не на ту лошадь.
Вечером 18 января 1919 года Константин Осипов поднимает мятеж в Ташкенте. Он без суда и следствия расстреливает большевистское руководство республики (знаменитые 14 туркестанских комиссаров), верные ему войска захватывают почти весь город, но в железнодорожных мастерских и военной крепости большевикам удалось удержаться и отбить атаки путчистов. На следующий день большевики, наскоро сформировав рабочие дружины, переходят в наступление и начинают отбивать город.
Вот что писал об этих событиях сын "паршивой овцы дома Романовых", Александр Николаевич Искандер-Романовский в своих мемуарах:
«Итак, иду и являюсь в штаб повстанцев. Меня любезно встречают Осипов, Гагенский и К. Меня покоробило, что они были пьяны. Но может быть, выпить пришлось для успокоения нервов и для храбрости. Получаю винтовку и в командование роту мадьяр, с которыми и беру с налёта кладбище с засевшими там большевиками. Затем мне дают человек шестьдесят детей: гимназистов, кадетиков и штатских „добровольцев-охотников“. Половина, если не больше, из них и ружья никогда не держала в руках. Пришлось, на скорость, учить их хоть обращаться с ружьем и показать, что нужно делать, чтобы не выпалить случайно в спину своему же товарищу. С этой „ротой“, мне дано было приказание охранять указанный район. Но у детей воодушевления и старания оказалось много, и все обошлось без „несчастных случаев“. В первой же стычке с взрослыми большевиками они так подбодрились, что обезоружили их и взяли в плен человек тридцать пять… Наша „детская игра“ длилась всего сутки. До нас иногда доходили слухи о том, что делается в городе. За это время нас раза два покормили и напоили горячим чаем жители занятого нами квартала. Но вот прибегает под вечер второго дня гимназистик и шепчет мне, что „отряд повстанцев покинул город, восстание сорвано рабочими, бывшими на нашей стороне“. Спровоцированные большевиками-главарями (по нашему, конечно, упущению), они были приглашены явиться якобы за оружием и патронами в мастерские завода. Их впустили и затем заперли там, угрожая оружием. Восстание лишилось главных сил. Решил проверить „донесение“ и с четырьмя „телохранителями“ пошёл на главную почту, которая была недалеко. Прихожу и вижу полную растерянность и отчаяние среди там присутствующих повстанцев … Задумался, что делать. Решил, что надо сперва спасать „детскую роту“. Приказал им немедленно засунуть куда-либо оружие и бежать домой к их родителям (верно, уже потерявшим голову от беспокойства – за некоторыми матери уже приходили и за руку уводили воинов горько плачущих), ложиться спать, а наутро никому ни слова о том, где они были и что делали накануне. Будто это все они во сне видели. Всю речь к детям держал насколько мог убедительно …: Обещали всё исполнить в точности…»
Действительно, поняв, что блицкриг не удался, Осипов лично приезжает в здание Народного банка Туркестанской республики и выгребает оттуда все. Изъято три миллиона рублей николаевскими кредитками, 50 тысяч рублей золотыми монетами, драгоценностей и золотых изделий на четыре миллиона и валюта – фунты стерлингов, франки, бухарские таньга, индийские рупии…
После этого осиповцы уходят из города в направлении Чимкента. На подходе к Чимкенту отряд разгромлен посланной в погоню группой преследования и конным отрядом в 200 сабель под командованием Лая. Осипов с уцелевшими людьми уходит в горы, надеясь прорваться за границу. Им удается захватить высокогорное селение Карабулак и закрепиться в нем. Дальше были высокогорные перевалы, которые, как считалось, непроходимы в зимнее время.
На тот момент у осиповцев оставалось около ста человек, два пулемёта и дюжина лошадей. Но они держались за свой последний рубеж обороны до последнего патрона и лишь ночью ушли в горы. Утром красные вошли в кишлак. Осмотрели брошенные противником позиции и в доме местного бая нашли сундук, набитый николаевскими кредитками. Поскольку больше ничего ценного найдено не было, то посчитали, что золото и драгоценности Осипов унёс с собой.
Преследование продолжилось. У высокогорного озера Ихначкуль сорвавшаяся с горы снежная лавина раздавила 65 человек из отряда мятежников и почти одновременно с этой природной катастрофой настигла их погоня, вынудив вновь вступить в бой. Напрягая последние силы, теряя последних приверженцев, Осипов уходил всё дальше, иной раз проваливаясь по грудь в снежные наносы. К Пскемскому перевалу ушло не более 20 человек.
Их не преследовали – понятно было, что люди идут на верную смерть, и последовать их примеру не очень рвались. Решили, что и Осипов, и драгоценности остались под лавиной и решили дождаться весны. Весной местные жители (под присмотром чекистов) откопали тела погибших в лавине осиповцев. Но ценностей не нашли. Не было среди погибших и главаря.
А летом стало известно, что Осипов все-таки выжил, прошел и Пскемский, и Чаткальский хребет и примкнул к банде известного басмача Мадамин-Бека, у которого служит военным советником. После нескольких поражений банды в боях с красными отрядами Осипов со своими людьми уходит в Бухару. Советская республика настойчиво требовала выдачи Осипова по дипломатическим каналам, и бухарский эмир даже выдал несколько его соратников, но Осипову, по словам эмира, опять удалось бежать. После этого следы честолюбивого поручика теряются. По слухам, его видели в Афганистане, в Кабуле в 1926 году.
Так и представляешь себе седого дедушку в Кабуле 1980-х с прищуром смотрящего на ходящих по городу с автоматами "шурави". Хотя человек с такими амбициями мог и дальше податься, в Европу или Америку.
Этот сюжет, надо сказать, очень любили советские киношники. В фильме "Крушение эмирата" Осипова сыграл Владимир Балашов. Там его, правда, зачем-то сделали спивающимся при дворе эмира полковником, хотя фамилию сохранили.
В фильме "Это было в Коканде" предателя и мятежника Зайченко, прообразом которого стал Осипов, сыграл Александр Кайдановский.
"Осиповские мотивы" активно использовались в фильмах "Пароль – «Отель Регина»" и "Гибель Черного консула".
Вот только все эти фильмы получились так себе. Поэтому их уже никто не помнит, да и "осиповский мятеж" забыт давным-давно.
А «Золото Осипова» не найдено до сих пор. Предположительно – спрятано где-то в горах во время бегства. Считается одним из самых знаменитых ненайденных кладов на территории бывшего СССР.
Вся правда о лузерах
Пробежался по френд-ленте. Наткнулся на два очень личных постинга, сразу двое приятных и уважаемых мною людей маются тем, что возраст уже к сорока, а они по большому счету так ничего в своей жизни и не добились.
В последние годы понятие «неудачник» совершенно неожиданно очень актуализировалось. Добиться успеха важно было всегда, но никогда еще не было так постыдно его не добиться.
«Ты – лузер» стало одним из самых обидных оскорблений. Люди, особенно молодые, бьются рыбой об лед, и выпрыгивают из шкуры – лишь бы успеть, запрыгнуть на подножку, доказать всем, и особенно самому себе, что они круты и в порядке.
А если не удается добиться и доказать – часто ломаются. Иногда очень серьезно ломаются. С очень болезненными последствиями. Потому что общество, и, самое главное – люди, которые это общество составляют – требуют от них все и сразу. Ты, неудачник, на метро ездишь, и даже в ресторан девушку пригласить не можешь? Лузер, да ты посмотри хотя бы на своих однокурников. Как они одеваются, на чем ездят, где обедают, и куда отдыхать ездят. А ты…
Неудачник.
Вы знаете, самая большая глупость в жизни – это поддаться на эти настроения. Ожидать всего и сразу. Знали бы вы, сколько моих знакомых-приятелей на этом себе жизнь сломали. И добро бы только себе.
Быстро родятся только кошки. А успех всегда приходит вовремя. Вот только когда это «вовремя» наступит – нам знать не дано. Можно лишь каждый день трудолюбиво готовить почву для успеха, ожидая.
И всегда знать, что ничего еще не кончено. Ни в 20, ни в 30, ни в 40, ни в 50.
Хотите, рассажу историю про одного лузера?
Однажды в Сибири, в богом и людьми забытом поселке Курейка проживал-горевал один неудачник. Самый натуральный неудачник, эталонный образец, без подмесу.
Он не выдержал. Хроническое лузерство его сломало. Он опустился, перестал следить за собой, перестал умываться, перестал даже мыть за собой посуду. Это была образцово-показательная депрессия неудачника.
Целыми днями он валялся на кровати, накрывшись драной шубейкой, слушал свистящую среди торчащей из снега полыни поземку, и маялся. Маялся оттого, что жизнь почти прожита, а итоги подводить страшно. Не сделано ничего. В прошлом – неудачи, в настоящем – тоска, а завтрашний день не сулит ничего.
Ему уже почти сорок лет, скоро пойдет пятый десяток, а в жизни он не сделал ничего, растранжирив все свои шансы. Ему от природы достались неплохие мозги и отменное трудолюбие, но он просрал даже это. Попытка получить нормальное образование, которое его бедные родители тянули из последних сил, кончилась провалом – курс закончить не получилось, его вышибли.
Он связался с людьми, которые были не в ладах с законом, пошел, по мнению соседей, друзей и родственников, по скользкой дорожке. Несколько раз был судим по мелочи, а вот теперь попал, судя по всему, уже серьезно.
С личной жизнью тоже полный швах. Попытка создать семью не удалась, с женой он прожил всего лишь три года. Ну а после того, как он потерял жену, никто особо не рвется на ее место. Кому он такой нужен? Вот уже семь лет он и живет один.
На карьере в нормальном мире можно смело ставить крест – кто его возьмет на нормальное место, с четырьмя-то судимостями? Но обиднее всего то, что и в своей среде он в итоге не состоялся. Оказался никем.
Так… Рабочая лошадка, один из толпы, о котором никто не слышал и никто, кроме ближайшего окружения, его не знает. Таких в базарный день – рубль пучок. Рядовой. Обычный. Один из толпы.
А ведь люди взлетают по жизни как на лифте, вон, один – пацан ведь еще, молоко на губах не обсохло – вернулся из такой же ссылки, и уже через год был в числе вождей, лидеров, топ-менеджеров. Тех, кто определяют стратегию.
А он, который много старше этого мажора – по прежнему никто. Его попытки что-то сделать, предложить какое-нибудь неожиданное решение у записных винеров вызывают лишь плохо скрываемые усмешки. А если кто-нибудь из этих хорошо образованных молодых людей со столичным лоском, и попытается иногда его одобрить, похлопав по плечу – это стыдная жалость бесит больше, чем смешки.
Природа, к несчастью, положила ему достаточно ума, чтобы понимать всю позорность этой жалости, он может увидеть это клеймо «бесперспективный кадр», которое ему не свести. Но вот ума и воли для того, чтобы все-таки вырваться наверх, стереть с себя печать лузерства, она ему, похоже, не отпустила.
Жестокая ирония.
Как ни крути, как ни успокаивай себя, а надо называть вещи своими именами. Свою жизнь он просрал.
36 лет. Ни семьи. Ни работы. Ни образования. Ни профессии. Ни дома. Ни даже своего угла. Из нормальной жизни он вычеркнул себя сам.
На карьере можно ставить крест – если ты два десятка лет проходил в рядовых, смешно ожидать, что станешь генералом.
Жизнь кончена, дальше его ждет постыдное и тоскливое доживание.
Депрессия была настолько сильной и настолько затяжной, тоска так рвала и крутила его душу, что находиться рядом с ним было решительно невозможно.
Даже его единственный приятель, оказавшийся в то время рядом, не выдержал, и съехал со съемной хаты, которую они снимали. Не выдержал его предельной апатии, разочарованности и нежелания следить даже за собой.
О чем с присущей ему деликатностью и писал в письме приятелю:
«Со мной старый знакомый – [скип]. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда. Притом же, что печальнее всего, в условиях ссылки, тюрьмы человек перед вами обнажается, проявляется во всех своих мелочах. Хуже всего, что только со стороны "мелочей жизни" и виден. Нет места для проявления крупных черт. С товарищем теперь на разных квартирах, редко и видимся».
Из депрессии наш лузер все-таки выбрался.
Через полгода у него начнется роман с женщиной, которая станет его второй женой.
Через несколько десятилетий он будет править половиной мира.
Фамилию и имя нашего хронического неудачника называть, думаю, уже не надо.
Непонятливым гуглить сочетание «ссылка + Курейка».
